Под взглядом сфинкса

Под ВЗГЛЯДОМ СФИНКСА.
Политико философcкий анализ истории мировых цивилизаций.
“Я тот, кто был, кто есть и кто будет”.
Древнеегипетская надпись.


Глава 1.
Что является главной темой этой книги? Если выразиться двумя словами: описание развития человеческой цивилизации. Кто мы? Откуда? Что из себя представляем? Каким образом наша цивилизация образовалась и сложилась в таком виде, в каком она существует сегодня? Это фундаментальные вопросы, и поэтому их трудно поместит» в рамки истории, политики или философии, хотя элементы каждой из них будут присутствовать в этой книге.
Интересно одно особое обстоятельство, которым грешили и по сей день грешат многие ученые, работавшие над этими вопросами. Как правило, историю развития человеческой цивилизации эти мыслители / не имеет значения, историки они, философы, политики или писатели / рассматривают с точки зрения своей эпохи и региона, то есть они при описании истории человеческой цивилизации точкой отсчета брали собственную эпоху и соб¬ственный регион. Н-р, европейский мыслитель 19 века оценивал достижения мировой цивилизации исходя именно из достижений европейской
цивилизации своего века, из-за чего по причине такого непропорционального подхода значимость некоторых явлений искусственно раздувалась, а других - наоборот: из-за давности времени незаслуженно предавалась забвению или отодвигалась на задний план. Но ведь никто никогда не доказывал, что именно современная европейская культура являлась целью развития челове¬ческой цивилизации, а все остальные явления заслуживают внимания лишь постольку, поскольку они служат этой конечной цели. Хотя в этом вопросе одинаково грешат мыслители всех эпох. Наверное, так устроен человек: чем ближе к нему то или иное событие, тем более важным и значимым
кажется оно ему. Да, нам, живущим на пороге третьего тысячелетия, кажется, что цивилизация, не смотря на препятствия и эпизодический регресс, характерные для некоторых эпох, все - таки развивается по неуклонному восходящему пути прогресса к какой-то конечной цели, которая, наверное, подразумевает последующее развитие и прогресс. Но живущий тысячелетие назад предок нашего европейского современника, сравнивая успехи античной и своей эпох, наверное, посчитал бы, что цивилизация вступила в глубокий кризис, и этот кризис с каждым веком все более нарастает, а вершина развития прогресса осталась в далеком прошлом. А его ближневосточный со¬временник, представитель блестящей арабской культуры, наверное, искренно удивился бы, если кто-то сказал бы ему, что именно эта варварская Европа станет передовым регионом человеческой цивилизации. Для нас и впрямь




характерно преувеличение или принижение значимости того или иного явления потому лишь, насколько оно удалено от нашей эпохи и региона. А ведь что представляет из себя настоящее по сравнению с океаном прошлого и вечностью будущего? Всего лишь миг. И кто доказал, что именно этот миг мы должны брать за точку отчета при оценке развития дости¬жений цивилизации? История ведь знает не один пример когда определенное событие в его эпоху не было оценено должным образом, и свою значимость оно обрело лишь в последующие века. Мы должны осознать одно: говоря о развитии цивилизации и желая быть объективными, мы должны стараться выйти из скорлупы нашей эпохи и региона, отойти от нее, чтобы с определенной дистанции попробовать объяснить тот сложный феномен, каким является человеческая цивилизация. С этой точки зрения значи¬мость той же Шумерской цивилизации для истории не менее значительна, чем значимость для истории, современной эпохи. История ведь начиналась с Шумера. 
 
Всегда носят на себе печать искусственности попытки поместить ис¬торию цивилизации в определенные схемы или представить путь ее развития как стремление человечества к какой-то определенной цели. Вниматель¬но проанализировав ее, можно увидеть, что цивилизация не имеет и нико¬гда не имела другой цели, кроме обеспечения своего собственного сущест¬вования как в материальном, так и в духовном и культурном отношениях. Тем более, она никогда не представляла одно целое, а существовала и существует как несколько региональных цивилизаций с большей или мень¬шей степенью значимости, между которым и в разное время, в том числе и в наше, происходит определенное сближение. Но сближение еще не подразумевает слияние, и внимательный наблюдатель всегда заметит, что это сближение больше касается формы сущности, а не ее содержания. Одетый. в современный европейский костюм и говорящий на английской языке ази¬ат по своей сущности никогда не станет европейцем, точно так же, как азиатом не станет тот европеец, который принял буддизм или кришнаизм, и какой бы искренней ни была бы его вера. Ведь за спиной каждого из них многовековые корни родной культуры, вырвать которые не так легко. Иначе можно потерять и собственную голову. Да и сами эти региональные цивилизации довольно условны, ведь каждый народ создает свою индивидуальную культуру, и объединить их все в состав региона не совсем правильно. Это можно сделать только с той оговоркой, если иметь ввиду выше приведенное замечание, а также если осмыслить следующее обстоятельство: это правда, что каждый народ по-своему оригинален и неповторим, но у живущих по соседству народов есть общие корни, откуда они берут свое начало. С этой точке зрения, если будем иметь ввиду единство культур, традиций, историй, стиля мышления и образа жизни, можно выделить три региональных цивилизаций:
1. Западная, или Европейская цивилизация, под которой подразумевается как античная греко-римская, так и современная европейская цивилизация с ее романской и германской ветвями.
2. Ближневосточная цивилизация, то есть тот регион, где впервые возникло государство, и где царствует ислам, а так же ореол близлежащих православных христианских государств.
3. Дальневосточная цивилизация; Индия, Китай, Япония и другие сопредельные страны, а также Древнеегипетская цивилизация.
Сегодня больше принято делить мир на Азию и Европу, Запад и Восток. Но это упрощенный подход. Азия не является однородным регионом, и народы Дальнего Востока так же отличаются от народов Ближнего Востока, как последние - от европейцев. И мы начнем описывать рождение, жизнь и последующее развитие каждого из названых регионов отдельно.
………………………………………….
Первые очаги цивилизации возникли шесть тысячелетий назад в Нижней Мессопотамии и на территории Египта. Как видно, этот регион выделялся максимально благоприятными климатическими и другими географическими условиями для возникновения цивилизации, изученными довольно глубоко, и здесь трудно добавить что-либо новое, да и не стоит. Мы начнем с описания Шумерской цивилизации. Эта культура позже приняла общеэтнический характер, и за исключения Египта распространилась на всем Ближнем Востоке. Она существует и по сей день в православных христианских государствах и странах исламского мира. Правда, первые причи¬сляют больше к Европе, но своими историческими и культурными традициями они берут свое начало в основном в этом регионе. В сфере экономки для них характерно доминирование государственного сектора над частным. В политике - деспотическое единоначалие как основная форма уп¬равления государством. В области мышления - аналитический и критически подход всегда заменялся принципом интуитивного восприятия действитель¬ности. Человека здесь интересовало не то, “что” является причиной то¬го или иного явления, а “кто” является причиной происходящего. При таком образе мышления человек приходил к признанию божественной воли, и здесь уже само собой терял всякий смысл метод критического исследования того, “почему и как” происходит то или иное явление. Наука, литература, искусство впервые возникли именно в этом регионе. Но здесь они никогда не получали такой степени независимости, которая дала бы им возможность развиваться самостоятельно. Человек здесь никогда не старался создать новое на основе критики и отрицания старого. Наоборот, всегда сильны были тяга к традиции, тенденция к сохранению старой системы. Именно поэтому, не смотря на то, что Ближний Восток является ко¬лыбелью цивилизации, его культура после первых успехов застыла на одном месте, и все свои силы тратила только на сохранение и реставрацию старого. Вместо критического поиска здесь всегда властвовал догматический подход. Цивилизация Древнего Востока похожа очень на того вундеркинда, который рано созрел, и по этой причине в нем раньше време¬ни иссякли жизненные силы для последующего развития. Короткие годы молодости для него очень быстро сменились вечной старостью, миновав годы зрелости.
Что могло быть причиной такой печальной судьбы цивилизации Древнего Востока? Ответ лежит почти на поверхности. На Востоке индивидуализм, то есть личностное начало в человеке, был: слабо развит. Именно этим объясняется доминирование государственного сектора над частным в экономике, преобладание общины над личностью в общественном быту, а в сфере государственного управления - доминирование деспотизма как осно¬вной формы правления. Монтескье причиной этому видел географию. Он счи¬тая, что рельеф Азии характеризуется несравнимо большими по размерам равнинами, чем в Европе, здесь более большие территории окружены река¬ми, морями, горами, что создает условия для возникновения более круп¬ных стран по сравнению со странами Западной Европы, а единственным способом управления большого государства, является сильное деспотическое единоуправление. В противном случае, в удаленных от центра провинциях может появиться стремление к сепаратизму. Исходя из этой логики, вос-точные народы оказались как бы заложниками географии. Здесь личность еще в далеком прошлом между анархией и деспотизмом сделала выбор в пользу последнего, и это было логично потому что порядок, даже если он не справедливый, всегда лучше анархии. Этот тезис Монтескье с пер¬вого взгляда выглядит довольно убедительным: большим странам и впрямь очень трудно отказаться от деспотизма, и когда это происходит, как правило, вместо демократии внутри страны возникают революционные катаклизмы, гражданские войны, анархия, беспредел мафиозных кланов, и все это часто кончается установлением новой диктатуры. Таким образом, именно деспотическое государство раздавило в Азии индивидуализм лично¬сти и не дало ему возможности развиваться как в политической, так и в экономической общественной жизни. И вправду, в больших государствах всегда была сильной тяга к авторитаризму, и для больших наций установление демократии являлось делом более трудным, чем для малых. Даже де¬мократия Древнего Рима погибла из-за масштабов этого государства. Там, чем больше росла граница империи, тем сильнее падала степень свободы внутри государства, пока не достигла нуля. Даже Франция и Испания на пути установления демократии прошли длинный и тяжелый путь, а в Гер-мании, стране, где ни в одной из исторических эпох не существовало деспотической власти, после объединения возникло явное стремление к авторитаризму, а в 30-х годах 20-го столетия там, на удавление всего мира, образовался такой сильный тоталитарный режим,- по сравнению с которым азиатскую деспотию можно воспринимать как забаву. Исхода всего этого, можно было бы согласился с Монтескье в данном вопросе, если бы не некоторые противоречия. Дело в том, что первые государства Древнего Востока были маленькими даже по европейским масштабам, а ведь в городах-государствах Древнего Шумера уже отчетливо доминировала деспотически – бюрократическая форма управления, да и другие регалии азиатской жизни возникли именно здесь. Можно сказать, что цивилизация Древнего Востока, не смотря на свою многотысячелетнюю историю, в будущем не создала ничего качественно нового; все, что имеет эта цивилизация, она получила по наследству от Шумера, а ведь Шумер была маленькая страна, и притом она, как и Древняя Греция, была поделена на множество городов-государств; да и до основания Персидского царства ни одно восточное государство не владело большими территориями; то есть, кроме географии, у этих народов были другие причины для установления и сохранения так называемого восточного образа жизни. Можно сказать, что в Азии образовались большие страны не потому, что географический рельеф способствовал этому (как говорил Монтескье), а наоборот: стремление этих народов к авторитаризму предопределило образование централизованных бюрократических государств. А такие государства по вполне понятным причинам смогли мобилизировать в самих себе такие силы, с помощью которых они смогли расширить свои территории . То есть здесь перепутаны причина и следствие явления: не авторитарное государство было причиной подавления человеческого индивидуализма , а наоборот: слаборазвитые личностные начала определили  в этом обществе бесправии торжество деспотизма.
 Этот вопрос вроде бы рассмотрели, но главный пункт все-таки остается без ответа. Что являлось причиной слаборазвитого индивидуализма на Востоке ? Не может быть, что бы это было изначально заложено в нас от природы. По разным причинам этого не может быть. Шумеры, чтобы построить свою цивилизацию, оставившую глубокий след на все последующее развитие человеческого общества, должны были открывать, изобретать, создавать, а для такого прогресса необходимы индивидуализм, творческий дар, поиск нового и инициатива. Нигде и никогда рабское общество не создавало и не могло создать никакую цивилизацию. Почему же случилось так, что после преодоления определенного рубежа этот народ вдруг остановился и закостенел? Сейчас трудно рассуждать об обстоятельствах, ставших виной тому, что индивидуальное начало у древних шумеров было подавлено. Но факт, что к тому времени, когда цивилизация в этом регионе окончательно победила, и образовалось государство, это уже свершилось. Как бы там ни было, в исследовании этого вопроса не достаточно ограничиться вопросами только истории, политики или экономики. Ответы на такие фундаментальные вопросы всегда надо искать в культуре данного народа. Культура может быть косвенно, но всегда фиксирует значительные изменения в душе народа. Я здесь постараюсь высказать одно соображение, которое может показаться спорным, многие могут с ним не согласиться, но думаю, что оно тоже имеет право не существование. Дело в том что когда человек достигает удовлетворения своих материальных интересов, его основное внимание переключается на сферу духовную. Человек вышел из леса, возделал землю, построил города, для обеспечения собственной безопасности изоб-рел государство. Он более или менее освободился от господства природы удовлетворил свои материальные интересы. Первобытный человек превра¬тился в цивилизованного, и после удовлетворения материального интереса у него появились и духовные. Добиваясь успехов в борьбе с природой, у него была надежда, что они принесут ему свободу. Но вот парадокс: пос¬ле каждой новой победы, одержанной в борьбе за существование, человек все больше сомневается в своих силах, все более убеждается в собствен¬ном бессилии перед внешним миром. Раньше, борясь за выживание, у него, может, и была иллюзия, что одержанная победа сделает его властелином мира, но теперь он эту иллюзию потерял. Каждая новая победа, каждое но¬вое открытие все более ясно доказывали, всю сложность мироздания, его величие. Человек добыл знание, и оно говорило ему, что его собственные возможности ничто перед возможностями природы. И им овладело отчаяние, которое исходило от страха, от того страха, который заложен в человеке на генетическом уровне. У первобытного предка было много страхов: пе¬ред хроническим голодом и холодом, перед болью, лесным хищником и т.д. Все эти страхи в конечном счете исходили от страха перед смертью. Именно страх перед смертью был первичный страх. В процессе борьбы за выживание человек освободился от многих страхов, ему уже не угрожал голод, холод и лесной зверь, от всего этого надежно защищала его стена циви¬лизации. Но остался самый главный - страх перед смертью. От него его не могли защитить никакие успехи и достижения цивилизации. И впрямь, чего бы мы в жизни ни добились, какие бы вершины ни покорили, через несколько десятилетий все это теряет смысл, потому что человек смертен. И с наступлением смерти уравниваются и кончаются все его успехи и неуспехи. Выходит, что стараниям человека нет смысла, потому что все это преходящее, и тогда какой смысл имеет все земное - хорошее или плохое, победы или неудачи - все это суета сует. Такое настроение древневосточных народов хорошо отражено в шумерском мифе о Гильгамеше. Непобедимый герой Гильгамеш, стоящий на вершине славы, был мифическим символом человека, победившего первобытную природу и создавшего цивилизацию. С молодецким задором он покоряет природу и борется за бессмертие, не в этой борьбе Гильгамеш-человек терпит поражение, оставаясь смертным. Именно побежденный в борьбе с природой человек создал богов и идолов как свою мечту. Языческие боги — это те же люди, внешность, характер, образ жизни у них такие же, как и у людей. Она так же любят, ненавидят, завидуют, ревнуют. Есть среди них храбрые, жадные, злые, хитрые и добрые боги, потому что эти языческие боги - те же люди со своими преимуществами и недостатками, но только более прекрасные, сильные, более свободные, и что самое главное, бессмертные. Их молодость красота, сила вечна и никогда не увядает. Определенная религия существовала и в первобытных обществах, но там человек богом признавал то, чего он боялся, был ли то зверь или явление природы, и очень редко бог в первобытном обществе принимал облик человека. Бога-человека придумал побежденный человек как свою мечту, как идеал, которого он никогда не достигнет. И что остается тогда? Оказывается, он не может стать царем природы, наоборот, природа сама является властелином. В челове¬ческом мышлении в отношении к природе потерял смысл аналитическо-критический подход, стремление искать и создавать новое. Вопросы "что" и "почему" заменились на "кто" и "по чьей воле". Человек признал божественную волю, а значит, собственное бессилие перед ней, и его индивиду¬ализм получил смертельный удар. Потому и случилось, что в таком обществе община доминировала над личностью, государственный сектор - над частным, а деспотизм утвердился как единственная форма правления. Все сказанное касается не только шумеров, но и всего Ближневосточного региона. Не случайно, что именно шумерская модель распространилась среди живущих здесь народов, а не египетская или греческая. И все-таки, не смотря на то, что человек признал божественную волю и уверился в собс¬твенное бессилие, нельзя сказать, что он примирился со своей судьбой. Он покорен не потому, что он так верит, или ему так хочется, а потому, что он вынужден быть таким. Поэтому душа его раздвоена, не удовлетворена, неустойчива, полна контрастов и деспотична. Именно такой менталитет утвердился почти у всех народов Ближнего Востока и близлежащих к нему стран.
Таким образом, на Ближнем Востоке процесс развития цивилизации после первых успехов приостановился, и. как бы застыл. Здесь ничего не менялось не то что за века, а даже за тысячелетия. Народ был покорен и безразличен, а самим обществом можно было управлять только с помощью страха. Инфантильностью ближневосточных народов, объясняется то калейдоскопическое появление и исчезновение разных стран и государств. Империи рождались и рушились, народы появлялись и исчезали, будто в этом регионе ни у кого не был выработан иммунитет самосохранения. Появление каждого нового завоевателя полностью меняло этническую и политическую карту. Исключение составляли только Древний Египет, Финикия и отчасти Палестина.
Древнеегипетская модель в определенной степени близка к шумерской, хотя во многом и отличается от нее. Личностные и индивидуальные начала в египетском обществе были не то что слабо развиты, а можно ска¬зать, их вообще не существовало. Личность здесь полностью сливалась и терялась в обществе. Не будет преувеличением сказать, что Древний Египет знает только одну личность - фараона, живого бога во главе стра¬ны. Жесткий регламент регулировал здесь всю жизнь человека от рожде¬ния до смерти. От египтянина требовалось три вещи: покорность, терпе¬ние и полное спокойствие. В экономике государственный сектор полно¬стью поглотил частный, а форма государственного управления была проникнута такими сильными деспотическими элементами, по сравнению с которыми другие ближневосточные царства могли показаться читателю либеральными республиками. Фактически, ни в одной стране Ближнего Востока не была достигнута такая высокая степень доминирования государства над личностью, какую мы видим в Древнем Египте.
У этого есть свои причины. Дело в том что египетская цивилизация дала человеку надежду, открыв ему загробную жизнь, и человек здесь освободился от страха перед смертью. Основной целью жизни человека в Египте была подготовка его к жизни загробной. Неслучайно, что фараоны строили грандиозные пирамиды, на создание которых расходовали все силы страны, и единственным назначением которых было обеспечение загробной жизни ее властелина. В мировой истории трудно найти другой такой народ, даже среди христианских народов, который придавал бы такое большое значение устройству своей загробной жизни. Из месопотамского мифа о Гильгамеше мы знаем, что человек проиграл борьбу за бессмертие, можно сказать, что человек не дотянулся до бога. В конечном счете, это стало источником его пессимизма, так хорошо описанного в Вавилонских «Пессимистических диалогах». Как уже выше было сказано, это обстоятельство оставило глубокий след на всю ближневосточную цивилизацию. В отличии от этого, египетская цивилизация нашла способ освободиться от этого пессимизма, она самого бога опустила на землю. Фараон был объявлен живым богом, а верная служба ему являлась гарантом достойного пребывания в загробной жизни. В остальных странах Ближнего Востока государственный деспотизм, пользуясь человеческим бессилием и пессимизмом, управлял, опираясь на силу и страхи, благодаря чему он добился порабощения личности, и только. Ближневосточный раб был таковым по неволе, он оставался не довольным существующим положением вещей. У него не было надежды, цели, он был душевно раздвоен, что выражалось в безразличии к собственной судьбе и судьбе своей страны. Да, государство здесь могло легко поработить человека, но оно не должно было обольщать себя надеждой, что в тяжелую годину оно найдет опору в своем народе. С другой стороны, заболевший инфантильностью народ не мог стать гарантом экономического или какого-либо иного прогресса. Из-за выше приведенных причин в этом регионе было слабо развито чувство национализма и способность к самосохранению, вследствие чего все эти восточные деспотии являлись слабыми и не надежными образованиями, которые рушились при первом же сильном ударе и исчезали бесследно. Урарту, Хеттское царство, Ассирия, Вавилон, Персия – живые тому примеры. В отличии от них, в Египте смогли объединить страх, надежду и веру, из-за чего было достигнуто почти невозможное: древнеегипетский раб был рабом не по принуждению, а по вере; не потому, что он боялся, а потому, что он так верил. Опека государства и общины представлялась ему не обузой, а обязанностью, освобождение от которой могло принести ему то чувство духовной неудовлетворенности, которое испытывал в рабстве его ближневосточный сосед. Именно этим объясняется та высокя степень порабощения в Древнем Египте, которую, в принципе, невозможно достичь путем принуждения.
Была еще одна особенность, выделявшая культуру Египта и заключавшаяся в сильно выраженном национализме. Географическая обособленность и сама тоталитарная природа этого государства определили тот фактор, что Египет сложился как закрытая страна, что, в свою очередь, вызвало в сознании египтян резко выраженные формы противостояния другим народам. Египтянин, значит, человек, а не египтянин – то есть тот, кого нельзя назвать человеком. В них сильно было развито чувство особенности и превосходства собственной культуры. И впрямь, в Древнем Египте образовались совсем особенная культура, письменность и образ жизни, но эта же особенность не дала возможности египетской культуре выйти из рамок своих национальных границ. В отличии от шумерской культуры, она не стала общерегиональной. Древние греки и особенно древние евреи многое взяли из этой культуры, но полностью ее не освоил ни один из древних народов.
Резкий национализм и сильная центральная власть , опиравшиеся не только на страх подданных, но и на их веру, в отличии от остальных ближневосточных народов, выработали у этого народа сильнейший иммунитет самосохранения. Древний Египет со своими пирамидами всегда являлся символом вечности, а по срокам давности существования эта страна и вправду установила рекорд: египетская цивилизация просуществовала 4 тысячи лет и уступила место только христианской религии. Этот срок беспрецедентен в мировой истории.
Хорошо присмотревшись, заметим, что к египетской цивилизации не в смысле географического положения, но всмысле путей развития и внутреннего характера, близко стоит дальневосточная цивилизация: Китай, Япония, Индия, и другие прилежащие к ним страны. Объединение этого региона с ближневосточным регионом под одним термином «Азия» и его противопоставление западной культуре не совсем верно. Дальневосточная культура так  же отличается от ближневосточной, как эта последняя – от западной. В этом регионе распространен буддизм, самая старая из мировых религий. Буддизм, так же, как и древнеегипетская религия, земную жизнь человека считал как бы подготовительным этапом для вечной загробной жизни, он освобождал верующего от страха перед смертью и вместо этого, как и религия Древнего Египта, требовал от него покорности, терпения и спокойствия. Здесь развилась идея гармоничного единства человека с небесами: в мире существует общий путь предметов и явлений – Дао, который никому не дано нарушить, даже правителю. Но этот путь – в самой природе вещей, и потому он не стесняет свободу человека, а наоборот, делает его свободным. Открытие небесного начала в человеческой природе подразумевало отвержение от личности всего индивидуального и субъективного.
Цивилизацию Дальнего Востока можно назвать групповой цивилизацией. Здесь самой маленькой группой является семья, самой большой – государство. Личность полностью растворена в этих группах. Сама жизнь человека от рождения до смерти помещена в довольно узкие и строго регламентированные рамки. Значение индивида здесь определяется не его личными качествами, а принадлежностью к той или иной группе. И вместе с тем, в обществах этих стран царствует строго иерархическая лестница и настоящий культ подчинения младших старшим. В Индии для этого существуют касты, а в Китае – учение Конфуция, принявшее вид официальной религии и влияющее даже сегодня на образ жизни современных китайцев. Здесь личность переживает чувство неудовлетворенности или стыда не тогда, когда она сама терпит поражение, а когда терпит поражение группа, членом которой она является. В Японии раньше существовал обычай группового харакири: самурай кончал жизнь самоубийством за такое преступление, позор, к  которому он лично не имел причастности, но который касался его группы. А в Китае еще в эпоху императора Ци Ши Хуанди утвердился обычай групповой ответственности, то есть за преступление одного человека наказывали всю семью, за преступление семьи наказывали всю деревню, за преступление  деревни уничтожался весь прилегающий район. И это воспринималось как норма. Точно так же, залогом успеха личности обществе являлись не ее личные достижения, а успехи той группы, в которой она состояла. Таким образом, индивид здесь живет интересами, целями, честолюбием, симпатиями и антипатиями своей группы. Но подавление индивидуализма, ни в коей мере, не вызывает в человеке чувство неудовлетворенности и обреченности. Наоборот, личность почувствовала бы себя несчастной тогда, когда ее освободили бы от общественной опеки, и она осталась бы наедине с собой. В той же Индии самым несчастным и низким считается человек, не принадлежащий ни к одной касте, то есть свободный человек.
Монтескье в своем произведении «Дух закона», характеризуя разные государственные формы, отмечал, что сила свободного государства измеряется добродетелью его граждан. Монархия измеряется чувством чести аристократии, а деспотизм опирается на страх. Для деспотического государства добродетель и честь не приемлемы, потому что эти качества трудно уживаются со страхом. В другом месте Монтескье, как парадокс, отмечал, что в Китае существует такая форма управления, при которой совмещаются добродетель, честь и страх. Наверное, неслучайно, что институт средневекового рыцарства, опиравшийся на чувство чести и сильно развитый в Европе, не смог прижиться на Ближнем Востоке. Но двойник этого института в лице японских самураев мы встречаем на Дальнем Востоке.
Именно выше приведенными фактами объясняется то , что в странах Дальнего Востока влияние общества и государства на личность не только превосходило такое же влияние на Ближнем Востоке, но, может быть, было более даже глубоким, чем в Древнем Египте. Догматизм и влияние традиции были более велики, чем в Передней Азии: там хотя бы в 7-м веке подули ветра обновления в лице исламской религии, а дальневосточные страны удивительно стабильно сохраняют свои недвижимые формы, будто они живут в другом временном измерении. То, что оставалось несбыточной надеждой для вечно нестабильного Ближнего Востока, стало доступным для Востока Дальнего. Время проходит, а этот регион не стареет, сохраняя вечную молодость. Проводя параллели между Древним Египтом и этим регионом, можно увидеть много схожего. Как египетские фараоны, так и китайские и японские императоры являлись не просто правителями, а живыми богами на престоле. Эти страны так же резко выделялись своей закрытостью и национализмом почти до самого начала 20-го века. Наверное, для нас их цивилизация полна парадоксов и окутана таинственностью. И впрямь, чем объяснить, что индивидуализм личности в обществе подавлен, а человек при этом не чувствует неудовлетворенности и душевного дискомфорта? Чем объяснить, что страны, в течении всей своей истории оторванные от внешнего мира и избегавшие соприкосновения с другими культурами, в 20-м веке резко открылись всем новшествам и в смысле технического прогресса превратились в ультрасовременные государства? Ведь изменить историческую традицию не так уж и легко, а вот глубоко традиционная Япония за одно поколение из 16-го века перешла прямо в век 20-й, и притом без всякого внутреннего дискомфорта. Вчерашние самураи отложили в сторону свои сабли и сели за компьютеры, притом за самые передовые и лучшие в мире.
Дело в том, что ни Япония, ни Китай, ни какая-либо другая из Дальневосточных стран при этом не отвергали своих собственных традиций. Та же Япония сегодня такая же консервативная, как и в эпоху Токугавы. Главной традицией ее культуры является самодисциплина и принесение собственного индивидуализма в жертву коллективным интересам. Вот это самое главное при переходе на европейские рельсы не было нарушено. Интересы страны тогда требовали развития по пути европейского прогресса, и первой по этому пути пошла Япония, а впоследствии – и другие страны региона. Дальневосточный прогресс, в отличии от европейского, имеет абсолютно иные корни. Основа западного прогресса – индивидуализм личности, а дальневосточного – самодисциплина и бескорыстное служение индивида коллективным интересам. В определенном смысле, дальневосточный прогресс более стабилен и основателен, чем опирающийся на индивидуализм личности, и исходя из этого, довольно непостоянный и колеблющийся, европейский, стоящий уже не пороге старости.
У читателя может возникнуть недоумение по поводу того, что я ставлю рядом с Древнеегипетской цивилизацией экономическое чудо 20-го века. Несоответствия здесь нет: эти цивилизации имеют общие корни, просто Древний Египет перестал существовать 2 тыс. лет назад, а тот же Китай и сегодня продолжает жить по законам живших 26 веков назад Конфуция и Гаутамы Будды.
На первый взгляд, этому противоречит существование формы управления в современной Японии. Но японская демократия имеет такую же сущность, что и японский прогресс, не имеющий ничего общего с индивидуальным началом личности. Выражаясь фигурально, можно сказать, что если европейская демократия - это паркет, то японская демократия - лак на паркете, который красив, блестит, но всего лишь лак. Япония яв¬ляется демократическим государством постольку, поскольку в ней гаранти¬рованы основные либеральные права и свободы, и проводятся многопартийные выборы, на которых стабильно побеждает одна а та же либерально-демократическая партия. Настоящая политика. здесь делается за кулисами, и на нее не. оказывает почти никакого влияния обычный избиратель. Поэто¬му японская демократия является таковой больше по форме , чем по сущнос¬ти и содержанию. Фактически, она представляет собой еще один атрибут японского прогресса, и только.
В заключении окажу, что общества как. Ближнего, так и Дальнего Востока были и остаются обществами не свободными, но только, с той разни¬цей, что на Ближнем Востоке корни несвободы исходят от страха и от не¬знания свободной жизни, а в Древнем Египте и на Дальнем Востоке эти корни опиралась и опираются на веру.
…………………………………………….
Сейчас мы начнем описание третьей региональной цивилизации, извес¬тной в истории под названием Западной, или европейской. До последнего времени именно ее считали, ведущей и основной культурой всего человечес¬тва, что, наверное,  неправильно. Ни по территории, ни по количеству на¬селения она не превосходит остальные два региона, а что касается про¬грессивности - так прогресс, так же, как и регресс - явление , преходя¬щее, и в разных регионах они часто взаимозаменяют друг друга. Тысячу лет назад передовым регионом считался Ближний Восток. Две тысячи лет назад доминировала западная цивилизация, а в будущем, может быть, именно культура Дальнего Востока выйдет на первое место в мире. Каждая из этих культур сама по себе является уникальной и значительной для чело¬вечества, и выделить какую-либо из них на фоне остальных - не справед¬ливо. Все это я говорю к тому, что большая часть этой книги будет уде¬лена описанию развитая Западной цивилизации. Но не потому, что автор считает западную культуру основой всего, а оттого, что европейская цивилизация  по своей природе более динамична, многообразна, и при изуче¬нии ее культуры недостаточно ограничиться описанием ее общих форм. Эти формы в западной культуре непостоянны и часто меняются.
Прежде всего отметим, что западная культура сильно отличается как от ближневосточной, так и от дальневосточной культур. Она опирается не на группу и коллектив, как на Востоке, а на индивидуализм личности. Именно личность и ее интересы являются отправной точкой и основным мери¬лом этой культуры. В Ближневосточной культуре личность потерпела пора¬жение в противостоянии с природой, от сознания своего бессилия и страха перед смертью она была вынуждена отказаться от собственного индивидуального “я”, но этот шаг был вынужденным. То личностное “я” никуда не исчезло, продолжая существовать, оставаясь внутренне неудовлетворенным и раздвоенным. В культуре Дальнего Востока человек победил страх перед смертью ценой того, что отказался от собственного “я” и самого себя объявил неотъемлемой частицей мироздания. А раз мир бессмертен, то и человек, как частица его, тоже бессмертен. Но ценой такого бессме¬ртия стало уничтожение личностного “я” что оставило глубокий след в культуре Дальнего Востока.
В отличие от этого, в Западной культуре человек победил страх перед смертью, и вместе с тем, сохранил свое личностное “я”. Этой удиви¬тельной победы он достиг единственно возможным способом - он не думал о смерти, всем своим существом живя жизнью земной, можно сказать, ему некогда было думать об этом. Как и почему это случилось? Почему восточ¬ный человек задумался над смыслом жизни, а его западному соплеменнику было не до этого? В том месте, где я характеризовал Ближневосточную цивилизацию, я отмечал, что в Азии слабо развитое индивидуальное нача¬ло не было в человеке изначально заложено природой как генетическое свойство. Ведь восточным народам, чтобы создавать свою цивилизацию, от¬крывать, строить, преодолевать, нужен был индивидуализм и такие качес¬тва, как творческая способность, поиск нового. То есть причина в другом, и мы попробуем ее объяснить.
На Востоке цивилизации образовались раньше, чем на Западе и это объясняется тем обстоятельством, что по природным ресурсам и климати¬ческим условиям на Востоке существовали более благоприятные условия до возникновения цивилизации, чем в бедной, холодной, малоземельной Европе. То есть на Западе создавать, цивилизации было намного труднее, чем в бассейнах Междуречья и Нила. В Европе человеку для освобождения от при¬роды нужно было потратить намного больше сил,, чем жителям стран с мягким климатом, да и на самом Западе не было однородных условий: суро¬вость природы и бедность почв на севере Европы больше, чем на юге. Мо¬жет, именно этим и объясняется, что в Северной Европе, то есть, в про¬тестантских странах, в общественной жизни более развит индивидуализм личности, чем в Европе Южной. Таким образом, на Западе человек слишком долго вел борьбу с окружающей его суровой и бедной природой, борьбу за свое существование, и ему некогда было задумываться о бедности своего бытия, потому что само это бытие в жестоких условиях природы всегда стояло под вопросом. К тому же, от очагов цивилизации, Ближнего Востока Европу отделяли моря и большие расстояния, из-за чего влияние Восточной цивилизации было минимальным. И это не второстепенный фактор. В той  же Азии есть страны с бедной и суровой природой, но живущие там народы, как более отсталые, невольно попадали, под влияние своих более цивили¬зованных соседей, воспринимая как отрицательные, так и положительные аспекты их культуры.
Именно суровость и бедность природы и вытекающие отсюда жесткие формы борьбы за выживание определили среди западных народов сильнейшую любовь к земной жизни. Человек всегда ценит и любит то, что дается ему с большим трудом, а эта усиленная жажда жизни вызвала у европейс¬ких народов фетишизацию материальных ценностей, трудолюбие, индивидуализм, прагматизм, вследствие чего духовное начало у этих народов было развито более слабо. На Востоке материальное начало подчинялось духовному, а в Европе - наоборот, материальная сторона доминировала над духовной. Эта разность даже сегодня видна в которых терминах: то же понятие “мещанин” как человек, живущий личными и своими материальными интересами, у нас носит отрицательную окраску, а на Западе этому поня¬тию соответствует слово “бюргер”, значит, обыватель, то есть гражданин, являющийся столпом и основой общества. Понятие “карьеризм” носит у нас отрицательный оттенок, а на Западе карьера, карьеризм, наоборот, счи¬тается полезным, позитивным и необходимым человеку качеством. Именно по этой причине и случилось, что к тому времени, когда человек в Европе создал цивилизацию и освободился от сил природы, в нем патологически и необратимо развился сильнейший инстинкт самосохранения. Причин для существования этого инстинкта вроде бы уже и не существовало, но сам инстинкт, как некий стресс, перенесенный в детском возрасте, навсегда остался в душе европейских народов. Они, можно сказать, до сих пор не верят, что освободились от цепей природы, и поэтому вечно находятся в поисках нового, стремятся к прогрессу, чтобы еще одной крепостью его отгородить себя от природы. Ему, рабу повседневности, некогда заняться вечным, в отличие от азиата он живет не прошлым, а весь поглощен на¬стоящим и будущим, и если случится, что слишком уверится в свои силы, слишком освободится от страха перед смертью и задумается о духовном, сразу начинает стареть, слабеть,, истощаться и погибать, как это слу¬чилось уже однажды в позднеантичную эпоху. Европейская цивилизация похожа на ту бездушную машину, находящуюся в вечном движении, а при остановке начинающую сразу ржаветь и портиться.
Понятия и ценности западной, цивилизации слишком отличаются от во-сточных», В сфере мышления здесь в почете критический и аналитический путь, резко выраженное стремление поиска нового на основе отрицания старого; в сфере экономики почти полностью доминирует частный сектор, а общественная жизнь построена на сильных индивидуальных началах.
В заключении отметим, что эти народы выделяются сильнейшей любо¬вью к свободе, и их патриотизм вытекает именно из чувства личной неза¬висимости.
……………………………………………
Первое государство западного типа, как ни парадоксально, возникло на Ближнем Востоке на берегу Средиземного моря. Я имею ввиду Финикию. Этот пример еще раз доказывает, что в деле образования культуры решаю¬щую роль играют конкретные географические и социальные условия, а не принадлежность к той или иной расе или этносу. Финикия, то есть та двухсоткилометровая узкая полоса земли, находящаяся между Ливанскими горами и Средиземным морем, состояла из 10 независимых городов-госу¬дарств, объединенных в конфедерацию. К сожалению, история оставила нам слишком скудные данные об этой стране, и то, что мы знаем о Фини¬кии и ее африканской колонии Карфагене, известно от их соперников и врагов. Судьба и история оказались жестокими и несправедливыми по от¬ношению к этому народу, но и то, что осталось от этой культуры в па¬мяти человечества, дает нам серьезные основания предполагать, что имен¬но она стала колыбелью Западной цивилизации. Бесспорно, у истоков ев¬ропейской культуры стоят финикийцы, а не древние греки, как принято сегодня считать. Сами греки многое переняли и научились у финикийцев, и только в последующем развили ранее перенятое. Я имею ввиду прежде всего финикийскую азбуку, первую в мире, которая была положена в ос¬нову греческой, латинской и всех остальных азбук западных стран. Финикийцы были первыми моряками, проплывшими  вокруг Африки, и распространившими влияние цивилизации на севере Африки и в Атлантическом океане. Их накопленный опыт, знания в мореплавании, кораблестроении, тор¬говле и сфере финансов сыграли значительную роль в развитии греческой и римской цивилизаций. Но самым главным являлось то, что Финикия была родиной демократии, и впервые именно в этой стране родились определен¬ные представления о правах человека. Они не создали какой-то конкрет¬ной теории; философия, как и искусство, не были в почете у этого прак-тичного народа; но идеалом финикийцев являлся моряк, первопроходец, торговец и исследователь, свободная личность, действующая независимо, на свой собственный страх и риск. И в финикийских городах были цари, но не похожие на остальных восточных деспотов: их власть была ограни¬чена олигархическими советами, и своими полномочиями они более похо¬дили на конституционных монархов.
О внутренней истории. Финикии вследствие недостатка источников мы почти ничего не знаем, но главную причину, из-за которой культура этой страны так резко отделилась и отличалась от культуры Ближнего Вос¬тока, не так уж трудно понять: среди восточных централизованных деспотий у маленькой Финикии не было шансов на самоутверждение и развитие. Кто знает, сколько малых народов бесследно исчезло в этом нестабильном регионе? Наверное, и Финикию ждала бы та же участь, если бы не спасительное море, находившееся рядом. Море являлось свободным и неосвоен-ным пространством, неисчерпаемым источником для самоутверждения и на¬копления сил. Чтобы спасти себя, Финикия была вынуждена повернуться лицом к морю, и  стать перовым в истории, морским государством. Поэтому в ее населении всегда преобладал слой торговцев и моряков, чья деятельность была построена именно на индивидуальных началах личности. Государству очень легко поработить крестьянина, прикрепленного к своей земле, но когда корабль выходит в море, он освобождается от всякой опеки, и свободен, как ветер. Предоставленный сам себе, он погибнет, если не ста¬нет независимым. Можно сказать, что именно море подарило Финикии свободу; благодаря морю этот маленький народ стал первым посредником в процессе последующего развития цивилизации, с одной стороны - его близость к очагам Ближневосточной культуры, а с другой - освоение моря – эти два фактора определили его важную роль в развитии человеческой цивилизации.

Глава 2.
В отличив, от финикийцев, история древних греков известна довольно подробно, и изучая ее, можно основательно рассуждать об исторических корнях современной западной цивилизации. Как родилась эта культура, какие этапы развития прошла, и какова была их внутренняя сущность? Что бы¬ло в этой культуре специфически греческого, и что перешло от нее по на¬следству к западной культуре? Финикийцы были людьми более практической смекалки и действия, теоретическая мысль у них была развита слабо. У гре¬ков все эти качества развились гармонично, они создали в ту эпоху самый лучший государственный строй и законы, военное искусство, развили денежно-товарные отношения и мореплавание, путем колонизации освоили весь бассейн Средиземного и Черного морей, от Испании до Индии распространили свою культуру; и вместе с тем они впервые применили критическое и научное мышление, создали философию, историю, театр и почти все жанры ли¬тературы. В них сильно было развито чувство собственного превосходства и национального самосознания, и вместе с тем они всегда устанавливали интенсивные контакты с соседними народами, Они были на удивление любо¬знательны, и всегда с большим интересом собирали информацию как о себе, так и о соседних народах. Жизнь для них являлась большим полем битвы, соревнованием, и этот народ всегда стремился к славе и победе. В них глубоко было развито чувство коллективной солидарности, и вместе с тем, чувство уважения к правам личности. Но больше всего они любили собствен¬ную свободу и, может быть, с полным основанием считали, что именно сво¬бода была основным источником процветания их блистательной культуры.
Предки эллинов на Балканском полуострове и в бассейне Эгейского моря появились в середине 2-го тысячелетия до н.э., поселившись на раз¬валинах более ранней Эгейской цивилизации, и это определило тот факт, что этот народ не попал под влияние более передовой и развитой цивилиза¬ции, хотя и многое от нее унаследовал. После падения крито-микенской цивилизации первые три века в истории Греции очень похожи на раннее средневековье Западной Европы. Эти века так и называют - темными века¬ми в смысле культурного развития. И впрямь, в течение всей этой эпохи в Греции преобладало примитивное натуральное хозяйство. Городская жизнь не была развита, и если города существовали, то они представляли крепости, за стенами которых население укрывалось от пиратов и нашествия врагов. Море в ту эпоху для греков являлось еще неосвоенным пространством, население в основном жило в маленьких глиняных лачугах и за¬нималось земледелием. Но в этой скалистой бедной стране в условиях засушливого климата с теми примитивными хозяйственными орудиями, находившимися в расположении греческого крестьянина, трудно было прокормить семью, большинство крестьян для поддержания хозяйства было вынуждено взять долги у аристократов, и тем самым попасть под их кабалу. Этот процесс уже к 8-му веку до н.э. развился такими интенсивными темпами, что, наверное, все закончилось бы порабощением крестьян и установлением феодальных отношений, как это случилось в средние века в Западной Ев¬ропе. В более отсталой Северной Греции все так и произошло. От уста¬новления феодальных отношений Древнюю Грецию, можно сказать, спасло море. Бедность вынудила греков повернуться лицом к морю. Многие обедневшие крестьяне бросили свою землю и в поисках лучшей доли отдались царству Посейдона, а развитие мореплавания дало толчок развитию торговли, ремесла и городской жизни.
В 7-м веке до н.э. появился самый большой враг патриархально-общинных отношений в лице желтого металла. Деньги в Грецию пришли из Малой Азии и сразу заняли внутри страны господствующее положение, Возникновение и развитие товарно-денежных отношений создало “денежную оли¬гархию”, которая, со своей стороны, противостояла аристократии. Этот слой, вышедший из простого народа, состоящий из богатых купцов и ре¬месленников, в общественной жизни античного мира выполнял ту же функ¬цию, что и буржуазия в Европе в новое время. Поэтому, наверное, не бу¬дет неоправданным модернизмом, если этот общественный слой, существо¬вавший в ту далекую эпоху, будем называть буржуазией. Историки могут с этим не согласиться, но хорошо присмотревшись, можно заметить, что в общественной жизни главное значение имеет не специфика той или иной эпохи, а функция, которую выполняет та или иная структура. Так, например, различие между древнеегипетским и современным государством велико, но оба эти образования называются одинаково - государством. Или возь¬мем вооруженную копьями и мечами армию древнего мира и сравним ее с ультрасовременными вооруженными силами, оснащенными компьютерами, эле¬ктроникой, космическим и атомным оружием. Разница между ними как в смы¬сле специфики, так и в структурном отношении грандиозна, в сущности, они ничем не похожи, друг на друга, но оба эти образования мы называем армией, потому что они выполняют одну и ту же функцию. И никому не при¬ходит в голову, чтобы древнеегипетское и современное государства или вооруженные силы, соответствующие их эпохам, назвать по-разному. Точ¬но так же, как античную, так и современную буржуазии не смотря на спе¬цифические отличия, объединяет главное: их сила и влияние опираются на деньги, а не на какие-либо другие привилегии. Этот социальный слой как в древнем, так и в современном мире вышел на арену общественной жизни под знаменем экономического прогресса и развития товарно-де¬нежных отношений. Только что образованная буржуазия, разбогатевшая тысячью способами, чтобы сохранить свое богатство, была заинтересова¬на в укреплении собственного положения, для чего ей необходимо было добиться политического влияния. Буржуазия поселилась в городе, сво¬бодном от влияния аристократов, и с которым была связана деловыми от-ношениями. Она не только поселилась в городе, но и придала ему поли¬тическое, экономическое и социальное значение, и с его помощью начала борьбу с аристократией.
Влияние аристократии в Древней Греции основывалось на 2-х глав¬ных принципах: 1 - Устанавливало жесткую иерархическую лестницу, раз¬делявшую людей на благородных, то есть, аристократию, и на остальных. 2 - Отделяло роды как друг от друга, так и от всего остального мира, и создавало довольно реакционное замкнутое и отсталое общество, где люди имели отношения только с членами своего рода. В отличие от этого, город был свободен от всяких общественных барьеров, представители раз¬ных родов здесь часто проживали в одном квартале, между ними возникали деловые связи и различные отношения иного характера. Уже сам факт существования города стал смертельно опасным для родовой аристократии. И все -таки, только что ставшая на ноги молодая буржуазия, наверное, не смогла бы самостоятельно, собственными силами разбить родовую ари-стократию. Поэтому она начала искать союзника в этой борьбе, которым в ту эпоху могло стать мелкое крестьянство, уже ставшее на путь фео¬дального закабаления, и из недр которого вышла сама буржуазия. Имен¬но она начала эту социальную борьбу под знаменем равноправия и демократии, то есть, за власть народа. Так происходило и в ту, и в осталь¬ные эпохи. Революция как социального, так и политического характера, под каким бы идеологическим флагом она ни выступала, всегда ставит перед собой одну и ту же цель: завладеть политической властью. Масса, как правило, в каком бы тяжелом положении не находилась, сама никогда не является инициаторам революционного процесса. Чаще всего, ее ведут на борьбу другие. Чаще всего, простой, забитый бедностью и жизненными невзгодами человек, в каких бы кабальных условиях ни существо¬вал, не может иметь претензию на политическую власть; такая мысль ему и в голову не прейдет, если об этом ему не скажут со стороны, по¬тому что его малые силы и возможности направлены не на улучшение су-ществующего положения вещей, а на его сохранение. Еще больших претен¬зий и надежд у бедного и угнетенного жизнью человека быть не может. Масса своей сущностью пассивна, и поэтому ее всегда легко поработить, если у нее нет вождя. Чтобы она осознала собственное несправедливо приниженное и кабальное положение, всегда нужно, чтобы ей об этом кто-то сказал. Кто знает, на том же Востоке, скольким народам перебил хребет государственный деспотизм, и эти народы покорно терпели все без всяких революций? Как это ни парадоксально, причиной революции является не высокая степень эксплуатации и угнетения народа, а как раз наоборот; уменьшение степени эксплуатации, когда господствующий класс, теряя веру в собственные силы, или по другим объективным причинам, допускает либерализацию режима и в определенном смысле, уменьшает степень эксп¬луатации, из угнетенных слоев общества выделяется экономически неза¬висимый и свободный слой предприимчивых людей, выходящих с требованиями улучшения условий жизни. Так случилось и в Древней Греции. То обстоя¬тельство, что буржуазия здесь вышла под флагом демократии, объясняется не ее альтруизмом, и призывы эти носили демагогический характер. На самом деле, буржуазия стремилась к власти, и народ для нее был всего лишь оружием в этой борьбе. Из-за этих процессов в традиционных родо¬вых отношениях появилась трещина; стоящий на пути закабаления народ очнулся, и вся Греция стала ареной для ожесточенных социальных боев. От этой борьбы обе стороны серьезно пострадали, в обоих лагерях роди¬лось желание мирным путем урегулировать конфликт. Началось создание письменных законов, которые с правовой точки зрения должны были упоря¬дочить общественные отношения. Во многих греческих государствах для этого специально избирали мудрых и влиятельных людей, составлявших кон¬ституцию. Эти процессы лучше всего освещены в истории Древних Афин, и на примере этого города мы покажем, по каким направлениям они разви¬вались дальше, и какой внутренний характер они имели.
В начале 6-го века до н.э. афиняне доверили составление собствен¬ной конституции Солону, известному в городе своей честностью и мудро¬стью, человеку. Потомок последнего афинского царя, он по происхождению принадлежал к аристократии, а своим образом жизни, он занимался торго¬влей, был представителем новой буржуазии. Поэтому кандидатура этого человека была приемлемой для обеих сторон. Именно Солон написал первую в истории демократическую конституцию. С тех пор прошло 26 веков, и я бы не сказал, что кроме опирающегося на принципы представительства парламентаризма либерально-демократическая мысль добавила что-либо нового к демократической идеологии. Все остальные главные принципы этой идеологии были уже заложены в конституции Солона. Государство во-спринималось как компромиссный договор между разными социальными сло¬ями в сфере общественной и политической жизни страны. Солон отменил долги и этим освободил население от последующего закабаления. Особым законом он установил определенную норму земельной площади, выше кото¬рой одному человеку нельзя было присоединить или присвоить себе земли. Этими мерами он воспрепятствовал засилию аристократии в экономике страны и спас мелкую и среднюю собственность от уничтожения. С другой сто¬роны, он не пошел на поводу у демагогов, и вместе с отменой долгов не провел передел земли, благодаря чему аристократия смогла сохранить свои позиции в экономической и политической жизни страны. Таким образом, принцип весов и противовесов, так модный в современной демок¬ратии, впервые применил именно Солон. Источником власти он объявил народ, высшим законодательным органом государства являлось народное собрание, состоявшее из всех взрослых мужчин. Только народное собрание имело право издавать законы, и путем демократических выборов избирать должностных лиц. Но из-за установления имущественного ценза выбранными  могли стать только представители именитых и зажиточных слоев. Толь¬ко народное собрание владело определенными механизмами контроля вы¬бранных им должностных лиц, то есть действовала обратная связь рядового избирателя с исполнительной властью. Солон создал и отдельно вы¬делил суд как независимый орган власти. Право казнить и миловать имел только суд присяжных, а присяжным заседателем мог стать любой финский гражданин.
Законы Солона тогда не смогли установить мир в Афинах; наоборот, все социальные слои остались недовольны новой конституцией, потому что попытка угодить и тем, и другим, как это часто бывает, не имела успеха, и все противоборствующие стороны остались одинаково неудов¬летворенными новыми законами. Этот пример является хорошей иллюстрацией того, с какой точностью действуют фундаментальные законы разви¬тия общества во всех странах и эпохах несмотря на местную специфику. Демократические законы становятся недееспособными в том обществе, где царствует радикализм, низкая политическая культура и непримиримость. В таких странах демократия часто вместо свободного образа жизни приносит анархию, хаос, беспредел. На примере истории Афин хорошо видно, что демократию не введешь законом. Необходимо накопление определенного опыта, выработка привычек и традиций. Хорошими законами можно положить начало делу построения демократии, но ни в коем случае, самой демок-ратии. Это объясняется тем обстоятельством, что демократия, в конеч¬ном счете, означает свободу и власть народа; а каков народ, такова его свобода и власть. Чтобы изменить природу общества, нужно время, часто время историческое. Поэтому часто происходит так, что хорошие демок¬ратические законы сразу не влияют на общее состояние общества, но ко¬свенно они всегда работают и рушат основу старого строя. Через опре¬деленное время эти законы получают жизнь, выходят на поверхность и на-чинают работать. Ту же конституцию Солона никто не отменил, несмотря на ее поражение, и она действовала в течение всего 6-го века до н.э., шаг за шагом устанавливая демократический образ жизни и традицию. Свою настоящую жизнь эти законы получили только через 100 лет после своего рождения, когда общество было уже готово к ним. Но сразу после принятия конституции Солона социальное противостояние в Афинах обост¬рилось. С одной стороны, никто не хотел примириться с полумерами, с другой - ни одна из противоборствующих сторон не обладала решающим превосходством сил. Гражданское противостояние часто доходило до воо¬руженных схваток и ставило под вопрос само существование полиса. Чтобы разбить сильные позиции аристократии, народ выбрал себе вождя, сильную личность, призванную организовать аморфное народное движение и дать ему целеустремленность. Так во многих городах Греции, и прежде всего, в Афинах, появились ранние тираны, чья личная власть была свободна от законов государства и стояла над ними. Благодаря своей абсолютной власти они уничтожили родовую аристократию, но, вместе с тем, поработили и народ, отобрав у него все права. Несмотря на незаконный и несправедли¬вый характер греческой тирании, это явление все-таки сыграло прогрес¬сивную роль в деле утверждения демократии. С одной стороны, они осла¬били родовое общество, с другой - в борьбе с аристократией ранние тираны была вынуждены опираться на народ, особенно - на буржуазию. Поэтому тираны всюду прямо или косвенно поддерживали развитие мореплавания, то¬рговли и городов. Но сама тиранская власть, в конечном счете, своей сущностью никак не соответствовала свободным экономическим отношениям, а буржуазией она всегда воспринималась как временная и необходимая уступка в деле борьбы с аристократией. Но как только эта опасность отошла на задний план, буржуазия всюду свергла тираническую власть и выгнала ее из города. Греческая тирания с помощью своей деспотической власти, в определенном смысле, разрушила тормозящие прогресс старые традиции и отношения и этим расчистила дорогу установлению демократических отношений. С другой стороны, сам несправедливый а насильственный характер управления тиранической власти породил в народе не только ненависть к диктатуре и любовь к свободе, ни и уважение к законам, справедливости, чужому мнению. Как это ни парадоксально, именно греческая тирания породила греческую демократию. Точно так же, как у истоков со¬временных английской, французской или испанской демократий стояли такие тираны, как Кромвель, Робеспьер, Наполеон и Франко.
В конце 6-го века до н.э. афинский реформатор Калисфен отманил древние аттические роды а образовал роды новые, больше представляющие административные единицы государства, где были перемешаны представители разных старых родов. Благодаря этим реформам родовая аристократия поте¬рпела окончательное поражение и сошла с исторической арены, а в Афинах пришла к власти денежная аристократия, то есть, буржуазия. Она хорошо понимала, что гарантом ее экономического и политического влияния могли быть свободные экономические отношения, возможные только при демокра¬тическом строе. Борьба той. же буржуазии за установление демократии бы¬ла процессом очень долгим и тяжелым, в результате чего образовался гре¬ческий город-государство-полис. Государства такого типа очень похожи на современные акционерные общества: граждане - те же акционеры, принимающие совместное участие в управлении государством; и поэтому здесь не возникло то отчуждение народа от власти, и, тем более, противосто¬яние; наоборот, народ сам являлся властью в прямом, а на в переносном смысле; и поэтому ни в одной из других эпох читатель не найдет такую высокую степень коллективной солидарности, какую мы наблюдаем в древ¬них Афинах. Граждане в массовом порядке не только словом, но и делом ставили коллективные государственные интересы выше собственных, причем в таких отношениях не было никакого бескорыстия, потому что государство и впрямь было их домом, собственностью, гарантом их независимости. Богатые граждане не по принуждению, а с чувством гордости и достоинства брали на себя тяжелые общественные обязанности, связанные с большими расходами. Вместе с тем, бедные граждане полиса не были брошены на про¬извол судьбы, они всегда имели не только надежду, но и право требовать от города помощи, обладая реальными механизмами для осуществления сво¬их прав. Очень интересно то обстоятельство, что чувство коллективной солидарности в Древней Греции прекрасно уживалось с индивидуализмом и уважением свободы и прав личности. Именно эти два начала, взаимосуществующие в греческом обществе, являлись причиной развития богатой и многообразной греческой культуры, сыгравшей значительную роль в разви¬тии человеческой цивилизации. Я здесь подразумеваю прежде всего уста¬новление такого понятия, как свобода. Для восточной цивилизации поня¬тие свободы было не только неприемлемо, но даже не понятно. Там иногда мы встречали понятие “свободный от какой-либо обязанности”, “свободный от кого-то”, но понятие “свободный человек” было чуждым в том обществе. Человек здесь, каким бы положением ни владел, даже являвшись хозяином тысячи рабов, с правовой точки зрения сам являлся рабом своего сюзерена. Только в полисе родилось понятие “свобода” (элевтерия) как такое поло¬жение, при котором над человеком не существует ничьей власти. Даже последний афинский бедняк с правовой точки зрения был более свободен, чем всемогущий сатрап Персидского царства. Греки очень ценили собственную свободу и не без основания считали, что остальные восточные народы по сравнению с ними являются рабами.
Наверное, было бы, все-таки, неправильно, если античный полис мы представили, бы как идеальное общество. Прежде всего, это было закрытое общество, члены которого старательно защищали собственные ряды от прие¬ма новых граждан. Поэтому в греческом полисе не происходило того нового прилива крови, необходимого временами всякому организму, чтобы он не постарел. Та же восточная цивилизация с этой точки зрения представляла собой более открытое общество. Вместе с тем, полис являлся государством, экономика которого опиралась на страшное рабство. Раб здесь не только не являлся членом общества, но и не признавался даже человеком. На Во¬стоке часто граница между рабами и остальным населением была условной, в Греции - наоборот: между рабом и свободным человеком пролегала це¬лая пропасть. Поэтому эксплуатация рабов нигде не принимала таких жест¬ких форм, как в античных рабовладельческих обществах. Рабство было ра¬ковой болезнью, которая рано или поздно обязательно должна была погу¬бить полис.
…………………………………………….
Молодой греческой демократии судьба готовила самое великое испы¬тание. Именно в эту эпоху вся Передняя Азия от Индии до Европы объеди¬нилась под владычеством Персидского царства, и эта огромная империя го¬товилась к захвату Европейского континента. Первая попытка персов за¬кончилась их поражением в Марафонском сражении, но уже в 480-м г. до н.э. многотысячное персидское войско под руководством самого царя дви¬нулось на запад. Древняя Греция в то время, как и во все другие эпохи, являла из себя конгломерат маленьких городов-государств, и у нее на первый взгляд, не оставалось никаких шансов защититься от громадной во-сточной империи. Но случилось неожиданное: персы потерпели поражение и на море, и на суше. Любовь к свободе помогла грекам добиться невоз¬можного.
Вождем греков в этой войне был афинянин Фемистокл, являвшийся на¬стоящим сыном своей эпохи. Полон жизни, энергичный, хитрый, и в опре¬деленном смысле, даже беспринципный политик, он был человеком, призван¬ным вершить великие дела. Он с удивительной смелостью рушил старые традиции и почти на голом месте создавал величайшее здание нового го¬сударства. Выше уже было сказано, что источником силы греческой циви¬лизации стало море. Фемистокл был первым греческим политиком, кто осо¬знал это и применил для усиления мощи своего города. Он превратил Афины в сильнейшее морское государство, благодаря чему выиграл войну с персами и положил начало будущему процветанию этого города. Уже тот факт, что он взял на себя ответственность за проведение таких значи¬тельных реформ, и во время войны с персами ни разу не была поколеблена его воля и вера в собственные возможности, говорит о выдающихся качес¬твах этой личности.
Война была выиграна благодаря созданному Фемистоклом морскому флоту, что увеличило внутри полиса роль и значение моряков и других бедных слоев населения, что, со своей стороны, вызвало последующее углубление демократического процесса. Через пол - века после свержения. тирании Афи¬ны возглавили мощную морскую империю и превратились в экономический и культурный центр тогдашнего мира. Как будто, демократия выдержала ис¬пытание временем, в короткое время она преодолела все препятствия и, благодаря этому строю страна расцвела и поднялась на головокружитель¬ную высоту. Но находящиеся в зените славы Афины после этого очень быс¬тро оказались перед пропастью, и причиной такому стечению обстоятельств была та же демократия, которая и подняла Афины на вершины могущества. Свобода была главной причиной могущества Афин, свобода же стала и главной причиной падения этого города.
В принципе, демократии перестают работать во благо общества не только тогда, когда у народа нет опыта свободной жизни, но и тогда, ко¬гда в обществе появляется желание чрезмерной свободы. Можно сказать, что одинаковые негативные законы действуют как в еще несозревших демо¬кратических странах, так и в престарелых демократических обществах. Свободный образ жизни всегда опирается на два понятия, суть которых - права и обязанности. Право без обязанности и обязанности без прав уже не являются свободой. С новым поколением афинян, родившимся после по¬беды демократии, случилось то, что случается с наследником богатого и знаменитого человека, когда этот последний без всяких заслуг, только по праву наследства, становится владельцем того богатства и имени, которые он сам не создавал, а без труда получил уже готовыми. Поэтому он их и не ценит. И как же ему оценить, если все это ему досталось без капли пота? С одной стороны, он живет не своей жизнью, потому что эту жизнь и все ее блага создал его предок. Ко он не может жить и жизнью своего предшественника, потому что родился и вырос в другое время; то есть он живет жизнью другого человека. Такая жизнь больше является формой, чем содержанием. Являясь всего лишь тенью своего предшественни¬ка, он недоволен. С другой стороны, так как он все эти блага получил готовыми, и притом, все сразу и в большом количестве, он их не ценит. Дети героев Марафонской и Соломинской битв оказались в роли такого бо¬гатого наследника. То, что их отцы считали счастьем и удачей судьбы, для нового поколения стало естественным явлением. Исчезло чувство обя¬занности. Раньше народ не был уверен в своей безопасности, поэтому всегда оставался настороже. Своих вождей выбирал среди энергичных и требовательных политиков, хотя и им не доверял до конца. Сейчас, когда исчезла прямая опасность, народ успокоился, и у него появилось желание расслабиться и отдохнуть. Поэтому своих лидеров он выбирал среди тех людей, которые ему льстили, хвалили и обещали новые блага. Вместе с увеличением прав граждан и расширением демократии, как это часто бывает, увеличивались аппетит и требования народа. Афинское государство было уже не в состоянии удовлетворить растущие потребности своих граждан. Оно начало сначала грабить своих союзников, а затем для захвата новых рынков развязало империалистические войны. Впервые этим путем пошел Перикл. Сократ не зря говорил о нем, что он превратил афинян в трусов, лентяев и бездельников. Но демагоги последующих поколений пошли еще дальше, окончательно развратив народ. И вот именно тогда все увидели, что афиняне изменились. Они уже не хотели сами проливать свою кровь в защиту своего народа, пускай государство наймет солдат, которые защи¬тят их безопасность. Постепенно наемная армия заняла место народного ополчения. В демократическом государстве народ являлся властелином, а властелину не подобает трудиться. В греческом обществе сложилось вредное понятие, по которому труд являлся постыдным для свободного человека занятием. Физический труд является уделом раба, уделом же свободного человека - философия, спорт и политика. Об этом недвусмысленно твердила, вся эллинская философия.
Выросший при демократии грек отказался от защиты своего отечест¬ва, с презрением отвернулся от труда. Возможности полисного государс¬тва были уже недостаточны для удовлетворения растущих потребностей народа, не желавшего уже ни трудиться, ни воевать во имя родины. И Эллинская демократия обанкротилась. К 4-му веку до н.э. экономический уровень жизни народа резко упал, города наполнились паразитирующим люмпен-пролетариатом, владевшим всеми правами свободных граждан, но прокормить которого государство было уже не в силах. Бедность опять вернулась в Элладу, что обострило социальные отношения в греческих го¬родах. Произошла резкая поляризация общества. Граждане разделились на бедных и богатых, чувство полисной солидарности осталось в прошлом, а индивидуализм перерос в эгоизм. Индивид окончательно оторвался от кол¬лектива, и теперь продолжал жить исключительно собственными интересами. Само общество разделилось на множество противоборствующих соци¬альных слоев. Богатые избегали платить налоги и кормить бедных сограждан, а бедные требовали отмены долгов и конфискации имущества богатых. Вся эта эпоха полна примерами гражданского противоборства и самоистребляющими войнами. Но эта борьба уже не приводила общество к определен¬ным результатам, и не потому, что противостояние но своему характеру было радикальным и экстремистским (радикализма и экстремизма при Солоне было не меньше), но тогда здоровое общество боролось ради последующего развития и в этой борьбе находило путь к прогрессу. А теперь больное общество боролось не ради того, чтобы свободно трудиться и строить, а ради дележа уже существующих благ, а эти блага с каждым днем все уменьшались, и положение общества вошло в тупик. Во многих гречес¬ких городах укомплектованные иностранцами армии наемников во главе с политиками-демагогами проводили государственные перевороты и свергали демократию, а разоруженному народу оставалось смотреть в бессилии, как возвращались на политическую арену давно забытые тираны. Но эта позд¬няя тирания в отличие от своего более раннего предшественника уже не носила в себе элементы прогресса, она не могла вывести полис из глу¬бокого кризиса и служила только удовлетворению отдельных честолюбивых демагогов. Колоритным представителем этой эпохи чрезмерного индивидуа¬лизма был Алкивиад, последний великий афинянин, талантливый полководец, политик и государственный деятель, но, вместе с тем, беспринципный циник, руководствовавшийся только своими корыстными интересами. Своей энергией и талантами он был очень похож на Фемистокла, но только бес¬плодными оказались все его дарования как для него самого, так и для его страны.. В обществе, потерявшем иммунитет самосохранения, происхо¬дили саморазрушительные процессы; избалованная свободой и демократией эллинская цивилизация сама наложила на себя руки и покончила жизнь самоубийством. К тому времени, когда македоняне и римляне захватили эту страну, ее дальнейшее существование потеряло всякий смысл.
……………………………………………..
Теперь начнем характеризовать второй великий очаг античной циви¬лизации - Древний Рим. Это государство по своему могуществу, по коли¬честву захваченных земель и долговременности господства на них явля¬ется уникальным явлением среди государств всех времен. Конечно, импе¬рии существовали и до Рима, и после, но нигде и никогда их власть не была такой всеобъемлющей и продолжительной. Эта империя создавалась в течение целых поколений. Прошли века, пока маленький латинский город на реке Тибр захватил почти весь тогдашний цивилизованный мир, но еще дольше римская имперская машина продолжала отлажено функционировать. Если в человеческой истории когда-то существовало мировое государство, то им являлась Римская империя. Ни один другой народ не смог добиться таких выдающихся результатов. Рим с этой точки зрения является исклю¬чительным явлением в истории. Многие историки объясняли мощь этого го¬рода его успехами в военном искусстве. Да, римские легионы по своему качеству стояли на несколько ступеней выше армий остальных народов. Но во-первых, лучшие армии создаются там, где существует лучшее госу¬дарство; и притом, как сказал Талейран, “штыками можно добиться всего, кроме одного: на них не сядешь”. Захватить чужую страну - занятие труд¬ное и хлопотное, но еще сложнее сохранить господство в захваченной стране. И здесь недостаточно иметь отменные вооруженные силы. Для обес¬печения успеха нужно еще вести комплексную и сложную работу в сфере дипломатии, политики и административного управления.
Латинский народ имел много общего с древними греками, и по проис¬хождению у них были общие корни, и позже их культуры во многом слились. В истории даже появился термин “греко-римская культура”. Но римляне, все-таки, значительно отличались от своего восточного соседа. Гречес¬кая культура развивалась гармонически одинаково во всех направлениях, что бы то ни было: искусство, политика, наука, философия, дело строи¬тельства государства или военное ремесло. А римляне прежде всего были юристами, политиками и воинами. Конечно, у них тоже были  определенные успехи в сфере истории, философии и особенно литературы. Притом, римля¬не были очень усердными учениками, они оказались в древнем мире почти единственным народом (кроме македонцев), который по достоинству смог оценить и усвоить успехи эллинской цивилизации. Но, все-таки, их достижения в этой области представляли лишь посредственную копию греческого оригинала. И только в деле государственного строительства, юриспруденции и военном искусстве они не только догнали греков, но и во многом обошли их и все остальные народы. Таким образом, римская культура развивалась несимметрично, только в определенных направлениях, но развивалась более глубоко и основательно. Греки были чем-то похожи на того гениального вундеркинда, который удивляет всех многообразием своих да¬рований; их успехи и знания отличаются более обширностью, нежели глубиной; притом в культуре этого юного эмоционального народа всегда играли большую роль чувства, страсти, мечты, непостоянные и переменчивые, как ветер. Римляне же, наоборот, более походили на старательных и дис¬циплинированных учеников, добивающихся успехов колоссальным трудолюбием; они не гонялись за всем, но углубляли свои знания по заранее опре¬деленным направлениям; и в конечном счете, их успехи и достижения становились более значительными и основательными, чем ослепительные своим многообразием - у греков. В этом народе была заложена такая сильная склонность к порядку и самодисциплине, какую мы не встретим ни у гре¬ков, ни у других древних народов. Это был трудолюбивый и педантичный народ, и именно обладание этим двумя названными качествами превратило их во властителей мира. В отличие от греков римляне в своей как повседневной, так и государственной жизни руководствовались прежде всего разумом, а не сердцем. Их действия направляла мысль, а не чувство. Решения прини-мали исходя из практического расчета, а не желаний. Их творческая фантазия, может быть, была более бедной, но в отличие от греков, они точно знали, чего хотели и чего нет.
Римская религия, скорее, была похожа на идеологию, определявшую правила поведения рядового гражданина в повседневной бытовой жизни и об¬щественной. Само слово “религия” по-латински означало “собирать, связы¬вать, смыкать”, то есть, религия воспринималась как свод определенных обязанностей, за точное исполнение которых человек ждал помощи от бога в своей земной жизни. Это очень важное обстоятельство, что смысл римс¬кой религии выражался в соблюдении обязанностей, а не в покорности, в уважении, а не в страхе. Стремление в первенству у римлян, так же, как и у греков, было сильно развито, но, во всяком случае, до эпохи поздней республики оно, не носило на себе следы индивидуализма. Римлянин старался добиться успеха и славы не для одного себя, а для родного города, увели¬чивая славу и мощь Рима. Чувство полисной солидарности и коллективизма в этом народе было развито еще сильнее, чем в Греции.  Жесткий порядок, простой образ жизни, строго определенные отношения между старшими и младшими представляли основу римской религии, идеологии и морали. В этом городе коллектив всегда доминировал над личностью, и может показаться парадоксом тот факт, что город этот в течение веков существовал как рес¬публика свободных граждан.
Для исследователя интересным будет выяснение тех факторов, которые определили образование национального характера древних римлян. Чем объяснить, что в обществе, где так глубоко были развиты чувство коллектив¬ности, культ государственного авторитета и патронажные отношения, в от¬личие от Востока сохранились индивидуальные начала личности? И даже больше: именно в этом городе впервые развились те правовые нормы, на которые и сегодня опираются такие понятия, как свобода и права личности. Ссылаясь на косвенные данные, а так же на некоторые исторические факты, можно утверждать, что условия жизни древних римлян были жесткими, трудными и тяжелыми. Об этом говорят стереотипы римской морали, призывающие граждан к воздержанию и скромности в обыденной жизни. Исходя из жестких условий, быт обычного римлянина был ограничен многими запретами и це¬лым сводом обязанностей. Глава семейства был наделен неограниченной властью по отношению к остальным членам семьи, в том числе, правом рас¬поряжаться их жизнью и смертью. По римским законам отец имел право каз¬нить или изгнать из общества своего сына. В раннюю эпоху престарелых членов семейств как лишнюю обузу топили в Тибре. Историческая традиция зафиксировала некоторые такие данные во время великого голода в 4-м ве¬ке до н.э. Из всего сказанного видно, что этот народ очень долгое время вел жесткую борьбу за свое существование, его жизнь была мрачней и не¬веселой, и это, в свою очередь, развило в нем чувство коллективной со¬лидарности, склонность к порядку и аскетизму, трудолюбию. Вроде бы в таком обществе и не существовало условий для развития индивидуальных начал личности. Но случилось наоборот: как раз таки в борьбе с жестоким окружающим миром и закалился римский индивидуализм. Главное отличие латин¬ского народа от восточных народов заключалось в том, что римский поря¬док, чувство обязанности и коллективизма диктовались не страхом и со¬знанием собственного бессилия, а чувством необходимости в борьбе с ок¬ружающим миром. Такой жесткий образ жизни не давал возможности римскому народу задумываться о тщетности земного существования, поддаться отча¬янию, как это случилось на Востоке. Римлянину некогда было заниматься мечтами и философией, он боролся и в этой борьбе находил цель и смысл жизни. Рим сложился как номенклатурное общество, социально-иерархическая лестница здесь была четко определена, а традиция патронажных отношений имела глубокие корни в самосознании народа. Очень характерным является то, что те же отношения между патроном и его клиентом подразумевали не только верность клиента патрону, но и ответственность патрона за судьбу клиента. Ответственность за судьбу своего подчиненного - такое чувство было незнакомо восточному деспотизму. В Риме государство представляло собой большую семью, а государственные мужи - отцов семейств, поэтому здесь и не произошло отчуждения рядовых граждан от государства. Как ря¬довой человек жил интересами своей семьи, так и римский гражданин жил интересами своего государства. Он глубоко верил, что это было его госу¬дарство, его большая семья. Все те острые социальные конфликты, возни¬кавшие в раннюю эпоху Римской республики, в принципе, носили характер внутрисемейных неурядиц; поэтому эти конфликты никогда не вредили са¬мому государству, а наоборот, являлись одной из основных причин разви¬тия страны. Существование сильных индивидуальных начал определили то, что Рим в перспективе, не смотря на сильное сопротивление патрициев, превратился в свободное демократическое государство. События здесь раз¬вивались в том же направлении, что и в греческих городах, хотя в Риме аристократы смогли сохранить свои позиции. Здесь рядом с народным соб¬ранием всегда существовал сенат - совещательный орган патрициев. Эти две силы, взаимосуществуя, уравновешивали друг друга. Демократическое народное собрание (комиция) являлось гарантом свободы личности и реализации ее интересов, а сенат, со своей стороны, играл сдерживающую роль, не давая возможности римской демократии перерасти в анархию, как это произошло в Греции.
Национальный характер римлян и их государственный строй стали определяющими факторами в том, что этот маленький город распространил свою власть сначала на Италию, а затем - на огромных территориях трех континентов. Сам Рим при этом оказался в довольно парадоксальном поло¬жении: Город, раскинувшийся на берегах Тибра, стал владельцем громад¬ной империи. Он был именно владельцем, а не столицей империи, и именно тогда произошло отчуждение интересов рядового гражданина от интересов государства. Римский гражданин остался гражданином просто города Рима, а само государство превратилась в огромную империю. Чем больше увели¬чивались ее границы, тем больше росла пропасть между обществом и госу¬дарством. Рядового гражданина ничто не связывало с далекими африканс¬кими и азиатскими провинциями, названия многих захваченных стран он да¬же и не слышал. А государство, исходя из своей природы, стремилось к укреплению собственной власти, заботилось о безопасности внешних границ империи и ради этого проводило многочисленные захватнические войны, пря¬мую выгоду от которых имели стоящие во главе государства патрицианские роды и денежная олигархия. Простой народ от этих захватнических войн страдал все больше; дешевая пшеница из Сицилии ж Африки, заполонившая. Италию после захвата этих провинций, постепенно вытеснила с рынка местный продукт, что нанесло серьезный удар мелким и средним собственникам. Из захваченных стран привозили рабов, т.е. многочисленную бесплатную рабочую силу, с которой не могла конкурировать местная рабочая сила. Ос¬нова римского государства - римский крестьянин - обанкротился и остался безработным, а само государство оказалось без опоры. Обедневший кресть¬янин уехал в город, слившись там с паразитирующим слоем люмпен-пролетариата. Благодаря дешевой рабочей силе рабочих мест не осталось и в городе. Вместе с тем, укрепление рабского института породило в обществе вреднее представление, по которому физический труд был ассоциирован с рабским и воспринимался как недостойное свободного человека занятие. Город на-полнился многотысячной толпой бездельников, ничего не имеющих за душой, но требующих, чтобы государство заботилось, о них. Постепенно народ из опоры государства превратился в его обузу. Безусловно, римские правители видели эту разверзнувшуюся страшную пропасть между обществом и государ¬ством. Еще Сципион Африканский выступал против расширения государственных границ за пределами Италии, но здесь, наверное, чашу весов пере¬тянуло стремление римлян к первенству и славе. К тому же, во внешней политике действовал принцип “домино”: безопасность Италии требовала. захвата Сицилии и западной части балканского полуострова. Для укрепле¬ния же господства римлян в этих странах стало необходимым овладение территориями Северней Африки и всего Балканского полуострова, и т.д. Таким образом, укрепление господства в каждой из захваченных стран тре¬бовало захвата более дальних стран. Плохое предчувствие не оставляло римских государственных деятелей, и потому их захватнические войны ни¬когда не проводились как одноразовые акции. Как правило, у разбитого противника Рим никогда не отбирал государственную независимость, а толь¬ко принуждал его стать своим союзником. Он шаг за шагом путем экономических и политических санкций втягивал данную страну в сферу собствен¬ного  влияния, и только последним актом, через несколько десяти¬летий, Рим отменял превращенную в фикцию местную власть. Подобный умный подход во внешней политике приводил к тому, что ко времени, когда римляне присоединяли захваченную ранее территорию, народы, проживающие на ней, уже были связаны с Римом множеством экономических, культурных и политических связей, и в глубине сердца они уже примирились с новыми господами. Таким образом, Рим  собственной рукой никогда не срывал плода с дерева, а только сотрясая его, терпеливо ждал, когда он сам упадет ему в руки. Этим и объясняется, что там, где Рим смог утвердиться, он утвердился надолго и основательно. Таким образом, предупреждение Сципи¬она Африканского и других патриотов, правда, не заставили Рим изменить свою имперскую политику, но сделали ее более осторожной и мудрой. Но все-таки время сделало свое, пропасть отчуждения между римскими гражданами и имперскими государственными структурами, в конце 2-го века до н.э. достигла своего апогея, и тогда само существование государства оказалось перед опасностью. Ждать больше было нельзя.
В 133-м году до н.э. народный трибун Тиберий Гракх вынес аграрный законопроект, целью которого являлось возрождение класса мелких собственников, являвшихся опорой государства. Но эта попытка закончилась поражением. Спустя несколько лет таким же поражением закончилась более серь¬езная попытка Гая Гракха изменить государственный строй. Патриции избавились от обоих братьев путем политического убийства, сведя на нет начатое теми дело. Но сама проблема осталась нерешенной. Положение дошло до того, что государство уже не могло набрать необходимое число легионеров, и армия осталась без солдат. По римской конституции, в легионеры могли идти только те граждане, которые владели определенным имуществом и могли сами себя экипировать. Но таких граждан, представителей среднего слоя населения, в Риме фактически уже не существовало. И тогда консул Гай Марий в 106-м году до н.э. был вынужден провести военную реформу, по которой в армию наймом брали деклассированные элементы, представителей так называемого люмпен-пролетариата. Постепенно внутри, государства об¬разовалась профессиональная каста военных, отделившаяся от остального общества и жившая теперь только своими кастовыми интересами, часто не совпадавшими с интересами государства. Само гражданское общество к этому времени прекратило свое существование как единый целый организм и разделилось на многие противостоящие друг другу социальные слои. Здесь развились примерно такие же процессы, какие мы видели в Афинах в эпоху упадка демократии. Теперь каждый социальный слой стремился устроить собственное благоденствие за счет остального общества, и в паразитической сущности этих конфликтов уже не наблюдался никакой по¬зитивный элемент. Это была дорога в никуда. И в эту радикальную борьбу рано или поздно должна была включиться армия как еще один социальный слой, да еще и самый сильный. Легионеры требовали себе земельные учас¬тки, собственность, рабов, привилегированного положения в обществе. Упадок чувства полисной солидарности вызвал в обществе резкое усиление индивидуальных начал, и честолюбивые полководцы, в чьих руках оказа¬лась отчужденная от общества армия, очень быстро осознали превосходст¬во собственного положения. Традиционные для римского менталитета патронажные отношения в условиях полной анархии и паралича государственных структур крепко связали друг с другом интересы полководца и его армии. Очень скоро места политиков из форума заняли полководцы, опирающиеся на своих легионеров. Вместо Гракхов пришли Марии, Суллы, а гражданское противостояние переросло в гражданские войны, основательно потрясшие римское государственное здание. Под вопросом оказалось даже само су¬ществование Рима. Восстание италийских союзников, мятежи рабов, войны с царем Митридатом ясно показывали, что опасность нависла реальная. К тому времени, когда Цезарь вышел на политическую арену, спасти рес¬публику уже не мог ни. ораторский талант Цицерона, ни бескорыстное самопожертвование Катона. Цезарь тогда, принял единственно верное реше¬ние, которое могло спасти государство: он отменил республику и устано¬вил власть единоличной диктатуры. Это событие аналогично тому, которое в истории Древней Греции в эпоху упадка демократии известно под назва¬нием “поздняя тирания”. Поздняя тирания, не смогла вывести из кризиса греческий полис, но только углубила его. Рим, где, не смотра на кризис, традиционно более сильной была государственность и патронажные отношения, смог с помощью диктатуры преодолеть кризис. Республику отменили, и ее место заняла империя. Римское общества ценой отказа, от собствен¬ной свободы еще на 5 веков продлило свое существование.
……………………………………………..
У истоков Римской империи стоял не Цезарь, а Октавиан Август. История  оказалась несправедливой к этому великому человеку, ему всегда приходилось стоять в тени имени Цезаря, а ведь Рим из затяжных граж¬данских войн вывел именно он. Август положил конец кризису, установил мир и дал начало существованию самой сильней империи в истории челове¬чества. И что самое главное, он же продлил жизнь уже устаревшему антич¬ному обществу еще на 5 веков. То, что позже Моммзен приписывал гению Цезаря, в основном являлось заслугой Августа. Прежде всего, именно он положил конец захватническим войнам Рима и объявил - римский мир. Главным признаком упадка античного общества как в Элладе, так и в Италии, было уничтожение среднего слоя, класса мелких собственников, и резкое разделение общества на богатых и бедных. Август роздал  своим многочисленным легионерам земельные участки, тем самым восстано¬вив средний слой. Крупные рабовладельческие латифундии в эпоху граждан¬ских войн были уничтожены, и сейчас на передний план аграрного хозяйст¬ва опять вышел средний слой землевладельцев. Без всякого преувеличения можно сказать, что этой реформой Август открыл второе дыхание обречен¬ному на смерть обществу.
Интересным будет выяснить причину того, как один человек, будучи и великим государственным деятелем, смог изменить направление историчес¬кого течения и вдохнуть новую жизнь в уже тяжело больное общество. Конечно, ему удалось совершить все это, опираясь на авторитарную власть, которой владел единолично. Но нам известно, что авторитарная тирания не смогла спасти от гибели греческий полис. Рим же преодолел эту критическую черту, продлив себе жизнь. Наверное, склонность римлян к коллек¬тивизму, порядку, и поклонение культу старшего, в том числе, и автори¬тету государственного чиновника, сыграли свою роль в основании империи. В отличие от Греции, где тирания являлась временным и неустойчивым об-щественно-социальным явлением, римская имперская власть оказалась более долговременной и устойчивой. Безусловно, она опиралась на имевшие глубо¬кие корни традиции в сознании народа.
Уже в 1-м веке н.э. восстановление экономики привело к образованию общего рынка. Внутри империи осуществлялась специализация регионов по производству отдельных видов продукций в соответствии с потребностями рынка. Все это дало толчок развитию товарно-денежных отношений, что, со своей стороны, вызвало увеличение налогов и подорожание жизни. Притом, расцвет экономики сопровождался развитием городской жизни, то есть, процессом урбанизации. Увеличивалось количество и люмпен-пролетариата, что, со своей стороны, приводило к росту расходов государства на его содер¬жание. Паразитический менталитет рабовладельческого общества, для кото¬рого труд, а тем более, труд наемный, считался недостойным свободного человека занятием, в условиях конкуренции с дешевой рабской силой, не давал возможности для занятости бедным слоям населения. Поэтому многочисленный нищий слой свободных граждан фактически пребывал на государственном довольствии, что разрушало экономику страны. Рабовладельческое хозяйство, нерентабельное по причине рабского труда, не могло вынести таких расходов. Уже к концу 2-го века н.э. начался процесс обнищания среднего слоя, появились первые признаки упадка городской жизни. В 3-м веке н.э. нерентабельное рабовладельческое хозяйство вошло в глубокий кризис, словно бы повторяя положение поздней римской республики. Сред¬ний слой исчез, и государств, опять осталось без опоры. В экономике на передний план вновь выступили крупные рабовладельческие хозяйства - латифундии, но они, в отличие от своих предшественников, отличались большой автономностью, производя на месте все необходимое для себя. Место исчезнувших товарно-денежных отношений занял бартерный обмен. К концу 3-го века н.э. оплата легионерам и чиновникам производилась в виде натуроплаты.
Государство старалось предпринять меры для преодоления кризиса тем более что в 3-м веке с новой силой вспыхнули давно забытые гражданские войны. В экономике нерентабельный рабский труд заменяется более эффективным трудом крепостных колонов. При императорах Диоклетиане и Константине происходит дальнейшая бюрократизация и милитаризация. Фактически, римская империя, для которой в первые века своего существования были характерны определенные пережитки республиканского строя , окончательно сложилась как восточная деспотия с неограниченной властью императора. В условиях полной бюрократизации общества рядовой гражданин для обеспечения собственного существования был вынужден идти на государст¬венную службу. Безмерно раздутые государственные структуры требовали все большего увеличения расходов, что только ускоряло банкротство государства. В 4-м веке средний слой окончательно исчез, и империя осталась без рекрутов, а Рим был вынужден брать в свою армию варваров. Уже к кон¬цу 4-го века жители империи комплектовали всего лишь четвертую часть армии. Гибель обезоруженного и ослабевшего античного общества стала неизбежной. Очень характерно, что последнего римского императора сверг не внешний захватчик, а его собственный полководец, вождь одного из нанятых на службу варварских племен.
…………………………………………………
И все-таки, почему погиб античный мир? На этот вопрос не так просто найти ответ. Пусть читатель представит произошедшее : погибла целая цивилизация с высокоразвитой городской жизнью, товарно-денежными отношениями и довольно сложной социальной инфраструктурой; цивилизация, достиг¬шая таких вершин в культуре , науке и философской мысли, которые и сегод¬ня вызывают наше удивление и восхищение. И все это исчезло за какие-то сто лет, будто никогда и не существовало. Первый простой ответ на данный вопрос лежит на поверхности. Сегодня даже ученик 5-го класса знает, что Рим пал от нашествия варваров.  Это и впрямь есть исторический факт, кото¬рый трудно опровергнуть. Но как случилось, что дикари, еще вчера вышедшие из леса, смогли на только разрушить, но и с корнями вырвать высоко¬развитую цивилизацию? Если это стало возможным в 5-м веке, то почему не смогли те же варвары уничтожить Рим еще раньше, в эпоху Мария и Цезаря? Наоборот, Рим тогда сам наступал на варваров, захватывая и порабощая их, и германцы тогда были бессильны перед этой опасностью. Орды готов и вандалов ничем не превосходили полчища кимбров и тевтонов. Выходит, что сильной римской империи нашествие варваров не причиняли вреда, герман¬цы же овладели уже ослабевшим и обреченным на смерть Римом. И притом, отметим здесь немаловажную деталь: одно дело - когда страну захваты¬вают, и совсем другое — когда из памяти народа этой страны стирают культуру, самобытность, язык и тысячапятисотлетние традиции. После нашествия варваров римляне потеряли не только государственную независи¬мость, они потеряли сами себя и как народ полностью исчезли с исторической арены. Так же исчезли и другие романизированные народы, то есть, связанные с римской цивилизацией. Было бы наивным полагать, что первобытная культура германских варваров смогла ассимилировать высокоразвитую античную культуру. Просто к тому времени как римское государство, так и римская культура уже потеряли иммунитет самосохранения, и варвары не могли быть причиной гибели Рима. Значит, причина падения античного общества лежит в самом античном обществе. Многие исследователи разде¬ляют тот взгляд, что Древний Рим пал от христианской религии. По их мнению новая вера уничтожила языческую религию и языческую культуру, являющуюся неотъемлемой частью античной цивилизации. Конечно, задним числом можно утверждать все что угодно, но это предположение противо¬речит даже историческим фактам; античная цивилизация за последние двес¬ти лет своего существования сама стала христианской и распространила эту религию по всему свету. Именно греки и римляне явились первыми проводниками этой религии. Принятие христианства стало последней попыт¬кой древнего мира спасти себя от гибели. Можно сказать, что не христи¬анская религия погубила античную цивилизацию, но постаревший организм этой цивилизации не смогло спасти даже христианство.
Более материально мыслящие историки объясняли гибель античного мира социальными и экономическими причинами. По их утверждению, высокоразвитые товарно-денежные отношения при нерентабельном рабском труде в условиях натурального хозяйства создавали в экономической жизни страны такой диссонанс, который и вызвал уничтожение среднего класса, яв¬лявшегося опорой античного общества. Вместе с тем, рабовладельческая сущность античного мира не давала возможности развитию технического прогресса. Следовательно, Древний Рим погиб потому, что он не смог развиться технически. Только техника могла удовлетворить и обеспечить жиз¬ненные потребности столь многочисленного населения Рима. Только технический прогресс мог сохранить тот высокий уровень товарно-денежных отношений, который являлся основой античной экономики и городской жизни. Без него экономика замедлила темпы развития, остановилась и со временем развалилась. Этот вопрос имеет большое значение. Не надо забывать, что единственное отличие успехов нашей цивилизации от достижений античной цивилизации - это технический и технологический прогресс, и если отсутствие токового стало причиной гибели древнего мира, то, следовательно, наш мир застрахован от подобной опасности? Эти аргументы выглядят довольно убедительно, и их не так просто опровергнуть. Но существуют вопросы, на которые вышеприведенные аргументы ответить не могут. Городская жизнь со всеми сложными социальными и товарно-денежными отношениями, которые мы видим в античном мире, образовалась и достигла высокого уровня развития именно в условиях отсутствия технического прогресса и при наличии нерентабельного рабского труда и натурального хозяйства. Если нерентабельный рабский труд и отсутствие технического прогресса мешали развитию городской жизни и товарно-денежных отношений, то стано¬вится непонятным, на какой почве тогда вообще образовались эти сложные социально-экономические отношения в античном мире, и как они существо¬вали в течение веков. Каким образом в древнем мире поддерживали сущест¬вование такие мегаполисы, как Карфаген, Александрия, Константинополь и Рим, население которых достигало миллиона человек? В 3-м и 4-м веках количество населения не увеличилось, а уменьшилось, притом, в последний период существования империи вместо нерентабельного рабского труда в экономике всюду утвердилось более эффективное хозяйство колонов. И не смотря на это упадок городов продолжался, а в экономике исчез средний слой.
Чтобы ответить на эти вопросы, вернемся немного назад. 2-й век был зенитом могущества Римской империи. Людям казалось, что их эпоха - самая счастливая из всех, и воспринимали они ее так же, как афиняне - эпоху Перикла, а население современных высокоразвитых стран Европы и Америки - настоящую эпоху. На монетах времен императора Андриане можно прочесть следующие надписи “Счастливая Италия”, “Золотой век”, “На земле сущест¬вует мир”, “Благоденствующее время”. Эпоха всеобилия,  во время которой люди чувствуют, что все их желания осуществились, и им нечего больше желать, на самом деле есть нечто иное, как тупик в конце дороги. Общество, членам которого кажется, что они находятся на вершине благоденствия и прогресса, и где все довольны своей судьбой, такое общество изнутри уже начало гнить. Оно испытывает упадок только лишь потому, что люди уже не знают, чем освежить и восполнить свои желания. Примерно таковым было ду-шевное состояние Римской империи в эпоху ее наивысшего расцвета. Наверное, одних экономических факторов недостаточно для объяснения причин гибели античного общества; вернее, экономические причины являются всего лишь внешним признаком чего-то более глубокого и важного, чьи корни следует искать в культуре и духовном состоянии данной эпохи и народа, живущего в ней.
Девяностолетний больной старик простудился и умер. Отчего же он скон¬чался? Если сказать, что от простуды, то это будет верно лишь отчасти. Ведь простуда - не истинная причина его смерти. Почему тогда он скончался от этой болезни именно сейчас, тогда как в молодости переносил ее по многу раз? Наверное, будет правильным сказать, что организм его постарел, обессилел, потерял иммунитет самосохранения и в результате - не смог про¬тивостоять болезненным бациллам гриппа. Аналогично, и все вышеназванные причины гибели античного мира - нашествие варваров, распространение христианской религии и рабовладельческая природа экономики общества - похожи на те бациллы гриппа, убивающие обреченный на смерть организм старика. В Западной цивилизации, ориентированной не на коллективизм, а на индивидуализм, и развитие которой определяют не духовные, а материальные факторы, в отличие от Восточных цивилизаций процессы развива¬ются неравномерно. Европейская цивилизация исходя из своей прагмати-ческой природы может добиться таких вершин прогресса, каких не суждено достигнуть восточным культурам. Но когда это обществе достигает своих материальных целей, то есть, обеспечивает свое материальное существование, оно начинает расслабляться, терять желание и цель жизни. В нем гаснут движущие жизненные силы. Так и у машины античной цивилизации кончилось горючее, она замедлила скорость, потом остановилась, и в кон¬це концов, в результате долгого простоя на одном месте заржавела и рас¬палась на отдельные части.

Глава 3.
Как некоторое продолжение античного мира и его патологическую аномалию можно воспринимать более позднюю Византийскую, или Восточно-Римскую, империю. Это государство не принадлежало древнему миру, но его нельзя назвать и государством эпохи средних веков. Византия в течение всего средневековья представляла собой некий оазис античной куль¬туры, а больше - музей, и так же, как и во всех других музеях, здесь не создавалось ничего нового. На фоне только что возникших варварских государств Западной Европы она выделялась утонченной высокой культурой. Но это государство в отличие от молодых европейских стран не имело внутренней энергии, необходимей для роста и развития любого живого организма. Происходя от Римской империи, от своего предшественника по наследству оно переняло не только имя, но и все те признаки разложения, характерные для античного мира на последнем этапе его существования. Можно сказать, что это государство родилось уже стариком, и оно не ведало юношества и молодости. Если какие-то изменения и попытки поиска все-таки заметны в его тысячелетней истории, то все эти реформы были больше направлены на реставрацию и сохранение старых сил, нежели на со¬зидание и развитие чего-то нового. В мировой истории это было довольно необычное государстве. В его природе было что-то механическое, неестес¬твенное. Представим человека, чей биологический организм умер, а тело под воздействием какой-то силы продолжает двигаться. Не будет преувеличением сказать, что Византия являлась таким государством – зомби. В принципе, она всегда служила только самой себе и своему имени. В конце концов, назначение и смысл существования каждого государства, к какому типу оно не принадлежало бы, заключается в служении, своему народу. Византия же не представляла и не осуществляла интересы никакого народа. Ведь кто были византийцы? Такой нации не существовало. Даже само это название является условным, им больше пользуются ученые. Сами они называли себя римлянами, их государственным языком был греческий, но греки в этой империи находились в положении одного из захваченных народов; да и вообще империю эту создавали не греки. Как сказал один из писателей. “ у них не было ничего своего: имя римское, язык греческий, вера еврейская”. В истории человечества Византийскую империю можно охарактеризовать как патологию, как тень, оставленную античной цивилизацией после своей гибели. На примере этой империи видно, что древняя цивилизация в момент своей кончины полностью исчерпала себя, уже не имея возможности дать человечеству ничего нового и позитивного.
В итоге нужно отметить, что древний мир наряду с отсутствием технического прогресса от мира нового отличался тремя основными характерными чертами. Прежде всего, античная цивилизация была городской, а не территориальной. Государства в ту эпоху создавались вокруг городов. Может быть, этим и объясняется то обстоятельство, что в отличие от более поздней западно-европейской культуры, построенной в основном на индивидуальных началах личности, в античном полисе равномерно доминировали как индивидуальные начала, так и характерная для восточных цивилизаций коллективная солидарность. И если отсутствие технического прогресса говорит в пользу нового мира, то гармоническое сосуществование в обществе индивидуальных и коллективных начал указывает больше на определенное превосходство мира старого. Отметим ещё тот факт, что языческая религия и на Востоке, и на Западе являлась религией множества богов, и потому по своей сущности она была более либеральной и терпимой. Древнему миру , кроме Палестины, откуда берут начало обе мировые религии, почти неизвестно противостояние на религиозной почве, и тем более, религиозные войны. Древние цивилизации были мирскими цивилизациями. Религия и в ту эпоху играла большую роль в общественной жизни, но тогда монополия, какую приобрели в средние века христианство и мусульманство на Западе и Востоке в культурной жизни целых народов, имела место только в Древнем Египте и Палестине. В течение всего средневековья культура на Западе была исключительно религиозного характера, а на Востоке – в основном религиозная, что оставило неизгладимый след в ее развитии. Ставя ее в довольно узкие религиозные рамки. А все это в определенной степени задерживало процессы развития цивилизации. Прошло больше тысячи лет, прежде чем в Европе родилось понятие религиозной терпимости, культура же мусульманского мира не освободилась от этого и по сей день.
…………………………………………………….
Выше я говорил о тех отрицательных факторах, которые внесли новые религии как в западную, так и восточную культуры. Но сравнительно значимее был тот положительный результат, который оказал влияние на последующую человеческую историю.
Ислам вдохнул новую жизнь в уже постаревшую цивилизацию востока и дал ей то, что так ей не хватало: веру , надежду, цель и принципы. Вера в загробную жизнь в определенном смысле освобождала ближневосточные народы от того отчаяния и бессмысленного существования, которые здесь еще на заре истории затормозили процессы развития общества. Ближневосточный правоверный мусульманин уже верит, что с его физической смертью все не кончается, что настоящая жизнь начинается как раз после этого, и жизнь эта вечная, что вселяет в него надежду. Древневосточная же цивилизация, какой высокоразвитой она ни была, не имела принципов. Да и какие принципы могли быть у человека, понимающего, что с его смертью все кончается, и что в этой жизни все временное и преходящее ? такой человек живет сегодняшним днем, природа его эгоистична, и если он делает то, отчего не имеет личной выгоды, то делает нехотя и под принуждением. А ведь для общества принципы есть то же самое, что и для тела – позвоночник. Поэтому древневосточные народы и государства, не обладая иммунитетом самосохранения, являлись аморфными, неустойчивыми и временными образованиями. Отношение человека к богам здесь было глубоко прагматичным и потребительским. Человек уважал богов, потому что осознавал их могущество, и боялся их. Он как  бы заключал договор с небесными силами: строил храмы, молился, приносил жертву, ожидая взамен от богов помощи в своей земной жизни. Ближневосточная цивилизация средних веков была более организованная, целеустремленная, принципиальная, и, исходя из этого, внутренне более прочная. Человек здесь в определенном смысле был готов отказаться от земных благ и прямых выгод, потому что жизнь для него не ограничивалась только его земным существованием, и какой бы безнадежной она ни была, надежда никогда не покидала его. Ислам, можно сказать, омолодил уже состарившуюся культуру Востока и зарядил ее верой и энергией. Результат не заставил себя долго ждать: центры культуры человеческой цивилизации после падения Римской империи из варварского запада переместились на Ближний Восток, будто история повторялась. Западная цивилизация, опиравшаяся на индивидуальные начала  и в сущности своей бывшая материальной и прагматичной, после блестящих успехов исчерпала себя, уступив первенство ближневосточной культуре. Арабская культура расцвела сразу и по многим направлениям: поэзия, философия, медицина, астрономия, математика, алгебра, геометрия, историография, архитектура – все названные сферы науки и культуры развивались на Ближнем Востоке необычайно интенсивно. На фоне тогдашнего дикого и мрачного Запада Ближний Восток выглядел утонченным центром культуры. Это не верно, когда говорят, что достижения античного мира получила по наследству выросшая на его руинах новая европейская цивилизация. Наследство античного мира в последующих веках после падения Римской империи было развеяно и повсеместно забыто. Достижения же античной цивилизации европейцы открыли и восприняли вновь именно на Ближнем Востоке. В эпоху крестовых войн арабы подарили Европе философию Аристотеля и алгебру. И все – таки, как видно, такие традиции  Древнего Востока, как стремление к догматизму и слабо развитый индивидуализм не дали возможности интенсивному развитию вновь расцветающей восточной культуры. После распада Халифата на множество мелких мусульманских государств Ближний Восток вернулся в свое прежнее положение. Расчлененная и ослабевшая Передняя Азия стала притягательной добычей в глазах соседних агрессоров. Сельджуки, европейские крестоносцы, монголотатары, Тимерланг своими захватническим войнами еще больше усугубляли и так уже плачевное состояние Ближнего Востока. Общее положение не улучшило даже возникновение на границе Европы и Азии Оттоманской империи и ее временное усиление после захвата Византии. Начиная с 17-го века отсталость Востока по сравнению с Западом приняла катастрофические масштабы. К тому времени, когда Западная Европа окончательно освободилась от феодального бремени, безнадежно отсталый Ближний Восток своим положением приближался к колониальной либо полуколониальной жизни.
……………………………………………
В 6-м веке в Европе закончилось великое переселение народов. Немецкие племена расселились на землях бывшей империи, и этот регион постепенно вернулся к своему предисторическому варварскому состоянию. Ранее развитая культура, товарно-денежные отношения и городская жизнь исчезли, многие города просто перестали существовать, другие превратились в деревни, а выжившие города выполняли больше функции резиденций местных феодалов , не неся на себе никакой другой нагрузки, экономического, социального или культурного характера. Наоборот, связь с отдельными районами постепенно прекратилась, когда-то проведенные римлянами шоссейные дороги поросли травой, замерли торговля, ремесло, рынок, из обращения вышли деньги, превратясь в большую редкость. Обмен принял исключительно бартерный характер, а со временем и эта форма взаимоотношений тоже сошла на нет. В экономике стран Западной Европы воцарилось примитивное натуральное хозяйство, в условиях которого уже не существовали элементы раздела труда. За каких-нибудь 100-150 лет в Европе были позабыты все достижения античного мира, что является страшным доказательством того, что в истории возможно все: как долгий триумфальный прогресс, так и периодический регресс; и не существует никакой гарантии того, что прогресс, хотя бы тот же технический, которым отличается наша цивилизация от древней, будет вечным и необратимым процессом. На определенном этапе развития общественных отношений все эти достижения прогресса могут стать потерянными и забытыми. Часто даже в условиях ординарного локального кризиса цивилизация бессильна что-либо поделать даже с мелкими бытовыми неурядицами. Легко тогда представить, что будет с человечеством, если временный и локальный кризис под влиянием определенных событий перерастет в хронический и глобальный. Мы часто забываем, что цивилизация - это не естественное явление, как воздух , вода, растительный мир. Наоборот, она является искусственным творением человека, и гарантом существования ее может быть определенная степень развития общества; и если она снижается, то падению цивилизации уже ничто не противостоит.
Вернемся к средним векам. Среди германских племен после создания государств начался процесс социальной дифференциации  и распада родовых общин. Упадок городов и преобладание натурального хозяйства привели к тому, что мелкие землевладельцы, потеряв свободу, попали в зависимость от более богатых соплеменников. В античном мире подобный процесс порабощения крестьян не имел места: там сильные города, многочисленный и крепкий слой буржуазии и развитые товарно-денежные отношения не давали такой возможности. Наверно, это является исторической закономерностью, что при упадке городской жизни и в условиях натурального хозяйства страна впадает во всеобщую бедность, что, в свою очередь, создает благоприятную почву для порабощения нижних слоев общества более привилегированной частью этого общества. И наоборот: сильные города и высокоразвитые экономические отношения не уживаются с крепостничеством и феодализмом, они всегда рушат эти отношения и утверждают свободный образ жизни.
Вначале основным способом эксплуатации была барщина. Крепостной в течение определенных дней недели работал на господской земле, но барщина оказалась нерентабельной, и уже к II-му веку ее заменил натуральный налог, потому что на своей земле крестьянин работал более эффективно, чем на земле хозяина, и сами земли помещиков постепенно перешли во владение крестьян.
Вообще, феодальные государства средних веков были довольно своеобразным явлением: их единственной формой управления, как и на Востоке, являлась монархия. Но европейские монархи значительно отличались от восточных деспотов, их только условно можно было назвать единоличными правителями. Внутри страны реальную власть имели бароны, король же являлся только символом государства или, в лучшем случае, главой довольно эфемерного условного объединения феодальных княжеств. Характерный для европейских народов индивидуализм не дал возможности европейским странам образоваться как сильные централизованные государства. Европейский феодал в отличие от восточного сатрапа не считал себя рабом своего сюзерена. Он был свободен, имел определенные права и чувство собственного достоинства. Многочисленные попытки европейских королей увеличить собственную власть за счет уменьшения прав своих вассалов оканчивалась поражением, что еще более усиливало позиции феодалов. Правда, и  в Европе феодал признавал верховенство короля и брал на себя определенные обязательства / что являлось даже делом его чести /. Но рядом с этими обязанностями всегда фигурировали права и привилегии самих феодалов. Король, нарушавший права своих вассалов, автоматически освобождал последних от их обязанностей перед ним: в таком случае феодал мог начать даже войну против собственного короля или вместе со своим владением перейти во власть другого  сюзерена. Национальное самосознание и идея государственности в ту эпоху были так слабо развиты, что феодальное право допускало и такую возможность. В отличие от Востока в Европе верность вассала сюзерену опиралась на кодекс чести. Так называемый институт рыцарства, по которому все представители привилегированных слоев общества, начиная с короля и оканчивая последним дворянином, являлись рыцарями, то есть, свободными людьми чести, представлял собой краеугольный камень феодального европейского общества. Как обязанности, так и права рыцаря определялись кодексом чести, а не волей сюзерена . В Испании в средние века существовала традиция, по которой верховный судья пред открытием кортесов обращался к королю со следующей фразой : “ Мы, которые ничем не хуже тебя, признаем тебя, который ничем не лучше нас, своим королем с тем условием , что ты защитишь наши привилегии и свободу. Ну а если нет - то нет”. Этот сильный индивидуализм европейцев вызывал противостояние не только между баронами и королем, но и между баронами и мелким рыцарством. Последние для сохранения своих привилегий были вынуждены стать в оппозицию к баронам. короли же в борьбе за усиление собственной власти были вынуждены опираться на города и мелкое рыцарство, только в таком случае у них был шанс одержать верх над баронами.
Именно в этот период на арену политической жизни выходят города. В 9-м столетии в связи с улучшением орудий труда и методов обработки земель повысились урожайность и площадь освоенных земель, что вызвало оживление сельского хозяйства и затем развило ремесло, торговлю и городскую жизнь . Уже в 10-11-м веках города значительно  усилились  и начали  вести борьбу за свободу против баронов , королевская же  власть  оказалась  естественным союзником в этой борьбе. Их объединяли общие интересы: ослабление феодалов, усиление центральной власти и объединение страны, что обеспечивало бы создание национального рынка, отмену таможенных барьеров и установление прочной связи с разными регионами страны. В  12-13-м веках города в основном освободились от власти баронов, и началось их интенсивное развитие. Развившиеся товарно-денежные отношения значительно изменили отношения феодальные. В деревне натуральный налог был заменен на денежный, для увеличения последнего же стали освобождать и крестьян. Из истории античного мира известно, каким нерентабельным является рабский труд на фоне развитых товарно-денежных отношений. Для увеличения своего дохода феодал стал освобождать крестьян, чтобы те работали более продуктивно. Таким образом, города , хотя и косвенно , нанесли смертельный удар по феодальным отношениям и добились отмены крепостного права , что и произошло в Европе в 13-14-м столетиях.
Так называемые “темные века” в истории Древней Греции насчитывали 300 лет , в Италии дополисная Эпоха продолжалась не более  2-3-х веков. В отличие от этого , в Западной Европе средние века вмещают в себя целое тысячелетие. Правда , и здесь процессы протекали по тому же направлению , что и в античном мире , но сами темпы этого развития были более замедленными. Причиной этому служит то, что античные государства являлись  приморскими городами , а море и город – это два фактора , ускоряющие развитие товарно-денежных отношений. Это , в свою очередь , приводит к образованию буржуазии, которая исходя из своих интересов, не давала возможности аристократии утвердить в деревне феодальные отношения. В отличие от этого, средневековые европейские страны являлись не полисными, а территориальными государствами, и ко времени возрождения здесь городов феодальные отношения уже прочно утвердились в обществе. Народ был закабален и прикреплен к земле. Порабощенная народная масса исходя из своего ущемленного социального положения не годилась в союзники городам в их борьбе с баронами. Таким союзником могли стать только королевская власть и отчасти мелкое рыцарство. Исходя из этого, города поневоле оказались союзниками королевской власти. Феодальная анархия и междоусобицы мешали не только ее усилению, но и экономическому развитию страны. И это обстоятельство объединяло интересы королей и городов. Поэтому и получилось так, что буржуазия в борьбе с аристократией в древнем мире связалась с народом и помогла утвердить демократию, а европейская буржуазия средних веков в борьбе с баронами объединяется с королевской властью, чем и усиливает ее. Но королевская власть, не смотря на свой более прогрессивный характер, сама представляла собой феодальное образование, что и стало причиной того, что в отличие от античного мира, как королевская власть, так и феодальный строй не только утвердились, но и оказались долговременным явлением.

Описание средневековой истории Европы было бы не полным, если упустить из виду такое важное обстоятельство, как влияние христианской религии на общество той эпохи, которое, с первого взгляда, было тогда абсолютным. И впрямь, вся система образования, наука, философская мысль, искусство развивались исключительно под эгидой религии, да и сама Западная Европа в течение всей этой эпохи представляла собой не конгломерат разных стран и народов, а в основном, единый христианский народ, поделенный на множество больших и мелких княжеств. Во всяком случае, почти до самого 16-го века отчетливого различия между Францией, Италией и Германией как отдельно взятых государств не было. Многие исследователи считают заслугой католической церкви то, что в Европе не развился деспотизм в его восточной форме. По их мнению, церковь в течение веков во многих европейских странах боролась с королевской властью, и с помощью своей силы и влияния не давала ей возможности стать абсолютной и авторитарной. Противостояние церкви королевской власти, и вправду, имело место на протяжении всего средневековья, но церковь боролась с королями не для укрощения их деспотизма, а больше для утверждения собственного авторитаризма. Это противостояние, так же, как и противостояние короля и баронов, объясняется больше характерным для европейцев индивидуализмом, нежели особенной ролью церкви в жизни общества.
Церковь ведь была и на Востоке; но ни в Византийской, ни в Российской империях она не отличалась особой оппозиционностью; наоборот, всегда верно служила властям, руководствуясь принципом “Богу - божье, кесарю - кесарево”. Причем не надо забывать, что в Европе противостояние между мирской и церковной властью благодаря деятельности Фридриха II и короля Франции Филиппа Красивого закончилось поражением церкви и образованием национальных государств. Но даже тогда, когда королевская власть стала абсолютной, она не превратилась в деспотизм того вида, какой свирепствовал в восточных православно христианских и мусульманских странах, хотя могла присвоить себе все права, будучи абсолютной. Но в отличие от Византийской и Российской империй степень централизации европейских государств тогда значительно возросла, словно королевская власть и не желала усиления государства. Степень государственности увеличилась, как это не парадоксально, позже, в 19 – 20-м столетиях, когда к власти пришла демократически настроенная буржуазия. И если иметь ввиду все вышесказанное, то, наверно, не стоит преувеличивать роль церкви в этом вопросе.
С инициативой церкви связано самое значительное событие средних веков – крестовые походы, изменившие лицо Европы и выведшие вперед этот отсталый регион. Благодаря крестовым походам Запад познакомился с достижениями восточной культуры, и именно они же косвенно дали толчок процессу освобождения городов от феодальной власти и их последующему развитию, что в перспективе тоже имело большое значение для Европы. Но вспомним исторические факты, заметим , что церковь и в последующие века, особенно после взятия турками Константинополя, не раз объявляла о начале крестовых походов, но призывы ее оставались без ответа. Выходит, что причиной крестовых походов служили не призывы и инициатива церкви, а другие , более глубокие обстоятельства социального и экономического характера. Уже в 11-м, и особенно, в 12-м веках, заметен значительный прогресс в сельском хозяйстве, давший толчок развитию торговли, городов, оживлению экономики, что в свою очередь, привело к определенному демографическому взрыву. Население Европы стало резко расти, что поставило аристократию в довольно плачевное положение : ведь что должны были делать вновь появившиеся на свет представители младших ветвей аристократических родов, когда родовые владения и земли по закону переходили от отца к старшему сыну, и только? Благодаря демографическому взрыву в Европе появилось множество новых дворян, представителей младших ветвей, оставшихся без наследственных владений. Свободных земель в Европе уже не было, и именно поэтому нашел ответ призыв церкви “ освободить гроб господний ” в сердцах  европейских феодалов. Рыцарь-крестоносец искренно стремился освободить от неверных святую землю, но на Восток он все-таки шел ради поиска собственного феода.
Многие мыслители причину прогресса Западной Европы в сравнении со старым миром приписывают тому религиозному постулату, который призывает человека к совершенству. По их мнению, христиане стремились к духовному совершенству, по ходу достигая и материального. Насчет духовного совершенства европейских народов мы лучше промолчим , но на пути материального совершенства они и впрямь достигли выдающихся результатов. Это обстоятельство является еще одним интересным примером того, что религия, конечно, влияет на природу и культуру народов, но чаще всего, сама эта природа и культура изменяют лицо религии, в зависимости от своего менталитета. И само христианство в различных странах разное, исходя из природы и характера живущих там народов. Так, ближневосточные христианские народы являются православными, в Южной Европе господствует католицизм, а в Европе Северной – протестантство. Если бы христианство победило бы и в Азии, то персидские, турецкие или китайские христиане были бы христианами абсолютно иного вида, чем мы можем себе это представить. Вместе с тем, не забудем и тот факт, что западная цивилизация однажды в античную эпоху уже достигла прогресса и значительных успехов, и христианская религия была в этом абсолютно ни причем.
Вообще часто наблюдается тенденция преувеличения христианской религии на европейскую культуру. Одни исследователи, их меньшинство / среди них – Ницше / это влияние оценивают как отрицательное, большинство же – как положительное, хотя и отвергать влияние христианства на западную цивилизацию было бы не правильно. Учение Христа смягчило мораль этого общества, утвердило в нем такие понятия, ценность человека сама по себе, без всяких признаков национальной и социальной принадлежности. В античном мире существовало понятие прав человека, хотя Сократ и Эпикур в своих учениях близко подошли к этому. Там больше доминировали права гражданина, но сам человек без статуса гражданина автоматически превращался в бесправное существо, врага общества или , в лучшем случае, потенциального раба. Он оказывался вне закона, и на него не распространялось античное право. Поэтому часто рядом с блистательными достижениями античной цивилизации мы видим такие возмутительные по своей нечеловеческой сущности факты варварства и дикости, как бой гладиаторов на арене цирка или не единожды зафиксированные случаи человеческого жертвоприношения. Во всяком случае, в морали древнего мира не чувствуется того уважения к человеческой личности, какое было привнесено христианством. Языческой цивилизации всегда не хватало того комплекса принципов и понятий, без которого всегда очень трудно признать данное общество цивилизованным. Христианский писатель 19-го столетия Достоевский написал роман “ Преступление и наказание”, где описано, как отчаявшийся от нужды бедный студент в борьбе за существование с целью самоутверждения убивает никому ненужную и абсолютно бесполезную обществу старуху, а потом на 600-х страницах повествуется, что стало дальше с этим студентом, какое мучительное наказание понес он перед своей совестью за содеянное преступление. Для античной культуры, несмотря на всю ее  блистательность, такой подход к вопросу был бы не понятен. Может быть, главная заслуга как христианской, так и мусульманской религий заключается  именно в том, что они освободили человека от дикости и придали ему человеческий облик, или,  если сказать иначе, превратили цивилизованного, образованного и глубоко рафинированного  полуживотного в человека.
Что касается европейской культурной и научной жизни средних веков, то здесь влияние церкви было абсолютным, причиной чему служило то, что в полуварварском обществе средневековой Европы, состоявшем из аристократов-воинов и крепостных крестьян, не существовало потребности человеческой деятельности в выше названных сферах. Как культура, так и наука в ту эпоху были помещены в довольно узкие религиозные рамки, и чтобы развиваться в дальнейшем, стало необходимым их освобождение от церковной догматики. Наверное, одной из причин начатой в 16-м веке реформации было желание общества вернуть себе культуру и науку и дать им возможность дальнейшего развития. Эта новая идеология под названием реформации сама представляла собой новую религию, противопоставленную старой католической церкви. Уже во 2-й половине 16-го века выделилось направление в реформации, вошедшее в историю как протестантство, или кальвинизм. Это новое религиозное течение приняла вся Северная Европа, оно являлось не только идеологией, но и уставом молодой европейской буржуазии. Известная протестантская этика, призывающая верующего к трудолюбию, старанию, самодисциплине, бережливости являлась краеугольным камнем, на котором возродились будущая европейская экономика и прогресс.


Глава 4.
Западные народы до сегодняшнего дня прошли примерно одинаковый путь развития, но каждая страна в этом процессе развития выделялась своей особой спецификой. Чтобы полностью осветить всю сложность и многообразие развития западной цивилизации, вместо общего обзора истории Европы в следующей части этой книги мы рассмотрим путь развития каждой страны в отдельности.
Наверное, будет справедливым начать с Англии как самой традиционной страны Европы. Тем более, что англичане являются как раз тем народом , в недрах культуры которого возникли первые всходы современной демократии. На фоне сравнительно аморфных феодальных образований во Франции, Италии и Германии Англия отличалась тем, что уже в 12-м веке она представляла собой одно конкретное государство с довольно сильной королевской властью. Это обстоятельство объясняется географическим положением Англии. В отличие от других континентальных стран Англия более маленькая, отовсюду окруженная морями и оторванная от материка, поэтому она и представляла единое экономическое, культурное, и исходя из этого, политическое пространство. Конечно, и в Англии наблюдалось противостояние между баронами и королевской властью, но оно из-за географических условий страны носило более оппозиционный характер, чем сепаративный. Английскому барону в отличие от французского сеньора или германского князя, даже если бы очень захотелось, некуда было деваться вместе со своими родовыми, вледениями от ближайших стран его отделяло море. Английский феодал, хотел он того или нет, из-за островного положения страны был вынужден остаться англичанином. Может быть, поэтому в этом народе сравнительно рано развилось чувство национального самосознания; и в ту эпоху, когда Франция, Германия и Испания больше воспринимались как географические термины, чем родина какого-либо конкретного народа, Англия уже существовала как одна страна и одно государство. Островное положение ее  так же определило и то, что Англия очень рано превратилась в морское государство, где развились торговля, города, буржуазия  и товарно-денежные отношения. Кажется, эта страна была единственной в Европе, где аристократия своим повседневным бытом и деятельностью являлась полубуржуазной. Гордые испанские и французские сеньоры ни за что не согласились бы заняться теми видами экономической деятельности, которые представляли главный источник дохода английской аристократии. На континенте феодал являлся рыцарем, воином, землевладельцем, и только. Английский же барон по причине нехватки земли и скудных собственных экономических возможностей был более беден, чем  живущий на другом берегу моря французский граф или герцог, поэтому он изначально и занимался тем видом деятельности, который сегодня называют бизнесом. Оттого и получилось так, что даже те феодальные оппозиционные движения, направленные против королевской власти, как принятие хартии свободы и учреждение парламента, вызвали не ослабление страны и ее децентрализацию, а наоборот, усиление демократического элемента в обществе и в перспективе обеспечили утверждение демократической традиции.
Тридцатилетняя феодальная междоусобица, произошедшая в Англии во второй половине 15-го века, уничтожила многие феодальные фамилии, что вызвало усиление королевской власти. При таком развитии событий ставшая уже абсолютной королевская власть начала опираться на новую аристократию, состоявшую из средних и мелких феодалов и по сущности своей являвшуюся более буржуазной. Поэтому в отличие от абсолютных государств на континенте английский абсолютизм не только примирялся с существованием парламента и других представительных органов власти, но и рассматривал их как одну из своих основных опор. Но на определенном этапе развития социальных отношений сами интересы буржуазии пришли в противоречие с королевской властью, и когда оно стало непреодолимым, в сороковых годах 17-го столетия в Англии началась буржуазная революция. Королевская власть была свергнута, и установился республиканский строй, Король Карл II закончил жизнь на эшафоте. И тогда всем стало ясно: желание жить свободно не означает уметь жить свободно, события здесь развивались примерно в том же направлении, что и в Афинах в эпоху Солона, то есть, общество было поделено на несколько противоборствующих группировок. Единственной альтернативой анархии и новой гражданской войне в тех условиях могла быть только диктатура. Кромвель пришел к диктатуре путем узурпации власти после роспуска парламента, и его власть, также как и власть греческих тиранов и римских императоров, опиралась на армию. Англии еще повезло в том, что этот человек не оказался кровавым тираном вроде Робеспьера и Ленина. Он был глубоко верующим христианином и в своих действиях меньше всего руководствовался личными амбициями и честолюбием. За свое десятилетнее правление он положил основу будущей британской морской империи  и установил доминирующее положение Англии на море. Начиная с этих пор Англия стала первой в мире морской державой. Он же захватил Ирландию и Шотландию и объединил Великую Британию под одним началом. Поэтому не будет преувеличением сказать, что именно величавая фигура Оливера Кромвеля стоит у истоков Британской империи. В отличие от монархии, возникший в недрах республики авторитаризм имеет один значительный недостаток: лишенная принципа наследственности диктатура выполняет свою функцию до тех пор, пока жив сам диктатор. После смерти Кромвеля Англия вновь оказалась перед опасностью новой гражданской войны и борьбы за власть между отдельными политическими группировками. В конце концов, все закончилось реставрацией монархии. Революция дала буржуазии то  влияние в политических и экономических сферах, за которое она боролась. Но республика не стала надежным гарантом для сохранения этих достижений. Поэтому английская буржуазия пошла на компромисс с монархистами и под условием уже существующего статус-кво восстановила монархию. Последующая попытка королевской власти нарушить существующий статус-кво в свою пользу вызвала новое революционное выступление, закончившееся в 1688-м году установлением конституционной монархии. Король окончательно потерял реальную власть внутри страны и стал лишь символом единства государства. Приход к власти буржуазии дал толчок промышленной революции, и Англия стала самой передовой страной Европы. Отметим, что Британия была державой, старавшейся действовать в своей внешней политике экономическими, а не политическими методами. На фоне феодальных континентальных держав, мыслящих категориями средневековья, это обстоятельство давало Англии серьезное превосходство в противоборстве с ведущими европейскими государствами. Постараюсь объяснить, что я имею ввиду. Со своим главным соперником в борьбе за раздел мира Англия не вела непосредственную войну с помощью своей армии и своего народа, так сказать, ценой своей крови. Напротив, она нанимала не только армию, но и полностью государство со всем его потенциалом и субсидировала его военные действия со своим соперником. Таким образом, вся тяжесть войны ложилась на плечи субсидируемого Англией государства, будь то Пруссия Фридриха Великого эпохи семилетних войн, или Австрийская и Российская империи времен Наполеона, или Советский Союз времен 2-й мировой войны. Вспомним хотя бы второй фронт, открытый Англией и Америкой только в конце войны, тогда как вся тяжесть войны перешла на плечи России, а плоды победы пожинала Англия. Хотя это не означает, что Англия сама старалась избежать борьбы за утверждение своего места на мировой политической арене. Когда дело доходило до действий, она становилась твердым и опасным противником, боровшимся до конца несмотря на все неблагоприятное стечение обстоятельств. Дважды – в эпоху Наполеона и во время второй мировой войны – Англия оказалась единственной страной, во всей Западной Европе не подчинившейся судьбе и не павшей духом. Чем более безнадежным казалось ее положение, тем больше увеличивалась степень сопротивления этой страны. В обоих вышеуказанных случаях английская нация смогла мобилизировать все свои силы, и добиться победы.
Сам процесс установления демократии в Англии, несмотря на глубокую традицию, берущую свое начало еще в 13-м веке, оказался очень сложным и долгим и закончился только в первой половине 20-го века. Это очень поучительный факт для вновь образованных государств, которые, принимая демократические конституции, уже через несколько лет ждут конкретных результатов, и как правило, остаются обманутыми в своих ожиданиях.
Английский национальный характер даже на фоне остальных европейских народов выделяется глубоким индивидуализмом. Известная английская поговорка “ Мой дом – моя крепость” полностью отражает менталитет этого народа.
………………………………………………

У нас сегодня распространено мнение, что американцы – это молодая нация, появившаяся 200 лет назад и не имеющая ни прошлого, ни традиций. На самом деле , это, конечно же, не так. Из-за определенных исторических причин американцы сами подчеркивали свою обособленность от англичан. Но не понятно, почему мы должны принимать это утверждение и на основании его делать неправильные выводы. Американцы – это те же англичане по своему языку, культуре, прошлому, хотя, конечно, между ними существуют и некоторые различия. Американский народ образовался из среднего и  нищего слоев английской нации. Можно сказать, что в мировой истории Америка – единственная страна, у которой не было собственной аристократии и своей иерархической структуры общества. Может, по этой причине американцы в отличие от англичан более открыты, в отношениях более просты, естественны и свободны от комплексов. Темперамент англичанина, живущего на окруженном со всех сторон морем острове, был скован многими писаными и неписаными законами, чтобы он почувствовал себя более свободно и вольно; а американцу это было не нужно, его страна всегда была страной больших возможностей. Еще в колониальную эпоху за пределами цивилизованного мира здесь были расположены неосвоенные и бескрайние прерии, дикое  и бесконечное пространство, свободное от всех социальных и других видов рамок. Поэтому так и случилось, что в Америке не смогли утвердиться ни феодализм, ни другие виды социально-иерархических отношений. Здесь, когда не оставалось иного выхода, рабочий или другой представитель люмпен-пролетариата мог, просто говоря, “ дать в зубы своему хозяину” и уйти на запад. В Америке всегда существовала альтернатива, возможность выбора, и это обстоятельство стало источником силы этой странны.  Единственная привилегия, которая смогла здесь утвердиться – это привилегия доллара, а доллар мог заработать любой, и только от тебя зависит возможность стать владельцем этой привилегии. В Америке и вправду было возможно, чтобы простой Джон с улицы стал президентом страны. В отличие от скованного традициями и комплексами английского общества Америка – это открытое в бесконечность общество. Конечно, несмотря на рамки, и в сознании англичан индивидуализм имел глубокие корни. Но все-таки, американцу любимое выражение англичанина “ мой дом – моя крепость” было бы непонятным. Ведь крепость имеет двоякое значение: с одной стороны, она огораживает и защищает твою индивидуальность от общества, но, с другой стороны, крепость может восприниматься как место заключения, темница. Американцу для защиты собственного индивидуализма не нужны никакие дом и крепость: дом американца – весь мир, и именно в этом заключается американская мечта. Американец – это тот же англичанин, только с более глубоким индивидуализмом, может быть, менее утонченный, прямой, но более энергичный и свободный. Для примера приведу одну деталь: возьмем забор. Этот метод ограждения своей земли и собственности использовался во все времена и во всех народах. Если твой двор не огорожен забором и открыт для чужих глаз, то это создает дискомфорт твоему индивидуализму. А в Америке забором почти не пользуются; но это указывает не на склонность этого народа к коллективизму, а наоборот; американский индивидуализм настолько глубок, что для самоутверждения ему не нужны никакие заборы или другие способы ограждения; они могли только стеснить его; и как раз за забором он почувствовал бы собственный дискомфорт.
В конце 15-го столетия открытие американского континента дало сильный толчок развитию Западной Европы. С приобретением нового континента у старого света словно открылось новое дыхание. Первые выгоды от этого открытия получили Португалия и Испания, позже – Голландия и Англия. В начале 17-го века на восточном берегу Северной Америки появились первые колонии, выполнявшие для Британской империи ту же функцию, что и Сибирь – для Российской империи. Их первые жители были представителями низших и средних слоев общества, искателями приключений и богатств, в поисках судьбы двинувшимися в новый свет. В эпоху английской революции, гражданских войн и реставрации в Америку прибыло несколько волн эмигрантов. Изгнанные из страны монархисты, республиканцы, представители религиозных сект и течений – все они нашли убежище за океаном.
 В этот новый мир была перенесена традиция английской демократии и самоуправления. Законодательная власть колонии состояла из местных жителей, а исполнительную власть представлял губернатор, назначенный метрополией. Местная законодательная власть, ассамблея, владела одной значительной привилегией: она распоряжалась финансами колонии. Исполнительная власть без ее разрешения не могла решить ни одно значительное дело, связанное с финансами. в 17-м столетии именно с этого и началась английская революция: парламент тогда отказался финансировать войну короля с Шотландией, позже по этой конкретной причине началась и Великая французская революция. Пришедшая в структуры самоуправления буржуазия всегда пользовалась деньгами как своим главным козырем в борьбе с абсолютной властью. Во второй половине 18-го века, особенно после окончания семилетней войны, обострилось  противостояние между метрополией и колонией. Королевская власть попыталась заполнить свою опустошенную войной казну за счет увеличения экономической эксплуатации колоний. Экономическим свободам колоний и их политическим правам в те годы из-за политического нажима Англии угрожала серьезная опасность.
Очевидно, что американская революция, так же, как и многие другие революции, началась не из-за приобретения новых прав, а из-за страха потерять уже существующие. Природа человека устроена так, что он примиряется с отсутствием тех прав, которые он и не имел; но попытка власти отобрать у этого общества те права, которые оно уже имеет, всегда вызывает сопротивление этого общества. Из-за этого вывода можно сделать довольно парадоксальное заключение: революция не представляет собой явление, направленное против традиций; в большинстве случаев, особенно на первом этапе, революция часто направлена как раз в защиту традиций .Поэтому в государствах, где традиционно существует деспотическая власть и порабощенное население, власти могут без проблем сохранять высокий уровень эксплуатации общества, и их безопасности внутри страны ничто не будет угрожать. Но эта безопасность власти обязательно станет под вопросом, если правительство под влиянием разных причин пойдет на либерализацию режима и ослабит бразды правления. Иван Грозный и Сталин, несмотря на бесчеловечную жестокость, довольно беспроблемно управляли Россией в течение долгого времени, и против них в обществе не возникало более или менее серьезной оппозиции. Напротив, оба эти правителя пользовались искренней любовью народа. Император же Александр II и президент Горбачев, попробовавшие либерализацию режима, очень плохо закончили свою политическую карьеру. В тех же государствах, где традиционно сильны институты самоуправления, власти ни в коем случае не должны стараться отменить или сократить те права, которыми владеет общество. Таким образом, в государствах восточного типа революцию вызывает смягчение режима, а в государствах западного типа, наоборот, - ужесточение форм правления. На первый взгляд, причина, вызывающая революцию, в государствах обоих типов разная. Но на самом деле, причина одна : революцию всегда и всюду вызывает попытка властей нарушить установившуюся традицию управления обществом.
И в Америке события развивались именно в таком направлении. Колонисты совсем искренно считали себя верными подданными британского короля и не стремились к независимости. Континентальный конгресс Декларацию о независимости принял только после того, когда из-за компромиссной политики Англии у него не оставалось другого выхода. Можно сказать, американцев вынудили стать независимыми, хотя вначале у них и не было такого желания. Эта война за независимость продолжалась 8 лет и закончилась победой американцев. Колонии превратились в независимые штаты, и главные трудности начались именно тогда. Даже во время борьбы за независимость самым слабым местом у американцев было то, что колонии, а позже штаты, не были едины в своих целях и стремлениях. Это вновь рожденное государство, наверное, только условно можно было назвать государством. На самом деле, это была неустойчивая конфедерация. Американская модель являлась уникальной для той эпохи : за океаном впервые создавалось государство нового типа, у которого не было собственной аристократии, а также других пережитков и традиций феодального средневековья. Эта модель позже распространилась на многие страны. Поэтому мы здесь постараемся более подробно описать процесс образования и последующего развития этого государства.
В первые годы своего существования Соединенные Штаты стояли очень далеко от сегодняшнего положения сверхдержавы, даже существование их как единого государства стояло под вопросом. Каждый штат проводил свою денежную, экономическую и государственную политику, что часто приводило к противоречию с политикой соседних штатов. Имело место большое противоречие между южными аграрными и северными промышленными штатами. Западные штаты были жизненно заинтересованы в расширении территории в сторону Луизианы и Тихого океана, восточные же этот вопрос не интересовал. В общем, Соединенные Штаты в момент своего рождения больше напоминали образованный после распада СССР СНГ, чем державу с большим и перспективным будущим. Беспорядочная экономическая политика отдельных штатов превратила государство в банкрота, рос фон социального напряжения. Страна явно катилась к анархии и распаду. Положение было настолько печальным, что сторонники федерации предложили генералу Вашингтону пост диктатора, отчего тот разумно отказался. В 1787-м году в Филадельфии собрался Конвент для выработки новой конституции. Этот основной закон страны, построенный по принципу равновесия, в будущем выдержал все испытания и действует и по сей день. По новому закону федеральные власти получили такие полномочия в сфере экономики. Финансов, внутренней и внешней политике, без которых никакая власть не смогла бы нормально функционировать. Но за штатами осталось местное самоуправление и твердые гарантии демократии. Таким образом было обеспечено как единство государства, так и права и суверенитет отдельных штатов. Во главе государства стоял президент, имевший довольно широкие полномочия. Но его избирал народ прямым и всеобщим голосованием. Народ же избирал и конгресс, и его верхнюю палату Сенат. Таким образом, с одной стороны, благодаря прямым и всенародным выборам был обеспечен суверенитет народа и демократии; а с другой, сильная исполнительная власть и верхняя палата – Сенат – являлись гарантом того, что процессы демократии не пойдут по пути радикализации.
Интересен тот факт, что когда Вашингтона избирали президентом страны, то он фактически был единственным кандидатом. Наверное, верно то утверждение ,что у истоков нового государства в тот период, когда не выработаны еще определенные системы, традиции, навыки субъективные факторы имеют решающее значение. Американцам, несмотря на установившиеся в их обществе традиции демократического самоуправления, потребовалась такая авторитетная личность, как Вашингтон.
Перед новым президентом стояла сложная задача: определить экономические и политические приоритеты государства. В экономике было две альтернативы: аграрный путь развития, который поддерживали демократы во главе с Джеферсоном, и экономический прогресс путем промышленного развития, поддерживаемый федералистами и их лидером Гамильтоном. Сейчас всем уже ясно: чтобы страна стала прогрессивной, надо развивать промышленность, аграрный же путь – это гарантия бедности и отсталости, как это случилось со странами Латинской Америки. Но двести лет назад эта истина еще не считалась аксиомой; тем более ценна была целеустремленность и воля Гамильтона идти по пути развития национальной промышленности. Именно этот политический акт превратил в перспективе США в сверхдержаву. Сегодня экономисты часто спорят о том, насколько полезно для государства проведение в экономике меркантильной политики. Может, тепличные условия будут мешать экономике стать конкурентоспособной ? Исходя из своих государственных и экономических интересов американцы сегодня говорят, что меркантильная политика дает обратный результат и вредит национальной экономике. Для примера они приводят опыт стран третьего мира  и Латинской Америки. Но в свое время Гамильтон не сомневался в этом вопросе. Он прекрасно понимал, что экономика молодой страны была обречена на гибель в условиях равноправной конкуренции с английским и французским капиталом. При таком положении вещей американский рынок захватил бы европейский капитал, а США потеряли бы экономическую независимость и убили бы в себе возможность последующего развития. Но североамериканский меркантилизм в отличие от латиноамериканского не носил характера клановых привилегий. Гамильтон покровительствовал всей национальной экономике в отношениях с иностранным капиталом. Но на внутреннем рынке он не лобировал ни одно отдельно взятое производство; наоборот, всячески поддерживал условия свободной конкуренции и исключал привилегии. В отличие от американцев, страны Латинской Америки, а позже и страны третьего мира, поступали как раз наоборот: покровительствовали отдельным отраслям и предприятиям внутри национальной экономики и оставляли эту экономику беззащитной перед лицом иностранного капитала; то есть, для них характерен был либерализм в отношении иностранного капитала и клановый подход в отношении привилегированных предприятий. Именно этим и объясняется обратный результат меркантильной политики стран третьего мира.
Совсем новым был и курс, проводимый американскими политиками во внешней политике. В 18-м столетии европейские государства в своей внешней политике действовали, исходя их понятия государственного престижа и из чувства чести, оставшихся от феодальной эпохи. Эти понятия очень часто не имели ничего общего с реальными политическими и экономическими интересами этих стран. Наоборот: перманентные и частые войны чаще всего служили только славе и честолюбию правящих кругов, причиняя серьезный вред экономике государств. В отличие от этого, политика США отличалась прагматизмом: “ Америка имеет свои интересы, а не симпатии и антипатии”. Это известное выражение стало определяющим во всей внешней политике США со дня его основания. Любопытно проследить, как на практике эта страна проводила свою внешнюю политику. После окончания войны за независимость Америка установила близкие экономические и политические отношения с Британией. С точки зрения чести и морали этот шаг казался беспринципным и аморальным, ведь этим Америка предала своего союзника в борьбе за независимость – Францию, с помощью которой и победила, завоевав независимость, и связалась со своим бывшим врагом, чьей колонией являлась совсем недавно. Этот шаг объясняется простым экономическим расчетом: Америку от остального мира отделяло море, а там господствовал английский флот. Исходя из этого, Англия являлась самым выгодным экономическим союзником для молодой страны.
Позже, в течении всего 19-го века, когда между европейскими государствами шли войны, Америка всегда воздерживалась от участия в них. Европа воевала и слабела, а Америка торговала с воюющими сторонами и богатела. Она, наверное, была первым государством, ставившим экономические факторы выше политических. Она никогда не стремилась захватить чужую страну и превратить ее в свою колонию : все это требовало увеличения армии, ведения войны, создания большого административного аппарата в захваченной колонии, и исходя из этого, - увеличения расходов, что с точки зрения экономики было нерентабельным. Поэтому в отличие от той же Германии, почти до начала 20-го века Америку никто и не воспринимал как ведущую державу мира, как соперника, и соответственно, никто и не мешал Штатам развиваться, не создавая лишних препятствий. Правда, США политически не захватывали колоний, но проводили, конечно, колонизаторскую политику, и в более больших масштабах, чем некоторые европейские колониальные империи. Америка захватывала страну экономическим путем, приобретала монопольное положение на внутреннем рынке страны, и после, пользуясь этим положением, сбывала в страну свою продукцию в неизмеримо большем количестве, а на вырученные от этой торговли средства вывозила из страны все ее национальное богатство. Подобный метод грабежа страны, с одной стороны, как ненасильственный, встречал меньшее сопротивление; а с другой стороны, как неадминистративный, был более рентабельным и, в конечном счете, более эффективным, чем прямой грабеж захваченной страны путем насилия с помощью административного аппарата. Уже в 19-м столетии США экономически захватили и начисто ограбили всю Латинскую Америку, а в 20-м веке – многие страны третьего мира. Именно США впервые выдумали и применили на практике эту новую колонизаторскую политику, которая под названием неоколонизации распространилась в 20-м веке во всем мире и которая подчинила весь мир ведущим странам Европы и Америке.
…………………………………………………

Для нас, живущих в посттоталитарном обществе, наверное, вся Западная Европа воспринимается как единый свободный регион. На самом же деле, сами европейские страны значительно отличаются друг от друга своими традициями, культурой и, тем более, прошлым. И их путь к сегодняшней демократии был довольно долгим и тернистым. Классический европейский пример тому – Франция. Это государство на фоне той же Англии выделялось сильной авторитарной властью и склонностью к бюрократизму. Именно во Франции царствовал Людовик 14-й, говоривший: “ Государство – это я”, и в период продолжительного царствования которого так оно и было. Да и тот же кардинал Ришелье в этом смысле являлся довольно одиозной фигурой: в годы правления нежелательные властям люди просто бесследно исчезали. Ни Бастилия, ни железная маска не были полностью выдуманными историями, а сама Французская революция перепитиями своего развития очень похожа на русскую революцию 20-го века только с той разницей, что русские пошли еще дальше французов.
Чем же объяснить, что самая ведущая  европейская держава была заражена бациллой авторитаризма ? Посмотрев на географическую карту, увидим, что Франция – самая большая европейская страна, и управлять эфемерными феодальными структурами государства такого масштаба почти невозможно. Поэтому до самого 16-го века Франция представляла больше неустойчивую конфедерацию феодальных княжеств, чем единое королевство. Даже экономические союзы между отдельными провинциями были слабо развиты. Печальное положение этой страны еще усугубляло и то, что в течение веков она находилась в состоянии бесконечных феодальных междоусобиц, и наверное, Франция никогда бы не стала единым государством, если бы не сильные города и уже развитые товарно-денежные отношения. Третье сословие – будущая буржуазия – оказалась тем решающим фактором, перевесившим в сторону объединения страны. Вообще-то, объединить страну – дело трудное, но еще труднее это сохранить: здесь слабая децентрализованная власть обречена на неудачу. Именно эти обстоятельства определили усиление элементов авторитаризма и бюрократизма во Франции в 16 – 18-веках; для сохранения власти французских монархов она была вынуждена стать авторитарной. Непокорная французская аристократия в годы правления Луи II-го и кардинала Ришелье была сокрушена и потеряла всякое влияние внутри страны. Уже в 16-м веке начался процесс переселения французских дворян из своих родовых замков ко двору короля. Таким образом французская аристократия оторвалась от своих земель и оказалась в столице в роли привилегированного паразита. Этим и объясняется слабость французского дворянства в отличие от английского. Во Франции третье сословие / будущая буржуазия /  овладело браздами административного управления и экономикой страны и незаметно под флагом королевской власти заменило в этом аристократию. Оно же укомплектовало и кадры французской демократии. Отметим, что французская буржуазия всегда предпочитала государственную службу связанному с риском частному бизнесу. Занятому чисто экономической деятельностью английскому дельцу и не снились те барыши, которые получал его французский собрат от откупной системы и коррупции на государственной службе. Может быть, поэтому та же французская буржуазия, как и французская аристократия, на фоне своих английских собратьев были менее инициативны и самостоятельны, а значит, более слабыми и зависимыми. Пустоту, созданную слабостью этих активных слоев общества, можно было восполнить только увеличением силы и влияния центральной власти. Насколько слабы были они, настолько сильна была королевская власть. Вышеприведенное утверждение справедливо лишь в сравнении с Англией; но на фоне остальных европейских стран французская буржуазия оставалась довольно высокоразвитой и прогрессивной, а ее роль в финансовой и экономической жизни страны – значительной. Хотя, как было уже сказано, на всем этом лежала печать авторитаризма и безынициативности.
В 1789-м году во Франции началась революция. Фактически, это была первая революция международного масштаба, положившая конец феодальной эпохе в Европе и давшая начало новой эре в истории человечества. Конечно, все эпохи отличаются своей оригинальной спецификой, но французская революция и сопровождающие ее процессы выполнили ту же функцию в развитии цивилизации Западной Европы, что и англо-американские революции – для Англии и Америки, а в античную эпоху – реформы Солона и Сервия Тулия в древних Афинах и Риме. То есть, во главе общества место родовой аристократии заняла аристократия денежная.
Почему и как началась эта революция ? Буржуазия захватила экономические рычаги, прочно утвердилась в бюрократической и судебной системах, но ее политическая власть и влияние на государство фактически ровнялись нулю. Это был очень заметный диссонанс, который не мог не вызвать конфликт. Третье сословие, состоящее в полупривилигированном положении, чувствовало себя более угнетенным, чем его более бесправные немецкие и испанские собратья. Признаем, что овладение именно политической властью является гарантом того, чтобы то или иное сословие укрепило собственные позиции внутри общества. Эту истину третье сословие испытало на себе, когда обанкротившиеся королевская власть и аристократия захотели за его счет решить свои проблемы. Главной целью созыва Генеральных Штатов было как раз решение финансового кризиса путем введения новых налогов на третье сословие. Слабость центральной власти и претензии паразитической аристократии, сравнительная экономическая мощь буржуазии и еще другие обстоятельства соединились воедино и подтолкнули буржуазию к конфликту с королевской властью. На первом этапе революции буржуазия при широкой поддержке народа добилась победы и овладела властью. Были введены буржуазно-либеральная конституция, декларация прав человека. И вроде бы во Франции все развивалось по американскому сценарию : к власти пришли умеренные и либерально настроенные силы, к 1791-му году стихия революции почти успокоилась, и внутри общества установилось политическое равновесие. Но  как показали последующие события, эта стабильность была только кажущейся. Сейчас трудно выяснить, какие факторы определили последующую радикализацию революционного процесса. Например, один известный исследователь причиной этого считает неожиданную смерть Мирабо. По его мнению, после его кончины Лафайет, не выделявшийся политическим чутьем и талантом, не смог контролировать события, вследствие чего сами события стали неуправляемы. Может, субъективные факторы здесь и впрямь имели определенное значение : как известно, в переходный период такие факторы часто играют решающую роль; но только это не смогло бы перевесить чашу весов, если бы не существовали и другие объективные обстоятельства. В тех же США после обретения независимости внутри общества тоже существовали радикально настроенные политические силы, а само государство стояло перед опасностью анархии и гражданской войны. Но американцы смогли урегулировать эти процессы, и там, в конце концов, победил здравый смысл. А во Франции либеральная буржуазия потеряла над процессами контроль. Почему же в Америке и во Франции события развивались в противоположных направлениях ? Наверное, здесь сыграли роль несколько факторов. В Америке не было собственной аристократии и королевской власти. А традиции демократического самоуправления там существовали уже давно, из-за чего молодая американская буржуазия представляла собой довольно сильный и влиятельный слой общества. У нее были опыт и способность влиять на события; а выращенная в тепличных условиях под сильной централизованной властью бюрократизированная французская буржуазия оказалась менее способной и не инициативной. В отличие от Америки, конфликт во Франции развивался по двум направлениям : как между буржуазией и аристократией, так и среди самой буржуазии с ее радикальными и умеренными направлениями. Под влиянием названных причин разрушительные силы революции вышли из-под контроля, в стране начался хаос, переросший позже  в гражданскую войну и интервенцию иностранных государств. При таком развитии событий стали под вопросом все достижения революции, что и определило последующую радикализацию процесса, благодаря чему к власти пришло радикальное крыло революционеров – якобинцев во главе с Робеспьером, диктатура которого по характеру и стилю управления очень схожа с более поздними диктатурами Ленина и Сталина. Даже кровавые традиции  революционного террора берут свое начало из эпохи Великой Французской революции. Как видно, традиция абсолютизма во Франции сыграла свою роль в создании этой кровавой диктатуры. Очень любопытен тот факт, что Робеспьер именно авторитарными методами смог преодолеть те трудности, перед которыми оказалась бессильна либеральная буржуазия. Всего лишь за год революционная диктатура смогла нанести сокрушительный удар как внутренней контрреволюции, так и внешней интервенции, уничтожив пережитки феодального строя, после чего в стране окончательно утвердились буржуазные отношения. Правда, крови при этом пролилось немало, террор превратился в единственную цель и оправдание существования диктатуры, ее питательную среду. Особенно в последние месяцы правления Робеспьера никто не мог чувствовать себя в безопасности. В конечном счете, страх перед диктатурой объединил все силы правых и левых, революционеров и контрреволюционеров, радикалов и умеренных; и общими силами свергли эту кровавую диктатуру. Но вместо ожидаемой демократии после переворота во Франции установился довольно реакционный олигархический режим. К власти пришли морально разложенные, беспринципные и коррумпированные силы, совсем разграбившие и разорившие страну. Инфляция сделала эфемерными все материальные ценности, она господствовала во всех сферах жизни: как  в духовной, так и материальной. Принципы обанкротились, надежда умерла произошла глобальная переоценка ценностей – и именно такими оказались первые плоды французской демократии. Буржуазия в этом тяжелом положении опять активизировалась, но только привычным для себя способом. В 1799-м году произошел государственный переворот, и в стране установилась диктатура Наполеона. Новый лидер смог обуздать революционные процессы и вывести страну из кризиса. Но, в конце концов, и Наполеона затянули в перманентные войны, и хотя он распространил буржуазный строй по всей Европе, все опять закончилось реставрацией Бурбонов.
Франция перенесла еще три революции, сменила две империи и пять республик, пока в ней окончательно не утвердились принципы демократии и свободный образ жизни. Этот процесс продолжался больше полтора столетия и закончился только в конце 50-х годов 20-го века. Эти процессы оказались довольно долгими и болезненными, потому что внутри страны была слабо развита демократическая традиция, и на фоне остальной Западной Европы Франция даже сегодня выделяется сильной централизованной властью и бюрократизмом. Наверное, высокий уровень экономической жизни и политическая стабильность являются основными гарантами сегодняшней французской демократии. Но несмотря на внешний блеск, достаточно нарушить эти гарантии, чтобы существование французской демократии вновь стало под вопросом, как это и случилось уже дважды: в 1957-м и в 1968-м годах.


Глава 5.
Германия, так же, как и Франция, благодаря величине своей территории в течение всего средневековья была разделена на множество княжеств и городов-государств. Несмотря на сильно развитые города, здесь произошло отчуждение между южными и северными ее районами. Северная Германия больше тянулась на восток, стремясь захватить земли, населенные славянскими племенами, германские же императоры устремляли свои взоры к Италии и средиземноморскому побережью. Именно такая экспансивная политика, направленная в разные стороны, определила эту отчужденность между отдельными районами страны. Необходимые для объединения Германии силы бесцельно и бессмысленно тратились на внешние войны. Наверное, решающую роль в таком развитии событий сыграл носимый германскими монархами титул императоров Священной римской империи. Оставшийся от античного мира этот высокий титул подталкивал германских монархов к проведению агрессивной внешней политики, из-за чего многие внутренние проблемы, в том числе, и вопросы объединения страны, отодвигались на задний план. По этой или иной причине, но Германия не смогла объединиться до 70-х годов 19-го столетия. Наверное, это обстоятельство и определило тот агрессивный национализм, который являлся естественной реакцией на печальное положение страны. В будущем именно германский национализм стал фундаментом для возникновения немецкого национал-социализма.
Все-таки 19-век стал веком победы буржуазии. Особенно после революции 1848-го года новые отношения установились во всех странах Европы. Возник совсем новый образ жизни. Начался дотоле невиданный промышленно-технический прогресс. Конечно, технический прогресс развивался и раньше, но в феодальную эпоху он, все-таки, был скован определенными нормативными рамками, и только в 19-м столетии, когда к власти пришла буржуазия, темпы экономического развития поднялись на более высокий уровень. Повысился жизненный уровень общества, произошел демографический взрыв, благодаря чему население Европы увеличилось на 250% за 100 лет, что косвенно также указывало на улучшение жизненных условий человека. Вместо феодально-иерархического общества появилось новое демократическое общество, качественно-новое, с качественно-новыми отношениями. В начале 20-го столетия все пережитки прошлого ушли в историю. Европа с надеждой и оптимизмом смотрела в будущее, и на фоне развития демократии и технического прогресса у нее действительно имелись веские причины для такого оптимизма. Тогда никто не мог себе представить, какое страшное испытание готовит история молодой европейской демократии. Кто мог предположить, что всего лишь через несколько десятилетий варварские катаклизмы прошлых веков, восстановленные в невиданных до сего масштабах благодаря техническому прогрессу, обрушатся на мир и поставят под вопрос само его существование? С первого взгляда, основательной причины для такого развития событий не было. В Европе жизненный уровень среднего человека постоянно улучшался. Темпы развития экономики и техники росли в геометрической прогрессии, а общественные и политические структуры принимали все более сложные, утонченные и рафинированные формы. И все-таки, катастрофа разразилась, неожиданно обрушилась на голову ничего не подозревающей Европы. Чтобы понять, как и почему все это случилось, вернемся немного назад и более внимательно проанализируем процессы 19-го столетия.
Как уже выше было сказано, победа буржуазной демократии вызвала в Европе невиданное развитие промышленности и технического прогресса, что повлекло за собой демографический взрыв и освобождение социальных отношений. Население Европы увеличилось в 2,5 раза, а социально-иерархическая лестница феодальной эпохи исчезла, то есть, в Европе появилась многомиллионная и освобожденная от социальных ограничений масса. Феодальное общество, конечно, во многом было неполноценное, на фоне сложных структур более позднего буржуазного общества оно представляло собой довольно примитивное и неустойчивое образование. Аристократия для административной деятельности не имела ни знаний, ни способностей. Но эта аристократия, все-таки, смогла добиться главного: благодаря резко выраженной социально-иерархической лестнице поставить общество в ограничительные рамки, которые, может, и препятствовали последующему развитию этого общества, но, вместе с тем, делали это общество более стабильным и устойчивым. В вихре революционных событий 19-го столетия эти ограничительные рамки сметены, и внутри общества освободилась многомиллионная неуправляемая социальная сила, которая вместе с прогрессивными и позитивными элементами носила в себе и реакционно-негативные. Во второй половине 19-го столетия, пока прогресс набирал силу, а общество сохраняло стабильность, эта негативная сторона прогресса оставалась за чертой внимания тогдашнего общества, не достаточно было первого серьезного испытания, чтобы все это, надежно до сих пор сокрытое, вышло на поверхность и взорвалось. Таким испытанием явилась начавшаяся в 1914-м году Первая мировая война. Войны 18-го века, можно сказать, носили более профессиональный характер. Войну вело не общество и народ, а правительство с помощью профессиональных армий. Сроки военных компаний, ареал действий, характер и прямой контакт с мирным населением были максимально ограниченными. Грабеж населенных пунктов, притеснение мирного населения и террор, ставшие неизменными атрибутами войн 20-го столетия, в ту эпоху считались неприемлемыми. Как правило, воюющие стороны избегали привлекать к участию в военных действиях широкие массы народа, так как считалось, что это могло плохо отразиться на политическую стабильность государств. В эпоху Великой Французской революции этот неписаный закон был нарушен, войны этой эпохи носили всенародный характер, в них принимали участие широкие массы населения, которые, конечно, не были профессионалами в военном деле, то есть, они не являлись представителями той узкой военной касты, воспитываемой в течение веков на рыцарских традициях европейской аристократии. В течение 19-го столетия в вооруженных силах стран Европы аристократический элемент уступил место демократическому. Войны принимали все более жестокий и беспощадный характер, ухудшилось отношение к пленным и мирному населению, в 20-м веке появился термин “ геноцид”, страшное значение которого многие народы испытали на себе. Войны 20-го столетия по своему характеру являлись тоталитарными, то есть, в них принимал участие весь народ, а народ, как известно, не может быть профессионалом в каком-либо взятом деле. Война по своей сущности есть высший акт человеческого насилия, и в недрах общества, принимающего участие в таком роде занятий, не могло не проснуться негативное начало.
Первая мировая война основательно потрясла политическую и социальную стабильность Европы. В Германии, России, Австрии и Турции произошли революции, и эти империи перестали существовать. Да и другие государства стояли перед началом политического взрыва. После этой войны, можно сказать, началась совсем новая эпоха. Исчезло характерное для прошлой эпохи множество комплексов, изменилась мода в одежде, значительно стерлись различия образа жизни между высшими и низшими слоями общества, став более простыми и практичными. Произошла серьезная переоценка ценностей, старые принципы и традиции были нарушены, а новые еще не образовались. На лицо был явный духовный кризис европейского общества. Все это особенно болезненно отразилось на проигравшей войну Германии. Когда стараются выяснить причины возникновения и победы фашизма в этой стране, то их видят то в  позорном Версальском договоре то, в мировом экономическом кризисе, возникшем в конце 20-х годов 20-го столетия, то в германском национализме. И впрямь, все эти причины лежат на поверхности. Благодаря проигранной войне в обществе до крайности были обострены национально-реваншистские настроения, к чему добавилось и резкое падение благосостояния общества, вызванное глобальным экономическим кризисом. Конечно, все выше названные обстоятельства сыграли роль определенного катализатора взрыва общественных отношений в Германии, но проигранная война или финансовый кризис, правда, имеют большое политическое и социальное значение, но, все-таки, являются явлением локальным. В крепком, устойчивом обществе такие явления могли создать серьезные проблемы, но они никак не могли вызвать такой глобальный взрыв, поставивший под вопрос существование всей  цивилизации. Локальные осложнения, как правило, вызывают и локальные кризисы. Но дело было именно в том, что западное общество первой половины 20-века в основе своей не имело того стержня, который придал бы ему внутреннюю устойчивость. После Великой Французской революции и установления буржуазных отношений к 20-му столетию произошло глобальное освобождение из традиционных социальных рамок глобальной социальной силы общества, и то негативное ядро, копившееся внутри этого общества в течение веков, взорвалось. Первая мировая война в этом отношении сыграла роль катализатора. Часто мы до конца даже и не осознаем, что произошло в 20-30-х годах в Западной Европе. В ряде стран этого региона тогда установились до сих пор невиданные по своей степени цинизма и жестокости тоталитарные режимы, каких не помнили ни античный мир, ни средние века, ни новое время. Фактически, в те годы была отвергнута вся 25-вековая западная культура, всегда ориентированная на индивидуальные начала личности. Не только в Европе, но и на традиционно деспотическом Востоке ничего подобного до сих пор не происходило. Всего лишь за какие-то два десятилетия из сознания западного общества совсем исчезли такие фундаментальные западные ценности, как человеческая жизнь, свобода личности, и притом все это проводилось в жизнь с помощью того же прогресса и науки, которые родились в недрах либерального европейского общества. Если попытаться провести исторические параллели, то некую схожесть можно найти между тоталитарной империей Гитлера и монгольской империей Чингисхана. Что-то похожее было и в Древней Греции в 6-м веке до н.э., когда в греческих городах аристократия была сокрушена мощным демократическим движением, что вызвало освобождение широких масс от ранее установленных социальных рамок и их включение в текущие социальные и политические процессы. Тогда всю Грецию заполнили тиранские режимы. 6-й век для греков стал переходным периодом от аристократии к демократии, и легко понять, чем же было вызвано появление греческой тирании. Может быть, европейский фашизм, социализм и тоталитарные государства 20-го века, как и древнегреческая тирания, являются детищем переходного периода. И все-таки, европейский обыватель 19-го столетия даже в кошмарном сне не мог представить себе такую высокую степень порабощения человека и обесценивания его жизни, какую мы наблюдаем в 30-40-х годах 20-го столетия в Европе. Может быть, в установлении германского тоталитаризма сыграли свою роковую роль такие черты национального характера немецкого народа, как педантизм, сильная склонность к самоорганизации и порядку. Вспомним хотя тот факт, что императорская власть смогла утвердиться среди римлян, так же имевших сильную склонность к порядку и дисциплине, тогда как среди менее организованных греков тирания не смогла утвердиться надолго. Во всяком случае, как правления Кромвеля  и Робеспьера, так и правления  Гитлера, Муссолини и русских коммунистов по своей сущности являлись режимами переходной эпохи. Может, они и сильно отличаются друг от друга как идейно, так и временным интервалом, но всех их объединяет одна общая характерная черта: вышеназванные режимы с корнем вырвали и уничтожили старую систему общественных отношений и прямо или косвенно расчистили дорогу для конечной победы демократии в своих странах. Не надо забывать, что и в античную эпоху у истоков греческой демократии стояли такие одиозные личности, как афинский тиран Писистрат и сикионский тиран Калисфен. В 1945-м году Германия проиграла Вторую мировую войну, фашистская диктатура была свергнута, и в этой стране окончательно победили демократические силы.
……………………………………………

Российское государство, может быть, полностью не соответствует стандартам европейского государства, но как географически, так и с точки зрения происхождения и культурного развития народа, проживающего на этой территории, а так же исходя из той ведущей роли, которую эта страна играла в истории Европы, Россия, конечно, является частью Европы, хотя в этой стране, расположенной на границе Европы и Азии, всегда было сильно влияние восточных традиций.
По непрямым и довольно туманным историческим данным предки русского народа пришли в Восточную Европу с берегов Дуная и в середине 1-го тысячелетия поселились вдоль больших рек от Северного до Черного морей. Это была бедная страна с суровым климатом, покрытая непроходимыми дремучими лесами, что особенно касается северных районов Восточной Европы. Поэтому здесь раньше никогда не селились земледельческие племена, и в течение всей ранней истории здесь жили кочевые народы. Восточно-европейская равнина имела свои как положительные, так и отрицательные стороны. Народ, постоянно поселившийся на этой земле, в условиях сурового климата был обречен на бедное существование. С другой стороны, границы этого края открыты со всех сторон, и не было никакой естественной преграды, которая смогла бы защитить живущий на этой земле народ от внешней агрессии. Просто невозможно было держать под контролем такой широкий периметр границ. Поэтому Россия в течение всей своей ранней истории подвергалась постоянным нападениям со стороны соседних кочевых народов. Огромные масштабы территории и малочисленность населения еще больше усугубляли возможность обороноспособности этой страны и заставляли русский народ перенести все свое внимание на окраинные земли, из-за чего не произошел процесс внутренней колонизации, то есть, освоения еще не освоенных земель. А ведь в Западной Европе именно процессы внутренней колонизации в 10-11-м веках дали толчок развитию сельского хозяйства, а после – и городов. Населенные пункты в Киевской Руси были разбросаны среди огромной территории как крошечные островки; вернее, в этой стране всегда существовали один или несколько центров и приграничная полоса, а вся остальная земля, или “ глубинка”, была запущена и брошена на произвол судьбы. А ведь как раз-таки  “глубинка”  и являлась самой Россией. Если в Западной Европе каждый метр земли был освоен и рационально использован в деле развития страны, то в России даже сегодня провинция, то есть, основная часть страны, находится за пределами внимания центральной власти. Хорошо проанализировав историю этой страны, можно прийти к следующему выводу: именно опасность постоянной внешней агрессии породила российский империализм. Для того, чтобы защитить свои открытия и со всех сторон уязвимые границы, Россия вынуждена была сама перейти в наступление  и захватить соседние народы. Только таким путем и можно было избавиться от внешней агрессии. С другой стороны, сама однородность географического рельефа Восточной Европы определяла то обстоятельство, что несмотря на огромную величину территории, всюду существовали одинаковые условия жизни, а они, в свою очередь, создавали одинаковый образ жизни и традиции, что явилось предпосылками тому, что несмотря на огромную территорию, в Восточной Европе образовались одна страна и один народ. Сами громадные масштабы территории России носили в себе огромный потенциал роста и развития, хотя в начале своей истории эта страна, разделенная на удельные княжества, очень походила на совокупность небольших европейских государств. В Киевской Руси еще не было введено крепостное право, в ней существовали довольно сильные города со своим Вече, а в Северной Руси образовались два княжества республиканского типа – Новгород и Псков, хотя центральная власть и в Киеве была довольно слабая и условная. Одним словом, степень свободы в той же Киевской Руси была намного больше, чем в более поздней  Руси Московской. В отличие от своего более  позднего потомка, это государство представляло собой довольно аморфное и слабое образование, беззащитное перед нашествием соседних кочевых народов. Такой же слабой и беззащитной была в ту эпоху и Западная Европа. Но от внешней опасности ее надежно защищали Средиземное море и территория Восточной Европы. Россия же, напротив , находясь в непосредственной близости к азиатским странам, своими открытыми границами представляла собой очень лакомый кусок в глазах хищных соседей. Поэтому те феодальные междоусобицы, вполне естественные для той эпохи, в недрах которой и развились будущая европейская цивилизация и демократия, сыграли очень негативную роль для России. Было еще одно, что определяло различие между Русью и Западной Европой. Малоземельность на Западе повысила цену на землю и развила среди живущих там народов такие черты характера, как рационализм, бережливость, трудолюбие. Феодальная аристократия там овладела землей и пустила корни, поэтому, несмотря на междоусобицы, слабость центральной власти и политическую нестабильность, история западноевропейских   народов    была    более  устойчива  и  стабильна,  и  менее  подвержена  изменениям  и  крайностям,  так  характерным  для  России. Многоземелье в России вызвало здесь обесценивание земли и частной собственности. Русская аристократия, в отличие от европейской, не была прикреплена к земле, а наоборот, вместе со своим князем кочевала из одного города в другой, пока не достигала Киева, столицы Руси. Поэтому на Руси не развилось законодательство, которое регулировало бы отношения городов и широких слоев населения к элите нации. Поэтому города на Руси несмотря на наличие вече и определенные традиции самоуправления, не видели необходимости в создании законодательного базиса в отношении своих правителей, так как сами эти правители через год могли перейти в другое княжество. Поэтому на Руси и не развилась правовая культура, что позднее очень помогло деспотической власти утвердиться в этой стране. Все-таки, самый страшный катаклизм обрушился на Русь в 13-м столетии, когда на ее земли напали орды Батыя. В результате этой агрессии Киевская Русь была сокрушена и ушла с исторической арены. Центр страны из незащищенных южных степей переместился на север.  Одно из небольших русских княжеств – Московское – в процессе борьбы за выживание старательно усвоило деспотические традиции Золотой Орды и начало расширять сферы своего влияния. В коне 15-го века оно объединило всю Северную Россию и сбросило с себя монголо-татарское иго. Все те проблемы, которые не смогла решить Киевская Русь, достались по наследству Руси Московской. Было понятно, что без сильной централизованной власти и имперской внешней политики и это новое государство разделило бы судьбу своего прежнего предшественника. Чтобы Россия смогла спасти себя как страну, в окружении хищных соседей, ей необходимо было преобразоваться в деспотическую империю. Та же германия в течение всей своей истории никогда не подвергалась серьезной внешней агрессии и в условиях децентрализации могла существовать, будучи расчлененной на отдельные княжества. Россия, исходя из своего геополитического положения, не могла позволить себе такой роскоши. Чтобы спастись, ей нужно было превратиться в империю. Но в отличие от восточных народов русский народ не был носителем деспотической традиции : Киевская Русь представляла собой довольно децентрализованное государство с развитыми городами и демократическими институтами, да и по происхождению и своему менталитету этот народ больше принадлежал к Западной цивилизации. Историческая судьба заставила Россию перенести деспотические традиции Востока на свою землю. Иногда происходит так, что последствия сильного стресса, испытанного человеком еще в детском возрасте, дают о  себе знать в течение всей последующей его жизни и влияют на его характер и образ жизни даже тогда, когда вызвавшие этот стресс условия уже перестали существовать. Именно роль такого стресса сыграло в истории России 250-летнее господство монголо-татарского ига. В процессе борьбы за выживание московские князья образовали сильную централизованную власть, но европейский менталитет этого народа очень долго и трудно привыкал к потере  собственной свободы. Перелом, наверное, произошел в годы царствования Ивана Грозного, явившимися одними из самых кровавых в истории этой страны. В 17-м столетии Россия окончательно сложилась как деспотическое государство с сильной бюрократической властью и имперскими амбициями. Но стремление к независимости все же осталось в русском народе, ставя его в течение всей последующей истории в довольно раздвоенное душевное положение. Эта страна, распложенная на границе Европы и Азии, всегда носила в себе элементы крайностей и взаимоисключающих начал. Русский “ раскол”, возникший в 17-м столетии и углубленный реформами Петра Великого, в последствии превратился почти в национальную катастрофу. Произошло глубокое отчуждение между русским народом и его аристократией. Все это не могло не кончиться трагедией, разразившейся в России в начале 20-го века.
Первая мировая война дала сильный толчок началу новых процессов и перемен во всем мире, тем более, в России, чья культура и так находилась в раздвоенном положении, вследствие чего была восприимчива к этим переменам. Реформы Александра II приблизили эту страну к европейским стандартам, но влияние деспотических традиций в ней оставалось весомым. Можно сказать, что прошлое само реагировало и вносило свои коррективы в этом процессе реформации страны. Довольно интересно и , вместе с тем, трагично то обстоятельство, что такие правители, как Иван Грозный, Петр I и Сталин умерли естественной смертью, а жизнь более лояльных императоров Александра II и Николая II была сокрушена волной революционного террора. После прихода к власти Ленин и большевики, как видно, хорошо это осознали. В 1917-м году трехсотлетняя династия Романовых в результате народного восстания была свергнута. Роль катализатора в начале революции, безусловно, сыграла 1-я мировая война, но это была не единственная причина. Та пропасть и отчуждение, которые имели место в России среди высших и низших слоев общества, для политической стабильности государства представляла большую опасность. Раньше сильная власть с помощью того же крепостного права справлялась с этой опасностью, удерживая ее в определенных рамках. Но в 60-х годах 19-го века произошла либерализация режима: было отменено крепостное право. Но несмотря на эти прогрессивные реформы, с помощью которых империя старалась преодолеть собственную отсталость, пропасть между высшими и низшими социальными слоями продолжала существовать. Но только этот традиционный антагонизм на этот раз остался без классовых ограничений. За те пол-века, отделявшие февральскую революцию от царствования Александра II, в России не успел образоваться сильный средний слой, буржуазия. Самодержавие , правда, проводило реформы, но вместе с тем делало все, чтобы эти реформы не развились, из-за чего драгоценное для страны историческое время тратилось впустую. Реформы Столыпина явились последней попыткой образовать в России средний слой, но, как видно, время было уже упущено, а начало мировой войны только ускорило развитие событий в наихудшем направлении. В феврале 1917-го года в стране установилась довольно анархичная демократия. Осенью большевики в результате военного переворота пришли к власти. Сегодня многие рассуждают по поводу того, что Ленин и его сторонники были узурпаторами, поработившими Россию и силовыми методами против воли народа управлявшими этой страной в течение 74-х лет. Если вспомнить кровавые репрессии 20-30-х годов и саму тоталитарную природу этого режима , можно согласиться с этим. Но не будем забывать того, что советской власти с первых же дней ее существования пришлось вести очень серьезную борьбу за самовыживание, и она прошла все испытания, преодолела все препятствия на своем пути. Как бы  сегодня не рассуждали, остается фактом, что коммунисты выиграли трехлетнюю гражданскую войну, когда внутри и вне страны все и вся было против них, а после окончания этой войны, несмотря на массовый голод 20-х годов, смогли преодолеть и экономические трудности. Сегодня по-разному можно оценивать режим советской власти, но ясно одно: большевики не смогли бы выиграть ни гражданскую войну, ни ликвидировать анархию без поддержки широких слоев народа. Одним насилием цели не достигнешь. Наверное, Ленин и его сторонники пользовались поддержкой русского народа так же, как позже – Гитлер и его сторонники в 30-е годы поддержкой германского народа. И здесь дело не только в том, что коммунисты с помощью пропаганды своей идеологии смогли оболванить массы, как сказал Линкольн: “ Можно обманывать одного и того же человека всегда, можно обмануть один раз всех, но обманывать всегда и всех невозможно”. Коммунисты в России победили потому, что в этой стране, где не существовало среднего слоя, действительно, был очень обострен классовый антагонизм, а деспотические традиции прошлого  создавали очень благоприятную почву для образования тоталитарного режима. В этом смысле, большевики шли по течению, но их конечная цель – образовать утопичное неантагонистическое общество – конечно, была направлена против исторического течения. Сегодня многие критикуют Сталина за устроенные им кровавые репрессии и уничтожение целых социальных слоев общества. Но большевики именно тогда и были более искренны и верны своим идеям, чем во время НЭПа. Для установления новых и, по их мнению, совершенно справедливых общественных отношений, действительно, необходимо было основательное сотрясение старого общества. Либерализация режима при таком положении вещей вызвала бы только новую революцию или контрреволюцию, погубив их дело. К этому прибавился еще фактор борьбы за власть внутри партии, что является характерной чертой всех революционных процессов. Не забудем и то, что большая часть репрессированных в 1937-м году сама в свое время расстреливала, вешала и проливала море крови, некоторые из них в жестокости и совершении преступных дел сами ничем не отличались от Сталин и его сторонников, что , конечно, не оправдывает преступления последних, но дает возможность объяснить беспощадную природу этих репрессий. К сожалению, но во время революционных процессов происходит обесценивание человеческой жизни, и в этом смысле русская революция не являлась исключением. Как революция, так и контрреволюция, в России были одинаково жестокими, радикальными и беспощадными. Сталину, оказавшись на той политической платформе, основу которой положил еще Ленин, не оставалось иного выхода, как устроить 37-й год либо погибнуть самому и погубить дело, в справедливость которого он идейно верил. Во всяком случае, в отличие от более поздних идейных лидеров, в своих действиях он оставался последовательным и верным как идеям  социализма, так и деспотическим традициям Российской империи. Это проявилось во время Великой Отечественной войны, когда Советская власть выдержала самое тяжелое испытание, выиграла войну и распространила свое влияние на полмира. При жизни Сталина советский режим был жестоким и беспощадным, но вместе с тем, и искренний в отношении тех идей, которые он проповедовал, и в те годы, действительно, пользовался доверием народа. Несмотря на многие недостатки и перегибы, советское общество по своей сущности было обществом эголитарным: в смысле социального статуса здесь все были равноправны. Правда, бюрократия, особенно в последний период, находилась в довольно привилегированном положении, но это являлось больше несоблюдением закона, чем предусмотренным законом положением. А когда этот закон более или менее жестко проводился в жизнь / хотя бы в эпоху правления Сталина /, чувство неудовлетворенности собственным положением, несмотря на грандиозные масштабы кровавых репрессий, было значительно меньше, чем, хотя бы, сегодня. Да, был страх, но была и вера. Многие совершенно искренно считали себя свободными гражданами самой свободной страны в мире. Конечно, можно сказать, что эти люди находились под влиянием советской идеологической машины, и доля правды в этом утверждении тоже есть. Но бывают в жизни определенные обстоятельства, которые  человек “ чувствует кожей ”, и тогда бессильна даже самая сильная пропаганда. Например, никакой идеологией нельзя убедить сегодняшнего жителя Грузии, что он живет в свободной и счастливой стране, потому что в реальности он видит совсем обратное. В Советском Союзе контраст между идеологией и реальной жизнью между разными слоями общества был не так велик, как это рисуют сегодня. Там все носили одинаковую простую одежду, пользовались одинаково некачественными товарами, жили в одинаково маленьких жилищах. И если там кто-либо пользовался экономическими или другого рода привилегиями, то непременно путем нарушения закона, и  потому эти свои привилегии он скрывал и старался не афишировать, и они оставались незаметными для общества. Несправедливости хватало  и тогда, но жертвы этих несправедливостей исчезали бесследно, о них избегали говорить; поэтому на тех людей , которых лично репрессии не затрагивали, все происходящее не оказывало никакого влияния. В принципе, легитимность власти есть не что иное, как осознание того, что твоя власть опирается на поддержку народа, и совсем необязательно для этого проводить демократические выборы: выборы можно фальсифицировать. С другой стороны, сила традиций и вера, укоренившаяся глубоко в народе, и без всяких выборов служили основанием для того, что коммунисты, несмотря на большие трудности, все же смогли удержать власть в течение нескольких десятков лет.
Начавшаяся во второй половине 20-го века по инициативе Хрущева антисталинская компания причинила серьезный ущерб советскому режиму, так как, что самое главное, поколебала в народе веру в социалистические идеи, вследствие чего советская власть постепенно потеряла мандат народного доверия. Годы правления Брежнева известны тем цинизмом, безверием, неискренностью и двойными стандартами, утвердившимися в нашем обществе в 50-60-х годах. Начиная с тех пор, единственное, на что опирался правящий режим, была его деспотическая традиция и сама тоталитарная его природа. Конечно, опиравшаяся на утопические идеи система социализма, все равно, была обречена: экономика того общества, где игнорировалась личная заинтересованность человека, не могла работать эффективно. Было во всем этом что-то ненормальное, направленное против природы самого человека. Начатая Хрущевым компания только ускорила этот процесс. Впервые эта вера поколебалась в среде правящих кругов. Народ увидел их неискренность и потерял веру в социалистические идеи. Сами же члены партийной номенклатуры в 80-х годах больше заботились не о чистоте этих идей, а о сохранении собственного благополучия. Раньше гарантом этого являлась верность  марксистским идеалам, но в новых условиях этот испробованный метод уже не работал. Нужно было найти новую идею. Процесс перестройки, начавшийся в годы правления Горбачева, целью своей имел восстановление и укрепление бюрократической номенклатурой своего уже пошатнувшегося статус-кво; то есть, нужно было восстановить тот мандат народного доверия, который правящая бюрократия потеряла после смерти Сталина. Именно с этой целью вчерашние коммунисты за какие-то 2-3 года перекрасились в розовый цвет и явились перед страной как новые демократы и апологеты частной собственности; а в окраинных регионах, населенных национальными меньшинствами, началась такая же резкая национализация правящей элиты. СССР был не правовым и не свободным государством, поэтому в нем искусством политической борьбы владела только названная бюрократическая номенклатура, искусно воспользовавшаяся сопротивлением своих бывших более ортодоксальных однопартийцев, завладевшая симпатиями либерально настроенной интеллигенции и под флагом уличного радикализма в отношении существующей власти на волне победившей оппозиции опять пришедшая к власти с новыми идеями, с новым флагом, но старой целью и сущностью. Только в новых условиях они уже смогли восстановить себе мандат народного доверия. В этом отношении бюрократическая номенклатура действовала по принципу: “Изменения нужны для того, чтобы ничего не изменять”. В начале 90-х годов эта номенклатура в результате проведенной ею приватизации, названной в России “прихватизацией”, присвоила себе львиную долю государственной и общественной собственности и окончательно укрепила свое привилегированное социальное положение. А народ, чьим энтузиазмом она воспользовалась для осуществления собственных целей, уже который раз остался обманутым. Сегодня почти во всем постсоветском пространстве установились довольно реакционные олигархические режимы, ничего общего не имеющие с истинной демократией. Наверное, для установления истинно свободного и демократического строя России придется пройти довольно долгий и сложный путь, такой же, какой в свое время прошли ведущие европейские державы. А тот экономический и социальный кризис, который сегодня царствует в постсоветских странах, можно преодолеть не одноразовыми реформами в течение нескольких лет, а как в Западной Европе, в результате долгого и последовательного созидательного процесса. Для осуществления всего этого нужно время, и притом, время историческое, то есть, как минимум, смена поколения.
………………………………………………….
Выше мы рассмотрели пути развития тех ведущих европейских стран, которые сегодня возглавляют прогрессивные процессы цивилизации. Каковы будущее и перспективы самой этой цивилизации? Западная культура, можно сказать, преодолела довольно долгий и болезненный переходный период и сейчас находится в зените своего могущества. В этом смысле исключение составляет только Россия. Но если учесть богатый внутренний потенциал этой страны, то можно надеяться, что вскоре она своими темпами экономического  развития догонит остальные европейские страны. Если попробовать провести параллели между современным и античным миром, то увидим, что Западная Европа в своем развитии уже достигла той ступени, что и Афины в 5-м веке до н.э., когда в этом городе окончательно победила демократия, и начался блестящий, но не продолжительный “ золотой век” Перикла; а в Риме – после победы над Ганнибалом, когда это государство распространило свою власть над всем Срединоземноморьем, и эта вершина в истории Римской республики тоже оказалась короткой, не более 2 - 3-х поколений. Начиная с эпохи Гракхов, Римская демократия стала рушиться в вихре последующих революционных бурь. В конечном счете, как древнегреческая, так и древнеримская демократии уже в самих себе носили опасные элементы распада. История, правда, не может повторяться в деталях, и всякая новая эпоха отличается собственной, только ей характерной спецификой, но в главном она часто повторяется. В Европе переходная эпоха закончилась с распадом СССР и окончательной победой демократического строя в 90-х годах 20-го столетия.
Какова сегодня эта современная европейская демократия? Каковы сильные и слабые стороны этого внешне блистательного и довольно привлекательного строя? Какие прогрессивные перспективы и опасные элементы распада содержит он в самом себе? Для этого, думаю, будет не лишним временами проводить определенные параллели между современным и античным миром, потому что, как известно, загадка будущего зачастую скрывается в недрах прошлого. Среди европейских мыслителей еще не было серьезных попыток осознания исторического опыта античного общества в применении к современной цивилизации. Единственным исключением, и то довольно поверхностным, является произведение испанского мыслителя Ортега и Гасети “Восстание масс”. Наверное, это можно объяснить тем, что мыслители переходной эпохи исследователи сегодняшний день, в лучшем случае, завтрашний. Но их интерес к анализу не шел дальше, поэтому сегодня очень интересным будет проанализировать эти перспективы в будущем.
Несколько лет назад была издана книга американского философа японского происхождения Френсиса Фукуяма “ Последний человек”, которая отличается своими оригинальными тезисами о перспективах развития современной цивилизации. Главная идея этого произведения заключена в том тезисе, что европейская цивилизация достигла вершины своего развития, и в социальном аспекте ей больше и нечего добиваться, в результате чего процесс естественного развития общества закончился, и западная цивилизация из исторического периода перешла в постисторический. Наверное, с этим можно было бы согласиться, если история человечества представляет собой непрерывный процесс развития цивилизации от менее низшей ступени прогресса к более высокой. Но история показывает, что прогрессивные процессы часто меняются регрессом, и эти регрессивные процессы не носят временный или второстепенный характер. Сам вечный закон жизни утверждает, что существование того или иного живого организма  (а цивилизация – это и есть живой социальный организм) подчиняется одним и тем же законам: рождение организма, его рост, развитие и созревание, зрелость, за которыми обязательно следуют увядание. Старость и смерть. Если посмотреть на этот вопрос с такой точки зрения, то должны признать, что идеи Френсиса Фукуяма утопичны. В принципе, это признает и сам автор, хотя и косвенно, в конце своей книги. Цивилизация тоже является живым организмом, и в нем процессы социального характера могут перестать развиваться только с наступлением его смерти. А если та или иная культура уже достигла вершины своего развития, то это не означает, что социальные процессы в этом обществе навсегда застынут на желаемом для него уровне. Наоборот, эпоха зрелости уже означает, что это образование уже исчерпало в самом себе ресурсы роста и развития, и впереди его ожидает только упадок и старость. Сегодня по разным признакам можно утверждать, что Западная цивилизация после роста и долгого переходного периода уже достигла своей зрелости, и сама социальная зрелость этого общества сегодня носит в себе опасные элементы будущего регресса.
Первый и довольно опасный признак этого, находящийся прямо на поверхности, - это несравнимо высокая по сравнению с прошлыми эпохами степень государственности. Даже самое свободное и демократическое государство сегодня благодаря достижениям технического прогресса является более сильным и всеобъемлющим, чем те же азиатские царства древних времен, которые несмотря на свою деспотическую природу, не владели, да и не могли владеть теми техническими средствами влияния над обществом, каким владеет современное государство. По известному закону природы, чем больше растет сила  и возможность того или иного образования, тем больше растет его аппетит, претензии и стремление к независимости. Поэтому в современную эпоху очень велика степень отчуждения между обществом и государственной властью. Фактически, во многих случаях власть, особенно ее  отдельные структуры, служат не обществу, а самим себе, собственным интересам, которые не только не имеют ничего общего с интересами общественности, но и часто даже направлены против них. То утверждение, что в сегодняшнем западном мире установлен демократический государственный строй, на самом деле, является только красивой сказкой, нужной властям для обретения мандата народного доверия, то есть . той легитимности, без которой никакая власть не сможет долго существовать. Демократия, если перевести это слово с древнегреческого, означает власть народа, то есть, такие условия правления, когда народ, сам непосредственно, без каких-либо посредников, управляет государством, принимает законы и важные государственные решения во внутренней и внешней политике, экономике и остальных сферах государственного управления. Пусть читатель, положа руку на сердце, скажет, в каком из современных европейских государств введен такой метод управления. Демократия в настоящем смысле этого слова существовала в Древних Афинах, где народ путем народного собрания управлял страной. Оппоненты могут возразить, что современная демократия имеет иное назначение, что сегодня иная государственная инфраструктура, представляющая собой настолько сложное образование, что управление ею собравшейся на площади толпой невозможно, как  происходило в греческих полисах. Могут так же, не так уж и безосновательно, указать на то, что и саму греческую демократию погубил такой метод управления. Оппоненты скажут, что современная демократия означает не власть  народа в прямом смысле этого слова, а создание таких условий в государстве, когда народ является не главой, а источником власти, то есть, он путем прямого народного голосования избирает своих законодателей и магистратуру. В Древнем Риме, и в самом деле, существовал такой метод управления, выражавшийся в том, что народное собрание, или комиция, избирало магистратов и утверждало выработанные сенатом законопроекты, хотя местная элита в Риме смогла сохранить за собой сильные сдерживающие механизмы: благодаря имущественному цензу число кандидатов на государственные должности было ограничено; существовал также, правда, неписаный, но тем более, действенный и укрепленный вековыми традициями закон, по которому решение важных государственных и политических вопросов входило в прерогативу сената, комплектовавшегося из правящей элиты. Но в республиканском Риме, конечно, народ был источником власти. О современных западных государствах этого не скажешь: народ в них не является не только главой /  как в Древней Греции  /, но даже и источником власти /  как это было в Древнем Риме  /. В этих странах как главой, так и источником власти является не народ, а довольно сильная и организованная финансово-политическая олигархия. Правда , здесь регулярно проводятся многопартийные демократические выборы, на которых избирают парламент и главу государства, но само это обстоятельство выполняет лишь роль ширмы, потому что в обществе существуют самоорганизующие и независимые от воли народа государственные механизмы и структуры, то есть, постоянно действующие и невыборные структуры управления, на которые не распространяются обратные связи рядовых избирателей. А ведь в деле управления страной решающую роль играют именно эти невыборные и постоянно действующие системы, хотя бы потому, что они постоянные и не зависят от воли народа. Выборные магистраты в этой системе занимают только выделенные им ниши и стараются приспособиться к этим работающим, словно часовой механизм, властным структурам. Поэтому происходит так, что для европейского или американского гражданина не имеет существенного значения, какой кандидат в президенты победит на выборах, или какая партия займет большинство мест в парламенте страны. В политической или социальной жизни страны этим ничего не меняется. О второстепенном значении выборных органов в системе власти указывает также и то обстоятельство, что правительственные кризисы, происходящие так часто в этих странах, для рядовых граждан остаются почти незамеченными и никаким образом не отражаются на стабильности общественного положения. В той же Америке, действительно, простой Джон с улицы может стать президентом страны /  взять хотя бы того же Клинтона, происходившего из неблагополучной семьи /, но этот Джон прямо с улицы не сможет войти в Белый Дом. Прежде всего, он должен стать полноправным членом этой правящей элиты, пройти испытания на компетентность и , что самое главное, на лояльность в отношении к этой правящей олигархии, и только после этого он получает поддержку и мандат доверия правящей элиты; а без этой поддержки Джон не только не сможет стать президентом страны, но его никто и близко не подпустит даже к политике. Полностью исключено, чтобы в западных странах, несмотря на всю их демократичность и многопартийность, в выборах победили нежеланные правящей олигархии кандидат или партия. Поэтому для рядовых американцев не имеет большого значения, кто победит на выборах: Буш или Эль Гор, демократы или республиканцы. С каким бы итогом не закончились эти выборы, государственный корабль будет идти по заранее заданному курсу, и результаты выборов на определение направления этого курса не будут оказывать никакого влияния. На самом же деле, западная демократия со своими многопартийными выборами по всей сущности является просто рекламой, предназначенной для олигархической власти, чтобы та продолжала обладать мандатом народного доверия и легитимностью. Правда, еще существует довольно дееспособные структуры местного самоуправления, в которых роль общества, действительно, велика. Но, во-первых, органы самоуправления решают незначимые для государственной политики, второстепенные местные вопросы, и притом, сами функции этих местных органов довольно строго ограничены определенными рамками. Оппоненты, наверное, скажут, что все выше сказанное в определенном смысле – правда, и ее никто не собирается скрывать. Наоборот, эти особенности являются положительной, а не отрицательной стороной современной демократии: что именно с помощью такого метода управления становится невозможным управлять государством собравшейся на улице толпой, то есть, случайными людьми, как это имело место в античных городах; что такая система управления более стабильна, эффективна и умеренна; и она надежно защищена от анархических и радикальных перегибов; что демократия именно такого вида является гарантом и причиной экономического благоденствия современного западного общества. Действительно, современная европейская демократия, по своей сущности являющаяся демократией управляемой, то есть более умеренная и стабильная хотя бы потому, что она управляема. Но назвать причиной экономического благополучия именно такой метод управления было бы весьма сомнительно. Истиной причиной высокого уровня жизни и экономического благополучия западного общества является не та или иная система демократии, а та внутренняя и внешняя экономическая политика, проводимая сегодня ведущими европейскими государствами и не имеющая ничего общего с принципами демократии и либерализма. Наоборот, сама эта экономическая политика является гарантом стабильности современной и управляемой европейской демократии.
Какова же эта экономическая политика? По другой, так же хорошо известной европейской сказке, экономика западного  мира является свободным рынком со свободной игрой цен, которые определяет потребность самого рынка на тот или иной товар. Степень этой потребности ввиде цен фиксируется на биржах, но дело в том, что сами эти биржи являются довольно управляемыми механизмами в руках олигархических кругов. Монопольные компании и ассоциации свободно могут на основе взаимосоглашений искусственно повысить или понизить цены, то есть, вести игру цен, которая не имеет ничего общего с принципами свободного рынка. Наоборот, экономика Запада является управляемой и плановой, нежели плановая экономика в том же бывшем Советском Союзе, хотя бы потому, что  социалистическая экономика, опиравшаяся на административный метод управления, была более неэффективной в отличие от экономики капиталистической, которая планируется и управляется ведущими монопольными организациями путем взаимосоглашения и компромисса. Как это происходит? Западная экономика – это, прежде всего, экономика частной собственности. Здесь частный собственник – и хозяин маленького магазина, и владелец международной компании, в структурах которой служат несколько десятков тысяч человек, и чьи филиалы открыты в нескольких десятках стран мира. Банк, контролирующий тысячи крупных и несколько миллионов мелких собственников, является частным собственником так же, как и человек, берущий в этом банке кредит на несколько тысяч долларов для открытия своего малого бизнеса. Современное западное общество состоит не из горизонтальной и арифметической суммы частных собственников, а из вертикальной иерархической структуры частных собственников. Рассматривать систему европейской частной собственности без учета иерархической структуры бессмысленно. Таким образом, так называемый свободный рынок на самом деле управляется финансово-олигархическими монополиями довольно жесткими и диктаторскими методами. Степень экономической свободы рядового частного собственника на этом рынке не так уж и велика: он помещен в довольно узкие рамки и находится под постоянным и бдительным наблюдением как со стороны государственных налоговых служб, так и со стороны других невыборных властных структур, и этот контроль обеспечивается с помощью довольно педантичного государственного законодательства.
Таким образом, как политические, так и экономические сферы западного мира контролируют не рядовые граждане и частные собственники, а скрывающиеся под маской демократии и принципов свободного рынка весьма узкие политические и финансовые круги. И эта элита благодаря собственному опыту и организаторским способностям управляет обществом довольно эффективно. С помощью средств массовой информации, кино и рекламы происходит настоящее оболванивание масс. Сама продукция западной массовой культуры, несмотря на внешнюю эффективность и зрелищность, с интеллектуальной точки зрения является бедной и низкокачественной, и она уж точно не служит повышению самосознания граждан, а, скорее, наоборот. Сама система образования на Западе становится все более узкой и отраслевой. Человек, даже обладающий ученой степенью и являющийся хорошим специалистом в своей отрасли, за пределами своей специальности может отличаться такой безграмотностью, отсутствием таких элементарных знаний, не владеть которыми просто стыдно более или менее образованному человеку. И если такая ситуация царит в интеллектуальных кругах, то что можно сказать о простых гражданах, тем более что в обществе с каждым днем все больше развивается именно визуальный, или зрелищный, метод образования с помощью компьютеров и телевидения. Человек все больше отдаляется от литературы, театра, от тех форм образования, которые, может быть, мене зрелищные, но которые помогают ему развивать собственный интеллект. Место книги занимает более поверхностная и конъюнктурная пресса и информация. Вместо театра – зрелищные боевики, рассчитанные на вкусы 13-15-летних подростков. Человека словно освобождают от духовной пищи, препятствуют развитию его духовных начал. Если так продолжится и дальше, то место личности в обществе могут занять управляемые биологические роботы. И впрямь, обществом, состоящим из таких членов, легче управлять. Современное государство многими видимыми и не видимыми нитями обвило живой организм общества и старается все и вся проконтролировать. Деспотические государства прошлых эпох не владели такими богатыми техническими и другими возможностями контроля над обществом; они отличались от современного государства так же, как весельное судно – от гигантского трансокеанского лайнера. И если этот процесс продолжится и в будущем в том же направлении, то это может привести к плачевным результатам. Государство своим подавляющим влиянием сковывает общество, не давая ему возможности свободного развития. Буржуазия, пришедшая  к власти на волне демократических революций 18-19-го столетий и в отличие от аристократии обладавшая административными способностями, более практичная, технически оснащенная и, при этом, имевшая деньги, крепко ухватилась за бразды правления. Демократия для нее является всего лишь эффективным способом управления обществом, и только. Если так продолжится и дальше, общество будет вынуждено жить для государства, которое, как машина горючим, будет питаться живыми соками этого общества. Рано или поздно, это государство выжмет из общества всю его жизненную энергию, а после, оставшись без горючего, заржавеет само и умрет. Что-то подобное этому уже происходило в истории Древнего Рима. Без сомнения, Римская имперская машина представляла собой эффективное и полноценное образование, но когда развитие общества приблизилось там к своему апогею, сразу начался его распад. Уже во 2-м веке н.э. государство начинает угнетать общество, оно порабощает человека, в результате чего развитие общества останавливается, его богатство  исчезает, уменьшается рождаемость, процессы развития умирают в зародыше, общество постепенно стареет и умирает, и вместе с ним умирает само античное государство. Определенный духовный кризис западного общества уже сегодня налицо. В Германии статистикой зафиксировано несколько миллионов скрытых алкоголиков, там почти каждый третий, подавленный жизненными стрессами, лечится у психиатров. В США ежегодно несколько сотен тысяч подростков бросают родительские дома и пополняют ряды преступников, наркоманов и проституток. Организованная преступность стала неотъемлемым атрибутом современной эпохи. Все эти факты признают сами  западные средства массовой информации. В этих странах давно уже утверждается настоящий культ насилия, и увеличивается агрессивность общества. Единственное препятствие, защищающее стабильность сегодняшней западной цивилизации – это ее экономическое благополучие и сравнительно высокий уровень жизни на фоне всего остального мира. Этот высокий уровень жизни удерживается благодаря достижениям научно-технического прогресса, а также эффективности и организованности правящей элиты. Но основная причина заключается в той высокой степени экономической эксплуатации, которую Европа и Америка осуществляют над всем остальным миром фактически за счет грабежа стран третьего мира.
Считается, что причиной экономического благополучия и мощи западных стран является тот демократический строй, который там установлен. Латинская Америка, а позже и многие государства третьего мира, поверив в это, ввели у себя демократический строй, тем более, что сам Запад исходя из собственных прагматических соображений, всячески поддерживали эти процессы. Но вместо экономического благополучия эти страны получили анархию, хаос и диктаторские режимы, а в лучшем случае, довольно условную стабильность, опирающуюся на клановое управление и коррупцию. И всюду - бедность и нищета. Наверное, по-иному и не могло быть: демократическое государство хотя бы из-за либеральной своей природы является беззащитным перед коррупцией и фактами злоупотребления властью. И в Европе было то же самое в свое время. И сейчас достаточно серьезного экономического кризиса, резкого падения благосостояния общества, и с европейской демократией произойдет то же самое, что с ней уже произошло в Германии в 30-х годах 20-го столетия. И никакая политическая традиция или исторический опыт общества не защитят демократию, если страна экономически обеднеет. И в античном мире демократия обанкротилась тогда, когда в этих странах начался процесс обеднения населения. Там чем беднее становился рядовой гражданин, тем больше падала степень свободы и демократии, пока не исчезла совсем. И это есть закрепленная историческим опытом аксиома: введение демократии в бедной стране открывает дорогу развитию негативных процессов. Как правило, в таких странах преимуществами свободы пользуется реакционная часть общества, и терпит ущерб остальное общество. Поэтому как для установления настоящей демократии, так и для ее  дальнейшего сохранения необходимо, чтобы страна разбогатела и смогла поддерживать свое благосостояние. Пока западный мир богат, его демократии ничто не угрожает. Но если он обеднеет, то его демократия и либеральные принципы канут в прошлое. Можно сказать, что демократия – это роскошь для богатых.
Как добился Запад этого экономического благополучия? Ведь что касается природных ресурсов и богатств – нефти, газа, золота, других полезных ископаемых, а также благоприятных природных условий для ведения сельского хозяйства – так они больше приходятся , как раз-таки, на бедные страны третьего мира, Западная Европа и Америка не слишком богата ими. Но здесь мы наблюдаем довольно парадоксальную ситуацию: бедные природными ресурсами страны в экономическом отношении являются богатыми и развитыми, а богатые природными ресурсами страны живут в постоянной бедности и нищете. Природное сырье сегодня в основном добывается в странах третьего мира, а его переработка и получение промышленных продуктов происходит в странах развитых. И такая традиция разделения труда установлена давно. Между этими двумя регионами происходит торговый обмен экономического характера : Запад дает деньги, фактически, бумагу, а взамен получает природное сырье, то есть, реальное богатство, и становится его владельцем. Справедливый и равноправный торговый обмен, наверное , подразумевает обоюдную выгоду обеих сторон. А ведь налицо, что в результате такого торгового обмена богатеют страны Запада и беднеет третий мир. Прибыль развитых стран в результате экономических отношений со странами  третьего мира за 1970-1987 годы превосходит на 47 млрд. долларов весь капитал, вывезенный из стран третьего мира, и это тогда, когда развивающиеся страны ходят в безнадежных должниках перед странами развитыми, хотя и этот долг, составляющий около 1100 млрд. долларов, конечно, искусственно созданный миф. Эту новую (хотя она не такая уж и новая) неоколонизаторскую экономическую политику впервые ввели и провели в жизнь США еще в 19-м столетии в отношении к странам Латинской Америки, в результате чего страны этого региона были довольно цинично и эффективно ограблены. История показала, что этот новый экономический метод грабежа бедного и слабого государства более эффективен, рентабелен, и, что самое главное , встречает наименьшее сопротивление со стороны ограбленного объекта, нежели административный метод грабежа, подразумевающий прямой захват страны, ввод туда собственных вооруженных сил и создание колониального бюрократического аппарата. При проведении грабежа путем административного метода часто затраты на содержание вооруженных сил и административно-бюрократического аппарата в захваченной стране понесенные агрессором, превосходят вынесенные за счет грабежа этой страны богатства. Притом, надо учесть и сопротивление со стороны захваченных народов, начатые ими национально-освободительные войны, часто создающие в метрополии серьезные политические осложнения. А вот при неоколонизации страна грабится чисто, без всякого насилия и крови. Например, из развивающейся страны американский бизнесмен вывозит сырье /  действительное богатство / , а взамен оставляет бумагу, называемую долларом, цену которого он сам же и определяет. Здесь я простым и доступным языком объяснил то, что на самом деле происходит с помощью сложных финансовых механизмов. Мировые биржы контролируются западными финансовыми кругами и, исходя из этого, они и определяют в свою пользу себестоимость как бумажных денег, так и сырьевых богатств стран третьего мира. Цена доллара для стран третьего мира, конечно, искусственно раздута. Ни для кого не представляет секрета, что доллар или какая-либо другая европейская валюта в нашей стране стоит дороже, чем в США или Европе, где они представлены своей реальной себестоимостью. Например, на 500 долларов в месяц средняя грузинская семья в экономическом отношении может прожить прекрасно, а бедной американской семье 500 долларов не хватит даже на неделю. Поэтому и в Европе, и в Америке жизнь намного дороже, чем в странах третьего мира.
Суть другого метода экономического грабежа развивающихся стран заключается в том, чтобы навязать им искусственные долги, которые принимают такие астрономические масштабы, что даже уплата процентов от этих долгов засасывает весь экономический ресурс названных стран. Конечно, степень экономической независимости государства-должника перед западными кредиторами становится низкой. Такое государство, тем более, если оно бедное, является более управляемым и послушным. На этот раз при вывозе из страны-должника богатств развитые страны не платят даже бумажные деньги; просто бедная страна своим природным (и реальным) богатством покрывает навязанные ей искусственные долги, при этом по требованию того же Запада устанавливает в своей экономике высокие налоги, чем и мешает развитию национальной промышленности, превращая свою страну в регион для сбыта иностранного товара, чем и обеспечивает высокооплачиваемые рабочие места в Америке и Европе. То, что западный мир поддерживает в странах третьего мира демократический строй, никак не объясняется его альтруизмом; просто Запад прекрасно знает, что в бедном, но основанном на либеральных принципах демократическом государстве, господствует синдром безнаказанности. В такой стране, как правило, правительство коррумпировано, то есть, оно управляемо и послушно внешним силам. Кредиты, которые возьмет оно от имени страны , растратит само, не вложив их в дело восстановления местной экономики. А Запад в этом заинтересован, чтобы страна взяла кредит и оказалась перед ним в долгу, а сам кредит исчез в неизвестном направлении, не пойдя на пользу местной экономике. Фактически получается, что страна берет в долг, но не может этот кредит потратить на себя; но долг остается долгом, и висит у нее на шее.
Оппоненты, дабы отвергнуть вышеприведенные доводы, могут привести следующие аргументы: свободный рынок, по их мнению, само собой, подразумевает равноправные условия, и в качестве примера приводят Японию, Южную Корею и другие дальневосточные страны. Они говорят примерно так: если страны бассейна Тихого океана в условиях свободного рынка смогли добиться экономического чуда, то почему страны третьего мира не могут этого? То есть, выходит, что неоколониализм тут ни при чем. Но это, разумеется, не так. Свободный рынок, и тем более, равные условия не могут существовать тогда, когда имеет место такая большая разница между развитыми и развивающимися странами. Равные условия не могут быть там, где стартовые положения между экономическими потенциалами конкурирующих  стран сильно отличаются друг от друга. А если страны Дальнего Востока и впрямь совершили у себя экономическое чудо (что даже для Западного мира, наверное, стало неожиданностью), то это объясняется не принципами свободного рынка, а спецификой той национальной культуры и традиций, утвердившихся в этом  регионе в течение веков. Для этих народов характерны сильная склонность к порядку и самодисциплине, доминирование общественных интересов над личными. Тот же корейский или японский рабочий, когда этого требуют интересы страны или фирмы, будет работать безвозмездно и честно в 2-3 раза больше положенного, работать при таких условиях, на которые европейский рабочий ни за что не согласится. Не забудем, что дальневосточные народы интересы общественные всегда ставят выше личных – такова их традиция. Именно эти качества, а не экономика свободного рынка, являются истиной причиной успеха и благоденствия этих стран. И именно по этой причине реформы Ден Сяо Пина в том же Китае развились успешно, а вот начатая в СССР перестройка Горбачева  с самого начала забуксовала и потерпела неудачу.
У читателя может возникнуть вопрос : как смогли западные страны поставить себя в столь выгодные экономические условия? Ответ на этот вопрос нужно искать в истории. Выше уже не раз было сказано, что по разным причинам у народов западной культуры развились сильная склонность к индивидуализму и материально-прагматическое отношение к жизни, благодаря чему начиная с 16-го века эти страны стали интенсивно развиваться, оставив далеко позади весь остальной мир. В последующем они прямо захватили большинство стран Азии и Африки, разрушили там местные государственные традиции и навязали им собственный образ жизни. Начиная с 19-го века структурами управления государства, экономическими отношениями и спецификой условий бытовой жизни, даже одеждой и повседневной жизнью, весь остальной мир все больше начинает походить на Запад. Те правила игры, которые сегодня действуют в мире, выдумали именно европейцы, и эти правила, естественно, действуют в выгоду последних. И такое положение  будет сохранено до тех пор, пока Запад в сферах вооружения и технического оснащения будет иметь решительное превосходство. Тот факт, что одним из главных гарантов твердости доллара является наличие разбросанных по всему миру военных баз США, не является большим секретом. Американский империализм – это не миф, придуманный советской пропагандой. Сегодняшний мир становится невольным свидетелем довольно странной метаморфозы: США объявляют сферой своих жизненных интересов территорию, которая не только не входит в состав их государства, но и находится в другом полушарии мира, за несколько тысяч километров от американского континента /  хотя бы тот же Персидский залив /, и весь мир воспринимает этот факт как нормальное явление. Так же нормально воспринимается, когда из-за одного восточного диктатора американские ракеты бомбят многомиллионный мирный восточный город с большим историческим прошлым. Допустим, Саддам Хусейн  -  преступник и сумасшедший , но причем тут мирное население? И президент Югославии, может быть , действительно, военный преступник  /  точно так же , как и его албанские и боснийские противники /, но это обстоятельство не дает повода, дабы припугнуть своего восточного соперника, начать демонстрацию собственных вооруженных сил, напасть на суверенную страну и отобрать у нее исконные земли. Смысл метаморфозы заключается в том, что факт объявления Соединенными Штатами Персидского залива сферой своих жизненных интересов не считается империализмом; бомбежка Багдада в мирное время не считается военным преступлением; а нападение на Югославию не воспринимается как агрессия, направленная против суверенного государства. Читатель может легко себе представить, как воспринимались бы такие агрессивные факты, например, со стороны того же бывшего СССР. Здесь действуют двойные стандарты, и что самое главное, они работают. Весь мир,  кроме реваншистских настроенных русских националистов и мусульманских фанатиков, не воспринимает подобные действия США как империалистические и агрессивные, как это было, скажем, по отношению, к Германии времен Гитлера или по отношению к Советскому Союзу. А ведь американский империализм намного эффективнее. Может быть, секрет силы заключается именно в том, что его никто и не воспринимает как империализм. Наверное, причины такой успешной внешней политики США надо искать в тех дипломатических традициях, которые утвердились еще со времен Вашингтона и Монро.
Западная Европа, как видно, предусмотрела горький опыт античного мира, когда государства  той эпохи, не успев прийти в себя, были в одиночку разбиты и захвачены Римской республикой. Наверное, поэтому ведущие европейские державы всегда бдительно следили друг за другом, не давая возможности кому-либо чрезмерно усилиться. И если одно из государств все же выделялось своей мощью, остальные объединялись против него и общими усилиями разбивали опасного соседа; и ни одно отдельно взятое европейское государство не имело столько потенциала, чтобы разбить коалицию остальных стран. В разное время в роли такого пугала-агрессора выступали Испания времен Филиппа II, Франция Людовика 14-го, Пруссия Фридриха II, Наполеоновская Франция, Русская империя времен Николая I, кайзеровская Германия, третий Рейх Гитлера и до самого последнего времени – Советский Союз. Как правило, страна, выступавшая против объединенной коалиции остальных держав, какой бы сильной она не была, была обречена на поражение, поэтому в Европе с самого начала установилось определенное  равновесие сил, которое не смогло нарушить ни одно государство. Соединенные Штаты впервые на международную арену вышли во время первой мировой войны, когда роль очередного пугала играла Германская империя, и вся Европа была объединена против нее. Сама Америка до того времени находилась как бы вне игры и за океаном была занята решением собственных проблем. Поэтому несмотря на огромный потенциал этого молодого государства, на него никто не обращал серьезного внимания. И в античном мире произошло нечто подобное. Как Македония в отношении к греческим полисам, так и Рим в отношении к эллинистическим царствам являлись стоящими вдали от политического эпицентра, периферийными государствам, и по этой причине они долгое время находились за пределами политических интересов ведущих стран той эпохи, что дало как Македонии по отношению к Греции, так и Риму по отношению ко всему Средиземноморью , большое превосходство. Их появление среди ослабевших от междоусобиц тогдашних государств оказалось неожиданным и результативным. Македония без проблем захватила Грецию, а Рим – все Средиземноморье. И в 20-м столетии произошло что-то подобное. Первая мировая война, безусловно, окончилась поражением Германии, а Америка как государство, сражающееся на стороне коалиции, впервые заявила о себе в мировой политике в качестве сверхдержавы. Во второй мировой войне после победы над Германией и Японией США еще больше укрепили свое положение.  После окончания этой войны мир опять стал перед новой смертельной опасностью в лице сталинского Советского Союза, но у европейских стран уже не было сил для новой мировой бойни.  Две мировые войны, а особенно, годы гитлеровской оккупации сильно ослабили Европу, тогда как на фоне ослабевшей Европы далеко , на безопасном расстоянии все больше росла мощь Соединенных Штатов Америки, ведь война даже не коснулась их территории. Как-то незаметно многополюсный западный мир перерос в двухполюсную систему. На этот раз не Америка оказалась на стороне большинства, а большинство стало на сторону Америки, и оставшийся в одиночестве Советский союз после полувекового противостояния в более мягких формах разделил судьбу гитлеровского Третьего Рейха, а двухполюсная система превратилась в однополюсную. Впервые на Западе после падения Римской империи одно государство смогло  занять место лидера и распространить свое влияние на весь мир. То, что не смогли в свое время ни Наполеон, ни Гитлер, ни Сталин, явно агрессивными действиями, удалось Америке благодаря скрытой и ползучей агрессии. США и их политические методы во многом похожи на Римскую империю и ее дипломатическую политику. Правда, Америка не собирается открыто и прямо захватывать суверенные государства, но это ей и не нужно, потому что эти страны она захватывает в экономическом и культурном отношении, а ведь конечная цель всякого захвата и заключается именно в том, чтобы закабалить страну экономически, а после путем культурного воздействия привязать ее к себе. Просто ползучая агрессия США оказалась более изощренной, сложной и эффективной в сравнении с открытой агрессией более ранних империй. Сегодня Америка так завладела браздами правления миром, что кроме России, Китая и некоторых одиозных мусульманских стран никто и не протестует. Правда, отдельные возгласы против распространившихся во всем мире процессов американизации раздаются и среди европейских общественных и политических кругов, но пока все это не переходит ту черту, после которой доверие перерастает в недоверие. Очевидно, Европа постарела. Она устала и в душе даже довольна тем, что сложную и тяжелую функцию управления миром возьмет на себя другая, надежная ей сила: лишь бы было сохранено привилегированное положение Европы в мировой экономике. Сохранить же позиции мирового лидера с каждым днем становится все труднее. Если сравнить политическое положение мира 100 лет назад и сегодня, то увидим, что несмотря на отсталость и бедность, третий мир сегодня силен и независим, чем в начале 20-го века. Расстояние между Западной Европой и всем остальным миром все больше сужается, постаревшая Европа чувствует, что не в силах уже управлять мировыми процессами и, исходя из этого, сохранять в своих странах экономическое благоденствие, а значит, политическую и государственную стабильность. Поэтому она, можно сказать, отказалась от собственных амбиций и уступила бразды правления более молодой и энергичной Америке. В конце концов, и Америка – часть Западного мира, а потенциальная опасность появления новых варваров все больше увеличивается. Неповиновение Саддама Хусейна – всего лишь первый сигнал. Впервые в бедной Азии появился лидер, пусть и сумасшедший диктатор который, открыто бросил вызов западному миру. Развитие демографически богатого Китая тоже создает серьезную опасность стабильности современного мирового баланса. Но все это больше касается дня завтрашнего.

Глава 6.
Когда человек или общество встречает на своем пути явную и неминуемую опасность, как правило, в нем пробуждается инстинкт самосохранения, заставляющий его отступить. Но в истории человечества часто случается так, что, несмотря на явную и несомненную погибель, общество под воздействием разных объективных или субъективных причин не останавливается перед грозящей ему пропастью и устремляется туда.
Во второй половине 5-го века до н.э. в недрах греческой цивилизации начался такого рода самоубийственный процесс. В 431-м году до н.э. греческие полисы ввязались в Пелопонесскую войну. В бойне, продолжавшейся 27 лет, участвовали почти все города. Спустя несколько лет после ее окончания началась семилетняя коринфская война, затем пошли Биотийские войны, продолжавшиеся в течение 16 лет, а далее – десятилетняя Священная война, закончившаяся только в 346-м году до н.э., а через несколько лет ослабевшую от перманентных войн Грецию захватила Македония. Фактически, эти самоуничтожающие войны продолжались около 100 лет между народами одного племени, говорящими на одном языке. Я бы не сказал, что сами греки не осознавали, к каким страшным последствиям могла привести страну эта непрерывная междоусобица, но, видно, здоровый силы внутри греческого общества, положившей бы конец подобному процессу самоуничтожения, тогда не нашлось.
Второй, не менее известный пример можно взять из истории Великой Французской революции, когда как радикально настроенная буржуазия, так и реакционная аристократия взаимокомпромиссу и уступкам предпочли противостояние, действуя по принципу: “ Или все, или ничего”. Радикализация политических процессов, в конечном счете, привела к кровопролитию, гражданской войне и диктатуре. Очень скоро в результате революционного террора погибло большинство представителей обоих лагерей. Эти процессы продолжались в течение четверти века, и Франции они обошлись жизнью двух миллионов своих сограждан. Такие примеры из истории можно привести еще, взять хотя бы ту же Россию с ее нескончаемыми катаклизмами. Какой вывод можно сделать из всего вышесказанного? В постаревшем или больном обществе инстинкт самосохранения, а часто, и логика, не в таком уж и большом почете. Поэтому утверждение, что общество или страна не пойдет по такому пути, так как это для нее невыгодно и опасно, звучит неубедительно. Очень часто, если внутри общества не все в порядке, страх угодить в пропасть его не останавливает. Известное выражение “Бурбонов время и опыт ничему не научили ” касается не только Бурбонов.
Интересно еще одно обстоятельство, характерное для человеческого общества во все времена. В течение веков в античном мире существовало рабство. Несмотря на демократические традиции этого общества и царствующее в нем уважение прав человека, в его недрах в течение тысячи лет ни разу не высказывался серьезный протест против этого позорного явления. В лучшем случае, рабство воспринималось как необходимое зло, без которого общество не может существовать. Передовые юристы, политики, философы той эпохи в этом смысле были единодушны. В средневековой Европе рабство вновь возродилось ввиде крепостного права, а на американском континенте – по расовому признаку. Пока крепостное право в Европе, а расовое рабство в Америке с экономической точки зрения были выгодны, внутри общества не возникало желания осудить эти явления. Наоборот, начиная с концепции феодальной иерархии и кончая расовыми теориями, лучшие умы эпохи всячески оправдывали существование рабства как нужного и справедливого явления. Но как только в результате развития капитализма рабство стало невыгодным, общество сразу же осудило его как безнравственное и несправедливое явление. Таким образом, несправедливая форма порабощения одного человека другим была отменена не потому, что человеческое общество поднялось на более высокую нравственную ступень, а просто потому, что рабство стало не рентабельным. И наоборот, сам этот факт нерентабельности рабства явился причиной возникновения того высокого морально-гуманного менталитета, осудившего это рабство. Людей устраивало рабство – и они оправдывали его существование, перестало устраивать – и они осудили его. Может быть, следующее утверждение, с первого взгляда, покажется абсурдным, но и в будущем, если прогресс заменится регрессом, и тот или иной вид рабства прийдет в соответствие с интересами общества, то тогда ничто не помешает возродиться этому варварскому явлению, сегодняшние же осуждающие моральные оценки канут в прошлое.
Любопытно разобраться и в следующем вопросе: насколько влияет конкретная историческая личность или конкретное историческое событие на общий процесс развития человеческого общества? Возможно ли, чтобы субъективные факторы или эпизодическое явление смогли остановить или изменить общий ход исторического процесса? Для выяснения этого вопроса приведу два исторических примера.
Во второй половине 8-го века королем франков стал Карл Великий, известный полководец и государственный деятель, объединивший под собственной властью всю Западную Европу и в 800-м году принявший титул Римского императора. Ожидалось, что после этого акта эпоха феодальной раздробленности закончилась, и после 300-летнего варварства в западном мире снова начнутся процессы возрождения. При жизни Карла Великого , действительно, наблюдалось существование некоторых элементов Ренессанса как в политической, так и культурной жизни Европы. Но все это оказалось эпизодическим явлением. После смерти Карла Великого Европа опять разделилась на мелкие княжества, и эпоха средних веков продлилась еще несколько столетий, а Ренессанс наступил только в 16-м веке. Такой ход развития событий был предопределен теми обстоятельствами, что в Европе 9-10-х веков еще не существовали сильные города, не были развиты городская жизнь и товарно-денежные отношения, а внутри отставшей аграрной Европы не могло возникнуть влиятельной силы, выступающей за объединение страны. Поэтому после смерти Карла Великого все вернулось на круги своя.
В 12-13-х столетиях в результате развития городской жизни и промышленности в Европе начались прогрессивные процессы. Во многих странах было отменено крепостное право, барщина была заменена натуральным налогом, а в некоторых местах – и денежным. Произошел демографический взрыв, и количество населения в Европе значительно выросло. Вроде бы все развивалось нормальными темпами. Но совершенно неожиданно в 14-м столетии упал уровень жизни, в Европе начался кризис городской жизни, нарушились ранее существовавшие экономические связи, уменьшился объем внутреннего рынка. Казалось, что начатые в 10-м веке прогрессивные процессы опять сменились регрессом. В середине века эпидемия чумы унесла жизни половины населения Европы. В регионе начались долгие феодальные междоусобицы и крестьянские восстания. Судьба европейской цивилизации опять оказалась под вопросом.  Любопытно выяснить, что же явилось причиной названного кризиса, чуть не погубившего перспективы европейского прогресса, ведь прямой причины такого развития событий, вроде бы, и не существовало.  Из-за недостатка исторических фактов сегодня трудно что-либо утверждать, но, кажется, косвенной причиной этого кризиса стало нашествие монголо-татар на страны Ближнего Востока и Восточной Европы. Походы Чингисхана и его наследников объяли огромную территорию и причинили невиданный ущерб экономике и культуре многих стран. После нашествия варваров на римскую империю человечество не помнило таких масштабных катаклизмов, ведь Европа тогда еле спаслась от уничтожения. И, без сомнения, разрушение международного рынка и разрыв экономических связей оказали отрицательное влияние на развитие европейской экономики. Но Запад тогда смог преодолеть этот временный кризис: уже глубоко развитые товарно-денежные отношения и сильные города сделали процессы прогресса необратимыми. В конце 15-го столетия опирающаяся на города королевская власть разбила сопротивление баронов и положила конец феодальной анархии. Во Франции, Англии и Испании возникли сильные централизованные государства, что дало сильный толчок последующему развитию экономической и культурной жизни западного мира.
На двух вышеприведенных примерах (распад империи Карла Великого и европейский кризис 14-го столетия)  хорошо видно, что конкретное историческое явление или историческая личность могут ускорить или задержать общие исторические процессы, но они ни в коем случае не могут изменить их. Эти эпизодические факторы, как правило, на историю оказывают эпизодическое влияние, хотя эти эпизодические отклонения иногда и продолжаются несколько десятилетий, а то и целый век.
……………………………………………..
Очень важно выяснить, насколько меняет природу человеческого общества и самого человека развитие технического прогресса. Вроде бы здесь и спорить не о чем : технические возможности, коммуникации, средства массовой информации, конечно, ускоряют развитие прогрессивных процессов внутри общества. Но это всего лишь на первый и поверхностный взгляд. Вера во все возможность прогресса – явление не новое, читая произведения просветителей 18-го века прямо диву даешься, насколько наивен был их идеализм. Очень часто они так и заявляли: достаточно половине населения земного шара научиться грамотности, и все беды мигом исчезнут, а человечество войдет в “ золотой век ” свободы и счастья. Действительность 20-го столетия жестоко разбила эти утопические иллюзии. Просвещенный народ с успехом создал Дахау, Освенцим, Гулаг и Магадан. И сегодня именно иллюзии подобного рода связывают с достижениями технического прогресса. Высказывают соображения, что развитие коммуникационных связей и средств массовой информации ускорит темпы прогрессивных процессов внутри общества. Технический прогресс, несомненно, ускорит определенные процессы, но это еще вопрос, какие именно.
В этом случае в качестве примера как раз подходит известное выражение: “ Чингисхан с телеграфом более опасен Чингисхана без телеграфа”. И впрямь, технический прогресс как и денежная монета, имеет две стороны: положительный эффект прогресса в деле развития общества, как правило, дает о себе знать в перспективе, в историческом времени, а оно может продолжиться в течение нескольких десятилетий, а то и более века; первичный же эффект в большинстве случаев, как правило, носит негативный характер. Дело в том, что технический прогресс сначала увеличивает возможности человека как положительного, так и отрицательного характера, и только в перспективе, как уже было сказано, он изменяет самого человека в лучшую сторону. Отвергнуть этот аргумент возможно, если кто-нибудь докажет, что отпрыск европейской цивилизации 20-го века Адольф Гитлер чем-то превосходит вышедших много веков назад из монгольских степей варваров Аттила и Чингисхана. Вот только возможности Гитлера благодаря достижениям технического прогресса были несравнимо большими, чем возможности того же Чингисхана. Надо помнить и то обстоятельство, что сами тоталитарные государства 20-го столетия возникли благодаря техническому прогрессу: без общей системы образования, средств пропаганды и высокоразвитых коммуникаций было бы невозможно достичь той высокой степени оболванивания масс и их порабощения, какую мы встречаем в тоталитарных государствах 20-го столетия. Или возьмем, хотя бы, сегодняшний Ближний Восток. Знакомство с техническим прогрессом не уменьшило в этом регионе фанатизма и религиозной непримиримости. Те же талибы в горах Афганистана оснащены сегодня компьютерами и мобильными телефонами. Когда в 8-м веке  мусульмане захватили Афганистан и начали там распространять ислам, они пытались уничтожить высеченные в скалах грандиозные статуи Будды, но вооруженные всего лишь копьями и стрелами, сделать этого не смогли. А вот сегодня духовные наследники арабских завоевателей талибы с помощью реактивных установок с успехом разрушили эти статуи. И это тоже результат достижений технического прогресса, так же, как и создание атомной бомбы. Так что результаты технического прогресса в истории общества часто играют роль неоднозначную и двусмысленную. Для тех же развивающихся стран причастность к достижениям технического и технологического прогресса 21-го века не гарантирует сама по себе ускорение процессов строительства гражданского общества и демократии в их странах; ведь общественный менталитет, играющий в таких случаях решающую роль, не так легко подвергается изменениям. Поэтому, наверное, неверно то соображение, что если Западной  Европе понадобились десятилетия и века для строительства у себя гражданского общества, то сегодня благодаря развитию технического прогресса все это возможно достигнуть в более короткие сроки, а то и за несколько лет. Как правило, носителей подобных надежд ожидает разочарование. Но нельзя забывать, что достижения технического прогресса, рано или поздно, обязательно принесут свои позитивные результаты в деле развития общества. Всему свое время. То есть, зерно, брошенное сегодня в почву, принесет плоды не сегодня и не завтра, а в свое время, когда этот плод созреет.
………………………………………………

В природе западного мира заложена одна характерная черта, являющаяся одновременно как причиной его прогресса, успеха и славы, так и причиной его упадка и гибели. Это и впрямь интересное явление. Именно те обстоятельства, которые являются источником прогресса и успеха цивилизации, спустя некоторое время превращаются в источник ее духовного опустошения, старости и упадка.
Это явление отчетливо проявилось еще в античном мире. То мировоззрение , сложившееся в эллинской эпохе, было ориентировано больше на материальные, чем на духовные начала. Наверное, ни один из народов мира не уделял такого большого внимания физическому совершенству собственного тела и спорту, как древние греки. Земным чувствам, страстям, переживаниям в древнегреческом обществе уделялось большое внимание. Это была культура, где добро отождествлялось красоте телесной, а успех в жизни земной сам по себе уже считался добром. И неудивительно, что эллинская культура за довольно короткое время добилась величайших успехов, оставив далеко позади другие культурные народы древнего мира. Но начиная с 4-го века до н.э. , когда эта цивилизация добилась вершины своего могущества, в ее недрах начался духовный кризис. Очень знаменательно то обстоятельство, что греческая литература до 4-го столетия до н.э. являлась поэзией, поэтами были Гомер, Архилох, Эсхил, Софокл, Еврипид, а начиная с 4-го столетия до н.э. место поэзии в литературе заняла философия, представителями которой стали Платон, Аристотель, Демокрит и Эпикур. Этот факт уже сам по себе указывает на смену ориентиров в мировоззрении древних греков. В Греции случилось то , что часто происходит в постаревшем обществе: истины, утвержденные вековыми традициями, потеряли свое содержание, и от них остались только пустые формы, не отвечающие уже на запросы современности. Место полисной солидарности и патриотизма заняли глубокий индивидуализм и космополитизм. В до сих пор полной жизни, энергичной , дееспособной греческой культуре утвердились безжизненная, но высокопарная риторика и неживые формы неискренней поэзии, что в будущем по наследству приняла культура Западной Европы. В первые века от рождества Христова мировоззрение античного мира вошло в тупик. В недрах античного общества воцарилось неверие, отчаяние, чувство собственного бессилия.
Новая Европа, то есть, Европа, возникшая на развалинах Римской империи, первые 500 лет своего существования находилась в варварском положении, и только с 9-10- веков в ее недрах начала образовываться христианская культура. Эта новая культура в отличие от своей античной предшественницы опиралась в основном на духовные начала, хотя исходя из характеров европейских народов, в которых всегда были сильны начала материальные, мы встречаем некоторые противоречия даже в этой средневековой культуре. Например, тот же институт европейских рыцарей, наверное, представлял собой явление в большей степени языческое, чем христианское: ведь оно опиралось на чувство чести, только не христианской, а на земное чувство чести, то есть, на гордость, честолюбие и преклонение перед силой физической, что с христианской моралью, мягко говоря, приходило в противоречие. Эти противоречия в европейском обществе еще больше углубились,  когда западный мир в 14-15-хвеках познакомился с достижениями античной культуры. Начиная с 16-го века чем больше развивался прогресс, тем больше слабела вера в среде верхних слоев европейского общества, что в последующих веках выразилось в возникновении атеизма и того дошедшего до цинизма морального разложения, присущего аристократии 18-го столетия.
Великая Французская революция основательно потрясла европейское общество. В 19-м столетии место деградированной аристократии заняла прогрессивная и довольно энергичная буржуазия, ориентированная именно на материальные ценности, хотя в первой половине века еще доминировали те идеалы , которые возникли в эпоху Просвещения и выражались в том, что добро определялось как стремление человека стать более лучшим. Романтическая музыка, литература и культура 19-го столетия были пропитаны именно идеями, хотя к середине столетия, столкнувшись с буржуазной действительностью, этот романтизм не выдержал испытания временем и застыл в безжизненных формах. В европейской культуре стал утверждаться реализм. Место чувств и страстей заняли разум и способность к анализу. Мировоззрение общества стало более потребительским, благородная, но романтическая идея стремления к лучшему уступила место прагматизму. Человек в новое время стремился уже не к тому, что лучше, благороднее, возвышеннее, а к тому, что выгоднее и полезнее. Господствующее в обществе материальное и потребительской мировоззрение дало сильный толчок развитию прогресса. Чем больше развивался прогресс, тем больше увеличивался материальный уровень жизни, и тем больше ослабевали духовные начала общества.
20-е столетие для европейской цивилизации оказалось более бездуховным и прагматичным, чем столетие 19-е. Это отличие хорошо прослеживается в культуре, науке, повседневной жизни и даже в моде одежды. 150 лет назад европейский человек отверг романтические чувства и сделал выбор в пользу разума. А сегодня создается парадоксальная ситуация: крайние формы доминирования разума и прагматизма вызывают оскудение и обеднение самого разума. И вправду, современный человек образом своей жизни все больше становится похожим на созданные им же компьютеры и роботы. Происходит опасный процесс примитивизации общества. Безжизненные технологические создания берут на себя все большую долю интеллектуального труда, освобождая человеческий разум именно от умственной работы. А основная черта человеческого ума заключается в том, что для своего развития он нуждается в постоянной тренировке и нагрузке. Степень же развития нашего интеллекта и ослабевшего разума неукоснительно падает вниз. Система образования и культура находятся сегодня в состоянии кризиса. Место книги заняла информация, взятая из СМИ и компьютеров, по качеству своему являющаяся более поверхностной, и для освоения которой нужно потратить меньше интеллектуальных усилий, чем при прочтении книг, когда человек, прежде всего, получает духовную пищу. Вообще, как образование, так и наука сегодня стали более узкими и отраслевыми, и за пределами своей профессии современный человек часто выделяется высокой степенью неграмотности. Полвека назад, читая книгу, смотря фильм или спектакль, слушая музыку, человек был вынужден , прежде всего, думать и осмысливать прочитанное, увиденное,  услышанное, то есть, трудиться интеллектуально. Сегодня потребительский рынок наполнен такими образцами массовой культуры, главное назначение которых заключается в развлечении потребителя и его умственном отдыхе. Человек развлекается, а его мозг отдыхает. Это основная черта современной массовой культуры. Да и сами эти технологии, чем больше проходит времени, тем все больше приобретают простые и легкоуправляемые конструкции. С одной стороны, эти технологии думают за человека, а с другой, человеку для управления ими требуется тратить все меньше умственного труда. Эти процессы развития технологий для современного общества могут сыграть такую же  роковую роль, что и институт рабства в античном обществе. В принципе, все эти технологии и роботы являются не чем иным, как современными рабами, освобождающими нашего бедного в духовном отношении и прагматичного современника от того единственного, что осталось еще у него  -  от разума и интеллекта. К сожалению, осознать все это сегодня так же трудно, как трудно было осознать и античному  обществу, какую опасность представляло для него рабство, на которое оно и опиралось.
Что же тогда получается : прогресс плох и не нужен? Наверное ответить на этот вопрос нужно следующим образом: требования отрицания прогресса являются утопичными и реакционными. Даже если бы их можно было осуществить в реальной жизни, логика их проведения обязательно привела бы нас либо к абсурду, либо к каменному веку. Если бы человечество отказалось от прогресса, который завтра может стать причиной кризиса нашей цивилизации, тогда оно изначально уничтожило бы и те обстоятельства, которые в свое время дали толчок развитию и расцвету этой же цивилизации. Жизнь устроена именно так: достаточно, чтобы ты исправил хотя бы одно негативное обстоятельство, как тут же возникает другое, ведь в жизни не бывают только отрицательные или только положительные явления. Например, для подростка увеличение возраста означает рост, возмужание, а для человека средних лет – это уже предвестник физической слабости и старости. Наверное, все-таки, всему есть свое время и место, а течение времени никто не властен остановить, да это и ни к чему.
В заключении можно сказать, что западный мир сегодня, точно так же, как и в античную эпоху, достиг апогея своего развития, и в недрах его заметны определенные элементы упадка и старости. Не исключено, что в будущем / даже если Запад сможет временно преодолеть кризис / доминирование западной культуры может смениться преобладанием другой региональной культуры. Ближневосточный исламский мир и православные христианские страны на фоне сегодняшнего экономического и политического бессилия дают на это мало надежд. Надо ожидать, что место такого наследника займет все более развивающаяся по восходящей линии дальневосточная культура. Конечно, за последние 3-4 столетия человечество добилось многого на пути развития прогресса. Многие достижения цивилизации уже имеют необратимый характер, и они никогда не исчезнут. А многое, наоборот, через века предастся забвению.
Конец.


28.04 – 04.02.2001 г.
г. Тбилиси.