Ермолка рассказы 14

                14



– Можно я с тобой посижу малость, – спросил Семён, присаживаясь к Ермолке.
– Чего ж нельзя, чай, место не купленное, да и мне веселее, – сказал старик.
- Дома никого нету, так не охота идти.
– А Зинка-то где? – спросил дед.
– На центральную усадьбу уехала, в контору чего-то понадобилось сходить. Должна подъехать, подожду здесь.
– Жди. С сеном-то управился?
– Управился, в копны сложил. Трактор потом возьму, да зарод на волокушу потом сметаю. Лишь бы погода постояла.
– Это верно.
Ермолка завернул махорки, закурил и прищурился, словно кот на заборе.
– Нынче шишка уродилась,  – сказал он, выпуская клубы дыма, – ты-то промышлял орех когда, ай нет?
– Нет, не приходилось, – ответил Семён.
– Сурьёзное это дело, чижолое. Особо поначалу - руки, ноги трясутся  по вечерам, думается, что утром и не поднимешься. А потом и ничего, покряхтишь немного, расходишься и опять за работу.  А уж когда дело к концу, так и не заметно, что работаешь, что нет. Только по орехи надо компанией ходить, так веселей, да и полегче. Одному шибко тяжело, надо и сбить шишку колотом, потом собрать, да сносить на табор. А вечером и перешелушить, и всё одному. Умаешься.
– Я не знаю, справлюсь ли.
– Ты ж говорил, что на все руки мастер. Справишься, где и мужики укажут, как надо. Главное от компании не отбиваться. У нас Митька Самохвалов пошёл раз один за шишкой, так больше не ходит.
– Не набрал? – спросил Семён.
– Конфуз у него случился,  с той  поры в лес ни ногой. Ты же знаешь, где у нас орехи бьют? – спросил Ермолка.
– Нет, не знаю.
– За речкой, где ты пескарей рыбалил, там видел гора?
– Ну видел, – сказал Семён.
– Вот, на макушке этой горы и есть кедрачи.   
– Что прямо на макушке? – усмехнулся сосед.
– Нет. Поднимешься на гору, а там ровное место. Есть бугорки маленькие, но место ровное. Там в одном месте кедрач растёт, будто специально посадили. Кругом сосняк, лиственница, даже с одного бока берёзы растут, а он себе родненький притаился среди этого места и стоит. В тот год урожай на шишку получился добрый, никогда такого не было. Мужики сходили на разведку, посмотрели, только трогать не стали, рановато было, шишка ещё смолёвая, крепко на кедре держится. Решили через пару недель пойти большой компанией, чтобы ореха взять побольше. А этот Митька, чего ему компания, он же сам с усам, решил пойти самую лёгкую шишку взять. Пока мужики соберутся, а он уж обобрал всё. Втихаря, значит, собрался и огородами, чтобы никто не усмотрел, отправился. Только от жадности добра не жди, она тебя так осрамит, что только бока подставляй. У этого Митьки и лодка своя на реке есть, переправился он на лодке, в кустах спрятал, чтоб с берега не видно было и был таков. К вечеру добрался до табора, наши мужики всегда в одном месте останавливаются, кедрач небольшой, чего топтать его зазря. А там шалашик есть небольшой, от дождя спрятаться можно, так в этом шалаше Митька и остановился, запалил костёр, достал бутылку самогонки, что б, выходит, за удачу выпить. На природе хорошо пьётся, только быстро кончается. Он и вторую достал, у него две было, прикончил и вторую, залез в шалаш, чтобы звёзды в глаза не мерцали и спать не мешали. Утром поднялся, голова болит, чаю вскипятил кружку, посидел, выпил, полегчало немного. Сколько можно сидеть, надо и за дело приниматься. Взял Митька пилу и стал искать жердь, чтобы колот смастерить, смотрит, а возле шалаша готовый колот стоит, к кедру прислонённый. Обрадовался Митька, осмотрел  колот, а он на вид  вроде, и хороший.  Только не знал он таёжный закон:  не бери чужой колот, сделай свой. Мало ли, как его сделали, оборвётся чурка да - по башке, вот тебе и будет шишка. Какое там смотреть, шишки пищат на кедрах, к Митьке просятся в мешок. Взял Митька колот и решил пройти полосу, а потом уже собирать шишку в мешок. Ударил по одной кедре, пошла шишка, но слабо, ударил он ещё, опять пошла. Так он и давай колотить. Одно дерево ослобонил от шишек, другое, а на третьем чурка возьми да оборвись. Митька услышал шум, глядь наверх, а чурка прямо ему в лоб бабах. И они упали все втроём. Значит, чурка в одну сторону, жердина в другую, а Митька в третью. Лежат – затаились. Все без памяти.
А в этот кедрач медведь похаживал, тоже орех любил. Мужики говорили, что он там каждый год бывает, берлога там у него есть. Слышит медведь, как стучит кто-то, пошел посмотреть. И только он стал подходить, в этот момент чурка и оторвалась. Стучать-то и перестало.
– А медведь тоже стучит по дереву или лазит за шишками? – спросил Семён.
– Зачем? Он подождёт пока шишка вызреет да и сама упадёт. Ветром дунет и попадает она с дерева.
– Ну и ждали бы все когда шишка упадёт, колотить не надо.
– Когда шишка упала, через три дня от неё ничего не остаётся.
– Почему?
– В лесу зверья всякого полно, вот и потрошат шишку, пока она лежит. Бывает, что снег выпадет, да шишка в снег упадёт, тогда до весны долежит. Слушай, что дальше было. Медведь давай подходить ближе, посмотреть, что там такое заявилось в лес. Смотрит, а эти трое-то лежат, не шевелятся. Медведь, он хоть и зверь, а не стал приближаться к ним близко, носом повёл, принюхался. Встал на задние лапы, на цыпочки привстал, даже лапой глаза от солнца прикрыл, думает, что если даже мясо лежит, то свежее, а медведь любит с душком. Пусть, думает, полежит, дойдёт до готовности, а чтобы никто не позарился на добычу, взял да и навалил огромную кучу, метку поставил.  Пока косолапый отмечался, Митька возьми да и очнись. Но почуял, что чего-то не так, шевелиться не стал, а глаза приоткрыл. Смотрит, а медведь к нему задом стал и поставил здоровенную точку. Метку сготовил.  А Митька тоже не дурак, соскочил и давай черту чертить за собой, тоже место метить, чтобы не потеряться. И прочертил,  аж до самой речки, только далеко от лодки, а дух от той черты такой стоял, что на берёзах листья завяли. Медведь ушёл, видно, у него противогаза не оказалось. А терпеть мочи не было. Мужики пришли через неделю, а там ещё запах не проветрился. Давай смотреть, из-за чего так воняет, да по следам всё и определили, а потом в шалаше и шмотки его нашли. Хорошо ещё, что ему реку вброд пришлось переходить, обмылся малость, а то бы деревню пришлось неделю проветривать.
Семён хохотал, согнувшись, а Ермолка невозмутимо покуривал самокрутку.
– Тебе кто всё это рассказал, медведь? – спросил Семён.
– Среди мужиков и охотники есть,  по следам и определили, что и как получилось, черту эту до речки проследили, проверили, что б не сгинул  Митька, где по дороге, пока свои художества вытворял. Он же,  как пришёл из леса, так нигде и не показывался. Потом мужики стали расспрашивать его,  не сознавался, а когда подпоили  немного, рассказал  всё, как было. С тех пор его в компанию не берут, а сам он в лес не ходит, боится. Да и на реке не бывает, поговаривали, что рыбы много сгинуло от его подштанников, полдня кверху брюхом плыла мимо деревни, что ниже по течению. Там даже не знали, что подумать. Такие вот дела.
– Горазд ты, Ермолка, байки травить, – усмехнулся Семён, – складно, слушать не переслушаешь.
– Какие байки? Из жизни всё, в ей, в этой жизни много чего антиресного имеется, только подметить надо. Там не  твоя Зинка идёт, – вдруг спросил дед.
Семён посмотрел, встал  и пошёл навстречу.
– Здорово дед, - сказала Зинка, проходя мимо, – чего ты такого наплёл Семёну, что у него лицо такое довольное.
– Так, он тебя встренул, вот и довольный. Ждал тут, все глаза проглядел.
– На меня у него другой взгляд, тут что-то другое.
– Рассказывал ему, как я женился.
– Ну, про это все знают.
– А он не знал.