Каменная Мессалина - Глава 2

Глава 2

Машина неслась по вечерним улицам, прочь с проклятого места. Преодолевая дрожь, Моника нажала на кнопку радио. Послышался пожилой голос.
- Трагедия человека не только в том, что он не способен определиться со своими желаниями, - вещал неизвестный философ. - Иногда люди страдают, потому что их истинные желания исполняются.
- Этого еще не хватало! - Моника выключила приемник.
Через пять минут ее авто стояло у богато украшенного лепниной здания конца 19-го века. Взлетев на крыльцо, женщина с силой потянула за ручку входной двери, и, вбежав в просторный вестибюль, очутилась у стола консьержки. За ним сидела дама с шиньоном лет сорока пяти в сером костюме. Моника вздрогнула, как ужаленная, и отскочила в сторону, к лестнице. Каблучки нервно застучали по ступенькам. Поправляя очки, консьержка провожала ее недовольным взглядом.

Поднявшись на второй этаж и открыв дверь, женщина поняла, что из-за волнения приехала не туда. Эту квартиру она делила с мужем, вечно находившимся в отъезде. Любовников она принимала в другой. Та двухкомнатная норка, расположенная в сомнительном районе на окраине,  досталась ей в наследство от дяди. Моника сразу оценила достоинства новой недвижимости – удаленность от центра и отсутствие проклятой консьержки. Квартирка прошла ремонт, избавилась от старой мебели и от всего, что не соответствовала духу храма Венеры. Там поселилась любовь.
- Коварство и любовь! Измена и любовь! – хихикала кокетка.
Не то чтобы муж ничего не знал о дядиной квартире. Нет, он был четко проинформирован о наследстве. Однако его робкое предложение продать ненужную собственность встретило решительный отпор. Было заявлено, что недвижимость будет сдаваться, что найден съемщик  - родственница Анны (об этой Анне мы скоро многое узнаем), и что ремонт проводится в интересах новой обитательницы. Конечно, никакой родственницы стены апартаментов не увидели, но на просьбу рассказать о денежных поступлениях с квартирантки Моника могла дать правдоподобный ответ. Средства, действительно шли. Ежу понятно, что непосредственно от Анны в обмен на право пользоваться помещением в том качестве, в каком его использовала Моника.

Итак, женщина вошла в прихожую. Сменив туфли на плюшевые тапочки с мордочками зайцев, она миновала просторную комнату - почти залу, - спроектированную словно ради снобизма, прошла в убранный со вкусом салон и остановилась у двери кабинета мужа. Дверь была заперта перед отъездом хозяина, не допускавшего в святая святых решительно никого. Супруг объяснял свое поведение боязнью горничной.

Постояв у запертой двери, Моника повернулась к окну. Рядом с ним на тумбочке стояла лакированная шкатулка. Тут же возвышалась главная достопримечательность салона - гранитная колонна, высотой где-то по грудь, увенчанная мраморным бюстом. Хотя бюст напоминал Фрейда, на нем значилось “Платон”. Середину комнаты занимал журнальный столик с двумя креслами. На стене между сервантом и антикварным  зеркалом висел большой черный экран.
Помимо таинственного кабинета в салон выходили кухня, спальня и детская. Детская была пуста. Моника родила девочку через год после выхода замуж и страшно ее любила: катала на деревянной лошадке, покупала конфеты, раз даже пыталась читать книжку... Впрочем, ребенка забрала к себе свекровь, не переносившая Монику на дух.
- Эта шалава наставит тебе рога, - твердила свекровь мужу. - Как выставишь ее вон, ребенка ни за что не отдавай. Сам не захочешь, так я отсужу. Пусть продолжает наш род.

Оглядев салон, женщина вошла в спальню. Да, эта комната знала минуты неги, ее стены видели исступление. Добрую треть помещения съедал гигантский одр любви - двуспальная кровать под старину. Под слоем простыней лежал ортопедический матрас, чуть менее упругий, чем семь лет назад, сразу после покупки, зато многое изведавший. Пластиковые пружины запечатлели все этапы отношений Моники с мужем. В самом начале - обоюдную страсть. Если точнее, неподдельную страсть супруга и более-менее удачные попытки имитации со стороны дамы. Далее - безответные порывы мужчины, бывшие тем неистовей, что несчастному грезилась возможность еще чуть-чуть и довести избранницу до прежнего экстаза. Наконец, постельный цинизм - это когда оба делают вид, что им нравится.
Нет, муж почти не заглядывался на других женщин. С ним произошла метаморфоза, обычная для людей его круга: делец постарел (больше, чем на семь лет из-за постоянного напряжения), заметно потолстел. Нервы, измотанные управлением Фирмой и необходимостью поддерживать свое положение в обществе, оставляли с каждым годом все меньше сил для любви. Их ресурс был изношен...

Кроме кровати в спальне имелись старинное трюмо, платяной шкаф и книжный стеллаж. Моника машинально положила на него коробочку с кольцом, подошла к зеркалу и простояла так почти минуту, что-то шепча. История со старухой не давала покоя.
Наконец она нервно улыбнулась и движением, воскрешающим в памяти времена мушкетеров, сняла шляпку. Пальцы сомкнулись на золотистой пуговице пиджака, похожей на старинный дублон.
- Пиастры, пиастры, - пробормотала Моника.
Пуговица вошла в разрез петли. Расстегнув их все, женщина  повернулась спиной к постели и раздвинула лацканы жакета. Пиджак съехал с плеч на гладь покрывала.
- Нужно успокоиться,  - Моника снова уставилась в зеркало.
На нее смотрело тридцатилетнее лицо с большими голубыми глазами. Изящный нос и линия тонких губ образовывали перевернутую “Т”. Женщина раскрыла рот, превращая букву в замочную скважину.
Ее лицу была чужда плебейская округлость. В слегка вытянутом подбородке поклонники улавливали влияние аристократических генов. Это теорию подкрепляла форма шеи, длинной, как у ренессансной куртизанки. Грудь была огромной. Наполовину ее скрывала бежевая комбинация.
Ухмыльнувшись, Моника расстегнула ремешок – юбка упала к ее ногам лезвием гильотины. Открылись бедра. Жадные щупальца подвязок тянулись к кромкам чулок.
Мысли о собственном теле помогали отвлечься. Сняв комбинацию, Моника медленно развернулась в профиль к трюмо и, обнаружив, что немножечко пополнела, пугливо втянула животик.
- Ладно, все это глупости, - женщина  опустила веки. - Скоро свидание! Пора одеваться и ехать на квартиру дяди.
Писк телефона заставил ее потянуться к сумочке, брошенной на постель.
- Да... – Моника взяла трубку. - Анна, ты?  С тобой мы встречаемся послезавтра!
- В четыре? Значит, в четыре.
- Нет, нет, сегодня квартирка занята. Ко мне приезжает Кролик. Мы остаемся на ночь.
Собеседница была явно чем-то недовольна. Она повысила голос.
- Мне и самой это не нужно, - перебила ее Моника, - ты же понимаешь, я не знаю, чего хочу.
- Ладно, я тоже тебя целую.
Женщина выключила телефон и осторожно подняла голову. В зеркале отражались две огромные чаши, покрытые бежевым шелком и серебряный кулон между ними. В груди сладко щемило. Она глубоко вздохнула – чаши качнулись.  Перед глазами мелькнуло скуластое лицо, обрамленное каштановыми кудрями. Монике померещился тот, кого она так хотела увидеть.