Сыны Всевышнего. Глава 51

Глава 51. Товарищество с безграничной ответственностью


Ближе к вечеру дом и сад начали потихоньку заполняться людьми. Сначала на дорожке, ведущей к калитке, появился Аверин: уставший, рассеянный, тихий. Радзинский перехватил друга на полпути к дому и повёл к крыльцу, заботливо поглаживая его по спине. До Романа донеслись низкие раскаты дедовского смеха и его радостный голос, вещающий приятелю что-то неразборчивое. Пока Роман со смутным чувством тревоги глядел им вслед, сзади незаметно подошёл Ливанов, нагруженный какими-то свёртками и пакетами.

– Шалом. – Взгляд у него был виноватый, но улыбка – слишком лукавая. – Поможешь? – Ливанов кивком головы указал Роману на свою ношу.

Роман нахмурился и безразлично пожал плечами.

– Муван (1). Просто выложи всё на стол. Я мигом: переоденусь, и мы разберёмся со всем этим. – Ливанов бодрой, энергичной походкой направился к крыльцу, взлетел по ступенькам и скрылся за дверью.


1 Понятно – (иврит).


Вернулся он и правда очень быстро, ловко повязал фартук и принялся уверенно отдавать Роману чёткие команды. Весь последующий час Роман то мыл в десяти водах виноград, то старательно тёр сыр и измельчал орехи, которые затем тщательно распределял по поверхности тонкого армянского лаваша, чтобы посыпать всё это сверху мелко нарезанной зеленью. Рулет Ливанов, оторвавшись ради этого от мангала, скатал сам, нарезал его на кусочки и отправил ненадолго в духовку.

– Может, ещё фаршмак сделаем? – подмигнул он, встряхивая кудрями.

– Ненавижу рыбу, – мрачно отозвался Роман.

– Слушай, Шойфет, а на кого ты не обижен? – вдруг широко улыбнулся Ливанов.

Роман от неожиданности чуть не отхватил себе полпальца: он чистил картошку – первый раз в своей жизни – и любые волнения в таком тонком и важном деле были сейчас для него лишними. Он яростно сверкнул чёрными глазами и, гордо подняв свой царственный нос, надменно отчеканил:

– Вас не должно это волновать. Я думаю, будет правильно, если Вы сосредоточитесь на тех конкретных проблемах, которые касаются непосредственно нас двоих.

– Потрясающе, Шойфет! – восхитился Ливанов. – А на «бис» сможешь?

– Вы меня кинули, – игнорируя насмешку, припечатал Роман обвиняющим тоном.

– Да, брось! – Ливанов покровительственно потрепал его по волосам. – Есть же у тебя совесть! Я думаю, ты прекрасно понимаешь, что отсутствие полной информации не может позволить тебе сделать правильный вывод относительно моих поступков.

– И по чьей же милости я практически ничего не знаю? – прошипел Роман.

– Ром, – Ливанов взял его за плечи и проникновенно заглянул в глаза, – ну я же обещал, что, как только мы встретимся, я тебе всё расскажу! Я не виноват, что ожидание затянулось. Босса своего слишком догадливого благодари.

При упоминании о Рудневе Роман помрачнел и опустил голову. Он так и не разобрался до сих пор, зачем рвался утром в реанимационное отделение: то ли убить шефа, то ли убедиться, что с ним всё в порядке.

– Здравствуйте, молодой человек! Искренне рад Вас видеть, – раздался за спиной надтреснутый голос Мюнцера.

Роман вскочил с табуретки и поспешно вытер руки о фартук.

– И я очень рад, – чистосердечно заверил он, пожимая тонкую старческую руку. – Когда Вы приехали? Я не видел, как Вы входили.

– А вот, мальчик нас с Колей привёз, – Мюнцер ласково улыбнулся Ливанову. – Я Вас, честно говоря, тоже тогда не заметил. Мне только сейчас Викентий сказал, где Вас искать. Однако не буду вас отвлекать, молодые люди! Вы в отличие от меня тут делом заняты… – И Мюнцер неторопливо удалился по направлению к террасе.

– Мальчик?! – тихо фыркнул Роман, с недоумением глядя древнееврейскому чуду вслед.

– Да для него и Николай Николаевич – мальчик, – старательно сдерживая смех, прошептал в ответ Ливанов. – Он только так у Радзинского и справляется: «как там наш мальчик?» – об Аверине.

– А как же он меня тогда называет? – поразился Роман.

– Ребёнок. «Как там дела у ребёнка?»…

Роман не выдержал и захохотал. Ливанов с удовольствием разделил его веселье. Пока они дружно всхлипывали от истерического смеха, у калитки остановилась солидная чёрная машина, из которой вышел сурового вида дяденька в строгом костюме. Внимательно оглядевшись по сторонам, он открыл заднюю дверцу и помог выбраться на свет Божий какому-то важному, холёному господину в очках.

– Ба! Гоша! Чего ж без мигалки-то?! – раздался насмешливый голос Радзинского: Викентий Сигизмундович вальяжно шагал по дорожке навстречу гостю.

– Да тут мигалкой только гусей пугать! – махнул рукой чиновный господин, обнимая подошедшего деда.

Пока они дружески похлопывали друг друга по спине, подъехала ещё одна машина. Подтянутый мужчина с коротко стрижеными седыми волосами присоединился к тёплой компании у калитки. Следом за ним из того же автомобиля, зевая и протирая сонные глаза, выбрался Женечка Панарин.

Роман вздрогнул и с тревогой взглянул на Ливанова.

– Всё в порядке, – заверил тот. – Вот этот, седой – он главврач той больницы, где Панарин теперь работает. Они с Радзинским, по-моему, ещё со школы знакомы.

А народ у калитки всё прибывал. Откуда-то подошли две женщины: одна – маленькая и тоненькая – в длинной-предлинной юбке и тщательно повязанном платке, из-под которого выбивались волнистые седые волосы; другая – высокая, в светлом брючном костюме, с короткой, но при этом женственной стрижкой. Они пришли под руку, как будто гуляли и случайно проходили мимо.

Радзинский любезно целовал дамам ручки, распахивая перед ними калитку, когда рядом заворчало такси. Как из волшебного сундука – не хватало только клубов бутафорского дыма – из него появился худой и мрачный тип в расстёгнутой на груди чёрной рубашке. Смуглое лицо с тонким, хищным носом и густые чёрные волосы выдавали в нём кавказца. Он сделал знак шофёру и тот извлёк из багажника целый ящик вина. Бутылки солидно звякнули, развеселив окружающих.

Как среди гостей появился почтительный и сдержанный «китаец» Алексей, Роман пропустил. И откуда взялась смешливая темноглазая женщина с целой корзинкой пирогов он тоже не заметил. И ещё с десяток незнакомых колоритных личностей просочились в сад совершенно незаметно. Откуда-то принесли столы и стулья, развесили на ветках китайские фонарики и спрятали матовые светильники в траве. Правда, было ещё светло, и вся эта иллюминация ждала своего послезакатного часа.

От присутствия всех этих людей было странное ощущение – как будто воздух вокруг сгустился. Роман закрыл глаза: в голове гудело, сильно давило на виски, сердце словно стиснула горячая ладонь. Кто-то заботливо подвинул ему кресло, взял его за руку и стал нежно поглаживать большим пальцем запястье.

– Сейчас пройдёт, – уверенно шепнул ливановский голос.

– Пройдёт – что? – мрачно поинтересовался Роман.

– Избыток энергии на тебя давит. Скоро привыкнешь.

– А надо? – попробовал пошутить Роман.

– Ну, это тебе решать! – серьёзно ответил Павел Петрович.


***
Когда исчез Ливанов, сунув ему в руки стакан с минералкой, Роман не заметил. Но долго скучать в одиночестве ему не пришлось.

– Привет. Меня зовут Чика. Чингиз. – Перед креслом остановился тот самый «факир», который так эффектно подкатил с ящиком вина на такси. Он был старше Ливанова: жилистый, неулыбчивый и слегка опасный. Глядя на него, Роман ощутил бодрящий выброс адреналина.

– Роман. – Он встал, чтобы пожать протянутую руку, но едва их ладони соприкоснулись – рывок – и они вдвоём стоят перед невысокой кирпичной стеной.

– Я просто хочу тебе показать, – намётанным глазом быстро оценив степень готовой к применению романовой агрессии, примирительно сказал Чингиз. – Смотри.

Роман проследил за движением его руки и увидел простирающийся за оградой сад. Поблизости не было высоких деревьев: вдоль вымощенной белыми плитами дорожки росли сотни розовых кустов – преимущественно алых. Через секунду Роман обнаружил, что они уже идут по направлению к белоснежному мраморному павильону, в центре которого журчит золотой фонтан в виде чашечки какого-то красивого цветка – то ли лотоса, то ли всё той же розы.

Ступив под своды этого сооружения, Роман засмотрелся: разноцветные, похожие на северное сияние всполохи скользили по гладким белым стенам, высоким колоннам, отражались в хрустальных струях тихо поющей воды.

– Что скажешь?

– Чего-то не хватает, – пробормотал Роман и тут же снова увидел под ногами траву, позлащённую вечерним солнцем, и покачивающийся перед самым носом красный китайский фонарик.

– Извини. Я должен был убедиться, – лаконично объяснился Чингиз и мгновенно ретировался.

– Он тебя не напугал? – Сзади тихо возник Аверин и участливо приобнял Романа за талию. Глаза учителя вдохновенно сияли совсем как в том воспоминании, которое Роману удалось подсмотреть в голове у Радзинского. Роман даже загляделся: такое одухотворённое было сейчас у Аверина лицо, и каждая чёрточка как будто тонкой кисточкой прописана, как на иконах.

– Скорее разозлил, – сдержанно ответил Роман.

Аверин тихонько фыркнул:

– Рудневская школа!.. – и отпил чего-то искрящегося из высокого бокала.

– Может, Вы объясните, чего он от меня хотел?

– Скорее всего, он предлагал тебе своё знание. Я краем уха слышал, что тебе оно показалось недостаточным? Ничего удивительного! Суфийский путь не для тебя…

– Он суфий?

– Он ученик. Очень преданный ученик. Кешу с наставником Чингиза связывают давние и крепкие дружеские отношения. У него вообще довольно много друзей среди мусульман: арабов, иранцев, сирийцев, кавказцев… Я думаю, тебе, как и Ливанову, следует уделить особое внимание этому направлению. Пойдём к столу! – он потянул Романа туда, где раздавались голоса и весёлый смех.

Роман послушно последовал за ним, попутно отмечая, как необыкновенно молодо выглядит этим вечером Аверин: в белых брюках и синем приталенном пиджаке, без галстука, с вольно расстёгнутым воротничком рубашки он смотрелся вообще юношей. Внезапно Роман понял: на Аверина тоже влияет скопление в одном месте …хм …кого – магов? экстрасенсов? Только он, в отличие от Романа, купается в этом ощущении, как дельфин в водах ласкового моря и никакой избыток энергии на него не давит.

– А все эти люди… что именно их связывает? – подал голос Роман.

Аверин беззаботно рассмеялся.

– Если бы это было так легко объяснить! – Он остановился под вишней, в листве которой прятались мелкие зелёные ещё ягоды, и помолчал немного, поглаживая пальцем бокал. Лицо Аверина в бронзовых бликах заходящего солнца завораживало своей скульптурностью. – Когда мы с Кешей познакомились, – с улыбкой продолжил учитель, внимательно изучая при этом взглядом каждую чёрточку лица собеседника, – нам казалось, что мы с ним одни такие в целом свете.  Мы, знаешь, как друг за друга держались! Я бы скорее согласился, чтобы мне руку отрезали, лишь бы его не потерять!..

Роман слушал, боясь лишний раз выдохнуть, чтобы не спугнуть непривычную откровенность Аверина – или он всегда был такой? Просто Роман и не общался с ним толком…

– Рано или поздно духовная практика подводит человека к порогу, переступив который, он обнаруживает сотни, тысячи таких, как он, – светясь от ничем не замутнённого счастья, продолжал Николай Николаевич. – Вот ты спрашиваешь, что нас всех связывает. И, наверное, подразумеваешь существование некой организации. Увы! Ничего, что напоминало бы масонскую ложу или тайный орден… Понимаешь, любая организация имеет тенденцию вырождаться. Всегда. Но сознательным людям не нужны внешние стимулы и формальные рамки, чтобы выполнять свою работу.

– Какую работу?

– Есть Промысел. Понимаешь? Чем безупречнее мы его выполняем, тем чище результат. Достигший определённого развития человек уже не делает ничего по своему почину. Каждый действует в рамках своей миссии, выполняя свою жизненную задачу. Но от того, справится ли он, зависит и общий итог.

– А как узнать, какой он – Промысел?

– Расти, Рома, – тихо засмеялся Аверин. – И всё узнаешь. Я имею в виду духовный рост, конечно.

– Ну вот! Только всё стало проясняться, как Вы опять начинаете нагонять туману! – с досадой воскликнул Роман.

– Извини, Рома. Я просто устал, – душевно улыбнулся ему Аверин, снова прикладываясь к бокалу. – И потом: чтобы получить нужные ответы, необходимо задавать нужные вопросы. Потому что, если ты не в состоянии задать правильный вопрос, ты не сможешь вместить ответ.

– Я чувствую себя Алисой в Стране чудес, – недовольно пробормотал Роман.

Николай Николаевич звонко расхохотался.

Откуда-то из-за кустов вынырнул Радзинский.

– Коля! – он подхватил Аверина под локоть. – Этот чернокнижник тебя обижает? – нахмурился он и сурово зыркнул в сторону Романа. – Хочешь, я ему настроение испорчу?

– Нет, Викентий. Я хочу, чтобы ты крепко взял его за руку, усадил рядом с собой и хорошенько бы за ним присматривал, – строго ответил Николай Николаевич и тут же засмеялся. – Что это? – он погладил, висящий на шее Радзинского длинный шёлковый шарф с необыкновенно тонкой изящной вышивкой. – Наверняка Аделаида тебя осчастливила? И – вне всякого сомнения – ручная работа. Кашмирская? Пенджабская? Мумбайская?.. Как ей удаётся делать покупки, не выходя из Нирваны? Ты не спрашивал?

– Коля! – укоризненно пробасил дед. – Ну почему ты так предвзято к ней относишься? – И он осуждающе поцокал языком, умело скрывая рвущийся наружу смех.

– А как мне ещё относиться к человеку, который уже больше десяти лет упорно называет тебя Иннокентием? А уж после того, как она явилась на защиту моей докторской босиком и в какой-то пижаме «дизайнерской» работы, я имею полное право озвереть.

Радзинский крепко прижал Аверина к себе и расхохотался-таки, всхлипывая ему в макушку.

– Но шарфик-то всё-таки красивый! – отсмеявшись, расправил он злосчастный подарок.

– И крепкий, – согласился, смахивая слёзы, полузадушенный, раскрасневшийся Аверин, впечатанный в широкую грудь Радзинского. – Я буду им тебя к стулу привязывать, когда ты в очередной раз попытаешься вытрясти из меня лишнюю информацию…

Продолжая от души веселиться, они с двух сторон подхватили Романа под руки и повлекли вглубь сада, где под звуки гитарных струн мирно общались их загадочные гости.

За столом Радзинский увлечённо любезничал с дамами, сыпал анекдотами, тостами и комплиментами, не переставая при этом усердно потчевать Романа и отвечать на ехидные замечания Аверина по поводу его завидной активности. Роман, который обнаружил, что и в правду уже проголодался, не препятствовал Радзинскому терроризировать себя с гипертрофированным «демьяновским» гостеприимством. Он, не торопясь, пробовал всё, что дед подкладывал ему в тарелку и хищно поглядывал в сторону Панарина, с которым ему ужасно хотелось побеседовать.

День, между тем, кончался. В небе таяла алая полоска заката, а над ней проплывали розовые облака в сиреневом небе. Оглушительный  стрёкот кузнечиков торжественно сопровождал неторопливый ход небесной феерии. Молчать в надвигающихся сумерках было очень уютно, хорошо и как-то правильно. И Роман молчал. Наблюдал безмолвно, как гаснут в небе все оттенки цвета нежных цветочных лепестков и облака становятся похожи на серый пепел прогоревшего костра. Вот уже зажглись тёплым красным светом китайские фонарики в листве, а среди травы глазами испуганной глубоководной рыбы вытаращились круглые, белые светильники. Роман решил, что пора выходить на охоту и незаметно выскользнул из-за стола.