Алхимия мыслеречия II - проба пера

Хладела высь, алела тонкой далью, на горизонте редкие из туч, блуждающие лёгкой дымкой - убегали от ветра к гряде близлежащих гор. Вот осенняя пора и коснулась в Час небесной глади. Овеяв всё и вся, лёгким предзнаменованием грядущего. Как великий живописец, она намечала первые штрихи своей будущности. Порывы вечернего ветра становились чуть ретивыми, трава не так благородно сияла своим буйным живиальным нравом, а древесные листья начинали источать налёт первой усталости.
Холодная и без того, вода из горной реки обрела свою велительную силу, как прокуратор этого края, она теперь решала: кому, куда, сколько. Всё труднее становилось перейти её вброд, всё истовее она бежала к морю. Поодинокая рыба еще снуёт меж камней да корчей и манит своим видом, но Мир будто перевалил за вторую треть жизни.
До сей поры, природа была в расцвете и гордый лик её хранил величие, прикрасы. Но уже в том свете, который свойственен особам аристократического духа.
Ранним утром, когда с первыми незримыми лучами Светило мазнуло небосвод серым багрянцем, "творец" вышел к горному озеру. Зеркальная гладь воды была укрыта пледом лёгкого тумана и водоём мирно дремлил под проводами последней зорьки. Горизонт обрамлялся предвестием надвигающегося восхода. Исполинские ивы, раскинувшие свои величественные космы над озером, довершали высокий образ гармонии. Птичий коллектив уже разливал свои созвучия в этой обители, стрекотали метущиеся стрекозы, копошились жуки, первые муравьи ринулись на разведку по проторенным ихним тропам.
Жизнь текла здесь не по людским часам, а подчинялась высшей гармонии движения небесных сфер, пробуждаясь с космическим рассветом.
Густая и высокая трава, как сказочная обитель: таила и манила чудасии. Замерев на мгновение, "творец" будто растворился в окружающих его таинствах. Последние таинства ночи, когда по-особому сияли некоторые звёзды, встречались с таинствами рассвета. Вновь: и свет и цвет, и тень и сень - сливались в дивный сплав. Густая роса ловила тончайшие лучи предрассветного зарева и рассыпалась тысячегранным соцветием, уловимым утонченным чувствованием. Природа мироточила, источая свой особенный, незримый и неведомый людям Дух. Седая древность перетекала в лучащуюся юность и сама вечность обращала свой взор на это таинство Жизни.
...Тихо заполыхал священный костёр, первые лёгкие искры ринулись в поднебесье, тая, как снежинки, несущиеся ввысь. Живой огонь заиграл в своем первозданном танце. "Творец" прижмурил веки и вкушал язык животворящего пламени: неведомый язык сплетался горящими узорами и глаголил. Он поведал "творцу" многие азы и открыл грани бытия, даровал меру и упредил сжигающей силой от многих бед. Соприкасаясь с Миром тонким, не явным, он будто начинал смотреть в бездну - впуская Её взор в свою душу. Становилось холодно, но это обманчивое чувство всегда играло перед идущим вслед за ним погружением в воды познания. Казалось, чувства времени-пространства начинают его предавать, а водоворот жизни, в эпицентре которого он находился - поглощал его, растворял в себе...
Как молния, картина видения блеснула пред взором его очей, когда он выбил первую искру и сушняк вкусил дар Прометея, - загоревшиеся дрова, возвышаясь в огне преображения, даровали Человеку тепло. Пляс таинственного языка огня топил ледяные границы неведомого и шептал Человеку о были и небыли. Как удары в тамтамы, треск поленьев отдавался в сознании зычным эхом. Казалось, вокруг огня собрались шаманы и вот один из них зачинает свой сказ. Перемежёвывая удары в бубен с горловым пением, воцарилась особая атмосфера. Каждый из них подбрасывал в костёр горсть горьких трав и терпкий дух живого слова окутывал сидящих. Жар костра дыхнул в лицо и мара отступила, предупреждение было услышано. "Творец" видел метущиеся блики на воде и то, как огонь встречает Огонь. В этом диком котле начинала варганиться настойка мудрости. Алхимия мыслеречия творила историю. Бумагой здесь была человеческая жизнь и пером - нить его судьбы. Стежок за стежком совершался обряд мыслеречия.
"Творец" чувствовал, как холодные змеи опоясывают его тело и как горячий свет разливается изнутри; за короткий миг покоя и состояния, приближенного ко сну, он отворил свою волю. Как туман, - ход его мыслей подымался над живою землёй чувств. Более тонкая и сложная субстанция, как первозданный хаос - неимоверным усилием воли - упорядочивалась. Вежды в его душе начинали пробуждаться и горизонт озарился первым небесным пламенем - река света лилась, и это священнодействие было запечатлено глубоко в его сознании.
Долгое время он шел к этому мигу и вот он настал. Только теперь он увидел медленно ползущую через него змею и вздымающего ввысь орла, который так превосходно сочетался с разливающимся заревом рассвета. Владыка неба троекратно сделал круг над озером, последний раз кружа низко и одним неумолимым движением ловя добычу в свои царственные когти. Последние поодинокие языки костра уступали место Солнцу и только жар источал ровное тепло. Как малое дитя, он радел и ликовал вседержителю жизни на Земле...
Ход его мыслей теперь постепенно приобретал ровный ток. Будто в космическом пространстве - у него в сознании сшибались космические тела, взрывались сверхновы, рождались звёзды и творились галактики; космическая пыль сражалась с пустотой.
Выждав время и отчасти обуздав этот, кажущийся неисчерпаемым - поток мыслей, он начал трудную работу по осмыслению знаний. Громаднейший массив накопленного, сотни вопросов и сотни кусочков пазлов, которые он бы годами собирал воедино. Всё это, подобно тому,как пчёлы собирают нектар - собирал ход его мысли и обращал в мёд познания.
Тихим голосом он неутомимо говорил, размышлял и излагал размышления вслух. Опуская ту чудовищную и потрясающую критический ум скорость мысли, он пожинал плоды своих усилий. Он не ведал, сколько длилось это его состояние, но с холодной отчужденностью и улыбкой на устах, когда всё смолкло - молча собравшись, ушел, унеся с собой бесценное сокровище алхимии мыслеречия...