25. В домике на холмах

«Какие моральные ценности могут быть в мире, где курить начинают в двенадцать лет, а читать книги почти никогда?» Хит Леджер
   Следующую неделю я провела в компании совершенно разных мужчин, объединенных двумя целями: охранять меня и полететь в космос.
   - Пускай это даже будет стоить жизни, - заявлял Денис, - но такова цена нашей мечте.
   Юрий Аполлонович вел себя со мной то как с маленькой, задабривая засахаренными печеньями, сладкими яблоками и шоколадным маслом, то как со взрослой, проговаривая глубокосмысленные речи и задавая тонкие, провокационные вопросы.
   - Как думаешь, - произнес он однажды, апокалипсис возможен?
   - С таким ядерным оружием конец света будет и скоро. Я не страшусь этого, но как бы он не пришелся на мой век и на век моих детей, - мужчина улыбнулся краешками губ и сложил руки на груди.
   - Вот как? Интересно. А как думаешь, куда люди в таком случаем попадут? Куда мы вообще попадаем после смерти? Ад или рай существуют ли?
   Я ответила, что не верю в подобное, и поспешила сменить тему. Зато Юрий Апполонович, узнав про мою безумную любовь к книгам, стал каждое утро класть мне на тумбочку книгу. Помню, первой была: ’’Книжный воришка’’. Дальше же он каким-то чудом догадывался о моих литературных предпочтениях. Но моим настоящим восторгом стал тот момент, когда в лучах утреннего весеннего солнца я увидела толстенный том ’’Унесенных ветром’’. Я схватила книгу и начала плясать с ней по комнате и весело кричать. После этого я узнала, кто все это время подкладывал мне книги и целый день осыпала Юрия благодарностями, пока он с добродушной усмешкой не попросил меня замолчать. Вечер я провела за столом, углубленная в чтение.
   Теперь я могла слышать разговоры, происходящие в соседней комнате и видеть с колоссально далекого расстояния. Утром я просыпалась от запаха завтрака, хотя остальные уверяли меня, что ни один нормальный человек не способен на подобное. Мы устраивали споры, а потом в радостном возбуждении садились играть в карты. Когда я впервые проиграла, мне пришлось встать на стол и станцевать. Зато потом я взяла реванш и заставила Дениса кукарекать, Аркашу завывать, а Юрия Аполлоновича... Он никогда не проигрывал, угадывая каждый следующий ход. У мужчины была феноменальная память, и он запоминал все карты, снятые противником или брошенные в ’’бито’’.
   - Почему ты не используешь свои способности? - спросил после одного из конов Аркаша. - Тогда бы ты всегда побеждала.
   Всегда побеждала... Я отвела глаза в сторону. Прошло несколько дней, а я так и не смогла признаться, почему оказалась именно сейчас, именно в Севастополе. Просто соврала, что была в очередных бегах, и меня все единодушно пожалели.
   - Просто хочу оставаться человеком, - пояснила я. - Прежней Рос... Кроме того, я считаю, что мои возможности следует применять в полезном русле, а не растрачивать впустую.
   Каждую ночь я плакала в подушку, горько осознавая утрату Джии и Павлоса. Еще мне покоя не давали его слова, что все это был проект и кто стоит за ним. Не Павел Антонович, не наш враг, кто-то другой, следящий за нами. Кто-то, кто разрабатывал эти планы много лет и кто сперва не включал меня в них. Пару раз мы съездили к морю, и в одну из этих прогулок я узнала, что нравлюсь Денису. Мое смущение было настолько велико, ведь я уже и забыла о такой вещи, как отношения. Хотя в моем сердце прочно поселились Саша и Слава, я не могла не признать, что однажды придется еще раз полюбить. Но Денис... Я не верила, что свою судьбу хочу связать с ним, к тому же, я его совсем не знала. Денис пытался меня поцеловать, но я вывернулась.
   - Это все из-за твоих процентов? - нахмурился он. - Тебя больше не привлекают человеческие слабости? Ты выше этого, и вообще у тебя есть дела поважнее? - я рассмеялась и отошла к другим.
   От зари и до заката мы собирали ракету. У мужчин был уже готов корпус и некоторые важные детали, но оставалось еще много недоделанного. Я сидела возле окна и так яростно чертила и решала уравнения из высшей математики, что под вечер пальцы мои были в грифеле карандаша. Ясное дело, на мне была большая часть работы, потому что я справлялась с ней быстрее и качественнее. И честно говоря, даже чертила ровно без линейки. Обязательная часть перед сном: скрепить все полученные файлы степлером, а затем погрузить их в одну из многочисленных толстых папок. Еще приходилась читать много физики и программирования, подчеркивать нужные предложения и фразы фломастером. Также я часами, под всеобщее неудовольствие, сидела в библиотеке и портила зрение над выцветшими, пожелтевшими страницами, которые вот-вот должны были осыпаться. Правда, фактически я не могла ослепнуть, да меня это особо и не пугало. На третий день я полностью пропахла плесенью и чернилами, а мои волосы покоились под толстым слоем полочной пыли и паутин, но я не могла прекратить свои поиски. Дело в том, что я хотела узнать хоть что-нибудь об этом загадочном проекте и в какое русло можно направить мои умения. Но, увы, мне попадались лишь легенды, совершенно не похожие на мой случай, и уверения многих докторов, ученых и профессоров, что мой случай - миф. Они считали, что люди и так используют свой мозг на сто процентов, а не на десять или, как в других теориях, четыре. Однако я не могла с ними согласится, по крайней мере, сейчас; возможно, восемь месяцев назад я и была такого мнения. А иначе как объяснить все те свойства, которые я приобрела путем магнитизма? И куда делась моя природная харизма, из-за которой люди тянулись ко мне, и благодаря которой я смогла объединить таких разных ребят? Она исчезла просто, потому что людям с полным, развитым мозгом это не нужно. Не нужно волноваться по поводу столь примитивных деталей. Они, то есть мы, выше этого, так как есть более важная цель: передать свои знания человечеству.
   Из-за своей любви к химии, я помогала еще во многих отраслях. У нас бывало немало жарких споров, но в большинстве случаев это были задушевные разговоры трех обезумевших от идей первооткрывателей. Я сказала ’’трех’’, потому что Юрий Апполонович не учавствовал в них. Он сидел в стороне, что-то писал и, казалось, всегда все знал. Лишь однажды он спросил меня:
   - Как думаешь, Россия Добрева, - ему определенно нравилось это сочетание, - есть ли где-то в космосе еще жизнь?
   - Почему где-то? - я отложила в сторону шариковую ручку и посмотрела на него. - Биосуществование возможно даже и в нашей галактике, системе. Возможно, даже на Луне или на Марсе.
   - Не согласен! - вмешался Денис. - Ученые исследовали Луну: никаких признаков жизни. Там нет ни воды, ни воздуха! Тамошний грунт не предназначен для выращивания плодовой породы.
   Я покачала головой.
   - Это мы так думаем. А мысль можеть быть, как и творцом и судьей, так и обманщиком. В конце концов, мысль ни что иное, как невидимое облачение человеческого мнения, а оно у каждого разное. Говоришь, их грунт не пригоден? Не пригоден для чего? Для наших семян, для наших растений? Так, быть может, они и не тем питаются, дышат не воздухом и не нуждаются в солнечной свете. Может, им вовсе и не нужна вода; мне кажется, они живут под земной корой. Вдруг там есть целые города с улицами, шумящими жизнью, и населенными инопланетянами домами? А вдруг и этого нет, а что-то другое? Ведь наши представления могут расходиться, они могут жить по совершенно другим понятиям.
   - По твоей версии, и внутри солнца может быть жизнь? - уточнил Аркаша. Он принес с кухни целую тарелку пирожных и любезно поставил ее перед моим носом.
   - Вполне, - я кивнула и схватила самое верхнее, с блаженством надкусив. - И если не животные, не люди, не инопланетяне, то микроорганизмы точно. Бактерии или что-то иное, не знаю... Но подумайте сами! Благодаря чему солнце раскаляется? Есть же какая-то сила, энергия, управляющая шаром, а значит и сама жизнь. К тому же, - я с набитым ртом вскинула указательный палец вверх, - как известно, огонь поглощает кислород. А если там нет кислорода, то откуда тогда огонь? Он не может появляться в вакууме и без источника!
   - Странная в твоем понятии жизнь, - пробормотал Юрий Апполонович. - Но еще более странная смерть.
   - Смерть не химический процесс, это не просто остановка сердца или гниение кожного покрова. Я считаю это чем-то большим и верю в душу.
   - Почему?
   - Потому благодаря ей я не потерялась, - улыбка тронула мои губы.
   Каждый день меня заставляли заниматься физкультурой, уверяя, что без этого никак нельзя в космосе. Я была с ними согласна, пока не падала на пол после трех часов неостановочного бега, отжиманий, подтягиваний и качания пресса. Но лазить по тренировочной скале с настоящим снаряжением и прыгать с парашютом по-настоящему понравилось. Никогда не забуду прыжок в пустоту из самолета, свист ветра в ушах, огромные облака, стремительно проплывающие мимо. Парашют нес меня вниз, как крылья, я чувствовала себя птицей, такой же свободной и радостной. После весь день я прожужжала уши мужчинам, захлебываясь своим восторгом, а те лишь снисходительно усмехались. В одну из своих посиделок в библиотеке я наткнулась на интересный фрагмент.
   ’’И сего дня я, Игорь-священник, именем Бога пишу сие слово о Мече Победе во владимирском Успенском Соборе, дабы дать нашим наследникам правду и веру в Божию справедливость’’, - как известно, я неверующая, но меня заинтересовало упоминание искомого артефакта. - ’’Прошлым днем мы после утренней службы получили оружие от самого Князя. К нему не прилагалось ни письмия, ни иного объяснения. Зато егошняя жена пришла после мужних похорон и строго-настрого велела нам беречь подаренное. Дескать, придет еще тот день, когда он сослужит службу и спасет державу от полона. Мы, грешные любопытством, спросили: мол, кто ж будет врагом? А она так хитро и мило улыбнулась и ответила, что врагом будет страх и отражение. Из дальнейшей беседы мы выявили, что владеть им будет дева. Косы русые-прерусые, а глаза, как куст орешника. Именем ей будет имя нашего племя, и откроет она новые дали, новую веру и новое учение... После молитвы и зажжения свеч мы удумали спрятать Меч Победы подальше, поглубже и получше, дабы уберечь порочных от соблазна, смертоубийства и греха. Авось повезет. Почетным экскортом он был отправлен в полночь на север, в Карелию, через Великий Новгород. Там, в местном Кремле, он пройдет освящение и отправится дальше. Каждый год его будет охранять невинная девица, не знавшая связи с мужем, а после дефлорации будет передавать свои полномочия ближайшей родственнице, такой же чистой и нетронутой. Мы не одобряем это и считаем плохим подобное, но давече к нам пришла цыганка и уверяла, будто знает, что мы храним. Отец Григорий пытался причистить неверную и образумить, но она вцепилась с дьявольской силой в его руку и закричала, как одержимая:
   - Евангелие не поможет ей, вы, глупцы! Только ее кровь, орошенная на Меч, возродит его! В худшем случае он останется хладным, мертвым и недвижимым, как гробница Великого Владимира!
   Клянусь моим сердцем и златым крестом, ее глаза сверкали умопомрачением и безумием. Я испугался, сотворит что-нибудь с собой, со слугами Господними или с домом Божьим, и брызнул на нее святой водой. Ведьма заорала, сказала что-то про Россию и убежала во тьму. Нам пришлось провести еще одну молитву, дабы уберечься от лихого. На заре пришла моя женушка и принесла горькую весть: родила она-де мертвого. Сыном был младенец, хотели Иваньком назвать, да видно ангелы и пресвятая Богородица решили, что он им нужнее, или что мы не достойны его, епитимью святые угодники, видать, наложили. А моя-то Марьянушка слезами богатырскими заливалась и все приговаривала, дескать, это я виноват.
   - Черт с тобой, баба! - согрешил я словом, за что потом усердно каялся и три ночи проповедовался, стоя на хладном мраморном полу. - Не гневи Бога и язык не распускай! Что за лепту ты несешь устами погаными? В чем моя вина, бесовка?
   - Твоя вина большая, большая! - Марьянушка вскочила и притопнула ножкой, ее необъятные, пышные груди закачались. - Я не тебе не раз говорила, перестать свои хитрости плести, стелиться перед этими варягами! - она буквально выплюнула это слово, и я устыдился за буйный нрав жены перед святой Анной, правильной женой князя Владимира. Стыдно мне было за нее и перед Ольгой, но также и за себя, что не углядел и не исправил. - Наш сын погиб в моем утробе, когда ты притронулся к этому клинку, окаянному, не смотря на мой запрет. Ну, так вот, - она схватила деревянный крест и четки прежде, чем я успел ее остановить, - пусть эта владелица, над судьбой которой вы все так трепещите, не сразу найдет Меч Победы. Пусть дьявол лукавит ее, сбивает с дороги, испытывает, морит голодом, приводит к растерянности на опасном перекрестке! - она перекрестилась и убежала, махая юбками. Я опустился на тюфяк с соломой и, закрыв лицо ладонями, тяжко вздохнул.
   - Боже, Боже... - повторял я, качаясь. - Что же это в мире творится и к чему приведет? Права была Марьянушка, это клинок принесет нам только беды, - к несчастью, мне пришлось много раз убедиться в правдивости сеих слов’’.
   Летопись личного дневника церковного служителя датировалась двенадцатым веком, это же подтверждали говор и почерк пишущего. Я выронила листок и прислонилась к стене, сердце билось в смятении. Меч Победы. Вот я и нашла упоминание о нем, причем такой давности. Даже как-то не верилось, и все это выглядело абсурдом. Неужели княжна говорила о мне, упоминая русые волосы и ореховые глаза? Глаза. Я сжала кулаки, так что ногти впились в кожу, и медленно, неуверенно встала. Я забыла написать лишь об одном, но очень важном. Мои глаза изменились, они полностью почернели и стали бездонными, страшными. Лишь белок неестественно блестел. Денис уверял, что они прекрасны и очаровательны, но я бы все отдала, лишь бы вернуться прежний цвет. Как в феврале по телефону мы выяснили с Сашей, глаза темнели параллельно тому, как я набирала проценты. Получается, когда я все притянула, они тоже до конца почернели. Это невероятно огорчало, и я старалась не глядеть на себя в зеркало. Хотелось бы мне знать, возможен ли обратный процесс?
   Но теперь все объясняется: он в Мурманске, а я, дура, искала на юге. Словно какая-то сила удерживала меня от правильного пути, но смешно и глупо в моем возрасте сваливать за это вину на проклятье какой-то жены священника. Я вздохнула, спрятала бумагу и пошла ужинать. На кухне были только мы с Аркашей, он как-то странно посмотрел на меня вместо приветствия и, не дав приступить к жаренному картофелю, заговорил:
   - Ты бы присмотрелась к Денису. Он ведь хороший парень, - я взяла кружку и неодобрительно посмотрела на него.
   - Это он вас попросил провести со мной ’’дружескую’’ беседу? - вознегодовала я. - Потому даже не нашел в себе сил явиться сюда и посмотреть мне в глаза?
   - Денис с Юрием Апполоновичем отправились по важным делам в город, и ему совсем не до плетения интриг за твоей спиной. Но его любовь видна всякому зрячему.
   - Невозможно полюбить за такой короткий срок.
   - Хорошо, симпатия. Так лучше? Но симпатия всегда может перерасти в любовь, дай ей только благоприятную почву и дожди. Послушай, Россия, кому бы раньше твое сердце не принадлежало, ты прекрасно понимаешь, что они остались в прошлом. Надо идти вперед, ты не можешь трепетно хранить чувства к картинкам в голове. Да, это блестящий шанс продолжить жить и осознать ей цену.
   Времени вспоминать ребят совсем не было, и я радовалась этому. Иначе я страдала бы еще больше, а теперь все мои эмоции были обострены. Поздно ночью мужчины вернулись из города, и, к моему удивлению, Юрий Апполонович привез мне одежду: облегающие клетчатые брюки, рубашка и вязаный черно-белый кардиган с геометрическим узором, спускающийся волнами до колен. Он, кстати, понравился мне больше всего, одев его, я ощутила себя настолько уютно и комфортно, что проходила так весь день да еще спать хотела лечь в нем. Там же было полно джемперов и моих любимых голубых водолазок с высоким горлом. Но по большей части в такой суете я напяливала первое, что попадется под рукой, кое-как умывалась и, небрежно заплетая волосы в косу, стягивала ее любой мелочью. Иногда, по чистому везенью, это была резинка, чуть реже - веревка или лента, но чаще всего медная проволка, которую весьма удобно скручивать.
   Двадцать восьмого апреля у нас состоялся контрольный ’’урок’’. Мы сидели за офисными столиками и небрежно строчили в тетрадке. Я едва успевала подчеркивать главное розовым маркером, зажав колпачок зубами. Аркаша стоял возле белой доски и стремительно писал уравнения и чрезвычайно важные термины.
   - Добрева, - окликнул он меня, - не лови мух, времени осталось мало! Повтори, что такое космическая биология.
   - Наука, изучающая возможности жизни в условиях космического пространства и при полетах на межпланетных аппаратах, а также принципы построения биологических систем обеспечения жизнедеятельности членов экипажей космических кораблей и станций, - выпалила я на одном дыхании и вздохнула. - Ну к чему это, скажите? Вам ведь прекрасно известно, что я все знаю. Причем лучше всех, - не сдержавшись, я показала язык Денису, открыто и нахально хохотавшему.
   - Сейчас очень мало по-настоящему образованных людей и, особенно, женщин, - задумчиво протянул Юрий Аполлонович. - Человек, заслуживающий это название, должен знать хотя бы один иностранный язык в совершенстве, уметь самостоятельно мыслить, иметь всегда и во всем свое личное безпристрастное мнение и желание саморазвиваться. Это основа, фундамент, благодаря которому впоследствии и появляются музыкальные, танцевальные, художественные навыки, алгебраические, геометрические и физические знания, кое-что из биологии, химии, географии и истории. Но образованным точно не может считаться тот, кто черпает лишь с поверхности и не удосуживается копнуть глубже.
   - Знания могут оказаться как добром, так и злом, - возразила я. - Особенно, если они внезапны, не зря же эволюция проходит миллионами лет. К совершенству своего мозга я не была готова ни физически, ни морально, ни эмоционально.
   - Но, по крайней мере, - вмешался Денис, - ты в состоянии искусно поддержать беседу, а не ограничиваться мимикой и междометиями, - я рассмеялась и толкнула его локтем в бок.
   - Не стоит меня перехваливать, а то в будущем это перечеркнет все мои хорошие качества, - лукавая улыбка тронула мои губы.
   - Когда слова бахвальства заключены в иронии, направленной к самому себе, в этом нет ничего отрицательного, - сказал Аркаша.
   - Просто не люблю через чур самоуверенных и самонадеянных, - скривилась я, вспоминая Апрелину, и тут же поняла свою неправоту. Апрелина не была высокомерной, наоборот она была полна противоречий и комплексов и пыталась их скрыть за маской жесткости и сарказма. Мысль о подруге создала некую идею в моей голове и, вырвав клочок бумаги из своей тетради, я накорябала на нем: ’’Полночь, моя спальня’’. Медленно, словно не веря в то, что делаю, я сложила лист вчетверо и уронила на пол.
   Между тем Аркаша стер губкой прежние чертежи и записи и перешел к обсуждению межзвездной среды.
   - Это вещество и поля, заполняющие межзвездные пространства внутри галактик. Состоят из межзвездных газов, пыли, магнитных полей, космических лучей, а также темной материи... - я посмотрела на Дениса, и дождавшись, когда наши взгляды встретились, стрельнула глазами в сторону пола.
   Парень недоуменно опустил голову и специально уронил карандаш, а поднял его и мой комок бумажки. Я не смогла сдержать усмешки, подивившись его сообразительности и смекалки.
   - ... Космическим мусором называют объекты и их фрагменты в космосе, которые уже неисправны, не функционируют и никогда более не смогут служить полезным целям, но являющиеся опасным фактором воздействия на функционирующие космические аппараты...
   Денис развернул лист и, прочитав, недоуменно поглядел на меня. Его брови взметнулись до середины лба, а взгляд выражал непонимание и неумело скрытую радость. Я медленно кивнула и спрятала озорную улыбку в ладони.
   - Метеор это явление, возникшее при сгорании в атмосфере Земли мелких метеорных тел, например, осколков комет или астероидов. А теперь решаем задачи по небесной механике.
   Я вздохнула и записала в левой стороне листа: ’’Дано’’. Краем глаза было видно, что Денис сделал то же самое и, перевернув мой клочок бумажки, нацарапал на нем ответ. Я постаралась незаметно взять его, но это заметил Аркаша и вскричал:
   - Добрева, неужели ты уже решила задачу? Да? Тогда повтори, что я только что сказал.
   - То, что космическая сингулярность это состояние Вселенной в начальный момент Большего Взрыва, характеризующееся бесконечной плотностью и температурой тела.
   - Такая умная, значит? - улыбнулся Аркаша и сел напротив меня, весьма довольный. - Все знаешь и все слышишь? А что ты скажешь о сотворении мира? Какую версию предпочитаешь ты?
   - Гипотезу панспермии, - выпалила я, словно боясь, что меня перебьют, и неизвестно зачем добавила: - Это жизнь, занесенная на нашу планету путем извне, с помощью метеоритов или каких-то бактериальных вирусов.
   - Вот как? - Аркаша заинтересованно выгнул бровь дугой. - Любопытное мнение, я однако, как и любой христианин и вообще верующий, сторонник креационизма - Божественного сотворения всего живого.
   - Жизнь могла существовать и всегда, - возразил Денис. - Гипотеза стационарного состояния.
   - А мне кажется, - вмешался Юрий Апполонович, - самым объективным вариантом гипотеза биохимической эволюции, в которой жизнь возникла в результате процессов, подчиняющихся химическим и физическим законам.
   - Странно, что никто не заговорил о пятой, самой последней теории, - добавил Аркаша. - Гипотеза самопроизвольного зарождения: самостоятельное возникновение живых организмов из неживого вещества.
   - Мы не забыли о ней, - ответил Юрий. - Просто я считаю ее незаконченной и даже, более того, нефундаментальной. Ведь, как известно, для перехода от неживого к живому нужны белки. А откуда, скажите мне, органические вещества без жизни могли появиться на Земле?
   Пользуясь тем, что они отвлеклись, я быстро развернула бумажку и прочла: ’’Точно?’’, резкое раздражение от него стремительно накатило на меня. Я кивнула Денису и дождалась ответного, полного ликования кивка.
   - Странно то, что Россия всегда выбирает космос. Будто это решает все проблемы, но на самом же деле лишь переносит их в более широкий круг - во Вселенную.
   Я недовольно поглядела на Аркашу и устало смахнула пряди со лба.
   - Я и не переношу проблему с нашей планеты, просто искренне верю, что всякое начало берется в космосе.
   - Неужели ты его так сильно любишь? - удивился Денис.
   - Да.
   - И большими ли знаниями располагаешь? - Юрий Апполонович пронзительно посмотрел на меня.
   - Да. Но передам их человечеству, когда сочту нужным. Когда буду готова. Но точно не сейчас, особенно когда на меня открыта охота, - при этом слове я вздрогнула, и по спине пробежался холодок. Невольно вспомнился тот случай, когда я по просьбе мужчин поехала в город, в магазин за продуктами, и, выходя с полными пакетами, заметила идущих за мной два парня в черных толстовках и джинсах. Их лиц не было видно за объемными капюшонами, и это-то и вызывало мои опасения. Зачем им скрывать свое лицо в тени, когда все остальные кругом наслаждалась первыми весенними лучами солнышка. Я ускорила шаг, направляясь к автомобилю на парковке, на котором я и приехала, но и они ускорили темп. Сердце чаще забилось в панике, и кровь прилила к щекам. Я скорее догадалась, чем ощутила, как кончики моих пальцев похолодели от осознанного ужаса. Преследователи совсем не переговаривались между собой, как обычные люди, и это пугало еще сильнее.
   В страхе я неуклюже постаралась достать ключи из кармана куртки цвета хаки, которую на днях мне привез Денис, и дрожащими руками выронила их. Выругавшись, я нагнулась, чтобы поднять их, стараясь выглядеть естественной, и напряглась, готовая ко всему. Я понимала, что сейчас они нападут на меня, и приготовилась отражать удары и бороться. Но к моему изумлению, они прошли мимо и в метре от меня у одного из них зазвонил телефон, а другой рассмеялся.
   - Ну вот, видишь! Я же говорил, она ревнует, еще как ревнует, а ты переживал!
    Я выдохнула, забежала в машину, закрылась и, откинувшись на спинке кресла, нервно захихикала. Вот до чего меня довели враги: вижу их помощников в каждом встречном. И это еще не самое страшное, я стала реже выходить на улицу и не от недостатка времени, а из нежелания. Мне казалось, что если прохожие поглядят мне в глаза, то поймут, кто я, и побегут докладывать. Часто я забывала, что у большинства людей есть своя жизнь, свои семьи, свои проблемы. Что им не до меня.
   Ночью я приняла душ и села на кровать, свет я не включала, лишь раздвинула шторы. На мне было приталенное платье в стиле ампир, голубым шифоном ниспадающее до щиколоток. Определенно, в последнее время я предпочитаю голубой цвет любимому белому и красному, так идущему мне. Наверное, потому что на подсознательном уровне вспомнила слова Саши о том, как мне идет голубой. Горло охватывало опаловое колье, сверкающей огненной грудой лежа на ключицах. Русые волосы я собрала в высокий хвост и завила кончики плойкой, глаза подвела эффектным черным и коснулась кончиков ушей духами с ароматом орхидеи. До этого я еще час металась в выборе между запахами фиалок, розы, сандалового дерева, апельсина и ванили. Так приятно было чувствовать себя девушкой, откинув прочь все неприятности. Особенно теперь, когда я могла вести себя грациозно и притягательно, моя харизма испарилась, но место ее заняли милые улыбки и деликатные прекрасные слова. Вместо яркого сильного лидера во мне теперь видели настоящую леди, утонченную и изящную, всегда готовую прийти на помощь и поступающую по морали. Правда, к моему величайшему облегчению и некой доли радости, кое-что осталось от прежней Рос: сила характера, упорство, принципиальность, любовь к новшествам, честность. Но к этому добавились еще терпеливость, участие, уверенность в себе, твердость желания жить и бороться, отзывчивость.
   Через несколько минут скрипнула дверь, и в проеме показался силуэт Дениса. На миг мне показалось, что это Слава, такой же юный и смешной, влюбленный и счастливый, и дрожь пробежала по моему телу. Огромным усилием воли я скинула с себя это наваждение, но тут же почувствовала странную пустоту внутри себя, словно кто-то взял и вырвал один из моих органов. Забудь о них, твердила я себе, продолжай жить, не оглядывайся. Я скользнула к Денису, шелестя платьем, и обвила его шею руками. В ноздри ударил запах мужского тела и цитрусового лосьона, и я соприкоснулась с его хлопчатобумажной рубашкой.
   - Ты правда этого хочешь? - шепотом спросил он. - Я не хочу тебя торопить, но... Если, конечно, ты...
   - Хочу, хочу...
   - Просто... В смысле, я о том, что хочу быть с тобой, но понимаю, тебе надо дать время.
   - Разумеется, - прошептала я, находя своими губами его. - А теперь давай помолчим, - мои руки потянулись к пуговичкам.
   Я понимала, что это нечестно по отношению и к себе, и к Саше, и, конечно же, к Денису, но все равно продолжала представлять себе на месте парня Сашу. Это было довольно трудно, непросто, вернее, даже неосуществимо, потому что Денис был молодым, неумелым парнем, часто смущающимся и ошибающимся, его ласки были робки и неуклюжи. Саша же был совершенно другой, и мне это нравилось, как только что поняла я. Сердце до сих пор трепетно хранило воспоминание о том жарком поцелуе в новогоднюю ночь, на зимнем морозе, полном страсти и любви. В жизни у меня было немного отношений, Слава целовал меня нежно и бережно, будто боялся, что я растаю в его руках, Саша же притягивал меня к себе требовательно, настойчиво, беря то, что, по его мнению, ему принадлежит. И мне это нравилось, в этой покровительственной силе чувствовалось какое-то утешение, я могла быть в эти моменты слабой и спокойной. Все, что требовалось от меня, это верно и преданно любить Сашу, но и это я не смогла.
   Когда все закончилось, ближе к утру, опустошенная и одновременно потрясенная, я лежала на кровати и бездумно глядела в потолок. Все мое тело внезапно ослабло от осознания колоссальной ошибки. Это было глупо и эгоистично, корила я себя, не стоило ввязывать в свои проблемы и Дениса. Он ни в чем не виноват, только невезуч на выбор девушек. Раздумывая, как менее болезненно сказать ему о разрыве, постараться все объяснить, я чувствовала себя еще больше несчастной. Я одна, совсем одна. Вот, что самое ужасное, за эти почти восемь месяцев испытаний и проверок я победила все свои страхи: огонь, темноту, высоту, толпу, гром, скорость, пауков, летучих мышей. Но самый главный страх, страх, преследующий меня всю жизнь остался: страх одиночества. Вокруг меня столько людей, а я одна-одинешенька среди бесконечного, безмерного потока.
   Ну почему я не могу расстаться с прошлым, когда оно так болезненно и невыносимо?! Почему я цепляюсь за призраков и людей, которым не нужна? Зачем возвращаюсь к неприятным истокам, если у меня есть блестящий шанс идти вперед? Пути назад нет, прошлое невозможно вернуть, Россия! Каждая секунда моментально перестает быть настоящим, канет в бездну, навсегда исчезает и остается лишь в мыслях людей. Эмоции накрыли меня цунами, и стало трудно дышать, словно какой-то комок появился в груди. Денис перекатился на бок и, обняв меня, чмокнул в щеку. Я не сдержалась и сдавленно зарыдала, парень нахмурился и лишь на секунду недоуменно свел брови к переносице. Потом, казалось, он все понял, и его догадливость лишь еще сильнее раздражала меня.
   - Ты и не хотела давать мне шанса, верно? - убийственно спокойно спросил Денис, и это звучало так, как будто он дал мне пощечину. Его лицо ничего не выражало: ни какой боли, ни какой ярости, лишь озвучка факта. - Думаешь, я не знаю твоей биографии? Ошибаешься. Ты хотела лишь утешиться и не думала о последствиях. Что удивительно при твоих-то способностях.
    Я еще пуще залилась слезами и попыталась выдавить какие-то оправдания, но отмахнулся и, наклонившись надо мной, грустно посмотрел.
   - И почему вы, девушки, такие красивые и в то же время глупые? Почему выбираете не тех и влюбляетесь в обертку, а не в начинку? Неужели и ты, как очередное подобие пустоголовых девиц, умеешь любить лишь поверхностно? Не взахлеб, а только в пол силы?
   - Не смей так говорить, - зло прошипела я в ответ, и слезы разом высохли. Оскорбление было слишком глубоко, хоть тот и не догадывался о нанесенном ущербе. - Ты понятия не имеешь, что я пережила и с чем столкнулась. Одно дело читать, и другое - самому пережить! Никто в мире, клянусь, не умеет любить так, как я. Если я полюблю, то это на навсегда, я могу быть отверженной, непонятой, задыхаться своими чувствами, кричать от боли, умирать в сладостной муке, но не отступлю от своей любви. Даже пытки и всемирное презрение, которые я пережила, не в силах заставить нарушить меня мой обет.
   Мне показалось, что в глазах Дениса мелькнуло восхищение, и он заправил мне за ухо прядь.
   - Ты такая незабываемая, неповторимая, неотразимая, невообразимая. Как все это прекрасно: губы, - он провелся по их контуру кончиками пальцев, - волосы, грудь, живот, - парень перешел с волос по груди к животу, и его ладонь замерла на моем пупке. Я чувствовала, как потеют ладони от волнения и пылает кожа от прикосновений. А ведь я думала, что уже ничего и никто никогда не сможет заставить меня трепетать и испытывать сказочное блаженство. - Ноги, - он провел ребром ладони по бедру, спускаясь к чашечке колен и щиколоток. По коже пробежали мурашки, и я закрыла глаза. - Как жаль, что все это принадлежит не мне, а кому-то за пол страны, кому-то, кому нет дела до тебя.
   - Денис...
   - Не надо лицемерия, - парень печально улыбнулся и, встав, одел джинсы. - Если не хочешь, можешь не лететь с нами в космос. Ты достаточно отплатила за наше гостеприимство.
     - Отплатила? Но я... Я думала вы это сделали по доброте или из... Из жалости.
   Денис рассмеялся, схватив рубашку, и я услышала в этом смехе едва скрываемую обиду. Конечно же, мне не удалось сгладить удар, особенно, если парень сам обо всем догадался. Молчание хуже слов. Он был прав: я такая дура.
   - По доброте? Из жалости? Я тебя умоляю, Россия Добрева. Ты же здесь самая умная, так не разочаровывай меня. Вот деньги, - он кинул не менее десяти тысяч тысячными купюрами, свернутыми надвое, на стол, и я поняла, что теперь Денис еще и злится. - Первый авиационный рейс в семь утра, успеешь, если поторопишься. Возвращайся к своему драгоценному и больше не появляйся в моей жизни.
   - Денис... - его слова больно кольнули меня, ведь я надеялась остаться друзьями или, по крайней мере, что-то в этом роде. Но уезжать из Крыма точно не входило в мои планы.
   Он ничего не ответил и ушел, громко хлопнув дверью. Лишь его серебристо-серый галстук комком валялся возле ножки стула. Мне стало так тяжело, что я судорожно вздохнула и спрятала лицо в руках. Накрученные пряди мягко касались щек, словно утешали. Я просидела так до тех пор, пока не ощутила отрезвляющий холод металла на коже. В удивлении я отняла руки и сняла с шеи цепочку. Это оказался кулон с семиконечной звездой, обрамленной кругом, слитый из белого золота. Сердце неприятно сжалось: я вспомнила, как надевал мне этот кулон Саша, в Первоуральске. Его зеленые глаза, будто отражение тайги, так нежно и страстно, а главное: понимающе, смотрели на меня, а я ничего не понимала. Я сжала звезду в кулак и упала на кровать.
    Я думала, что получив все сто процентов, я навсегда избавлюсь от проблем и тревог. Перестану испытывать боль и вспоминать нежеланное. Я оказалась неправа.