Мой замок. 02

«Погребальных костров стелился сизый дым,
Мимо полых холмов, по дорогам пустым
По равнинам седым в ожидании снегов –
Ответь мне, чем был твой кров?
Чем была наша цель средь бурлящих котлов,
Среди скованных тел, среди плотской тюрьмы?
Мы ошиблись дверьми, я здесь быть не хотел!»
                (Альбигойцы)

Кэт задумалась. С одной стороны уходить с места переброски не хотелось. Вдруг именно здесь и сейчас она вернётся тем же способом, как и прибыла сюда – то есть, абсолютно ничего не делая.
А с другой – не сидеть же "привязанной на месте", или наматывать  круги вокруг трактира?!
Тем более, все уважающие себя герои ищут приключения на свои головы, совершают  подвиги, или попадают в курьёзные ситуации.
Кроме того, интуиция  даже не кричала, а билась в истерике, подсказывая «делать ноги» и как можно скорее.

- Я согласен, если будет достойное вознаграждение, сопровождать мессира…
- Годфруа де Бланшфор, - представился юнец с небрежностью истинного аристократа.

Бертран де Бланшфор был Великим магистром ордена тамплиеров, где-то в двенадцатом веке, - задумалась Кэт. - Родом он  из Гиени.
Выходит, я попала на юг Франции. Только в какой век мрачного средневековья?
По одежде аборигенов не понять. Вот если бы я рыцаря увидела, то по форме шлема смогла бы догадаться.
Кэт давно уже увлекалась рыцарской  экипировкой и неплохо разбиралась в ней.
И точно знала, что назальный шлем, имеющий куполообразную форму, с единственной выдающейся металлической пластиной, которая простирается вниз по носу, был в обиходе с конца IX века до конца  XII века.
Ему на смену, в эпоху крестовых походов,  пришёл "Сарагосский". Такие шлемы массово использовались рыцарями  приблизительно с 1220 по 1340 гг. Сам шлем представлял собой цилиндр с плоской вершиной, который полностью покрывает голову и имеет только очень узкие прорези для глаз и маленькие отверстия для дыхания.
Вот поноси ведро на голове и дыши через дырочки - адские мучения.
Поздние версии  получили более искривленную конструкцию к вершине, чтобы лучше отклонять и уменьшать воздействие ударов. Этот  вариант, с более конической вершиной, известен как шлем "сахарная голова." А на турнирах использовалась его модификация шлема "жабья голова".
Затем очередь пришла бацинету без забрала и бацинету с забралом. Совсем другое дело!

- Как тебя зовут? – спросил  юноша, прервав размышления Кэт.

- Шарль де Голль, - выпалила Кэт первое французское имя, что пришло на ум.

- Пикардиец? Значит ты северянин. А говоришь на провансальском. Я  даже принял тебя за служителя Прекрасной Дамы.
 
Кэт показалось, что в миндалевидных карих   глазах сира Годфруа промелькнуло что-то неуловимое. А потом Катю осенило: ведь это в Провансе сложился культ Прекрасной Дамы. Только сия персона ничего общего  с женщинами не имела.
«Прекрасная Дама»  -  это иносказательно церковь катаров. Служба рыцарей даме – это служба самой церкви и религии катаров.
Вот ситуация и прояснилась. Я попала на юг Франции, прямиком в тринадцатый век.  Интересно, какой сейчас год?
То, что она говорила на местном диалекте, Кэт не удивило. Привыкла, что путешествуя во времени, хорошо понимает и говорит на разных языках. И её появление никогда не вызывало удивления.
- Я – парижанин, но южане для меня, как братья, - худо-бедно Кэт нашла выход из ситуации. В Париже ей приходилось бывать, а о Пикардии имелись весьма смутные представления.Если честно, то она затруднялась даже назвать соседние с Пикардией земли.  Кажется, с Артуа граничит. Нет, вроде с Шампанью, Бельгией и Нормандией.

- Род  Бланшфоров исконно придерживается  католицизма, - с излишней  поспешностью произнёс  сир Годфруа, но Кэт успела заметить, как на миг сдвинулись его широкие брови, а  пухлые губы дрогнули в злой усмешке.
«Мальчишка не так уж прост», - мелькнуло в голове Кэт. Она внимательно на него посмотрела, и этот осмотр вызвал у неё недоумение.
Худощавый, невысокий паренёк с  тонкими чертами лица, высокими скулами и слегка массивной челюстью. Он больше походил на девчонку, чем на парня.
Может это переодетая девушка, которая от кого-то скрывается?
От размышления отвлекла служанка, поставившая  на стол поднос с сыром, лепёшками с  оливковой начинкой внутри и кувшином белого местного вина.
Заглядываясь на Кэт, которую она принимала за мужчину, служанка разлила вино по кружкам. Игнорируя её заигрывания,  Кэт поспешно отхлебнула, а затем, преодолевая себя, смачно хлопнула, зардевшуюся от удовольствия толстуху по обширному заду.   
Терпкое по  вкусу вино смешалось  с кровью из прокушенной губы Кэт, которую она прикусила, чтобы не вырвало  от отвращения.

После трапезы подошёл хозяин и поинтересовался, чего ещё желают господа?
Годфруа с южной учтивостью  поблагодарил  и достал несколько монет. Он решил переночевать здесь. А Кэт выбирать не приходилось. Она теперь слуга сеньора, или всё же сеньориты?
 
Время двигалось к вечеру, немногочисленные посетители  разошлись. 
В очаге потрескивал огонь, освещая несколько грубо сколоченных столов, да плохо отесанных скамей.
Вскоре  Кэт и молодой  сеньор остались одни в трактире, не считая хозяина и прислугу.
 
Трактирщик выделил комнату – крохотную, зато чистую. И с циновкой из соломы. Там стояла только одна кровать, на которой запросто могли разместиться два человека.
К облегчению Кэт, Годфруа заявил, что  его слуга переночует на конюшне.

Кэт с удовольствием вытянулась на душистом сене, вдыхая свежий аромат. Заснула под тихое ржание лошадей, но была разбужена самым бесцеремонным образом.
- Проснись, красавчик! Я пришла.
Кэт с трудом разлепила глаза и увидела склонившуюся над собой служанку, державшую в руке светильник.
Её тяжёлые груди  готовы выскочить из платья и колыхались в непосредственной близости от лица девушки. 
Раскрасневшиеся щёки, похотливая улыбка и призыв в глазах не оставляли сомнения в помыслах этой бабищи.
Она явно намеревалась склонить Кэт к блуду, пребывая в неведении, что та – девушка, а не мужчина.
Кэт попыталась отползти в сторону, однако была прижата одной рукой. Только свеча мешала воспламенённой женщине  заключить в объятия  симпатичного «юношу».

«Задуй свечу,
согрей меня дыханьем,
Я не хочу
в ночном непонимании,
Тебя познав
от края и до края,
Под шепот трав
затухнуть, замерзая...»