Рождение Кредо

               
            Рождение "Кредо"

    Я и  Володя Воронов   остались  не при делах. Только что находились в самой гуще событий и вдруг на обочине.  Хотелось участвовать в демдвижении.  Как-то  подошел к своему соседу по дому Анатолию Черкасову, уже год издававшему  независимый  журнал "Самара". Предложил ему  что-нибудь написать в ближайший номер.  Анатолий Александрович задумчиво выпустил сигаретный дым изо рта и  сказал, что все  полосы  уже заняты на три года  вперед.   Днем позже  такой же  ответ получил Воронов, желавший стать свободным журналистом. На собрании социал-демократов в Летнем театре Загородного парка мы встретились с Володей Сураевым, который издал  первый номер  газеты "Кредо" и жаловался, что больше нет ни материалов, ни средств, а издательская база в Москве. Мы предложили  превратить газету в журнал "Кредо" . Работа  пошла, вскоре был подготовлен макет первого   собственного журнала,  который  Сураев сам повез в Москву. Номер открывался   манифестом  теоретической группы Московского комитета  Новых социалистов от 14.11.89г. В документе высказывается мысль, что  рабочий класс должен всеми силами защищать свои интересы и только в этом проявляется его патриотизм.  Власть считает, что забастовки во время кризиса -это удар в спину отечества. Это не так. Главное зло  попустительство действиям казнокрадов- чиновников, а также хозяев производств, которые ради своих частных интересов  топчут трудовой народ и готовы  разграбить страну. Далее мы разместили статью  лидера Новых социалистов Бориса Кагарлицкого "Шаг налево, шаг направо". Московский теоретик  анализировал  сущность правых и левых как  в западной литературе, так и в  советской. Он доказывает , что существуют отличия.  Он пишет: " Разумеется, тоталитарный режим может использовать "левую" или " правую" терминологию, в зависимости от того, какая лучше "работает" в данной ситуации. Как правило, впрочем, политический язык тоталитаризма - смешанный. ..   Понятия "правый" и "левый" обретают смысл лишь тогда, когда появляется политическая борьба, когда возникают самые элементарные условия для политического плюрализма. В условиях тоталитаризма не могло быть места  оппозиции, а потому не было и политики соревнования различных политических группировок...
   Со стороны редакции надо отметить, что в Советском Союзе под левыми понимали сторонников реформ и социализма с человеческим лицом, а под правыми - ортодоксов-сталинистов. 
  В этом номере   я написал статью "Охранка и демократия":
   Социализм без насилия - все равно что обком КПСС без спецбуфета. Насилие в свою очередь рождает противодействие, которое проявляется в форме инакомыслия. Последнее подавляется тоталитарным государством с особой жестокостью. Диссидентов, т.е. людей, которые пришли к убеждению, что общество является больным, начинают лечить самих. За 70 лет советской власти создана целая аптечка лекарственных препаратов, начиная от свинцовых таблеток за левое ухо  и до настоящих психотропных средств, подавляющих волю.  Главным лекарством от вольнодумства  в СССР является КГБ.
   Современная "контора" чем-то напоминает один из компонентов бинарного снаряда. Сливаясь с заполнителем, которым может быть прокуратура, советские органы, партаппарат, армия, КГБ превращается в мощный карательный меч который изображен на его эмблеме. А так в дискуссиях на страницах прессы эта организация представляет себя невинной пластмассовой сабелькой в детском отделе универмага.
   В бюрократическом государстве КГБ -бюрократическая организация, но командно-административная основа в ней не брежневского, т.е. застойно-  коррумпированного типа, а сталинская - жесткая и четкая. Не случайно после смерти Брежнева  система поставила у руля Ю.В. Андропова. - человека с мировоззрением чиновника госбезопасности. Однако резервы   коммунистического  тоталитаризма в нашей стране давно уже исчерпаны и поэтому железная  рука Юрия Владимировича стала жалкой пародией на тяжкую длань отца всех народов...
   Далее я пересказываю беседу с одним сталинистом, который считал, что в СССР зря не сажали, раз попал в лагерь, значит все равно виновен. В конечном счете мой оппонент сказал, что если нет веры в  режим, то и жить не за чем. Еще у сталиниста спросил:"Почему он в свою огромную квартиру не хочет прописать внука?" Тот ответил, мол пусть тот послужит государству и тогда за это получит свое. Что заслужит, пусть с тем и живет. Я заметил, что внук -это ближайший родственник. Мой оппонент возразил, заявив, что у него один родственник - родное государство, а папа, мама, дети, внуки - все  буржуазные пережитки. По  Карибскому кризису он также свое особое мнение, мол Хрущев дал слабину, уступил проклятым  америкосам, а надо было ввалить и будь что будет, ведь  Маркс, Ленин и Сталин бессмертны.
   В литературном разделе мы разместили сказку Андрея Темникова "Страна деревянных болванов". В ней говорится о том, что если бы людей вырубали из дерева, то их богом стал бы топор, а если б рисовали, то кисточка.
                Я написал рассказ "Отставной полковник": 
  " Он проснулся как всегда рано, в часа дня.... Пошел на кухню. Со стола брызнули тараканы, доедавшие вчерашнюю закуску. Он  проглотил остатки позавчерашней селедки с луком и помидорами, заправленными подсолнечным маслом. Глаза стали такими же масляными, когда взгляд когда взгляд, бессмысленно поблуждав по горам грязной посуды, встретился с двадцати литровой бутылью браги на томатной пасте, в которую заботливые соседи сливали остатки компотов, забродившее варенье и даже зачем то бросили картофельные очистки. Он медленно поставил аппарат на плиту и перед началом процесса прильнул к бутыли. Отплевываясь мухами, он наконец оторвался, жидкости заметно поубавилось. Вот он стал переливать, но стеклянная махина вырвалась из его непослушных рук и рухнула на пол, заливая соседей нижнего этажа зловонным сидром.
   Отставной полковник стал заметать следы. Для этого он сунул под струю холодной воды манжеты своей замаранной зеленой рубашки, которой его снабдила Советская армия. Мелькнула мысль - не заняться ли своим любимым делом? - звонить по телефону знакомым и не очень знакомым и просто незнакомым, чтобы поговорить по душам и поплакаться на свою жизнь. Но время подпирало. Он накинул потертое  пальтишко и целеустремленно засеменил к  водочному магазину.
   Еще издали была видна петля Горбачева. Она извивалась, материлась и дралась. Снадобье закончилось и пришлось купить за  25 рублей бутылку водки, предложенную хмырем в этой же очереди и  отправиться к одной из своих любимых женщин. Когда перед ним открылась дверь, любимая завизжала: "Опять, сука, нажрался?! Вчера всю блевотину твою еле отмыла. Опять, гнида, без денег лезешь? В гостинице и то  за ночлег червонец берут, а ты бесплатно хошь мою кровать мызгать?!" " Нет, мамуля, я во...",- клялся защитник Отечества. Полковник заверял, что он бросит пить, но при этом спрятал бутылку в бельевой шкаф.
 Он помнил заветы своей матушки, которая говорила:"Будь скрытным! Прячь самое главное поглубже". Именно она отдала его в  военное училище с наказом: " Меньше вкалывать будешь, дольше проживешь. Служить- то, Вань, - не работать". При паспортизации она надоумила его прибавить несколько лет, чтобы пораньше уйти в отставку.  Сама она, труженица первых колхозов, ставила галочки, контролируя выполнение плана. Ее Ваня был ровесником Павлика Морозова. именно для него шла индустриализация, коллективизация, " просыпалася с рассветом вся огромная страна". Не случайно его, члена партии за идейную выдержанность, за  умение убедительно доказывать на собраниях неоспоримые преимущества социализма, выдвигали секретарем партии воинской части, в которой он служил. Секретарем его не выбрали, так как вторая жена засыпала жалобами на него все административные и партийные инстанции.  Сама же пьяного и беззащитного офицера била тапками по щекам и при этом истошно орала, что ее убивают. Соседи вызывали милицию. они ненавидели его за любовь к народной музыке, которую он сам исполнял по ночам на  осипшей гармошке " По Дону гуляет..." "Подонок Иван",- добавляли  жители многоквартирного дома.
   Отставной полковник никогда не воровал, не разрешал рассказывать при себе политических анекдотов и никогда бы не сбежал в Америку, так как только в России он мог до конца раскрыть все  прекрасные черты чисто русского характера."
        Вскоре за пятьсот рублей мы получили долгожданный тираж.  Это был настоящий городской самиздат толщиной в полмизинца, состоящий из скрепленных  словно ученическая тетрадь  бумажных страниц форматом А4. С  обложки весело смотрел на покупателей, чуть подмигивая левым глазом,  знаменитый  Михал Сергеич. Под портретом было написано просто и пугающе "Агония социализма". Обложку нарисовал местный  художник Володя  Осинский. Он жил тогда на Некрасовском спуске в коммунальной квартире и очень не любил социализм. Все свои эмоции  парень успешно выразил при оформлении макета журнала. Так на обратной стороне была другая картинка: на фоне кирпичей  кремлевской стены человеческая рука с гордо поднятым большим пальцем. Это означало   ништяк, если бы большой палец не превращался в горящую свечку, которая капала горькими слезами о потерянных десятилетиях глупости, суетности и преступлений. Владимир также предложил свои авангардные стихи, которые мы разместили:
"Великая голая стена"
Синее неба тучи, чернее туч стена.
Стены сильнее море, но не знает об этом она.
Время древнее моря, время длиннее, чем жизнь.
Жизнь тяжелее смерти, вот список известных Максим.

А женщина глупее мужчины,
Ее нежность тонет в крови.
Ее дети -залог здоровья и заложники у любви.

На Восток от стены дуют ветры
А в зените собрался дождь
Заболел, одевайся белым
А родившись, останься гол.

"Независимость"
Независимость,
Независимость,
До чего ты меня довела?
Где свобода?
Где друзья?
Где вы праздники?
Где вы сволочи?
Лишь прощания
Лишь огорчения.
Да прошения:
"Помоги мне друг,
Помоги.
Душат меня долги".

Независимость,
Независимость
До веди ты меня
До
До бра
Невозможно
Бесцельно
Бездействовать
Неужели и мне уж
Пора...
    Передо мной лежала гора новеньких журналов "Кредо". Я чувствовал себя создателем этого  литературного взрывчатого творения .