Интересное международное положение

              Во времена СССР почти до середины 80-х   Вильнюс почему–то не особенно   посещался иностранцами, не так, как Москва, Ленинград или  столицы других союзных республик.  Не учились у нас иностранные студенты,  не так уж часто организовывались и  туристические группы. Предполагаю, что причиной были некоторые негласные  ограничения на посещение.  Недалеко от нашего дома находилась гостиница, как тогда говорили - интурист, около неё можно было увидеть непривычно одетых, как правило, немолодых граждан в удобной обуви с чемоданами на колёсиках – иностранцев. Взрослые рассказывали, что приезжавшие из-за бугра родственники граждан титульной нации, обычно  покинувшие Литву в конце войны, или их потомки,  почему-то встречались с местной роднёй только в гостинице, а не ехали на малую родину, в районы. Было ли это так на самом деле и почему это так происходило, по малости лет я не знала, а сейчас и спросить не у кого. Возможно, существовали ограничения на передвижение по республике. Потом настали более либеральные времена. Но и тогда  иностранцы были у нас нечастыми гостями. Исключение составляли граждане Польши, которые приезжали в Литву поторговать и навестить родню. Катались в Польшу и наши граждане, это было очень выгодно, несколько толковых поездок в Польшу позволяли буквально «стать на ноги». Те,  которые не имели родни в Польше, обзаводились фиктивными «шваграми» (свояками, польск.), получали от них  вызова и отправлялись за товаром. Поляки прекрасно умели торговать и ловко впаривали местным  всякую всячину. Наверно, не было у нас ни одного человека, кто хоть раз у них не отоварился.  Но «курица – не птица, Польша – не заграница», так говорили у нас. 


               Мой отец, светлая ему память, работал на монтаже завода ферментных препаратов. Оборудование поставляли французы. Папа рассказывал, что приходилось в то время  общаться с двумя симпатичными месье. Примерно в то же время в папином строительном управлении на одном из объектов во время монтажа оборудования произошёл  трагический случай – один рабочий случайно приблизился к транспортерной ленте  в тот момент , когда наладчики запустили транспортёр, от неожиданности этот человек  отпрянул и ударился головой в стенку, получив тяжелейшую  травму головы. Некоторое время он находился в коме, и врачи пытались его спасти. Потребовались лекарства, которых в  СССР в то время не было. Мой отец обратился к французским коллегам, и они  оперативно организовали приобретение и доставку нужного лекарства. К сожалению, этот человек не выжил, хотя делалось всё возможное для его спасения. Историю я эту знаю по рассказам отца. Запомнилось и то, что почему–то возможности пригласить французских коллег в гости не было. Видимо, не разрешалось.


                Помню, в Вильнюсе проводились какие-то международные спортивные соревнования. Это стало интересным событием для города и вообще  Литвы. Мы, тогда ещё школьники, вместе с родителями ходили на некоторые состязания. По улицам Вильнюса прогуливалось  много иностранных гостей, что было очень необычно. Довелось видеть, как в старом городе один американский спортсмен, как теперь говорят афроамериканец, зашёл в магазин головных уборов. Прохожие притормозили, так всем было любопытно, ну чем же может в нашем магазине заинтересоваться гость из богатой товарами Америки.  Парень примерял добротные шляпы и по-обезьяньи прыгал перед зеркалом, отчаянно гримасничая. Конечно, в Москве или Питере, вряд ли кого заинтересовало бы такое зрелище , но для нашего города заморские гости всё ещё были редкостью.

                Первое студенческое лето наш курс провёл на стройплощадке в международном лагере. На объекте работали наши ребята и студенты из ряда социалистических стран – чехи, немцы, поляки. Один радикально к режиму настроенный наш однокашник  попробовал изложить свои острые взгляды немцам, ожидая от них, самое малое, сочувствия. В немцев он свято верил, а идеологию третьего рейха чтил. Гэдээровские немцы оказались очень дисциплинированными товарищами  и заложили парня немедленно, в то время , как у нас он болтал что хотел и когда хотел, никто его не трогал. Тут же его немедленно взял в оборот проректор, которого боялись все студенты. Видимо, было что-то ещё, о чем он не распространялся, но после принятых мер стал он очень странным и вскоре  оставил учёбу в университете. О дальнейшей его судьбе не знаю.

           В маленьком белорусском городишке, где мы проводили у стариков летние месяцы, началось грандиозное строительство комбината. И строительство производили, и оборудование монтировали иностранные фирмы. Насколько я помню, всем процессом  дирижировали австрийцы, а рабочие были югославы и итальянцы. Сонный городишко всколыхнулся – шутка ли, здесь появилось пару тысяч иностранцев, машины невиданных марок и пр. И это в городке, где обыватели, заслышав шум машины,  выбегали во двор посмотреть, к кому и кто приехал. Но самое интересное было, конечно, - молодые южные красавцы, которые посводили с ума провинциальных девушек и дам. Местные невзрачно  одетые и неяркие парни сильно проигрывали по сравнению с этими красавчиками, говорят , что между местными и иностранцами даже завязывались драки с серьёзным исходом. Сколько любовных романов было завязано, сколько сердец разбито! Времена ещё не были особо либеральными, рассказывали, что некоторых югославов выдворили из Союза за несанкционированные связи, но жениться на местных девушках не позволили. Буквально через несколько  лет ситуация радикально изменилась, но всё было впереди. 

              Я была заметной и модной девочкой, поэтому, когда мы отправились за покупками, около базара (а это было оживлённое и популярное место в городе) рядом сразу нарисовались два весьма симпатичных югослава, которые завязали со мной знакомство. Один из них был македонец, другой – черногорец. Мои познания в географии Югославии их удивили.  Черногорец Юсуф , как он представился, пригласил меня на свидание, был он очень мил и привлекателен , поэтому я не отказалась. Вечером мы встретились и пошли гулять по улицам городка, в парк у реки. Разговаривал он со мной на какой-то смеси своего и русского языка, но понять его, зная польский, белорусский можно было. Он рассказал, что по профессии он «каса мастер» (парикмахер), а на стройке работает арматурщиком, надеется заработать «на машинку». Про наш городок он сообщил , что «малый град, автобус нема, такси – три». Помню мы забрались в какую-то лодку и сидели , покачиваясь на речных волнишках. Надо отдать ему должное, вёл он себя очень корректно. Было уже поздно, надо было возвращаться домой, и тут возникла проблема. Мой кавалер явно боялся идти в незнакомое место, так как города не знал (стройка велась далеко за городом), но и не проводить меня он не мог, всё же джентльмен. Если бы он меня бросил, это было бы ужасно, я и сама боялась  расхаживать ночью. Я ему предложила, что он меня проведёт до дому, а там я возьму брата, и мы его проводим на вокзал, откуда курсировали служебные автобусы строителей. Когда мы с ним с освещённой улицы свернули в наши закоулки, он ужаснулся. Улицы неасфальтированные,  за глухими заборами лают собаки, темень – хоть глаза выколи.

- Ой, мама миа, куда я попал, - в ужасе пробормотал он.
Мне пришлось его успокоить, что всё будет хорошо, но чувствовалось, что ему не по себе.  Парня можно было понять, потому что уже бывали опасные случаи, всякое случалось с рабочими. Когда мы подошли к нашему дому, и из темноты вышел мой брат, высокий , крупный парень, Юсуф явно струхнул. Но потом ребята разговорились, покурили, и он понял, что всё хорошо. На прощанье он подарил брату заморские сигареты и сказал:  «Спасибо за дружбу!» Больше встретится нам  не довелось, потому что вскоре мы уехали. Когда я рассказывала об этом приключении , один мой юморной знакомый ехидно поддел: «Смотри, не попади в интересное международное положение».

         Тогда же, в восьмидесятые мы с мамой ехали поездом вильнюсского формирования в Ленинград. Поезда наши и тогда были чистенькие, но в тот раз произошло нечто удивительное. Зайдя в купе, мы с изумлением увидели заправленные постели, а бельё было льняным, крахмальным и новеньким. Теперь такое выдают всегда, но тогда–то вместо постели давали серые застиранные плохо просушенные тряпки, да и стелить постели проводники не стелили, хотя служебная инструкция (отец мне её показывал) обязывала проводников это делать. Обрадованные этим чудом, мы заняли полки, но тут прибежала проводница. Она начала квохтать, что купе были приготовлены для американцев, которые ехали в нашем вагоне, но по ошибке постелили больше постелей. Она просила нас отдать роскошное бельё.
- Ну, уж нет,- заявили мы и гордо остались на своём месте на интуристовских правах. Было это очень недурно.

             Американцы занимали четыре первых купе. Вели они себя шумно, по вагону ходили босиком, они мне показались крайне невежливыми. Я проходила по коридору и мне под ноги из открытого «американского» купе полетела подушка. Машинально я нагнулась и подала её им, но даже спасибо они не сказали. В последнем «американском» купе одно место было продано пожилому нашему соотечественнику. Заморские гости, как мы поняли, обратились к проводнице, чтобы она этого человека куда-то переместила. Проводница, маленькая худенькая литовка,  объясняла им, что у пассажира законный билет, да и вагон полный , свободных мест нет.   
- Ну и что, что американьцы, - с сильным акцентом, в сердцах выразилась она. – Все одинаковые.

Никуда она пассажира не перевела, да и не было куда. Но элитные пассажиры, видимо, сами ему не дали спокойно ехать. Ночью я вышла в коридор и видела, что этот пожилой человек не спит, стоит в коридоре. Так он и ехал стоя  до самого конца к возмущению остальных пассажиров.

        Поездка в Таллинн по профсоюзной путёвке мне и всей нашей молодой группе досталась исключительно из-за того, что стояли морозы. Обычно путёвки распределялись между работниками в зависимости от стажа, поэтому,  нам,  молоденьким, только начинавшим свой трудовой путь , ничего обычно не светило. И вдруг – необычные морозы в начале марта и взрослые сотрудницы, обычно путешествовавшие  ради покупок, отказались и у нас сформировалась почти стопроцентно молодая группа. В первый же день вечером мы отправились в ночной бар. Помню, что меня не восхитила ни кухня, ни помещение, но варьете было замечательным –  эстонцы , наверно, многие музыкальны, и голоса у исполнителей были великолепные.
         
             В компании нашей было большинство женщин , поэтому танцевать было не с кем из нашей группы. Но меня сразу пригласил кавалер со стороны – роскошный здоровенный высокий парень с красивыми льняными волосами. Этот натуральный блондин обратился ко мне по-английски. Сначала я подумала, что это эстонец, не пожелавший общаться по-русски (нас предупреждали, что и так бывает) , но оказалось,  что это был финн. Мы ещё  днём, гуляя по городу, видели много пьяных финнов, которые тогда паромом прибывали в Таллинн отвести души, терзаемые финским сухим законом.  Тут они отрывались по полной. Мой новый знакомый, его звали Йорма, был с компанией и тоже не составлял исключения. Приятели его квасили за столиком, не закусывая. Видимо я забавляла моего кавалера – одета я  была в  такие интересные, модные тогда брючки на шлейках (сшитые по самой актуальной «Бурде»),  и был он меня здорово выше ростом, поэтому то водил меня за шлеечки, как лошадку, то подымал на руки, как пушинку. Наплясались мы  с ним здорово, потом он пригласил меня к ним за столик. Там я, помню,  объясняла им, откуда я. Литвы они не знали, поэтому я на салфетке нарисовала карту Прибалтики и объяснила , где это по отношению к Эстонии. Общались мы по-английски.  Постепенно мой новый знакомый здорово опьянел. Странно, но на меня коньяк так не подействовал, и я оставалась в  форме, скорее всего, он уже назюзюкался до знакомства со мной.    В разгар веселья я увидела, что наша группа собирается уходить. Моя сумка оставалась там, у наших девочек , поэтому я  пошла к своему столику, а мой финский кавалер увязался за мной. Руководитель группы, начальница сектора Тереза строго сказала мне :
- Я тебя отпущу с ним только под паспорт.

       Я успокоила Терезу, что вовсе не собираюсь оставаться с финном и  ухожу со всеми. Финн же настойчиво  уговаривал,  упрашивал меня не уходить, остаться с ним, поехать в его отель. Когда я окончательно оделась, и он увидел, что не обломится, он красочно выматерился по-русски. Это вызвало хохот у всей нашей группы. Оказывается, финский товарищ этой частью русского языка (матерной)  владел, как родной, при том, что по-русски не разговаривал совсем.

         На работе у меня была общественная, как тогда говорили, нагрузка – я занималась культурно-массовой работой. Это были вечера, дискотеки, КВНы, турслёты, походы – интереснейшие мероприятия. Надо сказать, что мы очень много организовывали интересного для досуга наших работников. Это заслуживает отдельного рассказа. Тут же я расскажу в тему. Как-то вызвал меня комсорг предприятия и попросил подобрать ребят на вечер–встречу по линии «Спутника» с туристами из ФРГ и Западного Берлина. Встреча организовывалась в одном из ведомственных дворцов культуры, были приглашены ребята ещё и с других предприятий. Желающих, конечно, было много, но было выделено ограниченное число пригласительных. Я подобрала банду из весёлых, разбитных ребят, и мы отправились на встречу. Оказалось, что всё организовано было скучно. Каждая сторона сказала пару слов, врубили музыку и начались танцы. Это было неинтересно даже нам, что уже говорить о немцах, которые в основном были постарше, где-то среднего возраста. Так постоявши они стали пробираться к выходу, кажется, прицепили нам какие-то значки. Тут мы разговорились  с одним немцем:
- Do You speak English  ?

          Оказалось , что speak и  ещё как!  Бернд, так звали немца, был из Западного Берлина и работал в автомобильном салоне. Мы вместе пошли в бар дворца культуры и там здорово посидели. Было очень весело , а за соседними столиками сидевшие гости из этой делегации завидовали. как весело с нами Бернду. Кстати, он нас научил пить коктейль – пиво с шампанским – он нас уверял, что это топ-коктейль. Мы попробовали, и нам понравилось. Рассказывал о своей работе, автомобилях и т.п. Помню его мнение о «Ладе»: крепкая, но не комфортабельная машина.

            Когда бар во дворце культуры уже  стал закрываться, на выходе ко мне подошла фрау лет сорока и сказала, что им неинтересны танцы, но они очень хотели бы пообщаться  с нами. Так началось наше знакомство. Даму звали Розель и была она с супругом. Как-то спонтанно сформировалась компания –  наши, человек шесть-семь и раза в два больше немцев. Мы пошли гулять по вечернему городу. Совершенно удивительно (а может, неслучайно) мы смогли попасть в бар «Лауме» в старом городе (обычно там мест  свободных не бывало). Более того, сидящая рядом компания даже уступила свои стулья, взяв девчонок на руки. Мы сидели, болтали, веселились. Помню, кто-то спросил меня, путешествовали ли мы за границей. Я ответила, что нет, но добавила, что поскольку наша страна огромная, мы имеем большой простор для путешествий в СССР.  Когда принесли счёт, немцы вытащили свои рубли-копейки, но мы ( все молодые специалисты в основном , ещё совсем мало получавшие) отмахнулись от них и, скинувшись, заплатили за всю компанию. Немцы были в шоке, спрашивали – не дорого ли для нас. В ответ услышали гордое:
- Для советских людей деньги – не проблема! 
Это выражение было встречено восторженным:
- О-о-о!!!

             Гулянка окончилась в четвёртом часу ночи и уговором встретиться завтра. Днём наши новые друзья отправлялись на экскурсию в Тракай, а вечером уезжали в Ленинград. Эта экскурсия и была по двум городам – Вильнюс-Ленинград.   

          Несмотря на позднюю гулянку, мы были на работе как огурцы, и , как я помню, больше обсуждали предстоящий вечер, чем работали. Наши же гости беспокоились – как мы сможем работать. Вечером мы с ними встретились, как и уговорились. Прошлая ночная гулянка  с нами настроила немцев на правильный лад. Нам сообщили, что они ещё днём купили ящик водки и успели оформить его. Мы же им устроили запоминающиеся проводы. Я не помню, почему не смогли шампанское купить (может,  не было в магазине), поэтому на перрон мы притащили пиво и прямо у поезда организовали торжественное распитие. Всё было так весело и сердечно, что многие плакали, не хотели с нами расставаться. Немцы все имели стаканчики и походные открывалки. Наши же продемонстрировали искусство открывания бутылок с металлическими пробками – «пробка за пробку», что вызвало неподдельный восторг всей публики, которая просила и просила повторить номер на бис.  Когда поезд тронулся , десятки рук махали нам  на прощание.

          А потом была переписка. Мы с Розель переписывались, обменивались подарками. Писала мне она по-немецки, а я отвечала на такой англо-немецкой смеси. Она присылала красочные открытки из своих путешествий, я -  из своих. Мы тогда ежегодно ездили на Кавказ, так что было чем поделиться.  Затем она прислала мне с братом вызов в Западный Берлин, мы собрали подписи  треугольников на предприятиях (партком, профком. комсомол – никто в нас не сомневался). В ОВИРе же сочувственно объяснили, что подавать бесполезно, по пятой графе не выпустят. Однако, очень скоро всё либерализировалось.  По личным печальным  обстоятельствам я тогда не могла отлучиться из дому, а мужчины нашей семьи  несколько раз побывали в Западном Берлине у Розель и в ФРГ у других знакомых. Приезжала к нам и Розель, и её взрослый сын. Пребывание здесь ей очень понравилось, особенно общение с нами и душевная обстановка. Хотя у меня  тогда был непростой, даже драматический период в жизни.  Розель мне очень помогала в этой беде. Человеком она была лёгким, общительным и прекрасно вписалась в наш круг, будто всегда жила с нами. К тому же она приехала перед  новым годом, поэтому мы вместе встретили праздник.

        Во время пребывания у нас было для неё много нового, необычного. Тогда  ещё в государственных магазинах (в кооперативных всего было полно, только дороже) ощущался дефицит некоторых продуктов (мясных, как правило), и Розель  была ошарашена совершенно пустым мясным прилавком 1 января (да и завоза не было после праздника). Пожалуй, только мясные  и  овощные прилавки тогда не радовали, остального было навалом. Она даже пожелала взять с собой нашу гречку, сыры, которые ей понравились и прочие вкусности. Помню, как я ей объясняла, что означает «достать». Адекватного перевода этого понятия на английский или немецкий, наверно, не существует. Поэтому я всё продемонстрировала наглядно. Розель захотела побывать в Оперном театре. Видимо, в Берлине это было недешёвым удовольствием, поэтому она пришла в восторг от моего приглашения, хотя выразила опасение, не накладно ли это мне будет.  Мы гуляли по городу и зашли в кассу театра. Билетов, разумеется, не было. Розель расстроилась. Я созвонилась с братом, и тот подключил свои связи. Мы вернулись домой, и тут же мне  сообщили, что можно ехать в кассу театра за билетами. Ошеломлённая моя подруга не поленилась поехать вместе со мной и посмотреть , как я буду «доставать « билеты. В кассе по волшебному слову я купила 2 билета за 5 рублей. Цены моя гостья переводила на марки по официальному курсу – 1:3. Значит, два билета стоили всего 15 марок. Тогда она поинтересовалась, какие же это места. Услышав, что это самый центр , первый ряд партера, она впала в ступор , и выходя из кассы ошеломлённо повторяла : «Нет билетов, нет билетов…»

               А когда побывала на спектакле, то была просто очарована – прекрасное исполнение (мы смотрели «Венскую кровь» Штрауса) и великолепный горячий шоколад в буфете (ах, какой шоколад в нашей опере, Розель сказала – нигде такого не пробовала) окончательно покорили её сердце.   Ещё она убедилась, что в те годы было исключительное отношение к иностранцам.  Исходя из личных наблюдений она сделала вывод – у вас , чтобы хорошо жить надо или быть иностранцем, или иметь много знакомых (последнее заключение сделано было, когда она поняла, что означает слово «достать»).

       Из любопытства она зашла со мной в валютный магазин. Наших тогда в такие магазины ещё не пускали, поэтому и я там побывала впервые. Кое-что ей показалось выгодным, она даже купила для себя, что-то для нас. Хотя тогда уже были сочтены дни и дефицита, и таких магазинов. Запомнилось мне, как она с негодованием отшвырнула американские деньги, которые ей попыталась всучить как сдачу продавщица. Недостающую сдачу она взяла рублями.


        Общались мы с ней я - по-английски, она -   по-немецки и прекрасно понимали друг друга.  Помню как-то вечером мы с ней сидели, о чем-то беседовали, и я ей показывала что-то по карте СССР. Видимо, она никогда раньше не осознавала просторов Советского Союза. Я развернула карту, и она ошеломлённо уставившись на  контуры великой страны, чуть ли не заикаясь от удивления выговорила:
- Это, это…  Это что, всё -  ваша страна?
- Да , это – наша страна.
Понимаете, чувствовала чертовскую гордость.
А потом очень скоро наступили новые времена, новая эпоха. Впереди были большие потрясения и перемены…