Вещество. Глава 1

1. Алиса

— Алиса!

Услышав свое имя, я обернулась и увидела Диму. Это рыжий паренек — друг моего старшего брата — всегда заставлял меня улыбаться, даже когда не очень-то и хотелось.

— Собралась сбежать с урока, Элис? Что-то на тебя это не похоже, — ухмыльнулся Дима, отчего у него появились ямочки на щеках.

Я знала, что у Димы есть двоюродный брат Ян. Говорят, они очень похожи: оба рыжие голубоглазые красавчики.

— Мне позвонил брат, сказал, чтобы я отпросилась и шла домой.

— И это на тебя тоже не похоже. Когда ты в последний раз слушалась Матвея? - не унимался рыжий.

У нас с Матвеем два года разницы. Мне 16, ему 18. Я в девятом, а он в одиннадцатом классе. И порой я забываю, что он мне не родной брат. Настолько мы близки и даже немного похожи внешне.

— Ни за что бы не послушалась, но он сказал, что чувствует себя, цитирую: «хреново». Похоже, болезнь снова обострилась.

В глазах Димы мелькнула грусть. А на лице будто было написано: «понимаю».

— Вы сообщили родителям?

Я отрицательно покачала головой.

— А когда они вернуться?

Я пожала плечами:

— Наверное, к Новому году.

Дима принялся загибать пальцы:

— Так… Сейчас апрель, то есть это произойдет примерно через десять месяцев?

Я понуро покачала головой.

— Да, Дим. Но, знаешь, мы с Матвеем уже привыкли, что их годами не бывает дома. Я не хочу жаловаться или говорить, что нам с братом тяжело, нет. Матвей регулярно созванивается с родителями в Skype, я — тоже. Тем более, нам с дядей Алексом очень хорошо живется.

— Ладно. Но запомни, Алиса, если возникнут какие-то проблемы — сразу звони мне. А сейчас иди, не буду тебя задерживать.

— Спасибо, Дим.

Я помахала рыжику на прощание и покинула стены школы.

2. Матвей

Тошнотворный запах начинал действовать мне на нервы. Голова гудела. Знакомая боль пульсировала в висках. Мое тело содрогнулось в очередном приступе, и я сплюнул кровь, запачкав белую раковину. Школьная рубашка тоже была безнадежно испорчена. Я закатал алые рукава рубашки, заправил ее в черные брюки и направился к выходу, понимая, что не выдержу еще хоть минуты, проведенной в школьной уборной.

Оказавшись в коридоре, я заметил Диму. Друг внимательно осмотрел меня с головы до ног. Я заметил что-то новое в его взгляде. В нем уже не было прежней жалости, а лишь смесь грусти и сожаления. Неужели друг смирился? Я направился к кабинету нашей классной руководительницы, рыжий последовал за мной. Какое-то время мы шли молча.

Я зашел в кабинет, предварительно нацепив на лицо самое раздосадованное выражение. Зашел. Отпросился. Вышел.

— Только иди сразу домой, сестра уже ждет тебя там, — сказал Дима.

— Откуда ты знаешь? — спросил я, натягивая куртку. Уже апрель, а еще чертовки холодно.

— Мы с ней случайно столкнулись в коридоре, возле раздевалок.

Я кивнул.

— Только сразу домой, Матвей, слышишь? — снова начал Дима.

— Слышу я, слышу. До скорого.
 
Мы стукнулись кулаками на прощание.

Возвращаясь домой, я рассеянно смотрел по сторонам. Небо заволокло дымовой завесой, что навевало особое романтическое настроение.

Алиса встретила меня на пороге нашей квартиры. Она хотела казаться стойкой, взрослой, самостоятельной. Я притянул сестру к себе и чмокнул в макушку.

— Как ты себя чувствуешь? — осведомилась Алиса.

— Нормально, рад, что ты дома. Знаешь, — я говорил и параллельно разувался, снимал куртку, стягивал шарф. — Я стал таким слабым. Постоянно думаю, что это мой последний день.

— Заткнись.

Я рассмеялся.

— Обед на столе, — сказала Алиса и направилась в сторону кухни.

Я последовал за ней. Вымыв руки, приступил к трапезе. Алиса что-то приготовила. Это было так не похоже на нее. Сестра старалась держаться подальше от плиты. Но пахло вкусно, поэтому я рискнул, и перед носом тут же возникла тарелка с источающими невероятно аппетитный аромат блинчиками. Я улыбнулся, предвкушая.

— Что-то ты какая-то бледная сегодня, — подметил я.

Сестра пожала плечами и, стянув резинку с запястья, принялась преобразовывать вихрь своих рыжих волос в аккуратный хвостик. Получалось у нее не очень.

— Голова болит, — ответила Алиса.

— Почему?

— Не знаю, Матвей. Может, из-за этой ужасной погоды.
 
— Иди на улицу. Погуляешь, проветришься. Погода не так ужасна. Просто немного холодно.
 
— Чертовски холодно. Не хочу никуда уходить.

— Нет, хочешь. Иди погуляй.

— Ну не зна-а-аю.

— Алис, за меня не беспокойся. Я полежу на диване, посмотрю фильм. Вечером с работы приедет Алекс. Мы посидим чисто мужской компанией.

— Ты меня на весь день из дома выгоняешь?

— Да, ты уже несколько месяцев практически не выходишь из дома. Иди, Алис, иди.

— Хорошо, — сдалась сестра.

— А ты есть не будешь? — спросил я.

— Нет, — покачала головой. — Я уже завтракала в школе.

Я съел свою порцию, встал и помыл за собой посуду. Все это время Алиса не спускала с меня глаз. Она догадалась про сегодняшний приступ. И как она делает? Не могли же пятна крови на моей рубашке или то, что я сказал, что мне хреново, помочь сестре сделать правильные выводы?

Она, как и обещала, оставила меня одного.

3. Алиса

Я гуляла по нашему с братом любимому парку. Он буквально выгнал меня из дома. Немыслимо!

Под порывами холодного апрельского ветра маленькие изумрудные листочки трепетали и раскачивались в разные стороны. Был слышен звонкий детский смех. Я закрыла глаза, чтобы почувствовать все запахи весны и раствориться в атмосфере беззаботного веселья, которой, казалось, наполнено все вокруг.

Но раствориться не получилось. Ноги сами привели меня к дому наших родителей. Точнее к дому, где расположена квартира отца. Мы с Матвеем не родные брат и сестра по крови. Просто однажды его мама вышла замуж за моего отца. У этих взрослых все «просто». Мы с Матвеем сразу сдружились, а вот родители (да, я была вынуждена называть ее «мамой», а их обоих «родителями», а от старых привычек трудно избавиться) разошлись, не прожив вместе и года.

Матвей остался жить с нами. Мой отец был не против. С такой матерью, как у Матвея, я бы тоже сбежала. Но «не судите, да не судимы будете». У нее, наверняка, были свои причины. У всех в жизни бывают не очень приятные обстоятельства, которые влияют на наш характер и мировоззрение. Так получилось, Матвею было не под силу что-то исправить.

Было бы невероятно классно уметь по щелчку пальцев изменять людей, делать их добрее к друг другу, гасить конфликты, особенно семейные. Потому что они оставляют самые глубокие шрамы в наших душах.

Я думала обо всем этом, стоя перед подъездом, где мы когда-то жили втроем: отец, я и Матвей. Я  всегда любила папу, он был моей опорой и поддержкой, но потом в нем будто что-то щелкнуло.

Я помню тот день, как будто это было вчера. Мне четырнадцать лет. Время восемь часов вечера, и маленькая толстенькая Алиса трескает очередную шоколадку на кухне, заедая всю свою неуверенность. Она слышит звук захлопывающейся двери. Алиса радостно вскакивает: это папа пришел! Она летит в коридор, сжимая шоколадную плитку, развернутую в фольгу, в руке, обнимает его.

Отец устало вздыхает. Он щиплет дочь за бока и говорит:

— Господи, Алиса! Ты стала настоящей жирбазой.

Именно так, слово в слово. Тогда для четырнадцатилетней меня эта фраза стала маленьким убийством. Потом жизнь начала состоять из сплошных убийств. Их число росло в геометрической прогрессии. Иногда случались и расчленения. Это продолжалось два года, вплоть до моего шестнадцатого дня рождения.

Постепенно я начала возражать отцу. Стала ругаться с ним. Но не закатывала истерик. Никогда. Это не в моем стиле. Ревела в ванной или утыкалась в подушку. Успокаивала себя: «Ни матери, ни отца… ни матери, ни отца… Это нормально, Алиса, нормально. Ты сильная. Ты воин. Ты боец. Ты все переживешь. Давай, Элис, хватит плакать». Иногда становилось легче. Иногда.

Матвей тогда стал для меня самым близким, самым родным человеком, настоящим братом.

И однажды отец устроил нам сцену:

— Ты любишь его больше, чем меня! — кричал он в пьяном угаре.

Папа замахнулся, чтобы ударить меня. Я лишь гордо приподняла подбородок: пусть бьет, ничего ему не скажу. Не в моем стиле. Матвей заступился. Они подрались. Папа был уже почти никакой. Алкоголь всегда убивает тебя изнутри. Победа далась брату легко.

Это сейчас я могу отматывать назад и думать об этом почти спокойно. Но тогда потоки слез не намеревались останавливаться, холодные капли стекали по щекам.

Папа лежал на полу.

— С ним все будет в порядке, — сказал брат.

Я заметила: у Матвея дрожали руки. Он позвонил брату отца, моему дяде Александру, попросил, чтобы мы пожили у него некоторое время. Вызвал скорую на всякий случай.

— Алиса, собирай вещи. Через сорок минут приедет такси.

Я уже не могла ни о чем думать, поэтому беспрекословно подчинилась указаниям. В дверь постучали. Я открыла. Это оказался Алекс.

— Как он? — с порога спросил дядя.

Я пожала плечами и указала пальцем на кушетку, куда мы с Матвеем оттащили отца:

— Жив, конечно. Но без сознания, — ледяной тон собственного голоса поражал.

Похоже, в тот день я перешла невидимую грань. Дошла до точки кипения, произошел эмоциональный взрыв. А после бури всегда тихо. Все мои чувства превратились в лед.

Скорая приехала одновременно с такси.

Алекс остался говорить с врачами. Мы с Матвеем погрузили вещи в машину и уехали. Я рыдала всю дорогу до дома дяди. Матвей прижимал меня к себе, успокаивающе гладил по голове и шептал, что все будет хорошо.

Я не спала ни секунды в ту ночь. В пять часов утра из больницы приехал Алекс. Он открыл дверь своим ключом (нам с братом прежде, чем мы погрузились в такси, он дал запасной) пробрался на цыпочках вглубь квартиры, включил свет и увидел меня, сидящую на диване, с взглядом опухших от слез глаз, устремленным в никуда.

— Алиса! — Алекс театральным жестом схватился за сердце. Он всегда так делал. И раньше этот жест вызывал у меня улыбку. — Ты меня до смерти напугала.

Я молчала. Я слышала слова дяди, осознавала их, но не могла ответить. Все силы иссякли.

— Почему ты до сих пор не спишь, родная?

Алекс сел рядом и ободряюще сжал мою ладонь. В комнату вошел Матвей. Я медленно, будто не хотела отрываться от точки в пространстве, куда смотрела долгое время, подняла голову.

— Иди сюда, — позвал брата Алекс.

Матвей сел рядом. Алекс обнимал одной рукой меня, другой — брата.

— Есть новости, детки, — проговорил дядя, успокаивающе гладя по голове.

— Хорошие или плохие? — спросил Матвей.

— Нельзя сказать точно: хорошо это или плохо. Но вы не увидитесь с отцом еще год.

— Почему? Что с ним? — я будто очнулась от анабиоза. И пребывала в странных, смешанных чувствах.

— Все в порядке, Алиса. С твоим папочкой все хорошо, — уверял Алекс. — Мы с ним просто поговорили и решили, что вам некоторое время лучше пожить раздельно. Он уедет в Германию и поживет там какое-то время.

— Что?

— С ним все будет хорошо, Алиса. Ты же знаешь, он жил в молодости. Остались знакомые. Я буду звонить ему каждый день. Не волнуйся, Алис, с твоим стариком все будет в полном порядке, — продолжал говорить Алекс.

— Папа что-нибудь сказал? Просил мне передать?

Александр покачал головой. Я разревелась. Они с Матвеем кинулись меня успокаивать. Минут двадцать мы втроем сидели, обнявшись, тесно прижавшись к друг другу, в абсолютной тишине.

— Мне нужно поговорить с сестрой, — произнес Матвей шепотом.

Алекс кивнул, поцеловал меня в макушку и ушел.

— Прости меня.

— Все нормально, Матвей. Мне просто нужно немного времени, чтобы смириться с этой мыслью. Ты же знаешь, я сильная. Справлюсь.

— Если бы я его не ударил…

— Заткнись!

— Что?

— Заткнись, Матвей. Если бы, если бы. Ты все сделал правильно. Тогда я была слишком напугана, но теперь ясно понимаю. Буйствам отца пора было положить конец. Ты же не забил его до смерти, этого я бы тебе никогда не простила... Но пара царапин — это пустяки. Может, Алекс прав. Пройдет какое-то время, отец образумится, мы успокоимся, и все снова будет прекрасно.

Из воспоминаний меня вырвал знакомый голос.

— Эй, красотка. Тебя подвести?

Я обернулась и увидела одноклассника, сидящего на мотоцикле, держащего шлем в руках. Руслан.

— Русь, когда ты перестанешь употреблять эти заезженные пошлые фразочки? — спросила я.

— Некрасова, ты зануда, — ответил он.

— Знаю. Но больше не смей называть меня по фамилии, у меня есть имя. А-л-и-с-а, — проговорила я, забираясь на байк. — А теперь повтори.

— А-ли-са, — произнес Руслан по слогам, передразнивая мою интонацию.

Я показала ему язык. Люблю своих одноклассником, жить без них не могу. Русь протянул мне свой шлем.

— Премного благодарна.

— Тебе домой или можем покататься?

— Давай немного покатаемся, а потом домой. Я волнуюсь за старшего брата.

Руслан кивнул. И мы умчались навстречу ветру.

Продолжение: http://www.proza.ru/2015/09/12/919