Хороший рост или Силовая роль 1

Этюды субъективности – 4.0.


Поскольку это необходимо для основной цели, а что необходимо для цели?
Неважно, основная это цель или побочная. Новое лицо, какое-то тусклое, что-то в нем серое, еще глаза монгольского разреза. Пройдемте, не оборачивайтесь, пусть выпендривается. А этот? бывший дважды. Дважды в одном месте? Тогда это не о нем, дважды бывший, значит, дважды сменивший, или даже так, дважды покинувший. Короче, он бывший врач и бывший журналист. Послушай, дважды бывший! у нас есть цель, присоединяйся, лицо остается неподвижно вежливым, но плечи выполняют равнодушное движение, движение слишком привычное, чтобы ошибиться, понятно, это не для него.

1.
Странный гибрид панславизма и Октябрьской революции…
Валентин Катаев

Едет в столицу, а куда ехать дважды бывшему, вот и поддался провинциальному искушению.
При себе ни денег, ни вещей. В провинции и с вещами, и с деньгами останешься провинциалом. А в столице, и без вещей, и без денег будешь, кем ты будешь, синеглазый, ах, сбудешься. Начинать, так с нуля, для этого и самому походить нулем? Понятно, к нему это неприложимо. И все равно, не будучи нулем, он начинает с нуля, этот ноль? У него есть цель, стать литератором, профессиональным литератором. Так бы сразу, точка отсчета, а то...
Цель ; надо приступать, где-то надо начинать, не с чего начать, а где начать.
Выйти на старт можно и в Бежецке, оказывается, место старта давно выбрано, обозначено. Гудками, перегородками, иногда комнатами, чаще редакторами, говоря коротко, привязано. К кому? Постарайся узнать, да не тяни, как знать, глядишь, повезет, узнает. Вышел на линию старта, проще говоря, пошел по редакциям, кругом толпы, толкаются. Потолкался тоже, может, сменить цель. А столица – голодный город, верно, целый город голодает, но среди голодных есть и сытые, куда нести свою цель. Туда, где кормят или туда где платят? Может ли человек сменить цель, проще сменить место. Однажды такое уже было, ядро = носители цели, сидело за рубежом, на местах крутились кустари, как правило, молодежь, работавшая на свой страх и риск. Пример заразителен, становиться ядром, наверное, ни к чему, а вот кустарем, было бы неплохо. Глядишь, найдется за каким-нибудь рубежом приличное ядро, = редактор, захочет печатать, даже приплачивать. Не было никакого плана, не говоря уже о последних деталях, разработанных до малейших дробностей, но повезло, нашлось ядрышко. Пошли письма, раз в неделю, рождение состоялось. О том, что сам содержатель был на содержании, удалось узнать много позднее. Да и зачем, содержание, содержатель содержания, содержатель содержателя, о содержании, понятно, здесь быстро забывается. Бывают, впрочем, и просветления, я – творец! Кричал один такой содержатель, и бил кулаком. Не по голове, по крышке стола, предусмотрительный был.
…
Что дальше, как всегда, здесь взять лицо, там глаза, совместить, перевернуть, на выходе.
Вульгарное лицо, иногда смягчают, некрасивое. Неприятные глаза, усиливают, крайне неприятный взгляд. Но случается глаза превращаются в маленькие глазки, в которых светится лукавство кошки, влип мышонок. Впрочем, бывает и такой отзыв, те же глазки, излучающие доброту, но чаще властность, к ним прилагается тон, разумеется, тоже очень властный. Я позволил себе? небольшую вольность, ограничился только лицом и глазами, неприятным лицом и злыми глазами. Плюс довольно широкие плечи, конечно, уверенные манеры, кто-то язвит, развязанные, не без этого. Просветления? только отклонения, однажды смутился, слабость, в дальнейшем избегал. В результате из двух человек получился один. На деле, между ними тридцать лет, подробная дистанция? ни к чему. Один сошел, другой вышел на сцену. Если считать по порядку, первый и третий исполнители. Им досталась одна и та же роль, по крайней мере, внешне так оно и выглядит. На деле первый передал свою роль, понадобился посредник, своему возможному преемнику. И уже возможный преемник сделал себя действительным наследником. Понятно, с первым связано рождение роли, = энтузиазм, с третьим то, что можно назвать возрождением энтузиазма.
Этот гибрид?
Тот, кто властен над нами, кто находится над нами, и даже так, на вершине власти.
Власть содержания или содержание власти, именно отсюда все и начинается, знать бы еще, что там начнется. Но вернемся к начинающим, литератор + правитель, говорят, когда-то из подобных слагаемых тоже получался один человек. Как доказательство, редкие имена. Твердая рука, это значит, твердое перо? Не обязательно, но скользит твердо, ни одной ошибки. Возможно и так, но это не мой случай. Передо мной остаются два человека, оба застыли, и с места им не сойти, вернее, со своих мест им не сойти. Они и не пытаются, напротив, цепляются за свои места, мертвой хваткой. Если отойти на некоторое расстояние, обычно такое расстояние называют дистанцией. С этой дистанции? Два человека, у каждого из них по столу, большие столы, а какой русский не любит большой стол. Тут же веселый голос, богатый стол, пусть так. У одного стол завален газетами, вырезками, книгами, из книг торчат закладки, все приходится делать самому, ему никогда не быть первым, вернее, Первым. А вот стол другой, действительно, стол первого лица, почти  столп, нетрудно перепутать, свободен от этих мелочей. На этом свободном поле он намерен стать ядром, вокруг которого должны вертеться люди. Чуть иначе, носители социальных ролей. Роль ядра, = Центр, социальные роли – орбиты, ближе к центру, дальше, еще дальше. На самых дальних непрерывная возня, залетают, слетают. Второй, напротив, предпочитает оставаться кустарем, на свой страх и риск, хочешь – не хочешь, ему тоже достанется вполне определенная роль. Попасть в списки, попадет. Будет присвоен номер, присвоят. Останется гадать, догадается, = осознает, бывают ведь иногда чудеса.

2.
Чем различаются роли этих двух, бесконечно далеких друг от друга людей.
Роль первого, нужно записать чуть иначе, роль Первого, позволяет ему быть самим собой, являть миру все свои недостатки. Среди них, самый видный, он не выносит промедлений, все должно делаться прямо сейчас, немедленно. На практике? Есть дистанция, ее надо пройти. А раз так, сооружаем монорельс, от Домодедова и  до Москвы. Прямо сейчас? Немедленно, неужели непонятно! Иногда мир, любуясь этими недостатками, приходит в восторг. Но гораздо чаще стискивает зубы, бессильно. Кому-то удается сжимать зубы, одновременно, растягивать губы в широкой улыбке. Второй, он уже стал литератором, пожимает плечами, кто-то хорош именно плечами. Кто-то своей улыбкой. А зубами, с такими зубками лучше не встречаться. Разве его роль, Второго, или какого там разряда? не позволяет ему быть самим собой, о чем речь, он надевает маску, еще один равнодушный жест. И начинает выпендриваться, скажем, вместо буквы «У» ставит буква «а». Из-за «а», как-то само собой, вылезает «я», результат? майский жук превращается в какое-то серое вещество. Куда поместить, в коленку, больше некуда, отличный хрящ. Литератор достает растоптанные шлепанцы, кстати, еще одна общая деталь. Первый тоже предпочитает старые тапочки, когда переезжает на новое место, за собой тянет привычных носителей социальных ролей.  А куда девать первую букву, «У»? утопить, на что еще она годится. Две роли, и каждая достаточно хороша, я хотел сказать, широка, чтобы носители этих двух ролей могли позволить себе пренебрегать некоторыми правилами хорошего тона.
Несмотря на бешеную дистанцию между ролями?
между этими ролями есть что-то общее,
эти роли?
они возможны только тогда, когда есть дистанция.
Каждый хочет сохранить свою роль, ведь это значит, сохранить самого себя. Поэтому дистанция должна расти. Чем хороша дистанция, всегда можно сменить место на местечко. В свою очередь, чтобы дистанция состоялась, стала привычным жизненным фактом, нужны как минимум две роли. А чтобы удержаться в этих ролях, каждому носителю требуется сила, и немалая. Обычно в таких случаях уточняют, сила характера. Но характер – это сам человек, а вот сила? есть такая сила, которая связана с ролью. Чуть иначе, этот мир, столь уютно расположившийся между светом и тьмой, удерживается с помощью силы, отсюда и роль силы. Когда сила характера встречается, иногда такое бывает, с силой роли? видимо, точнее сказать, с силовой ролью, что-то должно себя утверждать.
…
Дистанция, чуть иначе, обособление, надо себя утверждать, а куда денешься.
Представьте, исполнитель роли исполняет роль, как он наслаждается, вернее, увлекается настолько, что начисто забывает о силе своего характера. В самом центре комнаты стоит женщина, опять некрасивое лицо, что-то тусклое в нем, даже серое. Она как будто стыдится, вот этот сильный и грузный мужчина, по странному совпадению является членом ее семьи, как он попал сюда. А вот она, столь маленькая, столь изящная, вынуждена делить с ним эту комнату. Она принуждает? Дистанция сжимается до нуля, нет, она не позволит, она решительно скашивает свои монгольские глаза, поджимает губы. Мужские плечи сжимаются, что ж, пойду к себе, с таким же успехом он мог сказать, пойду, утоплюсь. И чтобы бы он услышал, да то же самое, хорошо сделаешь. В монгольских глазах досада сменяется ненавистью, кто воспринимает такие слова всерьез. Как ни странно, рядом увивается радость, маленькая женщина с тусклым лицом добилась своей цели, сегодня ей удалось обычную дистанцию раздвинуть до размеров континента.
На этом континенте?
сегодня ее властность спустилась с вершины, добралась до самых потаенных уголков приданной ей души, вершина перевернулась! Напротив, она стремительно потянулась вверх. Этот великан делает вид, что стесняется, кого он хочет обмануть, боится. А что может сделать доброта силы с равнодушием той же самой силы, с собственным равнодушием. Только разделиться, не разделаться же. Ты, он поспешно кивает, будешь полюсом мягкости, силой терпения, у тебя такие большие руки. За мной останется полюс твердости, надо же на чем-то стоять нетерпению силы. Разделение, или как говорит братец, размежевание состоялось. Теперь сходитесь, ближе, еще ближе, одно лицо наплывает на другое. Если диалектика требует синтеза, сколько сознательных слов растрачено на эту диалектику, пора совершить хоть одно сознательное диалектическое действие, чье лицо будет снято? Проще говоря, за кем останется последнее слово, это старый диалектик по наивности полагал, дух бежит от самого себя, потом зовет самого себя, потом, не дождавшись ответа, возвращается. Понятно, к самому себе, после чего духу остается твердая уверенность, он не убегал, только убеждал самого себя. Конечно, это было нелегко, но подобрал слова, убедил. Какие-то  странные звуки, что бы они могли значить? Лучше помолчи, придется напомнить хорошую поговорку, насчет серебра и золота. Вот и ладно, иди к себе, надо будет, позову, будем рядом, будем ладом, синтез состоялся.
Уйти к себе, чем не способ разрешения противоречий.
А если идти некуда?
…
Чем мы занимается в жизни, кто-то уверял, наведением мостов. Опять я позволил себе смешать, не подмешать, что гораздо проще, а только смешать двух человек, мужчину и женщину, столь много общего? Напротив, немного, по сути одна черта. Но это немногое суть ядро их подчеркнуто жестоких характеров. На выходе, нет женщины, нет мужчины, = прототипов, только гибрид. После некоторых колебаний, я уступаю. Столь чистая сущность, поневоле засмотришься. И тут же подчеркнуто злобный голос, к счастью, за спиной. оборачиваюсь, снова два человека, так и должно быть, но здесь делает третий. Первый – второму: ну, что уставился! И пояснил собеседнику, это и есть третий, им, конечно, оказался литератор, он же обыкновенный недотепа, если не сказать резче, пусть отправляется жевать печатные пряники. Что им движет? Самый простой расчет, рядом с ним должны быть только те, кто помогает ему занимать место на вершине. Кто помогает ему играть силовую роль. Их усердие включает их способность жертвовать, личными средствами, личным здоровьем, а при случае и жизнью. Не странно ли, у этих беззаветных помощников есть личные средства, личное здоровье, а вот личной жизни нет. Если и дальше так пойдет, то скоро у них не останется ничего личного. Ни средств, ни здоровья, ни времени. Силовая роль, = сила, которую они сами же и создали, связывает их, превращает в послушных исполнителей. Соратник, исполнитель, материал. Пожалуй, только сила способна довести людей до материала, как говорят в таких случаях, до глины. А там чего проще, начинай лепить, шлифовать, полировать, покрывать резьбой, чем не рука создателя.

На выходе?
Дитя городского общества, он так и не добрался до свободной городской среды, обязательных сред, необязательных встреч, и кто-то только придумал эти вокзалы. С этим кассами, дешевыми вагонами, а тут еще изобретение кимрских сапожников, приличные подошвы из картона. Ржаные сухарики, уважаешь? тогда в трактир. Привычное движение плечами, не обращайте внимания, бред.

Литература:
1. Катаев В. Трава забвенья. – М.: ВАГРИУС, 2007.
2. Соломон Г. Среди красных вождей. – М.: Современник, 1995.