Каждый человек был ему дорог

(Штрихи к портрету Г. Л.  Генделя)

-1-

В  последнюю декаду сентября 2010 года дни стояли погожие, светлые и тихие. Осень еще не вступила в свои права, лишь едва ощущался ее аромат, но еще не пожухли и не пожелтели листочки на деревьях, на небе не теснились серые дождевые тучи, а люди еще не облачались в теплые одежды.
Людей было много. Они стояли, заполнив тротуар и растянувшись на сотню метров по улице Пушкинской областного центра, группами по нескольку человек – на Советской. Стояли молча или негромко переговариваясь.
В тот день, 23 сентября, провожали в последний путь заслуженного деятеля науки РФ, ученого с мировым именем, лауреата Государственной и Правительства РФ премий, профессора, директора института «ВолгоУралНИПИгаз» Григория Леонидовича Генделя.
В зале заседаний Ученого Совета, где и прощались с ним, стоял и я , склонив голову, вместе с группой работников газпрома.
Прямо напротив, рядом с сыновьями, сидела не поднимая глаз, поникшая  жена покойного Татьяна (да простит меня бог и читатели, но знакомились мы в том возрасте, когда не принято было представляться по имени- отчеству), сзади теснились родственники, близкие, друзья. Скорбь и растерянность сквозили на их лицах. В зале словно повис не высказанный вопрос: «Как такое могло случиться? За что такая несправедливость?»
Позже, в некрологе, опубликованном в газете «За оренбургский газ», сослуживцы Генделя с душевной болью напишут: «…помяните добрым словом этого удивительного человека».

-2-

Имя Григория Леонидовича Генделя по праву внесено в книгу «Выдающиеся деятели России», где подробно изложена его биография, перечислены труды, заслуги, награды и звания.
Ну а каким он был человеком?
Здесь напрашиваются некоторые аналогии.
Другой наш земляк, выдающийся ученый, последний президент Академии наук СССР, Гурий Иванович Марчук был столь деликатен и вежлив, что в Академгородке шутили: «Гурий Иванович, прежде чем войти, вежливо стучится даже в дверь своего кабинета». И в обиходе была единица вежливости – один гурий.
Григорий Леонидович был удивительно скромен, это отмечали все, кто его знал и вполне уместно было бы ввести единицу скромности – один гендель.
А начинал Григорий с должности инженера ЦНИЛ ВПО «Оренбурггазпром».
Как-то собрал нас начальник отдела Олег Алексеевич Воронин сказал: «На газзаводе есть одна проблема», кратко изложил ее суть, добавил: «Подумайте, сможем-ли мы им помочь и если «да», то как, а в конце   недели соберемся, обсудим все предложения».
А утром Григорий принес десятка три исписанных листков бумаги, попросил: «Прочитай, пожалуйста, Сергей, не нагородил ли я за ночь какой-нибудь чепухи?»
Читал, перечитывал и не переставал восторгаться: передо мной лежала совершеннейшая, до мелочей продуманная методика (можно сравнить методику с планом войсковой операции, где нужно учесть десятки факторов) проведения лабораторных и опытно-промышленных испытаний по одному из вариантов решения названной проблемы. Все очень реально, на первый взгляд просто и как в песне: ни одного слова ни добавить, ни убавить.
За одну ночь?! Это было выше нашего  понимания.
Гендель первым среди работников ЦНИЛа (затем - института) защитил кандидатскую диссертацию, а до этого один из преподавателей МИНХ и ГП им. Губкина сообщил нам, что Григорий за один день сдал два экзамена по кандидатскому минимуму.
Случай невероятный, небывалый и когда мы спросили об этом Григория, он, смутившись, ответил: «Наверное, только такой ненормальный, как я и способен на такие причуды».
Запомнился и еще один эпизод. В самом конце 70-х годов на базе опытно-промышленного полигона объединения «Оренбурггаздобыча» проводили сравнительные испытания труб отечественного производства, японской фирмы «Sumitomo» и немецкой «Mannes mann». В Оренбург приехали представители фирм-производителей, но никак мы не ожидали, что на полигон пожалует светило мировой науки, профессор из Японии с ассистентом и переводчиком. Волею случая в тот момент оказались там и мы: Воронин, Гендель и я.
Переводы научных трудов зарубежных ученых в институт поступали регулярно, среди них статьи именно этого профессора мы изучали, читали с захватывающим интересом, как в детстве романы Майн Рида.
Он всегда был на несколько шагов впереди всех своих зарубежных коллег, но многое в его исследованиях оставалось для нас тайной за семью печатями, в частности и методики по которым он работал. И вот, довелось встретиться и даже поговорить с корифеем мировой науки.
Одет он был весьма скромно, еще менее притязательно выглядел его ассистент, зато переводчик блистал столь изысканными и элегантными одеяниями, словно ему вот-вот предстояло открыть очередную сессию Генеральной Ассамблеи ООН. В ходе разговора выяснилось, что японские специалисты согласны на любые режимы испытаний, абсолютно уверены в превосходстве своих сталей, а потом Гендель спросил: «Используете ли вы в своих исследованиях критерии механики разрушения…» и далее последовало детальное изложение вопроса, понятное только очень узкому кругу специалистов.
Мы с Ворониным успели заметить как мгновенно переглянулись японские ученые, а затем профессор внушительно и строго стал что-то говорить переводчику, после чего тот, поклонившись и широко улыбаясь, ответил: «О-о-о, да, да, они оба механики: и господин (жест в сторону профессора)  и господин…»
Нам оставалось только изобразить на лицах столь же любезные улыбки и сделать вид, что мы вполне удовлетворены ответом.
Сей эпизод нас с Ворониным весьма озадачил: «Неужели Григорий мыслит на уровне этого всемирно известного профессора из страны восходящего солнца?»
Впоследствии наши предположения подтвердились, а ведь Григорию в ту пору было всего-то двадцать семь лет. Впрочем, своим талантом и способностями Гендель удивлял и озадачивал не только нас.

-3-

Первым директором института был опытнейший производственник Владимир Александрович Швец. Мудрый человек, он довольно быстро оценил, выделил Григория среди остальных и назначил его вскоре заведующим лабораторией ООС. Однажды, он, недоуменно разводя руками, спросил  у своего заместителя В.А. Шаповаленко: «Откуда этот парень  до тонкостей знает технологию переработки газа? Ведь это же совсем не его профиль».
Ответ, в общем-то, прост: Григорий обладал поразительной работоспособностью и неутомимым желанием докопаться до самой глубинной сути вопроса. Мало кто знал (я не был исключением),  что однажды Гендель  оказал всему институту неоценимую услугу. Мне же об этом совсем недавно рассказал Владислав Александрович Шаповаленко.
«В разгар горбачевской перестройки поступила в институт директива: сократить штат на 60 человек, а любое сокращение – это распри в коллективе, обиды, слезы, а иногда и поломанные судьбы. Мы за головы схватились, но Гендель смог за месяц заключить столько договоров, что нам под этот объем работ разрешили набрать даже дополнительный штат. Григория к тому времени знали и ценили и в министерстве, и руководители крупных нефтегазовых компаний, к нему напрямую обращался, давал задания начальник одного из главных управлений Мингазпрома П.В. Куцын. Справился Григорий своими силами, но мы никого не сократили и были ему очень и очень благодарны».
Да, работы тогда было «через край», подбрасывали отделу и внеплановые задания, изнуряли командировки, мы с трудом укладывались в установленные сроки. И подводя итоги года, Гендель поблагодарил всех за проделанную работу, для каждого у него нашлось доброе слово.
С таким подходом я был не согласен, когда вышли перекурить, с досадой сказал ему: «Григорий, зачем ты всех нахваливаешь? Ведь есть у нас и такие, что и поручить им ничего нельзя, проще самим сделать», на что он ответил: «Ну что ж,  мне их теперь ругать что ли?  Неужели нам трудно прокормить трёх-четырех человек?», а я в душе посчитал, что в этом случае Гендель не прав.
Но спустя два года развалилась некогда великая страна, и Россия, в очередной раз изумив весь мир, стремительно ворвалась в «цивилизованный рынок», а затем прочно заняла лидирующие позиции по числу безработных, наркоманов и самоубийц. И я подумал, что Гендель оказался намного мудрее и порядочней и меня, и многих, многих других. Ну избавились бы мы от некоторых работников и с точки зрения экономической целесообразности это было бы правильно. А с человеческой? Сокращать пришлось бы в основном женщин в возрасте далеко за сорок  , с педагогическим образованием. Куда бы пошли работать эти люди? В школу? Да ведь они давно утратили навыки преподавания, стало быть, скорее всего оказались бы за бортом жизни. А как это отразиться на семье? Сегодня они могут купить мужу подарок, порадовать детей новой игрушкой и они ею гордятся: как же, мама работает в научно-исследовательском институте! И с какими же глазами вернется она домой с трудовой книжкой на руках? Что скажет родным и близким? Не приведет ли это к маленькой (а они бывают, маленькие-то?) человеческой трагедии?
И почему человечество во главу угла ставит экономическую целесообразность, рост производительности труда и т. д., то есть нацелено на безудержный рост потребления, которое и так у части населения достигло каких-то немыслимых, чудовищных размеров? Ну зачем одному человеку иметь личные яхты ,самолёты и десяток дворцов и вилл в различных частях света? И это на фоне нищеты и халуп ,в которых прозябают миллионы граждан в маленьких городах и посёлках нашей необъятной России?! Может нам надо стремиться к физическому и духовному совершенству, а не к бесконечному росту потребления? Кто ответит на эти вопросы?

-4-

В апреле 2006 года Григория назначили директором института. Я в институте уже не работал, позвонил ему, поздравил и пожелал успехов. А он ответил, что пока-де «учусь быть директором», а я подумал, что будет ему трудно: ведь Гендель и голос никогда ни на кого не повысил, а по моим представлениям руководитель крупного коллектива должен уметь иногда и кулаком по столу стукнуть.
Когда уж работал над этой статьей, не раз доводилось слышать, как Григорий в присутствии еще двух сотрудников «отчитал» одного нерадивого работника, сказав ему довольно сухо: «Я прошу Вас выполнить эту работу в срок» А когда тот вышел, Григорий обратился к тем двоим, что находились в кабинете: «Извините, погорячился». В этом – весь Гендель.
Но дела в институте пошли в гору, рос объем заказов, росла и зарплата сотрудников. Как же Григорию удавалось все, при его-то характере? Вот  что ответила на этот вопрос главный бухгалтер Оксана Рафаэльевна Малькова:
- Каждый человек был ему дорог, за каждого он чувствовал личную ответственность, вскоре это поняли все и было бы очень стыдно сделать что-то не так, сделать спустя рукава и тем самым огорчить его. Когда Григория Леонидовича назначили директором – продолжила Оксана Рафаэльевна, - он сказал нам: «Мне трудно быть администратором и вы учите меня, подсказывайте по финансовым, юридическим, хозяйственным вопросам, как сделать лучше, не стесняйтесь».
- Но схватывал все на лету, у него была замечательная память и совершенно уникальный склад ума. Он пытался решить любой вопрос, любую проблему и почти всегда получалось. Бывало, соберет главных специалистов, всех выслушает, а потом скажет: «А может сделаем так? Словно спрашивает нас, словно советуется, а мы думаем: «Господи, да ведь вот же решение, как же мы сами-то не додумались?»
И повторила:
- Каждый человек был ему дорог.


-5-

Был, было… Тягостно писать о Генделе в прошедшем времени, а в последнюю нашу встречу Татьяна призналась: «Ведь я до сих пор жду его. Кажется, вот-вот откроется дверь, он войдет и скажет: «Здравствуй , Таня».
На мой взгляд, много общего было у него с Чеховым. Как-то Антон Павлович вместе с литератором, издателем А. Серебровым гостил у известного промышленника и мецената Саввы Морозова. Ночью разыгралась страшная буря, ветер ревел, стонал и плакал, ломал деревья и сносил крыши домов, но в перерывах между громом и грохотом Серебров услышал протяжный стон и страшный, надрывный кашель. Вот что писал сам Серебров о том случае: «Я подумал, что Чехов умирает и себя не помня, как был в одной рубашке и босиком бросился через столовую к комнате Чехова.
Стуча зубами я распахнул дверь и окликнул Чехова:
- Антон  Павлович!
И тут я – в желтом стеариновом свете огарка – впервые увидел его глаза без пенсне. Они были большие и беспомощные, как у ребенка, подернутые влагой слез.
Задыхаясь, он с трудом проговорил:
- Я мешаю… Вам спать… простите… голубчик.»
Григорий Леонидович Гендель боролся с безжалостной болезнью терпеливо и мужественно, без лишних слов и причитаний и покинул этот мир так же, как и жил – достойно.
Позже я узнал, что во время прощания с Генделем, прячась по закуткам, плакали даже технички института, а водители машин и автобусов были необычайно хмуры и неразговорчивы.
А потом словно сговорились все, словно поветрие пошло и в каждом рабочем кабинете института появился портрет Генделя с черной ленточкой.
Несправедливо рано ушел он из жизни, не успев что-то сделать и кому-то помочь в трудный час, не завершив начатое, не сумев удержать кого-то от дурного поступка или неправедных мыслей силою своего примера, своего поведения в любой жизненной ситуации.
Да, несправедливо и потому особенно горько было в час прощания. И жаль. Бесконечно жаль.