Точка невозврата-3

Жизнь с тёщей не заладилась сразу. Она не ждала зятя в своём доме, который стал для неё символом уединения и привычного порядка. Мать Антонины давно привыкла к скромному, неприхотливому проживанию и не собиралась пускать кого-то в свою устоявшуюся реальность.

Её отношение к зятю было прохладным, почти пренебрежительным. Она не скрывала своего недоверия и неприязни. Не пара он её дочери, и как он вообще появился в их жизни — эти вопросы не переставали звучать в её голове. И тот факт, что теперь он будет частью её быта, лишней мебелью в доме, не сулил ей ничего приятного.

Но с этим приходилось мириться. И она мирилась, но при этом не переставала внимательно следить за каждым его шагом, словно опасаясь, что он может что-то испортить или нарушить привычный уклад её жизни.

Болезнь зятя не вызывала у неё особого сочувствия. Она была сосредоточена на своих привычках и не желала менять свои устоявшиеся взгляды. Однако, несмотря на всё, ей приходилось находить в себе силы для того, чтобы сосуществовать с ним под одной крышей.

Игорю поручали несложные дела: вынести мусор, сходить за водой, подмести двор. Он выполнял всё на совесть, стремясь избежать нареканий со стороны «надсмотрщика».

В посёлке его все знали и уже издали старались приветствовать. Заводили разговор, а он с удовольствием делился историями о своём непростом совместном проживании со старой, немного не в себе тёщей.

Собеседники слушали его с особым вниманием, а может быть, лишь делали вид, что погружены в его рассказ, и в знак согласия покачивали головой. Нечасто можно было встретить бывшего омоновца, который находится под влиянием своей тёщи, управляющей им, словно марионеткой.

Но именно эта особенность жизни Игоря делала его фигуру в глазах окружающих особо притягательной. Люди слушали его рассказы с интересом, в которых бывший боец ОМОНа стал объектом не только их внимания, но и сочувствия. Они хорошо понимали его.

Здоровье Игоря Алексеевича стало ухудшаться с каждым днём. Однажды утром, когда первые лучи солнца едва коснулись его лица, он проснулся от странного ощущения тревоги и беспокойства. В голове вихрем проносились обрывки воспоминаний, которые не давали покоя.

В какой-то момент он вскочил с кровати и бросился на кухню. Там он схватил нож, который казался продолжением его искалеченной души. Вернувшись в спальню, с диким остервенением вспорол свой матрас и подушки, словно пытаясь избавиться от чего-то, что терзало его изнутри.

Глаза вылезали из орбит, рот был перекошен, и в них читался нездоровый блеск, который выдавал его состояние. Он не сознавал, что делает, поддавшись власти своих воспоминаний. Кто был перед ним в этот момент, осталось загадкой.

Измотанный и опустошённый, Игорь Алексеевич упал на пол лицом вниз. Он так и остался лежать, пока его не нашла тёща. Она привела его в чувство, но воспоминания ускользали от него, и он мог лишь удивлённо смотреть на пух, который теперь свободно летал по комнате, словно призрак его прошлого.

Бузникин не мог вспомнить, что произошло, и в его глазах читалось недоумение. Мир вокруг казался ему чужим и непонятным, и он не знал, как вернуть себе контроль над собой.

Последний год он почти не выходил на улицу. Одиночество и страх стали его верными спутниками. Он запирался в старом летнем домике, наглухо занавешивая окна, и пытался укрыться от мира, который казался ему враждебным.

То ли это были отголоски событий, свидетелем которых он стал, выполняя свой долг, то ли воображение рисовало ему опасности там, где их не было. Может быть, он видел за каждым кустом потенциального врага, помня о тех временах, когда в «зелёнке» прятались моджахеды.

Он осунулся, сильно похудел, его взгляд стал отчуждённым. Раньше он был сильным и решительным, но теперь стал покладистым, соглашаясь со всем. Разговаривая с человеком, он постоянно оборачивался — не прячется ли кто там?

Изредка его навещала Антонина. Она приезжала, чтобы увидеть мать, а не его. В её присутствии он ощущал себя лишним, ненужным. В городе у неё была работа, которую бросать ради мужа она не собиралась. Она хорошо понимала, что дни его сочтены и болезнь его прогрессирует.

Он жил в своём мире, где реальность переплеталась с кошмарами прошлого. И никто не мог помочь ему выбраться из этого мрака, а может, просто не хотел.

               

Август был на излёте. Стояли последние погожие деньки, хотелось жить и просто радоваться жизни, понимая при этом, что они последние и скоро настанет время серого безмолвия с мелкими и нудными дождями, с первыми заморозками и, возможно, с неурочным снегом.

Его искали, искали везде: и в округе, и по всей ветке железной дороги, вплоть до Каширы. Подключились волонтёры... На столбах, автобусных остановках, в местах скопления людей были развешены его портреты. Проходили недели...

На опушке леса, на поваленном дереве, сидел человек. Его поза была расслабленной, но в ней сквозила глубокая усталость. Он отрешённо смотрел вдаль, где расстилалось поле, скошенное и ярко-жёлтое на фоне бездонного синего неба, по которому неторопливо плыли огромные белые облака. Казалось, что человек пытается разглядеть в этой картине что-то очень важное для себя.

Кепка сидящего была надвинута на лоб, защищая его глаза от слепящего солнца. Его взгляд стал туманным, и трудно было сразу понять: это осеннее солнце слепило его или он тихо плакал. В этом мгновении было что-то бесконечно печальное и в то же время удивительно красивое — человек и природа, словно застывшие в вечном размышлении о смысле бытия.

Из потёртой сумки он достал засохший кусок чёрного хлеба, вынул яблоко, потёр его о поношенную куртку и стал есть. В этом простом жесте было что-то символическое — человек вёл свой нелёгкий диалог с жизнью, принимая её такой, какая она есть.

Кто он и что он? В чём смысл его существования? И что же, в конце концов, это такое — жизнь, и в чём её суть, непонятная и непостижимая?.. Эти вопросы витали в воздухе, словно туман над полем, и ответа на них не было ни у кого.

                2015г.к)*