Внутри неразмыкаемого круга

Пророками, жрецами считали поэтов в древности. Религиозная идея владела поэзией – искусство служило богам. И с появлением цивилизации эти исключительные человеческие деяния до конца не обособились от религии. От литературы и искусства   (как и от религии) человечество, каждый индивидуум ждёт истины, напутствия. Искусство должно выпрямлять душу, давать пример, образец, к которому потянутся люди, должно расширять сознание, мироощущение..

От искусства мы ждём не меньше чем от науки объяснения – что нас ждёт в будущем? Этот вопрос звучит сегодня особенно настойчиво. В средствах массовой информации, в научно-популярной литературе разъясняется, откуда придёт Апокалипсис: из космоса, от природных катастроф, возможно, цивилизация сама себя уничтожит. (Например, телеведущий  И.С. Прокопенко в своей замечательной книге «Битва цивилизаций» на пятистах страницах подробно, доверительно раскрывает эту «военную тайну») Все возвращаются к религии, к мистическому «концу света». И начинаешь верить, что действительно существует вечный «закон уничтожения и возвращения».

 Эта сакральная концепция восходит к глубокой древности – к восточной религиозной философии, к библейскому «Екклезиасту», к философским учениям греков. В каждом из этих учений «идея вечного возвращения» представляется на свой лад. В европейских странах эпохи культурного расцвета о ней вообще редко вспоминали. Когда Пушкин поэтизировал «оборот во всём кругообразный» («К вельможе»), он не относил этой мысли к истории. У Гегеля господствовала в разных вариантах оптимистическая идея всеобщего прогресса.

Но вот появился пролетариат  на политической арене в Англии, Франции и в душе буржуазной возникло беспокойство за вечность её социального господства, и прогресс потерял в глазах буржуазии своё очарование. Тоже самое происходит и в русском мире. Лев Толстой в «Исповеди» пишет о «суеверии прогресса». Философ-идеалист Шестов назвал идею исторического прогресса «чистейшим заблуждением». Согласно воззрениям Шопенгауэра и Ницше, всё существующее обречено на бессчётные повторения, уже всё было в прошлом и в тех же сочетаниях покажет себя в будущем. Существование мира, человечества и человека – иллюзия.

Своеобразный вариант этой древней концепции и историософских построениях – в так называемой «теории цикличности» – замкнутости отдельных исторических циклов и повторяемость их внутренних структур. В сюжете поэмы Лермонтова «Мцыри», полной героической жажды обновления – и скорби ненавистного «возврата». У Герцена в период разочарования возникла тревожная мысль о муках Сизифа как символе истории человечества, что история может оказаться «вечным движением в одном кругу, вечным повторением». Не могла не привлечь к себе эта концепция и русских символистов. Мережковский извлекает эту концепцию не только из учения Ницше, но и из романов Достоевского ( монолог Чёрта, слова Свидригайлова о вечности, подобной «бане с пауками»).

Призрак «вечного возвращения ужасает и Гиппиус. Она видит его на улицах Парижа в явлениях автоматизма, повторяемости, подчиняющих жизнь города. В потоке размышлений Андрея Белого идея мирового круговорота была ещё значимей и весомей, чем у Мережковского и Бальмонта. Мысль о «вечном возвращении» привлекала также писателей, стоявших вне символизма, например, Леонида Андреева, Куприна и многих других.
Александр Блок хорошо знал, что писали Мережковские и Андрей Белый «о вечном возвращении». Он знал и первоисточники их высказываний, в первую очередь рассуждения на эту тему Ницше…
Продолжение следует