Russian Love - 45

"Любовь по-русски" типа криминального романа с развитием в будущее

И Иришка сидела какое-то время очумевшая от таких фактов, такого размаха... и что, она теперь должна стать не то что королевой, а богиней для народа запада? Лешка ее вообще тогда к лешему пошлет с ее аристократическими замашками. Но глядя на отрешенное, усталое и немощное лицо отца, Ирина вдруг вспомнила раннее детство, и то, что она любила папочку, более чем мать и Иришка пала на грудь на грудь отца, и выдала, -
– «Отец, выживай, ради всех святых, плевать на этот мировой фронт, главное чтобы ты был живой. Я тоже виновата, что забыла любовь к тебе с ранних лет. Может это мать мегера, меня отвела от тебя, это теперь не важно. Фронт уже почти заканчивается и победа наша, слышишь? Мы уже победили! И пусть корчится и сгинет этот мировой столбняк олигархии, подавится своими соплями, как своего мы столбняка завалили, так и этого завалим! Мы будем жить с тобой вдвоем и забудем о матери...», - Ирина смолка и затем вдруг зарыдала, - «Господи! Лешка за меня, за всех, шел к черту на рога, ничего не боялся, все ради людей, все ради других, то есть конечно – своих. А я... я как эгоистка, все только о себе любимой... бить надо было меня Лешке а не беречь... Он все прощает как бог, он все понимает и терпит. Дура я, дура, и тебя и Лешку могла потерять. Этот чертов фронт еще со столбняка и нет ему конца... И мои отношения с Лешкой – фронт, и с тобой – фронт... как все это надоело! Неужели нельзя быть просто девчонкой и любить!? Убью всех мразей!!! Я сильная... Я не слабее Лешки! Надо будет доберусь до Белого дома и задушу этого мирового столбняка в Вашингтоне! Но я свою любовь и счастье, отвоюю!»;
Отец как мог ожил и поглаживал дочь утешая от ее рыданий и она снова вспомнила детство и прижалась к отцу, и остыла и утешилась. Нет, главное, что отец ее не предал и никогда не предавал. Но что он сам мог тогда сделать в раздоре с графским родом? Полечь за нее, идя один против мафии!? Пусть Лешка ее любовь, но отец – ее опора и его надо сберечь. Надо, буду трясти графиню, но отца спасу. И поцеловав страстно отца в щеку, Иришка убежала из палатки, она тоже не хотела чтобы отец видел ее слабость.

    Встреча после такого срока разлук, радости не принесла, ибо снова Лешка и Иришка сошлись только на похоронах бабули, графини Инессы Марковной, в довольно мрачный по погоде день поздней осени. И Иришка стояла в черном платке и тупо смотрела как батюшка отпевает душу графини над открытым гробом, и не знала что Лешке сказать. Столько не виделись, столько думала как его встретит, что скажет, и... все улетучилось из памяти. Главное, что он рядом и к нему можно было хотя бы прижаться. Она хотела видеть встречу не такой, а радостной и солнечной, но уж никак не похороны графини. На поминках, после похорон, когда пригласили к большому, накрытому закуской и выпивкой столу, ни у Лешки, ни у Иришки, спиртное в глотку ни лезло. Но тут оказался странный сосед по столу, какой-то там из тридцать-тринадцатого колена сего дворянского рода, или зять-кум-брат, кого-то из данной родни, что не стесняясь уминал роскошную закуску, стоящую по нынешним временам весьма большие деньги и активно прикладывался к рюмке. Наконец у него типа в мозгах что-то екнуло, что он себя при столь знатных гостях стола ведет как «чернь» и он придал значительность своему лицу и оглянувшись, доверительно дернул Лешку за рукав, а затем наклонившись к самому уху, дыша на Лешку спиртными парами, многозначительно шепнул, -
– «Я знаю точно, что графине, простит меня господь, царствие ей небесное, Инессе Марковне, так сказать помогли, уйти в царствие иное!!! И все из-за мирового движения, что она подняла в массах...»;
– «...Цыц!», - осадил Лешка хоть и не знал этикета двора, - «Ни здесь и ни сейчас. Иначе это будет как богохульство! И то что, ты мне это шепотом сообщаешь, как фронтовику, это меня может оскорбить в чувствах. Ты сам вижу пороху вообще не нюхал, в тылу отсиделся. А такие заявления громкие бросаешь»;
Сосед как-то дернулся от Лешки как от чумы, но сник и уткнулся в салат, типа обдумывает веское предложение, типа этично ковыряясь вилкой в салате. Лешка первым делом подумал, что перебрал товарищ лишку со спиртным, но в пьяном угаре люди как раз и открывают то, что у них на душе. Как это может звучать не парадоксально, то что Лешка постиг гений ковыряться в машинах, то ему в значительной мере помогло и разбираться в механике психики и натуры других людей и похоже, что сосед был из типа дешевых провокаторов. Что абы нашел чем себе придать некую высокую значимость. Мол никто не знает, а он вот знает всю правду-матку скончания графини. Ладно там дамы любят тайны и интриги, но Лешка то пацан и таких намеков на тонкие обстоятельства не понимает. Словно сосед оказался педиком. На балконе имения стояло немало курильщиков, кто выходил сюда затянуться табаком от скучного этикета поминок. И Лешка вышел просто подышать, не думая уже о соседе, подвалит он продолжить разоблачения тайны конца графини или нет. Тут порой слышалась и французская и немецкая речь, ибо родни по миру у графини было много. И они, западные, просто неукоснительно следовали традициях похорон принятым на Руси, но старались вести себя скромно и прилагались к спиртному и закускам столь же скромно. На русских же, таких как сосед Лешки, старались внимания не обращать, это таки Россия, а не запад. И тут «русский монастырь», нравится это кому или нет. Иришка пошла толкаться среди дам, ибо это была как обязанность по дамской привилегии пола.
– «Пардон мосье! Извиняй, ви есть Алекс? Я Жак Монпери изь Франсуа Републик. Я о ваз много наслишан и раз ви тут, то мое нескромно почтенье, у нас говорить что ви из знать персон, но изь публик, то как народ. Я не совершен говорить русськи, но знать корона, весь хоть как говорить русськи. Ибо ви есть велики империй, не смотрья что говорить политьик. Политьик все продажный нон-персон. И я хотел... делать плезир... вас... вам... Мон пардон, надо перьеводчьик, но это личный дело. Нас франсуа публик ваз почитай, ви есть легенд и... надьежд... на лючьши жизень чьеловьек. Мне надо немьного от ваз для большой дело...», - приклеился с боку к Лешке какой-то француз и Лешка только подумал, что даже на поминках не могут без своих дел, чтобы найти хоть какую выгоду...
– «О гранд Монпери! Бонжур мосье, сиву му пле...», - увел гостя от Лешки какой-то из русских дворян родственников, но Лешка и не напрягался, ибо что отвечать сему гостю не знал и не думал.
– «Я тут не знать, но из ближайших советников графини и как раз занимался вопросами связи с европейской знатью. Ибо там редко принято обращаться прямо, а вопросы решают на уровне советников, чтоб самим как бы оставаться чистыми и без грехов меж родами. Сей француз тоже не велика шишка при знати, но из такого рода посредников, что более преследуют личные цели рода, чем какие общие вопросы дворянства. В сути он как и я слуга, но просто из весьма приближенных ко двору персон. Потому такие стараются такими контактами, набить прежде рейтинг себе при своем же дворе. Там тоже тайная грызня между слугами за самое высокое положение. Как и у нас карьеристы подсиживают друг дружку. Так что он в сути не имел прямого права на личный диалог с тобой, но так сказать проявил инициативу. Вообще эта дворянская кухня внутренней политики, там черт голову сломит. Они знают что русские более просты, щедры и доверчивы и всегда пытаются на этом сыграть. Так что не суй голову в эту политику – откусят или просто потеряешь голову. Зачем тебе это надо? Мы тут сами с усами, разберемся», - чуть погодя просветил Лешку, советник от графини Артемий, что увел от него француза и Лешка с чего то вспомнил разведчика Вальку Тараскина, и подумал, что сей Артемий тоже мудрит и играет словами с ним, за свой кусок мармелада с нектаром при дворе. Сладко жить не запретишь и зад у такого не слипнется. А за этим нектаром и зубы аллигатора просматриваются. Но Лешке к риску как и к фронту было не привыкать.
– «Я чего-то иного не пойму, поминки таки, пусть не знают нашего монастыря, но на поминках дела обсуждать – как кощунство поди. Сосед тоже мне попался, словно из дешевых провокаторов. Я понимаю там, графский род, то да се, кусок свой жирный урвать можно и надолго. Но человеком надо быть!»;
– «А вот тут браток да поподробнее! Что за провокатор, кто таков? И что он тебе там напел?», - вроде как явил Лешке, Аркадий иную личину, более властную, как привык распоряжаться от имени графини и Лешка лишь про себя ухмыльнулся. Но не стал нарываться на новый фронт и тут на поминках, -
– «Да так, ел-пил себе будто из бомжей в ресторан для богемы попал, а потом вроде напился и остепенился. Видно что поминки ему эти побоку, лишь бы утробу нахаляву набить, а потом вроде как неловкость усек, что среди господ аристократов оказался и значит решил и себе какую значимость набить и сообщает мне на ушко пренаиважнейшую новость, мол графине Инессе Марковне, прости господи, помогли уйти в мир иной и он точно знает и мол абы из-за того, что она движение народа по миру подняла... Я бы так сказал, джеймс бонд из него мышам на потеху, а вот раздуть страсти на пустом месте, его конек»;
– «Так-так-так. А кто таков? Он тебе не представлялся? Как выглядит хоть, ты смог бы его узнать?», - загорелся глазом Аркадий, но тут Леха подумал, что коли советник при графине был, должен был сам знать как и кому места при столе распределять и всяко должен знать, кто был рядом с ним, Лешкой, подсажен.