Чернильный человечек

На бескрайних просторах письменного стола, добротно сделанного старым мастером из столетнего мореного дуба, на самом его краешке, там, где дерево плавно переходит в потёртое зеленой сукно, сидел человечек весьма небольшого росточка и чесал перышком за ухом.

 Спиной он опирался на сделанную из каслинского литья огромную чернильницу, изображающую из себя избушку на курьих ножках, стоящую на лесной поляне, где то ли скакали, то ли плясали семеро чёртиков, что вносило некий дискомфорт в общую композицию, но картину сглаживало присутствие еще одного персонажа – русалочки с витиевато загнутым хвостиком, что делало пейзаж менее фантасмагоричным. Человечек, сдвинув черный до смоли цилиндр на затылок и продолжая чесать за ухом, внезапно поднялся и, откинув крышку чернильницы, исчез в её таинственных глубинах.

 В оставленную щёлочку он внимательно следил за тем, как к нему приближается тот, кто был хозяином этого бескрайнего стола и, кто уже много лет приходил сюда в одно и тоже время. Время, когда старинные напольные часы начинали играть мелодию забытого вальса, а вечернее небо наполнялось светом мерцающих звёзд.

 Взяв большие каминные спички и кашлянув, большой человек зажёг все четыре стеариновых свечи в бронзовом подсвечнике, потом закутался в теплый клетчатый плед и,кряхтя,сел в кресло с высокой резной спинкой и подлокотниками в виде львиных голов, с которых слетела позолота так давно, что никто уже и не помнил о её присутствии.

А потом начиналось то, что человечек ждал больше всего. Тряхнув длинными седыми волосами и, поправив треснувшие очки старик открывал чернильницу и, тщательно протерев ручку со стальным пером о фланельку, бережно опускал её вниз.

 Чернильный человечек ждал, когда перо опустится до конца и хлопал в ладошки. Чернила шли волной и обволакивали пёрышко со всех сторон, а потом быстро стекали, оставляя ровно столько, чтобы можно было написать целое предложение. Потом все повторялось вновь и вновь, пока рядом с хозяином стола не скапливалась целая горка исписанных листков. Тогда он вновь хлопал в ладошки и чернила внезапно заканчивались.

Сказочник, а так старика называли домашние, бережно собирал исписанные листки в стопку, складывал их на середине стола и, вздохнув печально, шёл к переливающемуся огоньками пламени камину, где раскурив трубку из верескового корня и закрыв глаза,начинал тихо раскачиваться в плетёном кресле качалке.

 В своих грёзах он сочинял новые сказки, а старые уже жили своей жизнью и переливались волшебными буквами смысла, которые дарили людям веру в то, что маленькая сказка всегда лучше большого романа. Да и кому в этом мире нужны большие романы, если в них нет хоть немного сказки?

Потом старик засыпал, а чернильный человечек, опустив крышку чернильницы и положив ручку в ложбинку, крадучись подходил к рукописям и приступал к тому, чего никогда не узнает тот, кто не писал пером и не обмакивал его в чернильницу. Он приступал к чтению. Человечек бормотал что-то вслух, попутно расставляя знаки препинания, а, иногда дополнял сказку нужным словом. Ведь так приятно помочь тому, кто верит в чудо и знает, что настоящие сказки пишутся только настоящими чернилами.

Закончив неотложные дела и загасив забытые стариком свечи, чернильный человечек, повесив свой цилиндр на хвостик русалочки, ложится на фланельку среди скачущих чёртиков и, сладко зевнув, засыпает. Ему тоже будут сниться сны и сказки, но не те, что написаны этой ночью, а те что только зарождаются в чутких снах старых сказочников и их еще нужно густо заправить добрыми героями, разбавить толикой изумрудной грусти и подсластить щепоткой пока ещё не сбывшихся желаний.

 А завтра он проснётся, сядет на край дубового стола и, облокотившись на старую чернильницу, будет ждать. Ждать новой сказки. Ведь добрые сказки не могут жить там, где их никто не ждёт.