Хижина ростовщика

В одном маленьком городке с населением не более тысяч двадцати стояло огромное здание по тамошним меркам. Аж два этажа. Само здание было ничем непримечательное. Сделано оно было из строительных плит серого цвета, которые со временем поизносились снаружи; формой здание напоминало квадрат за счет плоской крыши и на вид равными сторонами. Одним словом над этой постройкой не мучилась архитектурная мысль, хотя мысль безусловно какая-то была, но не свободной от определенных стереотипов, а втиснутая в рамки совдеповской простоты и безвкусицы серийного выпуска. В этом самом здании уже многие годы располагался банк под официальным брендом «Хранительный банк», но все местные жители банком это заведение не называли: может лет двадцать тому назад последний раз?! Вот уже многие годы на вопрос: «Куда идешь Степаныч? - можно было бы услышать ответ: Так в хижину ростовщика идем, однако!»
На самом же здание красовалась зеленая вывеска с белыми полосками с названием, которое было дано этому финансовому учреждению лет так сто тому назад ( о название выше уже было сказано). Раньше вот только вывеска была куда проще и еще и бесцветной. Зеленый цвет с проблесками белого придумали современные дизайнеры. Скорее всего им это напомнило цвет зеленых импортных яблок, полки магазинов, которые, наводнили ими, удачливые предприниматели, смекнувшие быстро, чем удивить народ, как раз за долгие «дефицитные годы», созревший для удивления. Наши же слегка неказистые «червивые яблоки» были вытеснены напрочь на улицу, где их продавали отныне, восседая на деревянных ящиках старушки, хотя по своему вкусу ничем не уступали яблокам заморским, цветом лишь по-проще были. Но куда вкуснее и полезней. Но наши соотечественники после того, как к ним в дом ворвался ветер перемен враз захотели жить и есть по-другому. Не от большого ума конечно, а по наивному своему заблуждению.
  Несмотря на неказистый внешний дизайн, внутри все было намного по-интересней и выглядело богато, подчеркивая тем самым тот факт, что здесь в хижине ростовщика место только людям состоятельным, готовым передать банку на хранение свои сбережения или наоборот взять у него деньги, чтобы вещь новую купить или в дело торговое какое пустить. Нищие сюда не заглядывали, хотя людей бедно-одетых тоже было немало, особенно по понедельникам: разные старушки и старики приходили сюда справиться о пенсии, снять деньги или наоборот положить. И почему-то чаще всего выбирали именно понедельник, словно за выходные насидевшись дома они все разом шли в хижину ростовщика, где могли бы обязательно встретить других таких же, как они пенсионеров, и посплетничать по-стариковски. Они и были в основном теми, о ком можно было бы сказать, что они относятся к людям бедным, хотя это было так и не так: пойди там разбери, что у них еще в подушках по домам припрятано. Они еще помнили те времена, когда их сбережения и сбережения родственников сгорели чуть ли не в одночасье, когда в стране прокатились реформы. Поэтому стопроцентного доверия банку не было и что-то хранилось все еще дома, хотя страх со-временем проходил и все больше они снова предпочитали хранить деньги в банке, где обещали хороший процент за хранение денег. Нищих людей с протянутой рукой не было  возле банка: у церкви стояли, стояли и возле разных магазинов, а вот здесь возле хижина ростовщика ни одного никогда не было нищего, и вроде, как местные охранники, не видно было, что кого-то разгоняли. Просто не шел сюда человек отчаявшийся или тот, чей образ жизни предполагал  - просить! В народе поговаривали, что место это проклятое, потому что Бог ведь запретил деньги в рост давать и тех кто ослушался его — проклял навечно! Поэтому люди богобоязненные, а они чаще всего и есть нищие, сюда не шли!
    Некто Чудинов Петр Васильевич ходил в церковь по воскресениям, а начиная с понедельника по пятницу исправно ходил в хижину ростовщика. Были у него там счета, открытые на  его фирмы, денежные вклады, кредиты, которые он тратил на жизнь красивую и на работу бестолковую, как сам он говорил о ней, потому что все, что не зарабатывал, уходило на проценты, которые с него взимали в хижине ростовщика. Выходя из хижины он всегда плевался в его сторону, через левое плечо и крестился, но крестился только когда в машину садился, чтобы его не видел никто. Ненавидел он банк, но без него ничего не мог поделать, как и такие-же миллионы, как он, бесконечно снующие с понедельника по пятницу по банкам, как какие-нибудь наркоманы в поисках очередной дозы. У Петра Васильевича были жена и дети, которые требовали еды и одежды, обучения и отдыха. Не мог он в этом им отказать, поэтому шел и шел в хижину ростовщика, брал и брал там кредиты. Один вроде как отдаст, но второй уже не может, поэтому берет третий, чтобы закрыть второй, а для третьего берет четвертый и так бесконечно! Порой он так ненавидел того самого ростовщика, который поработил весь мир, что попадись он ему на дороге, то он бы его загрыз зубами, сжег и развеял пепел по всему миру, чтобы дьявол больше не смог бы воссоздать это чудовище. Но хозяин хижины ему не попадался, а в самом здании сидели милые молодые люди, форма одежды которых была белоснежной и немного разбавленная разными аксессуарами зеленого цаета, как те заморские яблоки. У девочек и мальчиков были зелененькие бирочки, где виднелись имена их владельцев. У девочек еще на их тоненьких шейках были повязаны зеленые косыночки. Ручки которыми они ставили подписи на квитанциях или в в кредитных договорах тоже были зелеными. Они всегда улыбались, когда очередная жертва попадалась на крючок и брала кредит, а также совершенно «искренне» сочувствовали тем, кто приходил на поклон и просил щадящие условия, по той или иной причине не в силах больше тянуть столь тяжелую ношу процентов, которые как на снежный маленький беленький комочек налипли мгновенно, превратив его в неподъемный снежный и грязный ком! Ребятишки переживали, но только качали своими плечиками и разводили ручками, спокойным голосом объясняя, что ничего поделать не могут, потому что такого распоряжение того самого главного ростовщика, а они всего лишь его работники и ничем не отличаются от тех, кто по-другую сторону стола просит сейчас пощады. Они конечно были правы, но от этого было не легче тем, кто в буквальном смысле слова, стоя на коленях просил милости. Они уходили кто-куда, когда получали отказ: кто-то шел в магазинчик по-близости, чтобы купить водки и залить горе, чтобы у нее родимой испросить силы на то, чтобы жить как-то дальше и дальше катить этот ростовщический ком. Другие же шли прямиком в другой магазин, где можно было приобрести на последние деньги веревку и мыло. Все куда-то шли и жизнь, поэтому продолжалась.
   Петр Васильевич был не из тех, кто ходил по подобным магазинам, он не сдавался, веря в светлое будущее, которое все правда его обманывало и не приходило, но он все верил и верил. Придет бывает в хижину ростовщика, посмотрит на уютное зелено-белое убранство и девочку с длинными ногами с застенчивой улыбкой, безмятежно снующую по залу, подсказывая клиентам по тем или иным вопросам и снова ему тепло и уютно на душе. Деньги вроде и есть — не свои правда, а ростовщика: свои тоже как-то незаметно перекочевали в его же руки. Но жить тем не менее есть на что и домочадцы довольны: откуда им знать детям, где деньги отец достает. Отец же горб свой точит, чтобы на очередной банковский транш раздобыть и во время послать его в хижину ростовщика ибо тот «добрый дядька» такой штраф сразу же влепит, что ничего на свете не в силах будет помочь уже Петру Васильевичу. Вот так он и придет в хижину ростовщика, по той или иной просьбе, но только не по вопросу отсрочки долга или снизить проценты, потому что договор подписан и «его кровью» и деваться вроде некуда более, как не платить! Приходит он в основном, чтобы быть в курсе всех нововведений ростовщика, который настолько хитер, чтобы еще по-больше людей заманить в свои сети. Тому же кто уже в его крепких руках знать наперед надо, что его ждет в недалеком будущем, чтобы суметь выжить в паутине хитросплетений, а возможно и найти лучик солнышка, который бы дал своего свету, осветить дорогу, чтобы вырваться из так ненавистной всем хижины ростовщика. Но вырваться при жизни никому не удавалось, так словно грех смертный они совершили, зайдя в хижину ростовщика, и он грех преследовал их всю жизнь — до самой смерти, не давая сил выйти. Деньги же нужны всем — сила в них великая и супротив силы этой нет никакого противодействия, а лишь смерть одна — ей наплевать на деньги, но все ее бояться так, как будто она никогда не придет, поэтому из-за страха перед ней и кланяются не тому кому надо! И Петр Васильевич не был исключением. Услышит он чего-то нового интересного от работников банка, покумекает, что сможет еще деньжат в своих руках ощутить помимо тех, которые ему отдавать вскоре надо и вновь очередной контракт подпишет собственной кровью, которой становится все меньше и меньше, но пока есть она, то есть чем подписывать, а значит возможность деньги брать, тратя их все на новые пожелания и на проблемы, сулящую туже преждевременную смерть, которые стоят в пропорции с человеческими желаниями, словно они на весах в чашах лежат, соблюдая равновесие.  Пожеланий же нескончаемое число и пока есть они ростовщик будет все эти миражи спонсировать, беря за это свой процент. Ну и вот договорится Петр Васильевич об очередном кредите, потрет руки от удовольствия, которое, как алкоголь действует недолго, но выйдя из хижины ростовщика плюнет снова  в ее сторону через левое плечо, больше в тот момент по привычке, нежели от злости, а в машине перекрестится, посмотрев перед этим по сторонам, чтобы не заметили. Думает, что отсрочил смерть от голода и холода, а также сможет еще чего-нибудь прикупить детям и жене, подгоняемый  обманчивым позывом к красивой жизни. В другой же раз, если ему чего-то не удалось решить, а другими словами заполучить шуршащих бумажек, то он руки не трет и плюет обильно через левое плечо, но креститься все равно в машине, сперва оглянувшись по сторонам и плачет горючими слезами, рисуя себе и своей семье голодную смерть, проклиная ростовщика и только тогда по-настоящему моля Бога о спасении! Но на следующий день он снова будет в хижине роставщика в надежде, что на этот раз повезет!
    Стоит хижина ростовщика — не что ей не делается и люди идут в нее на поклон без устали, намного чаще, чем в церковь, в которую по воскресениям и посещают лишь во время поста великого, а в другие воскресные дни и то могут предпочесть отдых молитве в церковном доме. Но вот хижину ростовщика ни в коем разе не пропускает человек, а если  и пропускает, тот не по своевольному желанию, а только лишь из-за страха, что отдать нечего, а взять нельзя уже! Боится, что его ростовщик достанет где бы то ни было и наказание неминуемо, поэтому прячется, как трусливый баран, чтобы хоть чуть чуть оттянуть свою погибель! Нет милости в ростовщике — у Бога она только есть, но в Бога народ верить перестал совсем, а если и строит церкви, то больше из-за того, что в них тоже руки свои ростовщик запустил: об этом люди давно так говорят! Недаром же, когда новая хижина ростовщика в каком-нибудь месте возводиться, то обязательно священно-служителя сначала приглашают, чтобы осветил! Всюду ростовщик успел своей паутиной землю опутать — нет конца в его замыслах. Сеет он злом, а пожинает еще большим злом. Это и есть пища его. Поработил ростовщик людей всех на земле и запер в своей хижине, чтобы на него, а не на Бога они отныне батрачили!