Промысел 2 9 1

Начало:
http://www.proza.ru/2014/04/28/602

Предыдущая страница:
http://www.proza.ru/2015/09/07/544

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
СОЮЗ

Вот  тропа. Течёт  по лесу. Глянешь сверху - не прямая. Зачем? Кто первым шёл? Почему второй и последующие подтвердили путь?

Обогнёшь дерево, преодолеешь холм! Только всё равно полоса чревата лужами, знаменита бочагами. Говорят: новую дорогу выбирать – душа мимо.

Есть поверье, будто даётся человеку право пройти, утоптанная лента оберегается. Но и в бережёном застревает нога.

На равнинах – того забавнее! Место просторное, как отмостка площади большого костра. Иди, куда хочешь, сверяйся по очертаниям волнистых холмов, теням и звёздам.

Однако, ступают путники в караванах не рядом, но в след, а след тот ковылюжинами крутит, продавлен до грязи. Желания с рассудком подавно непрямые, путают тропы, скользят меж шагов.

Мейс тихо пожалел, что вызвался исполнять обязанности вождя. Работа требовала умения предвидеть, полной отдачи сил, одновременного присутствия в нескольких местах… хотелось же иметь только женщину.

 Охотник Эйи обнаружил вокруг множество женщин, ощутил множество желаний и предвкушений, но старейший рода некогда сказанным словом оберегал от опрометчивого шага.

Атт была счастлива и прекрасна. Ушли пресловутые пятна, не чувствовались даже на ощупь. Казалось, тридцать жизней вселились в тело с появлением одной.

Исчезновение сестры не огорчило. Гайт ушла с мужем, возможно, туда, где не бывает разлук! Но вместе! Если бы позволили выбирать, Приносящая радость взяла бы именно такую судьбу.

Мейс раздражался, когда нужно было оставить жену. Весть о новом человеке указала на краткое время вдвоём.

Дочь Повелителя Воды не тяготилась частыми отлучками мужа, пока позволяло положение, спешила заготовить сырьё для полотен, высушить и намять прядево.

Маловодье открыло речные тайны. Женщины племени Синих камней обнаружили разноцветные водоросли для изготовления нитей.

Вдова Койла Смерти сберегла доставшуюся в наследство от свекрови маленькую прялочку. Моти разглядел изделие, изготовил подобное, только увеличил размер движущегося круга.

Жена схватилась за новый промысел. Дочери, в подражание Пайн, занялись делом, отодвинули раздоры и пререкания.

Донни, точно прикованный, жил у замесочной ямы, сыпал глину и щебень, таскал бочки с водой, выписывал петли, не жалел исцарапанных острыми камнями стоп.

Осиротевший человек избегал крыши над головой, спал на глиняной куче. Дети Волта с рук кормили Донни, укрывали на ночь. Он же никого в упор не узнавал.

Минт увлёкся строительством невиданных жилищ. Левша укладывал в тело стен вязкую массу, переставлял опалубку, следил натяжение отвеса, выглаживал мокрой дощечкой.

Подвижность руки восстанавливалась, весёлая сила вливалась в избитую смутой душу. Соплеменники жалели увечного, даже обиняком избегали касаться минувших событий.

Женщины, и те не точили языки о победную голову. Сыновья крутились тут же, норовили угадать пожелания мастера, подать инструмент или воды.

Одноглазый работник не трудился глядеть, кто подручничает, но однажды кувшин лёг дном в ладонь. Давал не ребёнок. Минт повернул голову и замер. Порождение Леса стоял, опираясь на толстый посох.

«Ого, охотник! Возле колена трещина легла наискось».
«Мальчишка прутом вычертил. – Что само сказалось, то и ответил строитель. - Щели нет. Плотно сращена».

«Следует замазать. - кротко возразил Волт. - Где намётка, там путь».
Минт кивнул, шлёпнул раствор на тёрку, тщательно выгладил.

Тайс возникла из воздуха, обхватила мужа сзади.
«Зачем ушёл! Смотри! Не ровен час, ноги служить откажутся».

Волт покорился, видимо ощутил правоту жениных слов. Минт не глянул вслед, но выполнил, что велел охотник, сравнял чёрточки повсюду.

С того злополучного дня Вейт и ночевал на реке. Чего ждал Повелитель Воды, какой милости, знать бы самому!

Попытки пройти под сводом кончались неудачей. Ветер сбивал дыхание, вязал руки, мешая грести, течение выплёвывало обратно.

Очередное утро показало человеку тщетность усилий, призрачность надежд. Мейс подплыл к измождённому соплеменнику, чтобы забрать в стойбище, связал лодки, хотел отмахнуть веслом и почувствовал устремлённый с воды пристальный взгляд.

Можно было бы подумать: речной дух бережёт повелителя, только охотник привык отличать живое от призрачного, глянул вперёд и обнаружил воткнувшуюся меж кожаных бортов лопасть весла Эйи, а сбоку, точно наледь, впаянную в дерево человеческую голову, и вытянувшееся вдоль рукояти тело.

Вейт обрёл силу неистовства, метнулся на нос. Единым порывом охотники выдернули плавсредство и пловца, уложили, не разнимая, в четыре руки ударили вёслами.

Привычку оставлять лодки у воды Чернобрюхие вытравили напрочь. Распорки упали сами, складки кожи скрыли находку от случайных глаз. На гору бежали, точно обрели крылья.

Круг Лайп, теперь жилище Мейса, стоял у скатовой тропы. Только после того, как очутился под веслом, выловленный в реке человек разомкнул руки и ноги. Голое, со следами множественных ушибов тело вытянулось, будто мёртвое, но дыхание указало на мирный безмятежный сон.

Негласное правило людей бассейна Великой Реки запрещает роптать на предводителя ватажки. Слово взявшего ответственность - безоговорочный закон.

Некогда Тонд не посмел возразить Кину, пустившемуся в безумное путешествие по реке, теперь сам приказывал, и выполняли. Где брались силы, охотник не знал.

Разреженный воздух гасил вдох, толкал обратно выдох, нестерпимые лучи жгли, дорога обещала вечное движение. Местность была до боли знакома. Только знания не утешали, но глушили надежду в зародыше.

Стекающее к востоку каменистое плато лежало вокруг. Сколько видел глаз, простиралась Бесплодная пустыня. Три дня при силе ног, с запасом воды и пищи понадобились бы выносливому охотнику Мойи, чтобы спуститься к Становой тропе, извечному пути через Сонный перевал.

Там, если мелькнёт удача, в преддверии брачных дней можно встретить караван из-за хребта.
Она странным образом мелькала, и Тонд не терялся. То тут, то там в пылевом мареве промаргивало зыбкое скольжение, сквозь волнообразный гул ветра посвистывали голоса ползучей угрозы.

Прежде бывавшему здесь человеку не доводилось встречать столько ядовитых пресмыкающихся. Закрадывалось предположение: гады собираются в предвкушении поживы, чувствуют скорую гибель невесть откуда взявшихся крупных особей.

Опасные для человека змеи охотились не понятно, на кого, но умело брошенный камень делал из охотников добычу.

Горные люди рассказывали, что змея отравлена с головы. Ниже тело, якобы, съедобно. Ничего не оставалось, как верить на слово, и смерть оборачивалась призраком жизни.

Единственное орудие, убивший человека нож, тоже служил средством уцелеть. Тонд резал добытое мясо неосквернённым лезвием, потом обронил звякнувший клинышек в глубокую трещину, точно отбросил предрассудок.

До зеленоты мозга изматывало отсутствие воды. Вид плавсредства усугублял нехватку, но бросить собственное изделие не налегала рука. Напрашивалось сравнение с предательством оставленного в лесу отца.

Лодку сложили иначе. Круглые чурбачки распорок приспособили бежать. Женщины тянули волокушу по очереди, Тонд сменял каждую из них. Там, где воображаемая тропа позволяла, скатывались на невероятных санях.

Охотник бежал сзади, направлял и сдерживал раскат.
И как-то, видимо случайно, вопреки намеченному маршруту, путь, отклоняясь, ложился восточнее. Тонд, когда шли, пытался выровнять направление, только роль штурмана играл непроходимый иначе склон, змеи, на которых охотился непрестанно, сползали в ту же сторону.

Выходило, что горячее озеро, место, куда стремился, отступает влево, а грозящая бесконечными трещинами, именуемая зубьями гряда белых скал неотвратимо приближается. Лайп заметила беспокойство предводителя, снова указала на запад.

«ты думаешь?»
«знаю, да. Так было, когда двигались по воде к Синим Камням».

Тонду стало страшно. Разумеется, непознанное бесконечно, путь человека неисповедим, только тут, если женщина права, вмешиваются не природные силы, а беспощадная воля, непоколебимая власть.

Предвечерье легло полосами безмерных теней. Ветер упал, пресмыкающиеся перестали попадаться, Тонд убедился в правоте догадки.

Звезда не вредит людям, по крайней мере, не вредит живым. Так говорила дочь Пайти. А сын Мойи знал: за услугу требуется расплата. Незыблемое правило (услуга-цена) держит искушаемых духами колдунов в повиновении закону продолжения рода.

Взявший послабление платит свободой, становится орудием в руках давшего. Отец мироздания придумал жизнь. Только от Отца можно принимать дары и, принимая, обретать истинную свободу.

Кто велит и оберегает сейчас, не понятно. Пока нет выбора, отсутствует возможность отказа. Рано или поздно, Тонд понимал, выбирать придётся. Тогда-то понадобится помощь подателя жизни, способность угадать Промысел, выполнить закон.

Сегодня утром довелось предпочесть смерти смерть. Так вышло, потому что не просил, и не было дано времени на раздумье, рука мастера стала нитью раскрученной беззаконием пращи, звеном цепи преступлений, хорошо, если последним звеном.

Тонд принял решение: непрерывно помнить Созидающее начало, разлитый во вселенной Разум, просить о присутствии некогда воплотившегося и давшего Волту возможность уцелеть Сына.

«Мои предки нарушили, я нарушал, и буду нарушать Твой закон. Ведь природа испорчена и портится отступничеством людей.

- Охотник рождал слова с каждым ударом крови. – Но я хочу знать и выполнять несущую продолжение волю, хочу стать свободным от раскола, хочу быть орудием Подателя будущего, потому что иначе следует прошлое.

Мы не соблюдаем закон безупречно, только человек либо ещё жив, либо уже мёртв. Если живёт наполовину, то всё-таки живой. Значит Ты, предвечный Отец, сам поминутно вытаскиваешь нас из безнадёжного мрака, из боли, страдания, страха небытия. Выдерни. Не дай скатиться и окаменеть в небрежении.

Я бессилен поминутно знать, правилен ли поступок, но искажённое предательством сознание не лишило меня возможности желать исполнения жизни для живых, верить, что Создатель умнее созданных».

Продолжение:
http://www.proza.ru/2015/09/18/1077