Дичь из детства

 Байкальская дичь разнообразна. Рябчики, пеночки, горихвостки, а среди четвероногой дичи - лисицы, волки, медведи, барсуки и - будто смесь последних! - нелюдимые и агрессивные росомахи, пару раз, говорят, нападавшие на ягодников. Но самая странная дичь Байкала - это та дичь, почти метафизическая, что случалась со мной ещё на школьных каникулах...

 Летом меня отправляли в оздоровительный лагерь «Железный Ханда каратист», где нас били палками. Ханда - бурятское имя, поэтому можно было ощутить себя Дипом и подумать, что тут едва ли не Гравити Фоллз, где живут шаманы и томятся под спудом если не сокровища Чингисхана, то хотя бы гонорары “Ласкового мая”, закопанные в спешке Андреем Разиным на иркутских гастролях 89-го.

 Ничего подобного! С утра до вечера я бегал с такими же тринадцатилетками по лесным "торопам" - от слова "торопись, БА!", - так старшие гоняли нас палками на гору. И если бы только это! Вечером в столовой давали кукушку под майонезом, палатку заливало дождём, как сквозь дуршлаг, а каждую ночь мы с приятелями слышали зов маньяков из лесу: “Иди сюда... МАЛЬЧИК!..”

 Проблеск чуда все же мерцал, когда приезжал основатель нашего стиля - болгарин с масонским кольцом, Великий Мастер. Едва завидев пыль от его мотоцикла, мы надевали кимоно, затягивали пояса и с радостным криком бежали за ним до самой деревенской церквушки. Вместе с Мастером, прямо в кимоно, весь лагерь молился на икону, якобы найденную на берегу Байкала спасшимся от кораблекрушения купцом. Под песню "Раздевайся срочно, нет любви заочно" (другой кассеты не было) мы повторяли боевые танцы Мастера, "ката", прямо на берегу Священного озера. Доски и поленья ломали десятками - на костёр...

 "Теперь закрыли глаза глаза и находите душевность внутри", - не совсем по-русски говорил Мастер, и мы медитировали, а вдалеке накатывали кисельные волны, грозясь слизнуть с берега сотню людей в кимоно - нас…

 В итоге занятия с Мастером убедили в одном: чудо не за горами - хватай! - поэтому ночью, на свой страх и риск, мы, мальцы, убегали в соседний лагерь к скаутам: тащили еду и дрова, пугали детишек и даже брали в заложники зазевавшихся в сортире вожатых. Там, среди ночной вакханалии, я встретил полненькую скаутиху. Я вспомнил советскую байку о том, что скауты убивали пионеров, и, вдохновившись этим, связал ей руки поясом от кимоно. Оказалось, что она очень милая и пионеров не убивала. Даже не знает кто это.

 В небе вспыхивали янтры, под землёй нежились шушпанчики, а мы, наслаждаясь первым в жизни опытом любви, целовались у ручья. Я смешил её загадкой: «Пиратики, пиратики, морские акробатики, днём они дерутся, а вечером…» Она так и не поняла, что именно пиратики делали вечером, и я подсказывал: «Бабушки дома нет, нечего бояться, они залезут под кровать и будут там…» Она смеялась и опять не понимала...

 Вечером, засыпая в палатке, я шептал сам себе с недоверием: "Эх, детство начала нулевых, - а ведь когда-нибудь мы будем по тебе скучать! Если выживем, конечно... Но если выживем, то однозначно будем!.."

 Уже в городе мы с той девчонкой обменивались бумажными письмами в огромных конвертах: она пересылала мне по частям выпуски «Аномальных новостей». Переписка вскоре "буль-буль карасики", а газеты остались...

 4 мая 2004 года, 17:00 (в "Секретных материалах" всегда указывались даты!)

 Перелистывая страницы одного из номеров, я наткнулся на любопытную статейку. Якобы в Десятой школе училка фотографировала столовую, глядь: снимках отпечаталось призрачное женское лицо! Подняли архивы школы и обнаружили похожие фотографии. Вопрос без ответа: почему «мордашку» просмотрели раньше? Тем не менее, один сторож услышал детский крик в туалете, но там никого не было. Пригласили священника. Он сказал, что здесь совершались жертвоприношения и кто-то из учеников занимается БЕСОВСТВОМ.

 Тёмное слово всецело завладело моим сознанием. Я пришёл к выводу, что необходимо разузнать что к чему! Миновала ночь размышлений. Я отоспался за партой на ОБЖ, потом мы долго ждали Музыку, она не начиналась, и никто не хотел идти на неё, если начнётся. Я расспрашивал одноклассников, получал отшлифованное «не знаю», пока Женя Даман (ДАктиль – АМфибрахий – АНапест) не заинтересовался, и весьма крепко, зачем мне эта чужая школа.

 - Будешь туда переходить? Или, ты что, учился там?

 Сам того не зная, он подарил мне отговорку. Известно, что даманы неплохо приручаются...

 - Учился! Хочу узнать, как в Десятой сейчас?

 - Школа вся старая, - с нехарактерной серьёзностью сообщил Даман. - Кабинет химии покруче, чем у нас, а вот в других местах просто завал! Учителя нормальные, а вот среди мелюзги бомжат полно! Все бредят, говорят про какое-то НЛО, вурдалаков! Откуда слов таких нахватались?

 - Вот так школа! – Я сгорал от нетерпения. – Пиши адрес быром!

 - Ты же говорил, что учился в ней?

 - В первом классе, - соврал я.

 - Учти, - записал адрес Даман, - туда ни на одном автобусе не добраться! Глушь! Там не просто педики живут, как здесь, а матёрые педофилы!.. (Он кольнул меня ручкой.)

 После непродолжительной перебранки я почти сразу придумал, как добраться до загадочного места... У нас в параллели учился Хип-хоп Птеродактиль. Никому до него не было дела, пока он не решил прочесть реп к 23-му февраля. С первых битов в него полетели слюнявые бумажки. «Эмси» забыл от страха текст. «Хип-хоп птеродактиль, - слёзно каркал он, будто просил пощады, - хип-хоп птеродактиль!» Что он под этим подразумевал - до сих пор загадка. Видимо, это припевка вроде «ла-ла», но блатари поняли её по-своему: «Эй ты, Хип-хоп Птеродактиль, мы тебя отрепачим!»

 Закончилось тем, что Птеродактиль заревел прямо на сцене и побежал домой пока не поздно. С тех пор отец привозил и увозил его прямо от дверей школы. Я решил, что это эксклюзивный шанс, и разыграл настоящего подонка (благо, помог лагерный опыт). Я поймал несчастного Птеродактиля в его «гнездовье» под лестницей, где он обречённо прятался на переменах, и пригрозил самодельным резиновым ножом:

 - Скажи, что я твой друг…

 - Ты лучший друг, – сдался Птеродактиль, не дослушав, и упал на колени.

 - Скажи это не мне, а своему бате - пусть он подкинет меня! Усёк?

 Хип-хоп Птеродактиль одобрительно заскулил.

 Так я добрался до Десятой школы. Здание выглядело как кусок тухлого сыра в мышеловке. Из школы во все стороны тянулись трубы, одна из них сливала химикаты неизвестного происхождения в зловонное озеро неподалёку. «Сколько там мертвецов на дне?» - забеспокоился я, как Макс Пэйн из нуарного детектива, и вошёл в гниющее нутро здания.

 Никакой охраны не было, зато меня почти сразу остановили… четверо стражников-старшеков, выросших словно из ниоткуда! Клапштос кулаком, ещё клапштос! Они отобрали у меня резиновый нож и пятьдесят рублей, а потом двинули в живот раз пять...

 Пришлось утопать домой ни с чем и надолго забыть о «мордашке», о чудесах. Потом я раскопал это фото в интернете: грубая подделка, намалёванная даже не в «фотошопе», а в «пауэрпоинте»! Правда, некоторые подозрительные сайты на narod.ru писали, что некая другая «белая мордашка» всё же существует, но её нужно нюхать.

 «Это знак, но пусть сами тюхают, - утешает меня друг Ксам, каратист и оккультист. – Пошли лучше вызывать СатАна!»

 Пошли... Но сперва покупаем свечи, хоккейную маску, ножи, и - «Косяки нужны?» - допытывается продавщица. «Какие косяки?» - пугаемся мы. «Бумажные», - невозмутимо протягивает она «десятки» на сдачу. «Это знак, - говорит Ксам, - ангел попутал!» По дороге нас остановили менты, обыскали, муравы в карманах не нашли, только посмеялись над, мля, «атрибутикой». И вот мы на еврейском кладбище, куда нас привлекла Звезда Давида («Пентакль»), два часа кряду жжём свечи и орём заклинания в полунощную темень, мол, готовы продать душу недорого!

 Я так решил: явится Сатан – сразу поверю в Бога, ведь если есть Первый, значит, существует и Второй. Никто, конечно, не появился. «Это знак, - разочарованно говорит Ксам, – но только чего именно?..» Возвращались домой снеговиками, таяли в круглосуточных магазинах и даже в одном кинотеатре с табличкой «закрыто», на деле открытом. Под экраном дрыхла охранница на раскладушке. Рядом с ней одиночилась пустая бутылка водки невиданных размеров, а лицо тётки белело как мел.

 «Так выглядела твоя башка шамана?» - вспомнил Ксам газетную утку о привидении. «Не, моя посимпотяшнее», - млею я в тепле. На душе и ласково и обидно...

 Летом меня отправили в оздоровительный лагерь «Железный Ханда каратист», где нас опять били палками, но уже без Мастера. От Мастера осталась только фраза "Находите душевность внутри!", частенько повторяемая тренерами. Говорят, тренера отказались платить ему дань и вышли из Федерации Мастера, и он проклял их Заклинанием Одинокого Орла... Впрочем, на меня это заклинание подействовало скорее положительно - в этот раз у меня была подружка-изгой. Она убежала из лагеря скаутов и жила в лесу, как белка, - настоящая Полумна Лавгуд!

 Но что делать с подругой? Я сам не знал! Тайком водил её в уличный душ и подглядывал через дырку, как она отрешённо соскабливает грязь с грудей-угоров. Я стабильно прикармливал дикарку и ничего не требовал взамен, хотя еда доставалась мне непросто: чернопоясые упыри делились тушёнкой только за цепкие частушки типа «Мы ведь знаем, мама Юли села утром на пилюли» или «Та, бывало, всем давала по четыре разика...»

 Кстати, в лагере, помимо прочих, чалился сам маэстро Хип-хоп Птеродактиль! Он страшно обнаглел на воле. Настолько даже, что зажал Полумну возле столовой, за что я плеснул мерзавцу баландой в лицо и окунул его задом в муравейник. Полумна, однако, не оценила поступок. В последний день мы договорились проститься в пять утра у речки. Девочка-призрак не пришла – или испугалась, или поленилась...

 Ситуация сильно меня расстроила. Видя это, ко мне подошёл с предложением Ксам:

 – Давай сбежим из лагеря? - говорит друг. - Туда, где нимфы и природа! Мы уже доросли до собственных приключений...

 Согласие дано - и вот мы оба уехали в мае в Аршан и там остановились в усадьбе у Подласовых. Илья Подласов, как она сам нам рассказал, некогда сколотил домики у ручья, а потом начал сдавать их; работе ему помогал племянник лет четырнадцати и отец, Никола Подласов, пожилой геолог-таёжник; от таёжника пахло землёй, он был крепкий, как кедр, и жил в палатке – так ему было удобнее.

 “Подласовы из честных кулаков, – говорил Никола, умело раскалывая осину ударами по оболони. (Осина, объяснил Никола, раскалывается только по краю, не по центру.) – Вон батя мой, дед Ильи, пахал как вол, вот и разбогател, а потом раскулачили его, выслали в Сибирь... Мой сын не пустохват, не сикось-накось - он снова капитал сколотит и с Подласовыми считаться станут!» Илья кивал, проходя мимо, и на лице его играла ласковая улыбка: “Над дедом не смейтесь…”

 Дни летели пёстрыми бабочками. Мы с другом наслаждались без-режимной свободой: купались в шумной речке Кынгырге, ездили на лошадях по крутоярам до рынка и присвистывали встречным девчонкам. "Докэтколились" до того, что познакомились с главным колдуном деревни! Белобородый, с тяжёлым взглядом, колдун Леонид поучал нас, что девушек надо привораживать, а не высвистывать; говорил об астрале, воздержании и Поганом кургане, где можно обрести Силу.

 Последнее подкупило. Мы пошли на Поганый курган за деревней, не думая о последствиях. Приближаясь к нему, я на мгновение почувствовал на ветру запах курева.

 - Засада! - кричит друг; обернувшись, я увидел, как из-за кустов выскочило трое деревенских гопников. Поколотить приезжих - обычная деревенская забава того времени. Но не про нас!

 Ксам сбил двух нападающих прямыми ударами, а я взял на себя третьего бугая - работал руками, как щупальцами, скользил по печени в обход локтей; в итоге сложил его тычком колена в живот, когда тот запрыгнул в клинч. Деревенские, матерясь, отступили и обещали найти нас и закопать.

 Навалился дождь. Обратный путь выдался холодным и тяжёлым. Когда вернулись в домик, включили радио: там передавали, что в Саянских горах пропали шесть скалолазов. Ксам сказал, что чувствует присутствие злых духов в комнате - пришли с Кургана за нами. Известно, что делать: намазались настойкой полыни, вывернули одежду наизнанку и заточили кухонные ножи. Нечисть рычала за стенами, но внутрь так и не ворвалась...

 Тик-так! Прошло четыре года, быстро и незаметно...

 И снова летом я гостил у Подласовых с тем же другом Ксамом. Девушек мы специально не взяли, чтобы воспроизвести Старые Добрые, но отдых не удался - давило мутное ощущение убегающего времени... Дед Никола неожиданно для всех умер от сердечного приступа; племянник, наоборот, окреп. Двор разросся в огромные качели, “разбойничий штаб” для детишек и дюжину двухэтажных домиков.

 Сам Илья стал тревожнее, боялся слухов о дефолте и говорил, с купеческой ноткой в голосе, что у сына бизнес, пускай сам учится зарабатывать... «А вообще, ребята, сходите в клуб, – добродушно советовал Илья. – Открылся по главной улице. Не хуже городского!»

 Помня прошлую стычку с деревенскими, в Клуб мы, само собой, ни разу не ходили. Вместо этого  гуляли возле реки. Кынгырга встретила нас отчуждено и всё перекручивалась, будто плёнка на кассете, проигрывая монотонную песню забытого жанра. Колдуна Леонида мы не нашли: он переехал в город, а его хижину снесли... Наконец, я предложил другу собирать вещи.

 – После смерти наши души не расстанутся. - Это слова Ксама; он застёгивает рюкзак.

 – Я не верю в Вечную Жизнь, - мои слова, - личность человека телесна и меняется с годами. Даже обретя бессмертие, мы, под влиянием новых атомов, перестанем быть изначальным собой. Любовь живёт три года. А сколько живёт дружба? А счастье - разве не от слова ‘ЩАС”?

 - Все это очень сомнительно, - говорит друг, - лучше валим отсюда, валим...

 Конечно, я потом ещё возвращался и в Аршан, и на Байкал, но никакой дичи больше тем не видел. Всё было предсказуемо, по-взрослому, “с женой, детьми и чубуками” - короче, так, что и рассказывать больше нечего! Может, это моё восприятие огрубело и заскорузло? А может, где-то промеж этой истории я пропустил главные свои призраки жизни - скаутиха, Даман, Птеродактиль, Полумна, Ксам - как вы там, помните меня ещё или уже забыли? Живы ли?

 Эх, детство начала нулевых, - а ведь мы СТАЛИ по тебе скучать!