Все на выборы - глава из книги Новый Брауншвейг

ГОСПОДА БЫВШИЕ ТОВАРИЩИ

      Покойников вы ещё не ставили! – Прокофий Сидорыч заявил партийцам с порога.
      Партиец, который помоложе, на Проху глазками заморгал.
      – Как это?
      – А так – молча!
      – Вы предлагаете, господин бывший товарищ, ставить покойников в гробу вертикально? На попа? Ха-ха-ха! – молоденький закатывается.
      Проха – в кулаки, я Проху за рукав придерживаю. «Не лезь!» – говорю, а смешливому партийцу вежливо объясняю:
      – Милый человек, не на попа, и не в гробу, а на должности государственные, чучело ты огородное! Неужто непонятно!
      Другой партиец – поумней и первый по чину – мысль схватил:
      – А что? Идея! У избирателя повальное недоверие ко всем здравствующим. А эти? Эти в Раю были. Эти честные, будет считаться, раз их туда приняли, обещаниями народ не обманут. Не подведут.
      Заместитель спешно уже поддакивает, идею руководителя расширяет:
      – Ага! Не подведут – ведь в Раю были. Не на базаре торговали. Молодёжи нашей вообще понравится, потому что кандидаты с Того Света. Для них чем страшней, тем лучше. Как раз мы планировали ужастики им показывать, чтобы привлечь.
      – Во-во, молодёжь на выборы потянется. Давай их в списки.
      Началась у нас с Прохой жизнь новая. Всё у нас есть. Деньги дают, в сауны мыться возят, девки нам спину мочалкой трут, массаж делают. Чистых на встречи с трудящимися доставляют. На «Мерседесе».
      По городу плакаты развешаны.
      Стоим мы с Прохой, бывшие покойники, в обнимку, и первый партиец с нами стоит посерёдке. Челюсть у Прокофия Сидорыча подвязана, а я улыбаюсь на всю катушку. Нарисовано красиво. Сзади новая Россия возрождается. Впереди вообще светлое будущее.
      Не хочешь голосовать, а как посмотришь на дивную картину... Да что и говорить, руки чешутся, урну ищут, куда бы бюллетень сунуть, а бюллетеней пока что не напечатали, урны через два месяца только завезут. Остаётся ждать и пить за здоровье Первого Партийца, и молиться, чтобы Проха и Тимоха до выборов опять не скончались, потому как жизнь у них сейчас хорошая.
      Прокофия Сидорыча приодели. Чёрный костюм в бюро ритуальных услуг новый справили. Рекомендательное письмо от Петра Архангела прилепили на лоб.
      Чёрным по белому Пётр собственноручно написал: «Забирайте обратно. Кандидат в Раю побывал – проверенный. В греховных деяниях не уличён, вёл себя подобающе обстановке, рекомендуем в Думу». Всё подлинное: и подпись, и печать посередине лба гербовая – всё как полагается.
      Лицо деду сажей намазали, чтобы ещё страшнее был. Под глазами синяков краской нарисовали, уши гуттаперчей нарастили – пусть электорат думает, что уши эти опухшие, и что на Том Свете они пожили, поэтому обмороженные, и что другого более подходящего покойника в Думу не найти. Зубы хорошие – золотые – вставили. Полотенцем челюсть к голове подтянули, чтоб не падала, а заодно чтобы дед помалкивал – мало ли чего покойничек скажет сгоряча, не подумавши.
      На Проху смотреть молодёжь валом валит. Девки размалёванные, в юбках короче некуда, с пупами голыми, пацаны наголо подстриженные – все, как на футбол, на встречу с кандидатом идут, всех желающих Пёровские залы не вмещают. Избиратели жвачками плюются, пузыри надувают, хором кричат не то «мяу», не то «вяу» и в ладоши над головами хлопают.
      Электорат расшевелили.
      От КПРФ часть избирателей откололи, в прогрессивное течение затянули. Старейшие коммунисты и те с палочками приползли на дебаты – и чтобы на бывших покойников посмотреть, спросить, как Там, и чтобы посоветоваться, как себя Там вести
      Они упрямые. Вечной жизнью уже интересуются, а на дебаты принесли прежние лозунги.
      Классовый Боец от них выставлен. Заготовленную речь лысый крепыш по бумаге читает.
      Наш Первый Партиец без бумаги языком хорошо работает, за троих план выполняет.
      Мы помалкиваем. Покойники молчать обязаны. Держимся скромно, с ангельским выражением в уголке сцены ликами отсвечиваем.
      Задача простая: стой смирно с честным лицом, подобающим покойнику. Улыбаться Партиец должен – опыта хватает. А ты, Проха, молчи в тряпочку, ты гляди, как бы классовый Боец тебя не признал.
      – Я в списке первый, – отвечает на вопрос Бойца наш Первый Партиец. – Эти господа, так сказать, бывшие товарищи Прокофий Сидорыч и Тимофей, простите, отчество я забыл. Петрович. Ага, Тимофей Петрович. Тимофей Петрович идёт вторым, а Прокофий Сидорович третьим.
      И вдруг слышу я: не то самовар пыхтит, не то чайник булькает. Оборачиваюсь: Проха-покойничек пробует освободиться от подвязки, как пёс лапами от ошейника. Закричать пытается, нервничает – подвязку ему на бороде клинит, уши гуттаперчевые мешают. Как медведь от пчёл отбивается, руками машет. И шипит: свою точку зрения на текущие события, наверно, излагает.
      – Что это он говорит? – шепчет на ухо мне Партиец.
      Я перевожу ему Прохину речь: «Когда мы в церкви у попа лежали, ты, Тимоха, после меня был. И на отпевание ты после меня в цинковом гробу, бесюга, записался. А в облаках, видите ли, уже впереди меня в приёмную комиссию пролез! Анчихрист! Мы бедовали, постничали, копейку трудовую берегли, а кто-то на мои денежки морду себе наедал, ещё и в санаторию съездил. Ежели мне сейчас третий номер на два не переправят, я тебе, Тимоха, пёс ты поганый, ноги твои кривые на шею намотаю – опять ты вперёд меня в списках проскочил!»
      – И что? – спрашивает Партиец. – На шею намотает?
      – Намотает! У него слово, как гербовая печать. Если кому пообещал что-то набить или намотать, будьте покойны, выполнит. Ещё и вам подзатыльников навешает как сообщнику. Меняйте очерёдность, пока не поздно, пока избиратели доклад не расшифровали.
      Небритый модник в полосатой футболке, стриженный под горшок, что в первом ряду у самой сцены с девкой обнимался, что-то понял и свою железную цепь – хорошую такую, может быть, антикварную, кованную при царском режиме – Прохе передал.
      – Дави его, Прокофий Сидорыч! – говорит небритый. – Он ведро огурцов унёс!
      Я бежать уже собирался от греха подальше, но, спасибо, девица, подружка небритого, тоже закричала – выручила меня, не то – попало бы крепко и дебаты мы провалили бы.
      – Проха, я рожу тебе ангела небесного! – заголосила голопупая. – Бери меня, Проха! На хрена тебе Валька из булочной сдалась.
      Покойничек наш с лица стерялся: покраснел, как живой. Заплевался он и цепку выронил, забыл, зачем антикварную железяку ему доверили. От девки крестным знамением прикрылся, слово на букву «б» тихонько повторяя.
      Пока у деда заминка тянулась, Партиец смекнул, что к чему, и без драки дело уладил: номера в списках переправил, микрофон у дедушки культурно отобрал, привязал челюсть к голове покрепче. Публику успокоил:
      – Покойники, слава богу, к новой жизни ещё не привыкли, во всём требуют соблюдать точность. Он, действительно, вторым в списках числится. А Тимофей Петрович – третьим. Нужно соблюдать точность и справедливость. Даже в мелочах. Наш принцип!
      Ничего себе мелочь! «Принцип»! Я только зубами скрипнул. Но смолчал. Третий так третий. Лишь бы деньги давали.
      Народ встретил сообщение о номерах одобрением. В ладоши громко захлопали. С задних рядов какая-то баба крикнула: «Проха, ты чемпион. Я тебя люблю».
      А девка с голым пупком, что возле сцены околачивалась, из виду пропала. Крестное знамение, что ли, подействовало – как испарилась. Полосатый ухажёр исчез тоже.
      Боец классовый на Проху переключился. Подойдёт и  в упор нагло его разглядывает, как бы изучает. То подвязку его щупает, а то и ко мне вдруг сунется – по сцене ходит, как у себя дома. Забыл Фома неверующий свою скромную классовую платформу – ведёт себя нахально.
      – Эге! Голубчик! Не ты ли месяц тому назад мне, – кровавую часть классовой стычки Боец освещать не стал, а свернул на политические рельсы. – не ты ли месяц тому назад за демократический выбор агитировал? Сегодня – за «Дом наш единый»! Покойнику надо смирно в гробу лежать, а не из партии в партию перескакивать.
      Партиец выдавил Бойца от микрофона. Вежливо так, тихонько его ногой на полметра сдвинул.
      – Господа, это просто, скажу прямо и честно, – произнёс он бодро, – товарищи покойники не смогли сразу сориентироваться в обстановке. Сами понимаете, три года всего как с Того Света пришли! Поэтому чуть не ошиблись в своём выборе. А теперь разобрались. Разобрались?
      – Разобрались! – отвечаю. – Нам с «Выбором» не по пути. Они ориентации меняют вообще всякие.
      – Вот-вот! – Партиец треплет. – Мы за «Наш дом единый». Ура, господа! Пришельцы из Рая с нами! Это гарантия того, что, голосуя за нас, вы не ошибётесь. Ура, господа.
      – Ура! – заорала публика. – Долой коммуняк!
      – Проха, ты чемпион!
      – Граждане! Товарищи! – вопил Боец. – Этот ваш смирный покойник месяц тому назад морду мою кулаком в кровь раздубасил.
      – И правильно! Бей коммуняк, Проха! – кричали девушки в коротких юбках, швыряя в коммуниста жвачки.
      Коммуниста и здесь чуть не побили. Он только головой качал. Палец к виску приставлял и гримасничал. Рассказывал молодёжи, что Рая нет.
      Никто, конечно, ему не поверил, и мы выиграли первый тур дебатов по очкам с большим перевесом.
      Нас – в ресторан. Пожурили Проху за излишнюю разговорчивость. Опять в баню свозили. В гостиницу привезли. От девушек мы отказались. Включили телевизор: наш триумф  освещают. Биографию разбирают. Ищут адреса прежнего места жительства. Нашли пять моих адресов, шесть Прохиных. Кругом родственники объявились.
      Некоторые избиратели с нами в гимназии учились ещё в тринадцатом году. Проха дружил  с будущим генералом Врангелем, а с Альфредом Розенбергом на одной парте сидел и тайком курил в туалете, оказывается. Писатель Тынянов списывал у Прохи сочинения.

      Кто бы мог подумать, что в такой солидной компании Проха получил образование, хорошо сочинения писал, а читать так и не научился – не Проха, а настоящий писатель.
      Боец классовый испортил настроение: попал в кадр.
      – Где они сидели, – сказал он телезрителям, – надо ещё разобраться. Этот, который постарше, который с подвязкой, сам говорил, что был в заключении. «Тебя бы туда закатать, куда Макар телят не гонял, где я срок мотал». Очередные аферисты на нашу шею.

      Спасибо, из кадра Бойца убрали. Нехороший он человек. Мы с Прохой только зажили.