Да здравствует любовь!

Актёрские истории

Весь 2010 год московский продюсерский центр АСС занимался гастролями московских актёров по Нижегородской области. Причём актёров немолодых, с историей, хорошо памятных старшему поколению по советским ещё фильмам и телевидению. Мне довелось сопровождать актёрские группы. И увидеть то, что обычно остаётся за кулисами…

«Наследник» Пушкина
Первым, кого мы привезли в Дзержинск, стал Василий Лановой. Сначала этот известный всей стране актёр приехал на бенефис актрисы Дзержинского драмтеатра Беллы Чуркиной – в семидесятых они вместе играли на местной сцене в спектакле «Председатель». Вспоминали прошлое, Василий Семёнович поздравлял «Бэллочку» и потрясающе живо и энергично, в его-то за семьдесят,  читал со сцены стихи Пушкина и Маяковского.
Со стихами Пушкина он и приехал в Дзежинск во второй раз. Полуторачасовая программа, один на сцене, всё внимание зала – на нём… Немолодой уже человек, он готовился к выступлению, настраивался, собирался. И тут к нему в гримуборную врывается шустрый молодой человек лет так двадцати пяти:
- Это вы актёр? Я из агентства по авторским правам! У вас есть разрешение от автора на использование его собственности?
Лановой опешил. Во-первых, он привык, что известен, а юноша смотрит на него незамутнённым узнаванием взглядом. Во-вторых – какое разрешение? От кого?
- Молодой человек, Пушкин давно умер…
- Тогда разрешение от его наследников! Или платите отчисление от доходов в авторское общество!
Через пятнадцать минут выход на сцену. Доказывать то ли невежде, то ли вымогателю, что наследие Пушкина не облагается авторскими правами – ни времени, ни сил.  И тогда Лановой просто рявкнул:
– Вон отсюда!
Парнишку вынесло. Разьярённому артисту принесли горячего чаю с лимоном. И Василий Семёнович  настроился, вышел на сцену и блестяще – помогла злость на наглого юнца – прочитал стихи Пушкина. Зал аплодировал стоя.
 
Бремя популярности
А вообще, чтобы Ланового не узнали, было редкостью. Как-то приехал он в Дзержинск вместе с Юлией Борисовой, они давали комедию в письмах «Милый лжец». Эта пьеса американского актёера и журналиста Джерома Килти написана по материалам многолетней переписки между  драматургом Бернардом Шоу и актрисой Стеллой Патрик Кемпбел. Восьмидесятилетняя Борисова на сцене блистала – шутила, меняла наряды и даже садилась на шпагат. Море энергии и женского обаяния! А после, в ожидании вечернего поезда на Москву, Борисова сидела в зале ожидания и никто в ней, тихой маленькой старушке, не узнавал Актрису. Зато стоило выйти на вечерний перрон Лановому, как две тётушки рыночного вида ахнули, не поверив своим глазам:
- Смотри-ка, Лановой!
- Да ладно! Что ему в этой глуши делать.
В другой «глуши», в Выксинском Дворце металлургов, специально для Ланового одна из местных бабушек отыскала на антресолях фибровый чемоданчик. Он нужен был как реквизит для спектакля «Посвящение Еве». Бабушка счастлива была, что хоть так прикоснулась к кумиру своей молодости. Попросила, чтобы Артист расписался на чемоданчике – будет его хранить.
Ланового, к слову, коробило, когда к нему подскакивали на улице «Ой, это вы?». И с журналистами он категорически отказывался общаться – никаких интервью. Но в той же Выксе Василий Семёнович после спектакля около часа раздавал автографы, общался с местным телевидением и разговаривал с ребятами из местного народного театра. Понимал, что его приезд в Выксу для людей Событие.

Посвящение Еве.
Спектакль «Посвящение Еве» шёл в трёх городах: Дзержинске, Выксе и Павлове. Театр двух актёров, Князев и Лановой. Играют так, что почти два часа внимание приковано к действию постоянно. Князева я до этого спектакля знать не знала – ну дядька какой-то в годах. Спокойный, молчаливый, погружён в себя, оттеняет вальяжного и несколько барственного Василия Семёновича. Это потом уже узнала, что Князев – ректор Щукинского училища. И увидела, какого масштаба этот актёр.
Лановой в спектакле был Лановым, играющим роль. Талантливо, блестяще, с точно выверенными паузами модуляциями в нужных местах, он оставался рядом со своим героем, может быть над ним, и наблюдал за происходящим. И мне это было видно. А вот Князева на сцене не было. Был некто Эрик Ларсен, пришедший сюда и впустивший нас в своё сердце и в свою жизнь.
Зал замирал, вздыхал и охал, переживая потрясающую историю любви двух мужчин к одной женщине.
Впервые я смотрела спектакль в Дзержинске, потом – в Выксе.  И везде – это чудесное перевоплощение Князева и погружение в роль Ланового. Привезли спектакль в Павлово. Там Дворец культуры с колоннами постройки пятидесятых годов: мрамор, паркет, зал с хорошей акустикой, ложами и бэльэтажем. Директор дворца культуры, недавно назначенный здоровяк лет сорока, прежде заведовал банно-прачечным комбинатом. Когда разговаривали с ним в его кабинете – всё окал, приговаривая «я ж, прямо скажем, неплохой мужик, мужик я, прямо скажем, хороший». Предлагал в дальнейшем сотрудничать.
Прежнего директора, ныне заместителя, сняли с должности, так как посчитали, что староват уже. Но зал нам собрал именно он, «староватый».
Народ поначалу боялся билеты покупать – не верили, что к ним действительно приедут артисты театра Вахтангова, да какие, сам Лановой! Приехали! Дают потрясающий спектакль… И тут, в момент, когда на сцене – драматическая пауза, сверху раздаётся бодрая музыка и задорный топот.
Выбегаю из зала – в фойе отплясывают ребятишки, а преподавательница им громко отсчитывает «и-раз, и-два!».
– Вы что, - говорю,– у вас в зале спектакль идёт, сам Лановой играет! Уберите музыку, вы артистам мешаете!
- Какой ещё Лановой, у меня смотр-конкурс на носу! – отмахивается от меня преподавательница.  – И, начали!
Иду в дирекцию, прошу бывшего банщика угомонить самодеятельность. Получается у него не сразу – топают ещё с четверть часа.
Банщика сняли через полгода. Прорвало канализацию во время кого-то важного слёта и все запахи пошли в зал.

Лучший Буратино
Самодостаточность павловских «культурных деятелей» меня ещё раз изумила, когда мы привезли к ним артистов Московского театра оперетты. Приходим в ДК за два часа до спектакля, и выясняется, что свободна только одна гримуборная. Во второй поспевает рассада в многочисленных ящичках и лоточках. И тётушки из местных до последнего надеялись, что, может, артисты как-нибудь в одной комнатке перетолкутся? А то ж март на дворе, скоро огороды сажать. А с оперетты вашей, поди, разживись, с нашей-то зарплатой! А после ещё и местная костюмерша отказалась выдать в гримёрку гладильную доску и утюг: ха, костюмы им гладить. А вдруг сопрут? А она матответственная…
С гастролями в Павлово в тот раз вообще были приключения. В удобной гостинице мест не оказалось, и мы расположились в совковой «Оке»: холодные ободранные номера, туалеты в длиннющем коридоре – во-он там женский, а во-он там мужской. Душ – один, на первом этаже. У нас – третий этаж и без лифта. Актёры ночью мёрзли, а им назавтра два спектакля петь… Пришли в ДК – а там рассада и утюг на цепи.
Ладно, организовалось всё в конце-концов. Поразило самообладание солистки московского театра оперетты Валентины Беляковой – все накладки она принимала спокойно. Артисты отыграли утренний «Буратино» и вечернюю «Мою прекрасную леди» профессионально и без скидок на «провинцию». Обратно едем практически наугад. Из Павлово – по понтонному мосту и далее по незнакомой московскому водителю трассе. Его навигатор эту местность не видит – рисует пустыню. Артистам весело – выпили и шутят, поздравляют с дебютом «новичка», исполнившего Карабаса.
– У меня было много Карабасов, ты – лучший! – говорит ему актриса-Буратино. Звучит сексуально.
Из неизвестности выезжаем сразу за Гороховцом.

Есть любовь. Есть.
Последним спектаклем, который АСС привозил в Дзержинск, был спектакль «Перекрёсток». Играли в нём народный артист СССР Владимир Андреев и народная артистка СССР Татьяна Шмыга. Сюжет «Перекрёстка» продолжает пьесу Зорина «Варшавская мелодия». Герои, разлучённые в «Варшавской мелодии», случайно встречаются в вип-зале аэропорта. Их рейсы задерживаются. Оба имениты и знамениты. Он – советский винодел, она – польская писательница. Она узнаёт его, а он её – нет. И вот она, ссылаясь на свой недописанный роман о любви, просит рассказать историю его несчастной любви. Их историю. И он рассказывает, объясняя, почему тогда бросил любимую, и тогда, и тогда – трижды он её, как она посчитала, предавал. Трижды вмешивался Случай, заставлявший его уходить. Рассказывает ей, как посторонней, как писательнице, которой нужен финал для недописанного романа. А она всё ждёт, что он вот-вот её узнает! И останется с ней, наконец.
Объявляют рейс, герой Андреева уходит. А героиня Шмыги отправляет в зал горестный монолог: нет любви! Нет в этом мире любви! А раз нет – она убьёт героя своего книжного романа.
Битком набитый зал – а спектакль шёл в ДКХ – молчит в чёрном отчаянии. Нет любви… Пауза – мёртвая.
И тут из-за кулис появляется Андреев. И зал взрывается восторженной овацией. Он вернулся! Есть любовь, есть!
Вообще-то, по пьесе Зорина герой не возвращается и пьеса заканчивается чёрной тоской героини, что любви нет. А в том спектакле в Дзержинске герой вернулся. Никто же не понял, что актёр пришёл на поклон – подумал, что уже пора.
Это был сотый показ «Перекрёстка». И последний спектакль Татьяны Шмыги. После она болела сильно и долго, и, так и не выйдя больше на сцену, скончалась.
И последнее, что они с Андреевым показали со сцены (дзержинской сцены) – что есть любовь. Есть.
Наталья Никифорова