12 сентября 2015

«Вскрытие показало», что без «капиталки» в нашем отсеке не обойтись! Что необходимо прорезать колодец в моих апартаментах, поскольку под печкой проходит глухая кирпичная стена. Продухов не было вовсе, поэтому прочное строение было заранее обречено на слом или капитальный ремонт. Мы оказались перед дилеммой: сейчас заняться ремонтом помещения, отложив все остальное на потом, или отложить ремонт, ради 3-4 месяцев покоя. Пожалуй, надо решаться на первое, испить всю чашу, уложившись в одном сезоне! Отопление работает нормально, можно перекантоваться пару недель в летнем доме после того, как в Москве завершу все свои дела с протезистом. Наши с гостями приехали в 10 вечера праздновать месяц Алисы и вообще развеяться на природе, сходить за грибами. Из-за позавчерашнего дождя в Нью-Йорке женские и мужские полуфиналы прошли в одни сутки: до полуночи итальянки сенсационно разгромили первую и вторую ракетки мира, причём одна из них до того не встретилась ни с кем из посеянных теннисисток! Пеннета в одну калитку вынесла Халеп, а Винчи переиграла саму Серену Уильямс, которая беспрепятственно должна была выигрывать заключительный турнир Большого Шлема, проведя круглый год без единого поражения. Не получилось! Джокович без особого труда обыграл действующего чемпиона этого турнира Чилича, вылетевшего из первой десятки, а Федерер без проблем справился со своим соотечественником Вавринкой. Между прочим, у жены Роджера фамилия Вавринец! Между застольем и экраном почти до 4-рёх утра. А в 10-ом часу утра диагноз. Ну, что же, сегодня буду утешаться возвращением футбола, обговорив условия ремонта. Ничего не поделаешь, как ничего не попишешь в буквальном смысле.
25-28 октября продолжение
Наша печь обогревала две смежные комнаты и с лица была похожа на русскую печь, вделанную в стену. Плита уходила в углубление под полукруглой побеленной аркой. Вопрос о том, где спал 33 года Илья Муромец и где валялся Иван-дурачок после удачной рыбалки, решился само собой с помощью кино. «По-щучьему велению и моему хотению»! Но в раннем совсем возрасте предпринимал попытки устроиться в тёплом углублении, как в шалаше. Однажды вечером неожиданно погас свет. Такое происходило гораздо чаще, чем этого хотелось, поэтому в каждом доме имелась хоть одна керосиновая лампа. Печь весело трещала. Багровые отсветы гуляли по потолку и стенам, подрагивали собачьим языком внизу под заслонкой. Старшая сестра вслух учила наизусть стихотворение Пушкина: Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя…. В нашей трубе тоже гудел и завывал ветер, и под этот аккомпанемент да ещё при мигающем свете лампы под уже закопченным стеклом стихотворение пробирало до костей! К багровым, пляшущим по потолку и стенам теням, прибавлялись тёмные призраки суеверных страхов! Курчавый ребёнок Пушкин, в страхе закрывающийся от чего-то ужасного из картинки в учебнике сестры очень скоро перекочевал на нашу стену. Вообще картинки из книг и учебников, пока значки букв были ещё недоступны, производили сильное впечатление, часто поражая воображение тем, что оживали в моих фантазиях. Много позже, когда научился читать и занимался уже по своим учебникам, мне часто недоставало той самой «тайны первого прочтения» или, иначе говоря, чистых ощущений непостижимого, которые в своё время назвал «музыкой незнания»! В ней нуждается каждый человек, пытающийся узнать и постигнуть невозможное, обнять необъятное. Бугристый уютный диван, над которым висело то самое «радио, помятое, как зонтик». Голова покоится на ближним к печи валике; на груди вверх обложкой лежит открытая книга, а сам нахожусь между явью и сном. Что-то вспоминаю, о чём-то фантазирую.
Холодное зимнее утро. Мама в неизменном сером шерстяном платке крест-накрест на груди и подвязанном сзади сыплет в растопленную печь мелкий уголь, потом сметает всё до последней крошки в ненасытную пасть. Только что она проделала путь от сарая ко входу в подъезд со двора по обледенелой дорожке, щедро посыпанной угольной крошкой.
Окна зимой и летом. Там, где был балкон. Дафнис и Хлоя. Фикус в кадке и его горькое млеко. Ласточка в комнате. Мыльные пузыри. Проезжие части двух дорог из окон. Игры во дворах, на дорогах и замёрзшей протоке. Наша квартира и кухня в историческом разрезе. Кухонное окно. Прыжки со второго этажа во двор. Сараи, заборы, заповедные уголки. Наш сарай. От архива отца до форпоста. Огород за сараями. Наши три-четыре грядки между гранитными валунами. Всё, что давал огород. Черёмуха за воротами санатория. Игры по книжным романтическим мотивам с опасным игрушечным оружием. Стукалки и сами стукачи. Испуги. Ещё один шрам на всю жизнь. Ночные подъезды. Свистуны под дверью. Зазубренная японская сабля и берданка времён Гражданской войны. Глыба органического стекла. И всё такое. Продолжение следует.


Рецензии