Искупление 40. Вечер романса

http://www.proza.ru/2015/09/15/584

Глебов увидел её сразу – едва войдя в зал, Кира встретила его взгляд, кивнула.

Они прошли к свободному столику, сделали заказ. Закончив песню, Виталий подошёл к ним, поздоровался. Доброжелательно улыбаясь, взял Кирину руку, поднёс к губам. Он сделал это впервые, но так естественно, будто всю жизнь только этим и занимался. Киру же прикосновение его тёплых губ обожгло, она едва не отдёрнула руку. Сдержалась, приметив в глубине глаз усмешку.

– Мне знакомо лицо твоего друга, Кира, но не припомню, откуда.
– Я был здесь в прошлом октябре.
– А, октябрь! Ну конечно! – моментально вспомнил Глебов. – И как тебе наш город?

– У меня о нём хорошие воспоминания, – Вахо посмотрел на Киру, улыбнулся. – Откуда знаешь, что я приезжий?
– Догадался. Грузия, да?

– Да, я грузин. Вахо меня зовут.
– А я – Глебов Виталий. Хочу спеть для тебя. А для Киры, – он посмотрел ей в глаза, и снова в их глубине заиграла усмешка. – Для тебя – вечер романса.

Виталий коротко переговорил со своими музыкантами.

– Вах! Он по-грузински поёт! – изумлённо воскликнул Вахо, вслушиваясь в слова незнакомой Кире, гортанной речи. – Откуда знает?!
Когда закончилась песня, Вахо встал, стоя зааплодировал.

– Он уже обаял тебя? – насмешливо улыбнулась Кира.
– Приятно, правда, очень приятно!

Глебов между тем исчез. Потом неожиданно снова раздались аплодисменты и крики каких-то девиц. Кира обернулась. Да, их можно было понять, – Глебов был чёртовски эффектен. Теперь на нём была очень свободная белая рубашка а ля принц, бедра плотно охватывали серые брюки, заправленные в короткие сапожки, на плечи накинут белый китель. Музыканты расположились где-то сзади, на эстраде он остался один. Тихонько перебирая струны, присел на край стула, склонился над гитарой. Медленно стал гаснуть верхний свет. Девушки внесли подсвечники, два поставили на пол перед Виталием, другие – на столы. Потом зажгли свечи у Глебова и одну передали в зал. Огонёк этот плыл от стола к столу, пока не вернулся назад – и будто ниточка некой объединяющей энергии протянулась от Виталия к людям в зале. Снова раздались восторженные крики и аплодисменты.

– Красиво. Это он делает для тебя?
– Он работает, – немного сердито сказала Кира.
– Пока ты не появилась, он тоже работал, – улыбнулся Вахо.

Согласившись с его приглашением, Кира имела тайную мысль. Она надеялась, что, увидев её с другим, Глебов допустит что-то такое, что лишит его безусловного превосходства: какую-то, пусть малюсенькую, крохотную оплошность – в поведении ли, во взгляде, в интонации… Глебов же, внешне, по крайней мере, воспринял существование рядом с Кирой другого мужчины, как совершенно естественное явление. При этом всё сделал так, что она не могла ни вспомнить волшебного очарования того вечера, когда Глебов пришёл к ним впервые. И всех Кириных сил уже было недостаточно, чтобы противиться магическому воздействию. Она чувствовала, как ласковыми тенётами оплетает её низкий голос, стон гитары, лицо в трепетном свете живого огня. Завораживали слова, которые говорил он ей, только ей и никого не было рядом с ними…

                Вы знаете, да, вы знаете,
                Души болевые клеточки.
                О, как вы умело раните!
                О, как исступлённо помните!..*

Кира вздрогнула от прикосновения руки, как будто проснулась. Смущённо взглянула на Вахо, пробормотала:

– Он колдун, честное слово…

Вахо помог ей выйти из-под власти неведомых чар, теперь она чувствовала себя почти спокойно. Только кровь стучала в висках, и колотилось сердце.

В тот вечер она поверила оброненной Глебовым фразе о том, что есть множество способов привести к себе женщину. Он показал, что одним лишь голосом мог бы сделать это. Кира не знала, делал ли он это преднамеренно, чтобы наказать за вызывающий визит… но призывный блеск глаз из-под полуопущенных век, тёплый низкий шёпот будил в ней нечто, с чем трудно было совладать. Кира видела, как его слушали, как смотрели на него. Боже, как он пел! Снова появилась в нём некая ироничность. И снова – не работал, забавлялся, в том числе и властью. Он заставлял голос сделаться мягким, проникновенным до слёз, а через минуту срывал его на крике в фальцет. Низкая бархатистость сменялась хрипотой, а хрипатость столь ласковым шёпотом, что озноб мурашек пробегал по коже. Глебов не боялся пропеть с надрывом, на грани вычурности, но следующая его песня была как лёгкое, бережное дыхание, пронизанное светлой нежностью…

Вахо всю дорогу до Кириного дома не возвращался к разговору о Глебове. Уже перед дверью он попросил:
– Напиши, если в твоей жизни что-то изменится.
– Хорошо, только едва ли это случится скоро.

Вахо вырвал из блокнота листок с адресом, протягивая его, сказал:

– У тебя всё будет хорошо, я знаю. Как только ты перестанешь бояться себя.
– Бояться себя? – удивлённо переспросила Кира. – О чём ты?
– До свидания, Кира.
– Нет, подожди! Что за загадку ты мне загадал?! Объясни!

Вахо отрицательно покачал головой.
– Будь счастлива.
На следующий день Глебов позвонил ей на работу.

– Беспокоюсь, не увёз ли тебе генацвали.
– Не увёз, можешь не беспокоиться, – Кира и сама почувствовала, что взяла слишком резкий тон.
– Я обещал Татьяне Ивановне прийти завтра, но должен уехать на несколько дней. Извинись за меня.
– Чего сам не позвонишь?

– Не догадался, – Кира почувствовала улыбку за его словами, подумала: «Он со всеми такой не обидчивый?» и услышала:
– Почему сердишься, Кира? Разве не понятно – хотел перед отъездом хоть твой голос услышать. Скажи мне что-нибудь хорошее, я долго тебя не увижу.
– Вернёшься – заходи.
– Ну, спасибо! – расхохотался Глебов. – Мне этого надолго хватит!

_____________________________________
* Автор неизвестен

http://www.proza.ru/2015/09/15/595