Быть ничем

Старенький радиоприёмник, шипя змеёй, вещает какую-то передачу из вечернего эфира. Шипение и металлический голос занудного диктора уже надоедают порядком, но Лола и не думает выключать радио, из последних сил игнорируя его. Она штопором вскрывает бутылку самого дешёвого вина и наливает его в бокал из мутного желтого стекла с отбитым донышком. Залпом выпивает пойло, даже не распробовав вкуса, и усмехается.

Лоле двадцать два, хотя в мечтах ей тридцать пять. Там у Лолы есть двое детей, любящий муж и престижная работа, где её уважают. У Лолы там есть и любимая собака, огромный коричневый дог, что вечерами устраивается у её ног и засыпает, смешно морща нос во сне.

Сегодня же Лола курит сигареты без фильтра, от которых горчит во рту, и пьёт дешёвое пойло-вино, при этом слушая совершенно неинтересную ей радиостанцию. Мужа у Лолы нет, и перебивается она лишь случайными связями, где каждый вечно любит её сегодняшний вечер. Нет у неё и собаки, есть только обычные серые крысы, живущие во всех щелях ненавистного общежития, где не дозволено даже включать музыку. А сейчас Лола, смеясь, включает ненужные здесь колонки, из которых тут же начинают доноситься громкие звуки электрогитары, что смешиваются с шипением приёмника. Она наливает себе очередной бокал и вновь выпивает его залпом, вытирая бордовые капли с верхней губы и размазывая по щекам вульгарную алую помаду. Вино кажется ей кислым и омерзительным на вкус, но Лола пьёт его словно лекарство — борясь с отвращением.

Лоле двадцать два, и она любит с лёгкой ухмылкой вспоминать прошлое, в котором она звалась Лолитой. Лола вспоминает, чего же она тогда хотела для себя двадцатилетней, и от этого ей становится горько и тошно. Лолита мечтала о безумстве, Лола же, в свою очередь, мечтает о тихой семейной жизни.

Колонки и радиоприёмник пытаются перекричать друг друга, металлический голос врывается в известную музыкальную композицию. Лола уже давится вином и закуривает сигарету, кашляя от запаха едкого дыма. Она подпевает исполнителю, хотя не имеет ни слуха, ни голоса. Пение Лолы похоже на карканье вороны, хотя самой ей оно кажется ничем не хуже, чем у певца.

Когда-то Лолита, не Лола, мечтала научиться петь и выступать на концертах, исполняя незайтеливые песенки собственного сочинения. Лола же смеётся над этим, поражаясь своей прежней наивности.

«Я мечтала стать певицей, а стала никем», — однажды сказала она очередному любимому, что принес ей оранжевый георгин и плитку белого шоколада, что Лола просто ненавидела. Любовник ушёл через полтора часа, а шоколад до сих пор лежит у Лолы в тумбочке, хотя у него уже давно истёк срок годности: всё не решается выкинуть, надеясь, что пригодится однажды.

Лоле сейчас плевать на то, что под дверью кричит соседка и просит выключить музыку или хотя бы сделать её тише. Она настойчива, раз уже минут пятнадцать стучит своими маленькими кулачками в дверь, хотя знает, что Лоле нет до неё дела. Впрочем, Лоле нет дела ни до чего, что говорить уже о надоедливой соседке. Но, наконец, даже ей надоедает просить Лолу о чём-либо, и она оставляет её наедине с колонками и приёмником.

А Лола вновь мечтает о том, как ей будет тридцать пять и что её вновь будут звать Лолитой. Певец с диктором увлечённо перебивают друг друга, говоря каждый о своём. Радиоприемник громко уговаривает оставаться ничем, и Лола давит ухмылку, наливая себе пятый, кажется, бокал за вечер. Да, именно никем она и остаётся пятый год кряду! Бутылка угрожает закончиться, женский голос из колонок орёт про повиновение. Лола глотает третье таблетку ЛСД кряду.

Лоле двадцать два, и она мечтает стать счастливой. Но к утру Лола начнёт синеть.