Губернский вестник

               
                "Губернский вестник"

        ( На фото: рисунок Нурхатима Бикулова. Андрей Демидов)

   После разгрома путча атмосфера в городе стала иной. В людях, хотя бы на время, исчез страх. Проходили стихийные митинги, демонстрации. Все высказывали негодование по поводу подлых заговорщиков, вспоминали трясущиеся руки Янаева на знаменитой пресс конференции, спорили: причастен ли Горбачев или сам жертва собственных холуев?  У меня самого  дня три было ощущение победы над тоталитаризмом и большевизмом. Однако вскоре я увидел, что все те же аппаратчики, пусть и выбросившие партбилеты , сидят на всех местах. Перекрашенный забор сути  общества  не меняет. Горькая истина. Однако ветер перемен залетел  и к нам в провинцию.
  В Самаре начали появляться новые газеты. "Губернский вестник" возглавила Антонина Хатымовна Верченова, которая со своей помощницей Ириной Лукьяновой занимала небольшую комнатку в бывшем театре- варьете "Аквариум" братьев Ивановых, а при советской власти театре Юного зрителя.  Мы с  Авдеевым пришли к этим особам и предложили сотрудничество. Редактор Верченова  предоставила  возможность вести рубрику под условным названием "Самарские новости".
    Мы решили делать весело с огоньком. Миша собирал факты, а я их обрабатывал в юмористической форме.  В духе традиций "Кредо" мы писали о чем угодно и о ком угодно, не взирая на лица и должности. Доставалось и чиновникам, и демократам, бизнесменам, полицейским и простым обывателям.  В городе нас стали читать, мол, что на сей раз, чьи кости перемыли? В это время  неформалы получили дом на улице Венцека под партии и общественные объединения, так называемую "Политизбушку". Ее возглавил Юрий Шишелов.  Миша, как представитель Консервативной партии Льва Убожко, имел свою коморку  и  постоянно там тусил, а потом рассказывал о происходящем.  На следующий день все коллизии оказывались на страницах газеты.
    Мы веселились, а у кого-то это вызывало страшное раздражение. Оказалось, что на  деле демократы вовсе не готовы к свободе слова. Нам заявляли, мол пишите о Ленине, Сталине, а нас не трогайте, однако мы с Михаилом не унимались.   Ответная реакция не заставила себя ждать. В одном московском   бюллетене, издававшемся бывшим самарским диссидентом Виктором Рыжовым-Давыдовым появилась информация, что я создал в Самаре клуб  "голубых". На мой адрес стали приходить  журналы ЛДБТ  сообщества. Тут как раз в город приехал сам Давыдов вместе с Мариной Евгеньевной Салье, возглавлявшей Питерскую Свободно-демократическую партию.   Московские гости выступали в  актовом зале университета по поводу перспектив русского либерализма. На первом ряду сидел и аплодировал Ленар Васильевич Храмков, который в 1976 году лично выгонял врага народа студента  исторического факультета  Рыжова  из этого же учебного заведения. Лицемерие  потрясало.
     Я встретился с Виктором, и тот долго извинялся за  неверную информацию о якобы моем участии в "голубом движении"  и обещал разогнать местных корреспондентов. Однако мне  эту  работу директор Информационного  бюро  не предложил, хотя прекрасно знал о журнале "Кредо".  Более того, Ирина Воеводина училась с Рыжовым на одном потоке и сидела за одним столом. Однако парень , недавно вернувшийся  из-за границы с радио Свобода сказал сакраментальную фразу , мол вы не наши люди.  Запомнился такой факт. Рыжов попросил Авдеева как краеведа компоновать по темам  всю местную прессу, а потом привозить к нему в московский офис за определенный гонорар. Счастливый Миша  собрал  целый чемодан и отвез. В холле  учреждения Рыжов-Давыдов забрал все газеты и сказал, что сейчас вынесет деньги. Бедный Миша сидел несколько часов, а прорваться не мог, так  как  на вахте стояла охрана. Не солоно нахлебавшись, Авдеев вернулся в Самару злой и угрюмый.
      Ночью мы слушали  в квартире Авдеева  старые пластинки. Миша кричал в пустоту: " Как же так, ведь он  участвовал  в демонстрации 1976г как настоящий антикоммунист  и вдруг такое. Если  эти придут к власти, что же со страной будет?" Миша был мрачнее тучи и вдруг  в глазах его  проснулось солнышко. Оказывается он стал представителем Свободно-демократической партии в Самаре.  Мало того, у Авдеева появились два  соратника Володя Пахомов и Миша страхов. Теперь они вместе будут ходить на все городские мероприятия с плакатом "Вся власть Учредительному собранию". Мы с Ириной пожали плечами.
    Далее  наш поэт  поведал еще одну новость . Оказывается ,  после победы над путчистами, Авдеев стал посещать  собрания союза самарских писателей. " Ты же их не любил, говорил что они проповедуют шакалью идеологию ленинизма",- заметил я.  Миша возразил, мол они теперь другие и вообще с большевизмом покончено. Пора перестраиваться на мирные рельсы. Тут он достал толстую амбарную тетрадь и долго зачитывал  что, кто и когда сказал о стихах Авдеева.  Я слушал и удивлялся. Миша собирал чужие мнения как  ягоды в лукошко .Для него это было словно  откровения от Матфея. Поэт все принимал с чистым сердцем, открытой душой и говорил, что  будет работать над собой, ведь ему указали путь такие великие люди, как Сиротин, Лазарев и другие .Однако  я заметил странную вещь: все лучшие образы и строки   были раскритикованы жестко и безальтернативно, а слабые неточные моменты возносились до небес. Попытался  Михаилу обратить на это внимание, но тот так  возмутился и замахал руками, что я осекся. 
   Верченова предложила Авдееву как знатному краеведу вести историческую рубрику. Первым делом была напечатана статья из "Кредо" "Эх, Самара-городок", которую потом перепечатали почти все местные газеты. Миша ходил по изданиям и пытался получить  справедливый гонорар, но ему говорили, а мы, дорогой товарищ, за перепечатки не платим. Верченова же заплатила:
  " Эх, Самара- городок! Какое это было чудо. Самару называли маленьким Парижем, культурным и торговым центром Поволжья. В городе действовало множество гимназий и училищ, в которых квалифицированные педагоги воспитывали высокообразованных граждан России. Естественно классные дамы   не рассказывали  ученикам кровавых сказок типа "Манифеста коммунистической  партии", и законоучитель проповедовал  веру в Бога, а не в Ленина.
  А как вкусно питались гимназисты... Когда ребенок шел в гимназию княгини Хованской (на улице Заводской, ныне школа №13 на улице Венцека) или в гимназию Нины Андреевны Хардиной ( на улице Дворянской, ныне школа № 15 на улице Куйбышевской) родители давали ему на завтрак полторы копейки. Копейку стоила сдобная булочка с маком, курагой, изюмом, пастилой и так далее, а пол-копейки(грош) стоил стакан парного молока, которое в гимназию привозила молочница. Цены вообще отличались доступностью. Около входа в Струковский сад продавали пирожки с семгой, и цена их - 3 копейки была столь невелика, что ее не пугались даже нищие.
  Рыба же продавалась вдоль всего берега Волги, на пристанях, на городских базарах. Но самые лучшие волжские дары приобретали в магазине Заломова на Дворянской (улица Куйбышевская), чья фамилия увековечилась в названии сельди "залом". Вобла продавалась со скидкой. Тем, кто брал больше десяти фунтов, делали уступку 50 процентов. Точно также продавали раков. Если пива брали больше ведра, то опять-таки в пол цены. Пивом торговали повсеместно. По желанию  заказчика его доставляли на дом. Жигулевский "Экспорт" считался лучшим в мире и по популярности и качеству затмевал знаменитый "Проздрой". Жигулевский пивоваренный завод фон  Вакано имел знаменитую кухмистерскую, которая помещалась на улице Алексеевской(ныне Красноармейской), недалеко от Струковского сада. Туда по подземным путепроводам пиво поставлялось несколько сортов. Посетителям кухмистерской к пиву предлагали воблу и раков в неограниченном количестве.
   А какой вкусный выпекался у нас хлеб! Его замешивали из муки высшего качества. Из нее же выпекали огромное количество всевозможных булочек, плюшек, витушек, кренделей, бубликов, которые продавали на  всех базарах и улицах всевозможные коробейники. Самарская губерния считалась экспортером хлеба номер один, продавая хлеб во все страны Европы.
    Особенно славились шоколадные конфеты фабрики фон Эйнема  и его горячий шоколад. А какова была культура обслуживания публики! О, она была так высока, что нам, нынешним, и не приснится. В банях Чаковского или Кошелева прямо в номера подавали все то же пиво с прозрачной воблой и раками, всевозможные вина, водку, чай с медом, вареньем, шоколадом. Как элегантно входил банщик в номер и, ставя пышущий самовар на стол, говорил: "Чайку, пожалуйста, господа! С легким паром!"
   Как людям хорошо оплачивали их труд. Кассир, например, в бане Кошелева, продававший билеты, получал такое жалование, что мог на него прокормить семью из десяти человек. Его жена, естественно, не работала и занималась воспитанием детей.
  "Эй, прокачу!",- кричал извозчик, а их-то в Самаре было полным- полно. "Эх, прокачу! Садитесь, барин! С  ветерком! Но-о". А как приятно и радостно ехать на извозчике по вечерней Самаре. Прекрасные особнячки, ухоженные и чистые, маленькие церквушки и  величественные соборы - все это, освещаемое  мягким светом фонарей, радовало глаз.  И стучали колеса по булыжной мостовой  по Дворянской, Панской, Саратовской, Почтовой, Сенной, Соловьиной.
  В Самаре были лучшие в провинции театр, музей, публичная библиотека, знаменитый цирк "Олимп".  В Самаре рисовали Репин и Васильев, пели Шаляпин и  Собинов, писали Лев Толстой и Сергей Аксаков. Самарские купцы финансировали развитие культуры, меценатствовали,  занимались благотворительностью.  Особенно славились больницы Шихобалова и Аржанова, богодельня  купчихи Саниной. В Самаре открылась вторая в России пастеровская станция в Земской больнице. Местная интеллигенция : В.О. Португалов, Ю.К. Боде, А.Н. Хардин, В.И. Анненков и другие вместе с городским  Головой Петром Владимировичем Алабиным много сделали для  развития культуры, науки и просвещения нашего города. Вот какая она, Самара, которую мы потеряли.
   Я ходил по городу со многими, кто его знал и любил. Впитывая рассказы старожилов, любителей-фанатиков, благородных  знатаков, мне все время хотелось молиться, гуляя по Самаре. Бродил по городу с Олегом Сергеевичем Струковым. И его Самара пестрела разнотравьем архитектурных стилей, играла резьбой наличников, витийствовала решетками балконов, дышала изяществом эркеров.
   Гулял по улочкам с Александром Константиновичем Ширмановым. И его Самара говорила со мной стихами, шумела спорами читающей интеллигенции, бурлила книжными развалами и встряхивала пылью архивов. Я вдыхал Самару вместе с Леонидом Львовичем Беленьким. И его город говорил со мной языком одесских  биндюжников, хохмил  с бердичевским акцентом, а  Дворянская становилась чуточку похожей на Дерибасовскую. Вот с какими людьми довелось мне ходить по Самаре."( https://vk.com/audios236769689)
    Помню Антонина Хатымовна  после этой публикации мне говорила, что если Миша и дальше будет держать такой уровень подачи материала, то это очень хорошо и можно поднимать тираж.  Однако получилось следующее.  Авдеев был прекрасный рассказчик, собиратель устных историй, но для краеведения требовалась работа  с архивными документами, а это, увы. Михаил пошел по простому пути. Он стал перечитывать коммунистические книги и  разворачивать факты в обратную сторону.  Например, если   в истории самарской РСДП(б) говорилось, что в Общественном собрании  ленинцы раскидали листовки, а в Волго-Камском банке полиция арестовала счета большевиков, то Миша писал примерно так:  шакальи клыки коммуняк протянулись к зданию Общественного собрания угол Дворянской и Почтовой... доблестная полиция финансовым кулаком ударила по кровавым  вампирам марксизма, арестовав денежные вклады, полученные путем сталинских эксов...здание  Волго-Камского банка с его грифонами было очищено от грязных денег авантюристов...
    Антонина Хатымовна схватилась за голову, жалуясь мне, что такое печатать нельзя, а читатели ждут реальных  краеведческих материалов.   Я сказал, что это не проблема. Ирина Юрьевна Воеводина к.и.н.  старший преподаватель кафедры политологии политехнического института имеет право работать в самарском государственном архиве, что на Молодогвардейской (Соборной). На том и порешили.
     Ирина после лекций и семинаров  ходила в архив каждый день. Мы составили примерный список тем, начали конечно с жигулевского пива, чей бренд известен на весь мир.  Далее пошли по напиткам: самарский чай,  минеральные воды и лимонады, ликерка  и ее продукция.  Потом   стали рассказывать  о конфетных  магазинах и производствах, о колбасах, фруктах. Чем дальше мы копали, тем больше возникало тем. Заинтересовало  мукомольное производство и сорта  пшеницы  и виды муки.  Факты поражали. Самарский   рынок влиял на мировые биржевые хлебные цены. Волжская  пшеница поступала ко двору английской королевы,  а британские  колониальные товары заполняли    местный рынок.
     Прошлые поколения, созидатели земли русской стали подниматься из небытия.  Мы узнавали сотни фамилий купеческих династий : Мясниковы занимались рыбой, Рыбниковы мясом, Шихобаловы  зерном, Курлины салом, Ильины  производили кирпичи, Челышевы строили дома, Лебедевы варили чугун,  Журавлевы налаживали станки, фон Вакано варили пиво... Вся эта деятельность давала такой прирост национального валового продукта, что Самару называли русским Чикаго, а рубль становился самой твердой валютой в мире. Так город стал называться Купец на Волге.
  В праздничный новогодний номер "Губернского вестника" от января 1992г. мы написали специально мистическую статью о самарских привидениях.  В основе материала был рассказ о том, как  втроем с Мишей ходили ночью на знаменитую дачу Головкина со слонами. Местные жители  уже много лет рассказывали, что в полуразрушенном особняке купца и художника поселилась нечистая сила, которая воет и хлопает окнами. В два часа ночи со свечами бродили по пустому зданию. На стенах увидели кресты, нарисованные мелом и сажей. Действительно, казалось, что кто-то ходит на вернем этаже, скрипели половицы,  сквозь стены шли звуки, похожие на вой. Константин Павлович Головкин построил свою виллу в Студеном буераке , ныне 4 просека из полого кирпича. Ветер попадал в пустоты и раздавался  странный звук, похожий на плач.  Стиль модерн и через сто лет продолжал удивлять. После публикации приходили родственники Головкина с протестом, мол чертовщины там никогда не было. Они жалели, что  стражи дачи каменные слоны не напали на авторов и не выбросили их  с обрыва в Волгу.  Мы не обиделись, так как  главной задачей статьи было обратить внимание на ужасное состояние архитектурного памятника , шедевра волжского модерна. Все наши статьи прекрасно и со вкусом оформляла художница Елена Стрельцова, которая в последствии уехала в Питер, оставив на память свои образы самарской старины.
     Мы с Ириной писали и писали, работали и работали. Остановится уже не могли. И в этот самый момент взлета  Верченова  сказала, что переходит в корпорацию Федоров, а ему эти материалы не интересны. Рубрика была закрыта.  С Сережей Федоровым, у которого тогда была другая фамилия, мы учились в параллельных классах. Я спросил  Сергея, что он имеет против краеведения?  Тот ответил, что он,  как передовой процветающий  бизнесмен, устанавливающий  связи с Австрией прекрасно чувствует конъюнктуру. История Самары неконвертируема. Она интересна только узкой кучке стариков, а те  не хозяева земли и новой жизни.   Город давно забит приезжими, которым нет никакого дела до плесневых домов и разбитых, пахнущих кошками закоулков. Его  издательство будет  обращено к новой жизни,  солнцу, свету , к другим именам, которые   свершат  настоящие дела.
   Наша скандальная рубрика" Самарские новости" давно  стала занозой для редактора "Губернского вестника" и ее также  закрыли.