Встреча

(Из цикла "Миссия Адепта").
Предыдущий рассказ см.: http://www.proza.ru/2015/02/15/332


Вечер девятого мая начальник одной из лабораторий Ленинградской Военной артиллерийской академии майор Локаев решил провести у своего хорошего знакомого Юрия Панова. Он любил бывать в его небольшой, но уютной и гостеприимной квартире на Удельной*.

* Удельная – исторический район Санкт-Петербурга (Выборгский район).

Юрий был чрезвычайно общительным и гостеприимным человеком, к тому же обладающим незаурядным оригинальным юмором. Он мог какими-то, казалось бы, нелепыми фразами, нагромождая их одну на другую, довести компанию до гомерического хохота. Причем, никто из корчившихся от смеха людей, к концу его тирады уже не понимал, от чего он смеется – то ли от смысла или, вернее сказать, бессмыслицы сказанного, то ли от вида, который напускал на себя Панов, то ли от его интонации, или уже от того, что не смеяться  было просто невозможно. В его доме бывали ученые и артисты, спортсмены и поэты, известные барды и, конечно же, красивые женщины, до которых Юра был большой охотник.
               
Заходя в квартиру, дверь в которую, как всегда, была открыта, Эдуард услышал окончание одного из самых любимых Юркиных тостов: – Маркс умер, Ленин умер…Как мало осталось хороших людей! Вот и мне что-то неможется. Так выпьем же за мое здоровье!

Оказавшись за столом и выпив неизбежную штрафную, Эдуард почувствовал чей-то пристальный взгляд и, подняв глаза, вздрогнул. На него в упор смотрела красивая темноволосая девушка. В ее зеленых глазах мерцал завораживающий таинственный огонь. Рядом с прекрасной незнакомкой сидела Лена, подружка Панова и, улыбаясь, тоже смотрела на него. Она была подстать своей соседке очень эффектной женщиной, и Юра немало потратил сил, чтобы добиться ее расположения.

– «Только раз бывает в жизни встреча, Только раз судьбою рвется нить…», – выплыли откуда-то строчки известного романса, и Локаев в смятении потупил глаза. Он узнал ее. Это была она – та, которая так часто снилась ему в его юношеских снах.

– Мистика, – вспыхнула и заполошилась мысль и, чтобы преодолеть охватившее   его волнение, он приналег на закуски.

Через некоторое время он вновь бросил взгляд напротив, но ни Лены, ни ее подруги там уже не было. Вдруг он почувствовал, что кто-то обнимает его сзади за плечи, и голос Елены вкрадчиво прошептал ему в ухо: – Ну, что, попался? Признавайся, только честно, влюбился в мою Олесю?

– Олесю? – сделал вид, что не понимает Локаев.

– Олесю, Олесю, Олесю, – пропела под Песняров Лена, – эх, везунчик ты, Эдька. Скажу тебе по секрету, она тоже тобой очень заинтересовалась. Я, между прочим, за ней такого и не припомню. Только учти, она девушка не простая. Ее вся ленинградская элита знает. Слышал про Вангу из Болгарии? Так вот – наша Олеся тоже не только предсказывает, причем ее предсказания всегда сбываются, но и лечит! А в тебе она сразу что-то почувствовала. Как только ты вошел. Так что, жди! Я попозже  вас познакомлю.

Оставив заинтригованного Локаева наедине со своими мыслями и переживаниями, Лена отошла.
               
Между тем разговор за столом продолжался, и Эдуард невольно прислушался к, видимо, недавно вспыхнувшему спору. Обсуждались достижения отечественного кинематографа.
 
– Да не снимают у нас сейчас фильмов, способных подвигнуть человека на  духовные поиски, – бородатый, хорошо одетый мужчина, задумчиво помахивая вилкой с приколотым на ней грибком, довольно уверенно отстаивал свою точку зрения. – Из фильма в фильм одно и тоже – война, любовь, любовь…и снова война. О так называемой кинопродукции на производственные темы я вообще молчу – полный отстой.

– А чем тебе, Леня, собственно, не угодили война и любовь? Для искусства это же вечные темы, – поинтересовался сидящий рядом с хозяином Александр Чудновский, с которым Локаев познакомился и подружился два года назад в походе по ладожским шхерам. Тот майский поход на байдарках надолго запомнился штормами и ледяной  шугой, через которую пришлось пробиваться, чтобы достичь конечного пункта маршрута в карельском поселке Сортавала. Тогда они все опаздывали на службу. Преподававшему в академии Связи математику Чудновскому, чтобы успеть на лекцию, которую он должен был прочитать доблестным связистам, пришлось прямо с вокзала, в чем был, а был он в грязном, прожженном у костра брезентовом штормовом костюме, заявиться в аудиторию, чем несказанно удивил слушателей и коллег. Когда его в таком виде увидел заведующий кафедрой, он только развел руками: – Ну, что с вами делать, Чудновский!? Турист вы наш махровый!..

После этого случая, о котором с юмором рассказал сам же Чудновский, его, уже имевшего кличку «Саша бритый», за то, что он, в отличие от других, всегда брился в походах, начали называть еще и «Саша – турист махровый».

Бородатый Леонид, оказавшийся коллегой и приятелем Чудновского, проглотил, наконец, свой гриб и наставил теперь уже пустую вилку на оппонента.

– Ты прав конечно, это, в принципе, вечные темы, но нельзя же эксплуатировать их      с такой интенсивностью. Ведь, вроде, неплохие новые фильмы «Они сражались за родину» или «Романс о влюбленных», но это все уже было. Ни душа, ни мозг на полную катушку не включаются потому, что думать не надо. Все ясно, все понятно.

– А ты сам-то можешь, что-нибудь новенькое предложить? – вступила в разговор его жена Татьяна. – Вот какой фильм ты бы снял, если бы такая возможность у тебя была?

– Было бы интересно экранизировать «Мастера и Маргариту», – задумчиво произнес молчавший до этого известный бард Юрий Кунин, – вот уж где раздолье и для мысли и для души.
 
Эдуард тут же с ним внутренне согласился. Прочитав в конце шестидесятых журнальный вариант «Мастера…», он был потрясен этим романом. Волшебный язык Булгакова в сочетании с многоплановостью и смелостью сюжетных линий просто очаровал его.

– Ага, – насмешливо прищурился Чудновский, – давайте экранизировать еще одно евангелие, теперь от Булгакова, или, как утверждает церковь, от дьявола. А, вообще-то, по-моему, было бы гораздо интереснее копнуть тему взаимоотношений Христа не с Пилатом, а с Иудой. Ведь разве смог бы Иуда предать Иисуса, если бы всемогущий бог не хотел этого? Здесь, скорее, Иуда выступает жертвой божьего замысла! Кстати, когда Леонардо да Винчи работал над картиной «Тайная вечеря», он долго искал натурщиков для образов Иисуса Христа и Иуды. Наконец он увидел юношу удивительной красоты, с которого и написал лик Христа. А вот прообраз Иуды ему не удавалось найти еще несколько лет, а когда нашел, то в отвратительном спившемся человеке, в лице которого были отображены все страсти и пороки, он с изумлением и ужасом узнал натурщика, с которого писал Иисуса. Не правда ли, в этом присутствует какая-то мистика, и есть о чем задуматься?
 
– Ну, вообще-то, еще гностики утверждали, что евангелисты все напутали, – снова взял слово Кунин. – Самое интересное то, что гностицизм утверждает, что Иисус не посланник бога – демиурга, создавшего этот мир, а посланник истинного Бога, источника всего сущего. Наш же бог это только ангел – производное от божественного начала. Вот почему наш мир так несовершенен и в нем так много страданий.

– Так что же, получается, все наши беды не от какого-то там дьявола, а от нашего создателя? – Искренне удивился Панов. – Кого же нам надо почитать, кому прикажете молиться?
               
– Вот то-то и оно! – Кунин вздохнул, – Апологеты этого учения были уверенны, что Христос и учил поклоняться не этому неумелому ангелу – демиургу, нашему создателю, а высшему божеству, с которым истинно верующие могут воссоединиться после смерти, а значит, и обрести спасение. И, якобы, только Иуда, как самый продвинутый ученик, смог понять Иисуса и пойти на предательство, как на жертву, по его же просьбе. А жертва эта была нужна, чтобы морально потрясти людей, заставить их задуматься и понять, что смерти нет, а земная жизнь дается для совершенства души. И это ведь сработало! Через каких то триста лет христианство стало ведущей религией в мире!
 
 – Ну, не знаю, – протестуя, фыркнула Татьяна, – получается, если создатель нашего мира, этот самый демиург, не главный бог, да к тому же вдруг оказался не идеалом или ошибся по жизни, то его и почитать не надо, что ли? Он же все равно, по сути, наш отец. И вообще, получается, что бог не един, а есть боги старшие и младшие, и получается язычество в чем-то право.
   
– А что, язычество, с его многобожием и преклонением перед силами природы, не так уж плохо – хмыкнул Чудновский. – Ведь, если бы мы, как древние, также чтили матушку землю и все, что на ней существует, на свете было бы меньше зла.
               
– Точно, – иронически подхватил Леонид, – а христианство, проповедующее добро, но искоренившее огнем и мечом всех языческих богов, а потом, к тому же, развязавшее многовековую войну с исламом, это зло.
 
– Ну, войны с исламом это отдельная тема, а вот то, что бог не один, упоминается даже в библии. – Кунин продолжал удивлять компанию. – Прямо в начале Ветхого завета в главе, если не ошибаюсь, третьей книги Бытие написано, – Юрий прикрыл глаза и по памяти зачитал: – «… и стал Адам как один из нас, познав добро и зло…» и далее: – «Тогда увидели сыны Божьи дочерей человеческих, что они красивы, и стали брать их себе в жены…». А что касается бед, которых принесло христианство, то не забывайте, что самыми главными его постулатами является любовь и терпимость. Вся беда в том, что люди, называющие себя христианами, в борьбе за выживание в нашем, как мы признали, далеко не совершенном мире, пренебрегают основополагающими положениями учения. Впрочем, это касается и всех других религий.
 
– Кстати о христианах, – встал Панов, как он это всегда делал, когда хотел рассказать свой очередной анекдот. – Приходит еврей в синагогу к своему раввину: – Рабби, что мне делать? У меня сын стал христианином! Подумал раввин и говорит: – Это очень сложный вопрос, мне надо посоветоваться с богом. Приходи завтра. Назавтра еврей вновь приходит и спрашивает: – Ну, что сказал бог? А раввин ему: – Бог сказал, что у него та же проблема…

– Все, все! Хватит о высоких материях, – Лена решительно встала и подошла к магнитофону, – девушки хотят танцевать!

Полилась тягучая мелодия какого-то блюза, и красавица Олеся, как-то само собой оказалась в объятиях Эдуарда. Ее прикосновения будоражили его, заставляя радостно трепетать все клеточки тела, и Локаеву пришлось приложить отчаянные усилия, чтобы не сорваться в свое супер состояние. Олеся, видимо, тоже волновалась, и, когда она заговорила, в ее голосе явственно слышалась легкая хрипотца.

– А ты веришь в Бога? – Сразу перейдя на «ты» и, глядя прямо ему в глаза, спросила она. Вопрос прозвучал неожиданно, но потому, как он был задан, Эдуард понял, что ответ для Олеси очень важен. Он не стал ничего выдумывать и ответил честно: – Ты знаешь, я думаю, что существуют какие-то высшие силы,  неизвестные нам, но какую-то конкретную религию я не исповедую.

– Ну, что же, – улыбнулась Олеся, и на этот раз голос ее был чист и мелодичен, – если ты  веришь, что есть неведомое, нам с тобой будет легко. Ты знаешь, ведь и в тебе есть сила, которую я не понимаю. Если ты не против, я бы хотела посмотреть твою руку.

Перейдя в соседнюю комнату, они устроились на диване под торшером, и Олеся,  повернув его ладонь к свету,  начала внимательно изучать ее.

 – Могу сказать – эта сила появилась недавно, и с ее появлением твоя жизнь резко меняется. Ты человек действия, но одновременно обладаешь большими духовными возможностями. В ближайшее время тебя ждут трудные времена, связанные с опасностями и путешествиями. А еще – ты встретишь свою любовь, и у вас будут дети. Мальчик и девочка, – добавила она и, ласково проведя ладонью по его щеке, лукаво добавила: – и я знаю, кто их тебе родит.

Олеся встала: – нам еще о многом надо поговорить. И лучше это сделать у меня. Я живу рядом, на проспекте Мориса Тореза, в пятнадцати минутах ходьбы отсюда...

Они шли по мокрому асфальту сквозь влажную майскую ночь, напоенную запахами прошедшей грозы и распускающейся листвы, время от времени останавливаясь, чтобы коснуться друг друга губами. Им не нужны были слова. Казалось, что они давным-давно знакомы, что время остановилось, и они оказались одни в этом мире.

Эта идиллия была нарушена возле самого подъезда дома Олеси. Хлопнула автомобильная дверца, и из черной Волги, мимо которой они только что прошли, вышли двое. Один из них упитанный мужчина среднего возраста позвал: – Олеся! Можно тебя на пару слов?

Его хорошо поставленный баритон заставил Олесю вздрогнуть.

– Лев Борисович, я уже все вам сказала и повторять не буду, – она потянула Эдуарда к двери.

Названный Олесей Львом Борисовичем что-то сказал своему атлетического вида спутнику, и тот решительно направился наперерез. Двигался он, несмотря на мощное телосложение, стремительно и через мгновение оказался рядом с парой.

– Тебе же сказали, с тобой хотят поговорить.
 
Он протянул руку, чтобы схватить девушку, но Локаев, мгновенно переместившись, оказался на его пути. Амбал, не раздумывая, попытался  мощным ударом снести Эдуарда с ног, но тот жестким блоком перехватил его руку и взял кисть противника на излом. Нападавший зашипел от боли: – Отпусти, падла, убью!
 
Не обращая внимания на беспомощные угрозы, Локаев повел незадачливого агрессора к его хозяину. Из машины с места водителя выскочил еще один громила, но босс жестом руки остановил его.
 
– Я вижу, у Олеси появился рыцарь, – насмешливо произнес он, – советую вам, рыцарь, прежде чем вмешиваться в чужие дела, думать и оценивать свои возможности.

– А я советую вам не навязывать свое общество тем, кто его не хочет, – толчком отпуская своего пленника и делая шаг назад, парировал Эдуард.

– Ну-ну, – зло улыбнулся предводитель, – посмотрим, герой, что ты завтра запоешь.

– Да я его сейчас урою, – засовывая руку в карман, двинулся, было вперед, уже пострадавший, но все еще рвущийся в бой, амбал.

– Не здесь и не сейчас, Бес, – жестко приказал Лев Борисович, открывая дверь в машину, – поехали отсюда.

Смерив Локаева недобрым  взглядом, Бес залез в Волгу, и та, взвизгнув на крутом развороте шинами, умчалась.
 
Разговор о непрошеных  визитерах начала сама Олеся еще в лифте.

– Этот Левин Лев Борисович – очень опасный человек, – ее голос звучал озабоченно, – он работает в системе  инспекции торговли, и со всей ленинградской верхушкой на короткой ноге. А еще за ним стоят очень могущественные люди из криминальной среды.

– Так что же он хочет от тебя?

– Ну, во-первых, чтобы я на него работала, а во-вторых, как он говорит, его сжигает страсть, и без меня он не мыслит дальнейшую жизнь.

– Хм, – усмехнулся Эдуард, – губа не дура. Ну, со вторым пунктом ясно, его можно понять. А какую работу он тебе предлагает?

– Работу, так сказать, по специальности, – лукаво улыбнулась девушка, – я ведь, в обычном понимании, ведьма. Вижу то, что не видят другие, предугадываю события, гадаю, снимаю порчу, лечу и прочее, и  прочее.

– Ты это серьезно?

– Уж куда серьезней, – вздохнула Олеся, – это дар мне от бабушки по маме достался. Да и дедушка меня многому научил. А он у меня тоже очень большой силой обладает. Но использовать этот дар и знания  во вред людям нельзя. А этот Левин спит и видит, как он всех под себя подомнет. Черная у него душа.

На девятом этаже они вышли из лифта и подошли к квартире с двумя семерками на обитой белым дерматином дверьми.

– Семьдесят семь, это магическое число? – шутя, спросил Эдуард.

– Ты зря иронизируешь, – открывая дверь, и входя в квартиру, серьезно ответила Олеся, – все в этом мире имеет скрытое значение. И числа, и имена, и события. Только надо уметь это разглядеть. Думаешь, мы случайно сегодня встретились? Ведь я к Юре сегодня в первый раз пришла. Сама Елену уговорила, чтобы меня взяла с собой. И только потому, что я почувствовала – меня ждет Встреча. А тебя я видела во сне.

Олеся подошла вплотную, взяла руками голову Эдуарда и  заглянула ему в глаза.
 
– И я тебя видел во сне, – как эхо повторил Локаев и оказался в фантастическом мире, где не было ничего, кроме любви.

Они бережно вели друг друга по тропе наслаждений к недостижимым вершинам, которые, тем не менее, оказывались покоренными, и с которых они срывались в какие-то вообще неведомые космические пучины.

Казалось, прошла вечность, прежде чем  вернулась реальность. Лежа в объятиях  друг  друга,  потрясенные происшедшим,  они  долго молчали.

– Вот мы и побывали в гостях у Всевышнего, – прошептала Олеся. – Ты знаешь, на востоке уверены, что физическая близость мужчины и женщины это путь к постижению бога! Конечно, при условии любви между ними.
               
– Красиво! В этом что-то есть, – Эдуард нежно поцеловал ее и провел ладонью по восхитительному изгибу девичьего тела. Неожиданно вспомнились стихи:
         
Ее жасминовая кожа
Светилась жемчугом теплым,
Нежнее лунного света,
Когда скользит он по стеклам…*

*Стихи Федерико Гарсия Лорка "Неверная жена".

Их снова начала накрывать волна страсти, но Олеся, прикрыла ладошкой губы Эдуарда: – Подожди, нам надо посмотреть, что нам готовит судьба. Беспокойно мне что-то после встречи с этими подонками. А для этого придется заглянуть в Астрал.

– Астрал? – удивился Локаев. – Что ты имеешь в виду?

– Астрал – это некое информационно-энергетическое поле, окружающее землю, – накидывая халатик, рассеянно, словно читая энциклопедию, ответила Олеся. – А я принадлежу к немногим, кто имеет доступ к нему.
 
Достав из потемневшего от времени резного деревянного шкафчика большую серебряную чашу и водрузив ее на круглый стол, стоящий в центре гостиной, она наполнила ее содержимым, извлеченного оттуда же, хрустального кувшина.

– Иди сюда, – ее голос был необычайно серьезен, и Локаев, одевшись, поспешил к ней.

– Теперь расслабься, отключи все мысли и внимательно смотри на поверхность воды.

Олеся что-то зашептала и несколько раз провела руками над вазой. На глазах Эдуарда вода в вазе подернулась туманом, потом покрылась изморозью и, вдруг, превратилась в бездонное синее окно, в котором сначала смутно, а потом все четче, начало проявляться изображение.

Сначала он увидел Олесю. Она улыбнулась ему, но затем начала стремительно удаляться, как бы проваливаясь в бесконечное пространство. Затем на некоторое время перед ним с высоты птичьего полета предстала Москва.

Неведомая камера, дав общий план, на котором явственно выделялся Кремль, переместилась на непримечательное здание в одном из бесчисленных переулков центра города. Из магического окна на Локаева тяжелым взглядом смотрел человек, в котором он узнал председателя КГБ Юрия Владимировича Андропова.

Потом замелькали картинки, напоминающие сцены боевика. Горы, пустыни, северные леса и джунгли с вооруженными, стреляющими в друг друга людьми, сменялись видами мировых столиц и лицами узнаваемых политиков. Какие-то бесконечные лабиринты коридоров и лестниц вели в подвалы с бронированными дверями и умопомрачительными сейфами. На некоторое время изображение подернулось рябью, затем исчезло совсем.

– Все,  больше нельзя, – прозвучал устало голос Олеси, и Эдуард вернулся в действительность.

– То, что ты видел – это наиболее вероятное будущее для тебя, – Олеся выглядела усталой и осунувшийся.

– Ты тоже это видела?

– Нет, я видела свой вариант. Видишь ли, у каждого человека  есть масса    вариантов прожить свою жизнь. Это – как на железной дороге со многими стрелками и перегонами. В определенные моменты можно перескочить с одного пути на другой. Это может зависеть как от самого человека, так и от обстоятельств. Поэтому-то гадания и не дают стопроцентного попадания. Вот в том, что ты увидел – мое изображение присутствовало?

– Да, в начале, но потом ты как бы улетела, – глядя на печальное лицо Олеси, Эдуард почувствовал беспокойство.

– Вот то-то и оно, – Олеся вздохнула, – как это ни грустно, но нас ждет, скорее всего, длительная разлука. Все показывает на то, что нами займутся люди из очень серьезного, как говорится, казенного дома.

– Что, КГБ из Большого, на Литейном? – догадался Локаев.

– Вот именно. Они мной уже давно интересуются. Странно, что и ты каким-то образом попадаешь в сферу их интересов. Но это связано не со мной…

И тут вдруг из прихожей раздался звук открываемой двери, и через мгновение в квартиру ворвались трое мужчин с пистолетами в руках. Из-за накрученных на стволы глушителей оружие выглядело особенно устрашающим.

– Стой, где стоишь и не рыпайся! – один из громил, в котором Локаев сразу узнал Беса, навел на Эдуарда свой пистолет. – Будешь дергаться – отстрелю яйца. А ты, – обратился он к Олесе, – собери вещички, только самые необходимые, поедешь с нами… Шеф, все в порядке, – обернулся он к двери, – заходите.

В комнату с кривой ухмылкой на лице вплыл Лев Борисович.

– О, наши голубки не в постели? И даже одеты… Что же ты, парень,  у тебя проблемы со здоровьем? Я бы на твоем месте такую кралечку до утра бы пользовал.
               
Он плотоядно оглядел Олесю.

– Да ты в халатике! Готова к употреблению! Ну-ка – двигай в спаленку, я тебе сейчас покажу, что такое настоящий мужик.

– Лев, надо сваливать по-быстрому, – попытался успокоить плотский раж своего шефа Бес, но тот закусил удила.

– Вот я по-быстрому этой цыпочке засажу, чтобы этот молокосос поучился, а потом свалим, – от респектабельности Льва Борисовича не осталось и следа. Теперь он выглядел тем, кем был в своей сущности – блатным наглым паханом, уверенным в своей безнаказанности. Он скинул пиджак на стоящий рядом стул и двинулся к стоящей неподвижно Олесе.

В этот момент Эдуард начал действовать. Он мгновенно превратился в вихрь, сметающий все на своем пути, и обрушился на остолбеневших от такой неожиданности подельников Беса. Молниеносными ударами, отправив их в глубокий нокаут, он развернулся к их предводителю как раз в тот момент, когда тот, опомнившись, поднял свой пистолет. Несмотря на шок, вызванный неожиданным преображением Эдуарда, действовал Бес довольно быстро. Видимо он был настоящим профессионалом и успел два раза выстрелить, прежде чем рухнул под ударами Эдуарда. Пули прошли рядом с Локаевым, не причинив ему вреда, но для Левина одна из них стала роковой. Попав ему в голову, она поставила точку в его земном существовании.

 Наступила тишина.

– Вот и началось, – нарушила ее Олеся. Голос ее был печален, но держалась она на удивление спокойно. – Теперь нас в покое не оставят. Но это еще не гэбисты. Хотя, – она на несколько секунд задумалось, – какое-то их присутствие ощущается. Но ты… Я чувствовала, что ты человек необычный,  но чтобы такое… Эти способности… Они-то и таят опасность для тебя. А вообще, нам надо отсюда бежать, пока эти негодяи не очнулись, или еще кто-нибудь не заявился.
 
Она закрыла глаза, словно к чему-то прислушиваясь.

– Нет, больше никого, слава богу. На всякий случай запомни – я уеду на некоторое время в Новгородскую область. Там, недалеко от Малой Вишеры, если ехать в сторону Москвы, есть деревенька Красненка – до нее на электричке от Малой Вишеры двенадцать минут езды. Так вот – в этой Красненке на улице Комсомольской в доме шесть живет моя тетка Дмитриева Елена Викторовна, в случае чего – ищи меня там.
   
Олеся порывисто обняла Эдуарда: – Но чтобы не случилось, знай – рано или поздно мы будем вместе.

Пока Олеся одевалась и собирала чемодан, Эдуард связал нападавших их же брючными ремнями. Перед уходом Олеся позвонила в милицию: – Нападение с убийством и попыткой ограбления по адресу – Мориса Тореза, дом…, квартира 77. Бандиты задержаны, но я боюсь их мести, поэтому уезжаю. Ключи оставляю на столе. Передайте их в ЖЭК…

Не дожидаясь ответа, она положила трубку, и они, оставив открытой дверь в квартиру, направились на Московский вокзал.

                ***

Посадив Олесю в первую электричку, идущую до Малой Вишеры, Эдуард с тяжелым сердцем простился с ней и направился домой. В руках он держал библию и небольшую брошюру «Мировые религии в кратком изложении», которые на прощание ему вручила Олеся, сопроводив краткой инструкцией: – Каждый вступивший на тропу поиска Истины, должен знать о многовековых исканиях человечества. Да и вообще, чтобы ориентироваться в литературе и искусстве, необходимо знать основные положения мировых религий. А тебе, имеющему в основе своего мировоззрения православие, хоть ты этого и не осознаешь, очень важно знать библию – священную книгу христиан.

– А почему ты считаешь, что мое мировоззрение связано именно с православием? – искренне удивился Эдуард.

– Так ты же русский, – улыбнулась Олеся. – А за тысячу лет православия на Руси большинство из нас генетически восприняли главное в этом учении, а именно – любовь, милосердие, жертвенность,  неприятие, как главной цели в жизни, богатства и успеха любой ценой. Почему-то именно греки и славяне оказались наиболее восприимчивы к православию. Видимо они еще с язычества воспитывались на идеях близких к христианским. Когда ты сравнишь Ветхий завет Моисея, эту основу иудейского учения и Новый завет, ты увидишь,  сколь добрее, милосердней и, одновременно, нетерпимее к богатству новое учение Иисуса Христа.

Сворачивая с Лиговского проспекта в Кузнечный переулок, он невольно оглянулся, как будто надеясь увидеть за стеной домов электричку, увозившую его, только вчера найденную, долгожданную любовь. Эдуард не хотел расставаться и собирался поехать с ней, но Олеся уговорила его уйти.

– Двоих нас быстро вычислят, а когда я одна, на меня и внимания никто не обратит. Не забывай о моих способностях, а ведь чтобы отвести глаза большого умения не требуется. И вот еще что. Ты должен научиться медитировать. Может, слышал что-нибудь об этом?

– Да, вроде слышал. Это когда человек углубляется в себя, отрешаясь от внешнего мира?

– Нет, отрешаться нужно не от внешнего мира, а от посторонних мешающих и отвлекающих воздействий. Медитировать – значит войти в такое состояние, когда все мелкое, сопутствующее нашей повседневной жизни, все надуманные заботы уходят, и человек остается наедине с информационным полем мира.  Помнишь, я говорила, что имею доступ к Астралу? Так вот, научившись медитировать, ты получишь такую же возможность. Кстати, истинно верующие люди во время молитв тоже достигают такого состояния.

Вспоминая все, что говорила Олеся ему на прощание, Локаев не заметил, как добрался до дома. Квартира еще спала, и он, никого не встретив, спокойно прошел в свою комнату. Там Эдуард, благодаря новым уникальным способностям (см. рассказ "Сбой в программе"), за несколько часов прочитал библию, затем пролистал брошюру и погрузился в  размышления о трагической и кровавой истории еврейского народа.

Он был поражен, с какой непосредственностью, не скрывающей хитрости и коварства своих патриархов, она изложена в Ветхом завете. Особенно поражала жестокость их Бога, наказавшего свой же, избранный им народ, сорока годами мучительных блужданий в пустыне только за то, что евреи не поверили ему и не исполнили его приказ – завоевать обещанную им страну Ханаан.

Некоторое время он размышлял еще и о буддизме, и исламе, о скрытых и явных совпадениях этих учений с иудаизмом и христианством, о роли религий, как в деле объединения народов, так и развязывания войн с их трагическими последствиями.

Мысли, чувства и сомнения в истинности разных учений начали переполнять его, и тогда, как спасение, в подсознании всплыло слово «медитация». Вспомнив все, что ему советовала Олеся, он, скрестив ноги, уселся на пол и попытался отрешиться от всех мыслей.

Поначалу ничего не получалось. События последних суток гурьбой толпились в его голове, не давая достичь нужного состояния. Тогда он, опять же следуя наставлениям Олеси, сосредоточился на дыхании, сконцентрировавшись на области живота чуть ниже пупка, и, спустя некоторое время, к нему вдруг пришло ощущение, что дышать, используя легкие вовсе не обязательно, а воздух поступает в организм как бы непосредственно через поры. Одновременно его сознание переместилось куда-то под потолок, и он теперь отрешенно наблюдал за собственным телом, сиротливо сидящим в центре комнаты.

Вдруг на него обрушился поток информации, которую он с трудом, и то, видимо, только благодаря своим необычайным способностям, смог анализировать.

Каким-то чудесным образом он, перемещаясь с огромной скоростью в лабиринте зрительных образов, чувств, знаний, звуков и запахов, был способен осознавать, что происходит не только в каждой квартире его дома, но, при желании, перестраиваясь подобно сверхчувствительному приемнику, мог виртуально оказаться в любой точке земного шара.

Впоследствии, приобретя опыт вхождения в подобное состояние, Эдуард понял, что столь поразительный эффект его первой медитации был, видимо, обусловлен целым рядом невероятных совпадений, включающих в себя не только его эмоциональное состояние и сверхчувствительность, но и необычно редкую открытость информационных каналов этим утром.

Неожиданно, помимо его воли, он переместился куда-то в космос и увидел проваливающийся в набитую звездами бездну голубой земной шар. Спустя мгновение вокруг него воцарилась кромешная тьма, и, казалось, прошла целая вечность, прежде чем в бесконечных глубинах этого мрака он заметил светящуюся точку, которая, стремительно разрастаясь, вскоре превратилась в ослепительно сияющее облако, заполнившее все пространство. Все существо Локаева как бы растворилось в этом необыкновенном свете, впитывая в себя  каждой клеточкой сокровенные Знания о сущности бытия, устройстве мироздания, о предназначении человечества в целом и каждого отдельного представителя людской расы. Одновременно, на каком-то молекулярном уровне, Эдуард с горечью осознал неготовность собственного разума к постижению всей ставшей вдруг доступной ему информации.

Сколько длилось это приобщение к Тайне, Локаев даже не пытался оценить, смутно понимая, что время в том мире, в который он попал, не подвластно земным законам.
 
Придя в себя, он услышал раскат выстрела Петропавловской пушки и понял, что в Питере наступил полдень. Одновременно он каким-то шестым чувством почувствовал, что к нему пришли. Уже направляясь к двери, он услышал звонки – два длинных и один короткий, и удовлетворенно кивнул, да это к нему. Эдуард даже знал, кто стоит за дверью, и, когда она распахнулась, и он очутился в крепких объятьях Михаила Крутова и Виктора Гордиенко, удивления от неожиданного визита и собственного предвидения не было, а была только радость от встречи с друзьями.

Они вместе учились, играли в одной команде за академию в баскетбол, и, хотя были совершенно разными по темпераменту и психологическому складу, в последние годы перед выпуском очень сдружились, видимо интуитивно чувствуя в друг друге родственные души и сходную нравственную основу в отношении к людям и окружающему миру. После академии их дороги разошлись. Михаил, несмотря на инженерное образование, добился назначения на командную должность и стремительно двигался наверх по служебной лестнице. Он уже командовал полком, досрочно получил подполковника и сейчас блистал в новеньких погонах на парадном мундире, как влитом сидящим на его атлетической фигуре.

Виктор, вначале, как и Локаев остался служить в академии на одной из кафедр родного факультета, но через полгода, после разговора с незаметным человеком в штатском в кабинете начальника отдела кадров, который сам хозяин деликатно покинул, Гордиенко перебрался в Москву, где успешно поступил, а потом и закончил, так называемую Военную дипломатическую академию – кузницу высших кадров Генерального разведывательного управления. Затем, под прикрытием Внешторга, он три года работал в одной из европейских стран и сейчас, как и Крутов, находился в отпуске перед новым назначением. В своих друзьях  Виктор был уверен, и поэтому общее представление о роде его деятельности они имели.

После бурных приветствий и короткого обмена новостями, было решено посидеть в одном из их любимых мест – ресторане  Дома писателей на Кутузовской набережной.

Видимо, громоподобный командный голос Михаила и веселые раскаты смеха приятелей не остались без внимания, и, когда друзья  уже встали, чтобы устремится к намеченной цели, раздался стук, и на пороге возникла соседка Галина, во всей своей неотразимой красе.

– Добренький день, – мелодично пропела она, с интересом оглядывая компанию, – а ты что, Эдик, опять исчезаешь? А мы тебя ждем, стол накрыт, водка стынет. Бери-ка друзей и к нам. Милости просим! А то мы с тобой за Победу так и не выпили.

– Это Галя, соседка, – слегка смутившись, представил неожиданную гостью Локаев.

– Очень приятно! Я Михаил, – гоголем подскочил к ней Крутов и, завладев ручкой красавицы, запечатлел на ней поцелуй по всем правилам гусарского этикета.

– Виктор, – сдержано представился Гордиенко. – К сожалению, Галочка, мы не можем принять ваше заманчивое предложение. У нас всего один день, а мы не виделись несколько лет, и когда еще свидимся не известно.

– Да, Галя, ты уж извини, но сегодня никак не получится, поставил окончательную точку Эдуард. – Привет от меня всей компании.

– Ну что же, насильно мил не будешь, – вздохнула чаровница и, качнув бедрами, исчезла за дверью.

– Хм, – ткнул Эдуарда в бок Крутов, – какая краля на тебя охотится! На твоем месте я бы ее приголубил. А может ты уже того? – захохотал он.
   
Несмотря на все вновь приобретенные способности. Локаев не смог скрыть легкого румянца, чем еще больше развеселил друзей.

– Ой, умора! – от души заливался Крутов, – он еще стесняется! Гордиться нужно, что такая женщина твоя, а ты краснеешь, как девица.

– Да уж, – поддержал друга Виктор, – тебя, Эдька, твоя скромность погубит. В наше время стесняться и скромничать не рекомендуется, а то затопчут. Надо быть решительней во всем, иначе ты в своей лаборатории так и засохнешь.

Разговор о карьере Локаева Виктор и Михаил планировали провести во время застолья, искренне считая, что их друг засиделся на скромной должности завлаба, но упускать сложившуюся ситуацию Гордиенко не захотел.

Его тут же поддержал Крутов: – Точно, Эд! Давай-ка бросай свое болото и к нам в войска. У меня с комдивом прекрасные отношения, я тебя отрекомендую – пойдешь к нам, для начала замом по вооружению. Должность подполковничья, а потом видно будет. Между нами – через пару лет меня планируют на дивизию. Представляешь, как заживем?

– Ну, братцы, спасибо! – улыбнулся Эдуард. – Только не надо, граждане-товарищи, суетиться. У меня все нормально. В августе, крайнем случае сентябре, заканчиваю диссертацию, а там защита и должность преподавателя. А это, между прочим, звание полковник, интересная творческая работа и город-герой Ленинград, а не какая-то заполярная Кандалакша и армейские заморочки.

Вдруг, в голове Локаева что-то щелкнуло, перед ним промелькнули картинки, увиденные в серебряной чаше Олеси, и Эдуард отчетливо понял – ничего того, о чем он только что говорил, не будет.

– Ну, хватит трепаться, – прервал он возникшую было паузу и, стараясь погасить поселившуюся в уголке сознания тревогу, скомандовал – Погнали! Вперед – на амбразуры!

Продолжение:   http://www.proza.ru/2015/09/17/278