Сауна

    Я ехал из родного города поездом один в купе, осень вступала в свои права, за окном мелькали берёзовые околки, перемежающиеся полянами с пожухлой травой и редкими полями неубранной кукурузы. Пора отпусков закончилась и вагон был полупустым.
    Я слушал музыку и изредка ставя плэйер на зарядку, немного читал. Это был не iPOD c его «1000 песен в кармане», но добротный Welkman фирмы Sonу, изготовленный в Китае, меня он вполне устраивал.
  В Омске ко мне в купе подсел моложавый мужчина примерно моих лет, назвавшись Петром Николаевичем. Упрятав фирменный чемодан на колёсиках под нижнюю полку, мужчина вынул из кожаного дорожного саквояжа бутылку коньяка и картинно поставил её на стол.
- Кушать будем? – спросил Пётр Николаевич.
   Я вообще-то не сторонник случайного застолья с незнакомыми людьми, но импозантный мужчина и бутылка молдавского коньяка как-то располагали и я ответил:
- Конечно, будем.
    Петр Николаевич производил впечатление интеллигентного человека. Стройный, подтянутый, без глубоких морщин на лице, он имел ещё полную шевелюру без проплешин. Правда совсем седую. Заметив это, я вспомнил слова старой песни: «Эти кудри, прежде золотые, все теперь в ненужной седине...». «Наверное, бывший военный, какой-нибудь отставной полковник» -– подумал я. В этот момент в купе с постелью зашёл наш суетливый проводник, которого очень вежливо, но настойчиво Пётр Николаевич тут же попросил сгонять за стаканами. Переодевшись в приличный спортивный костюм, мой попутчик помыл руки и принялся накрывать на стол.
 Организовав сообща «скатерть-самобранку», мы устроились поудобней и Пётр Николаевич налил по первой.
- Со свиданьицем – полуутвердительно полувопросительно сказал тост Пётр Николаевич, и мы выпили.
     Выпив и с явным удовольствием закусив, он продолжал:
- Вообще-то тара явно не для коньяка, но заметьте, я налил на донышке, только на один глоточек. Знаете, я сейчас удивляюсь себе молодому, ведь я мог выпить сразу целый стакан водки и прошу заметить, иногда выпивал! До сих пор не могу понять, что это было, русская удаль или дурость того же разлива.
   Пётр Николаевич явно был в настроении, а выпив глоток коньяка ещё более оживился.
- Вы курите? – спросил он.
- Нет, не курю.
- Вот и славненько. А я курил 20 лет, с 15 лет, когда уже в кармане носил пачку «Памира», и до 35. Бросил вот здесь, в Омске, правда, со второго раза...
   Он немного помолчал. Выпили по второй и по третьей... Пётр Николаевич продолжал:
- Да-а, Омск... Много связано с ним воспоминаний, хотя прожил я в нём всего 11 лет. Вот приехал, встретился с подругами, друзей уже нет. Знаете, как в классике: «Иных уж нет, а те далече». Так кажется?
   Он помолчал.
- Да-а, подруги... Была у нас отличная компания, а остались только Женя, Лика да вот я. Женя – умница, за нарочитой грубоватостью она всегда скрывала тонкий психологический склад ума, зная и чувствуя грани взаимоотношений людей разного уровня. Она и сейчас такая. Мы называли её президентом. Правила она компанией уверенно, но к критике прислушивалась, понимала и реагировала правильно. Лика старше меня, мы её называли секретуткой и она никогда не обижалась. Просто она всегда была очень активная с разными идеями и всегда на связи со всеми. Она и сейчас молодчина! При памяти, отличном соображении, без заморочек и активная, почти как прежде.
    А компания была большая: я, Юрка, Женя, Лика, Любонька, Кира и Светик – наш агроном. Я ведь на заводе работал, правда не самым большим начальником, но персональную машину с водителем имел, даже две. УАЗик и прибалтийский микроавтобусик. А водитель был один – армянин, Тодик, прекрасный парень, он сейчас где-то в Германии живёт. И вся компания была заводская и образовалась она как-то постепенно по принципу личных симпатий вокруг Лики. Нас с ней связывала давнишняя дружба, основанная на моём глубоком уважении к ней и к её рано ушедшему мужу.
  Основная цель времяпровождения в компании, как я сейчас понимаю, был отдых от напряжённого заводского труда и расслабуха. Ну и от семьи, конечно... Но упаси боже, не было у нас в компании никаких любовей и никаких таких отношений не было. Только исключительно симпатии и душевная близость.
   Отдых был разный: летом и в межсезонье – шашлык на природе, а зимой – застолье в укромном месте, каких Женя с Ликой находили множество и изредка – сауна. Ну, конечно, собирались не без причины или когда уж очень доставала работа. Женя с Любонькой  – столовское начальство, они обеспечивали компанию деликатесами, имея старые связи где-то в пароходстве. На мне лежала забота о транспорте, а Тодик был большой мастер по шашлыку. У тёщи на огороде он сам сеял и выращивал кинзу, тархун, ещё какие-то травы, а уж по маринаду ему не было равных. Кстати, впервые я попробовал шашлык из курицы и индюка именно его приготовления.
  Так вот, сауна, – продолжал Пётр Николаевич после очередного глотка молдавского, – саун на своём веку я повидал великое множество, но одну из первых настоящих посетил именно в Омске в этой самой компании и она мне запомнилась.
   В одном НИИ начальство, видимо, любило это дело и в отдельно стоящем здании механической мастерской, за территорией предприятия организовало прекрасную, по тем временам, сауну. Интерьер был сделан со вкусом, с выдумкой, в прекрасном исполнении и, что очень важно, парилка была с настоящими финскими кварцитами. Сейчас этим никого не удивишь, а тогда это было круто.
   Всё было продумано. Уютненький предбанничек был оборудован деревянным столом из струганого морёного дуба, под стать ему были и сиденья. Маленькая кухонька тут же за загородкой существенно добавляла комфорта застолью. Стены были обшиты деревом и украшены какими-то картинами. Сейчас уже точно не помню какими, да это и не важно.
   Вход в предбанник был прямо из мастерской, умело задрапированный, он представлял из себя буквально щель без двери, в которую не смог бы протиснуться солидный мужчина с «рюкзаком» жира на животе. Помню, как Женя, Лика и Любонька, которые не обладали, мягко говоря, изящными формами, при входе устроили соревнование, определяя сколько ладоней оставалось в запасе у каждой при проходе по этой щели в предбанник сауны. Нахохотались все.   
    Изюминкой сауны был «уголок любви». В углу предбанника стояло кожаное кресло, сев в которое и нажав одну из кнопок на подлокотнике, можно было подняться на 2-й этаж. Кресло останавливалось, когда ноги достигали уровня пола второго этажа. Встав с кресла и сделав маленький шаг ты наступал на шкуру настоящего сибирского бурого медведя. Дальше – деревянное ложе было тоже покрытое шкурами каких-то животных, на стене гобелен, с которого на тебя смотрит пышногрудая русалка с соблазнительным пупком.
   Кто и когда использовал по назначению этот уголок, нам было неизвестно, да мы и не интересовались. А Толя Седаков, который руководил мастерской и распоряжался сауной, на эту тему, естественно, не распространялся. Вся наша компания поднялась наверх только один раз по очереди под Толиным руководством в порядке экскурсии.
    А познакомила нас с Толей одна общая знакомая и, очевидно, не без умысла. НИИ испытывал определённые трудности в обеспечении мастерской материалами, а Толя не имел домашнего телефона, который был в те времена в городе большим дефицитом. Так вот, близкое знакомство со мной решало эти Толины проблемы. С нашей компанией мы там бывали редко, а вот с моим старшим другом, Владиславом и бывшим коллегой, Сашей мы туда один год наведывались частенько, пока нас не разлучила судьба... Пили мы в сауне тогда исключительно рябиновую наливку Владислава, разбавляя её рислингом...
    Так под рассказ Петра Николаевича мы успешно закончили молдавский коньяк, пожелали друг другу спокойной ночи и улеглись спать. Колёса выстукивали свою бесконечную песню, за окном мелькали огни городов и посёлков, где люди творили каждый свою судьбу.
  Пётр Николаевич вышел в Тюмени, мы с ним тепло попрощались, как старые знакомые и больше я его никогда не встречал. Но его рассказ, внешний вид и приятный баритон почему-то остались в моей памяти, накрепко связанные с городом Омском, где живут две его любимые подруги, Лика и Женя.