Муравьи

Когда в Фергане случилась межэтническая замятня, то в наши края переселились многие сотни семей турок-месхетинцев. Помню, как стояли мы с поэтом Владимиром Кобяковым на старом Белгородском валу, что лежит сейчас у Верхососны под асфальтовой шубой и провожали от поворота с трассы к селу вереницу машин с мигрантами. Ехали КАМАЗы, перегруженные сверх бортов полосатыми матрацами, пыльными коврами, бахромой заметавшими землю, мебелью, торшерами, пестрой сидячей толпой на каждой машине поверх скарба. Мусульмане ехали к колхозным барачным домам , сделанным нарочно под них. Владимир Кузьмич жевал мундштук, под лёгкой бледной щетиной его ходили желваки. Когда-то Кузьмич учился в Литинституте, вместе с Колей Рубцовым его в своё время выперли оттуда за своемыслие. Был Кобяков с ранимой душой, словно обернутой в папиросную бумагу, писал всегда на нерве и я завидовал ему, как настоящему поэту.
Кузьмич черкнул спичкой, почмокал губами по мундштуку и сказал сквозь струйку дыма:
-Поехали домой. Пропала Россия…
Я с иронией подзадорил:
-Вместо чтоб ныть, ты б стихи к случаю написал.
Кузьмич еще немного почмокал мундштук, взялся за дверку моей "копейки" и прочёл:

-Белгородская черта
Натерпелась сраму –
Не сдержала ни черта
Натиска исламу.

Потом месхетинцы укоренились, Кобяков умер, а я – нет-нет – да и приезжаю в старые места. Сегодня заехал в Завальское – за валом, значит, - смотрю – за огородом хороший знакомый Павел Никитич уплотняет кукурузными снопами стожок сена. Павла Никитича, хоть и с натяжкой, можно назвать фермером – бычков разводит. Он меня всегда привечает – я ему свежий «Наш современник» вожу – большой поклонник Никитич патриотических изданий.
Разговорились. Никитич оперся на вилы, правой ладонью оглаживает свою аккуратную смоляную бородку. Есть в нём что-то цыганистое, степное. Рядом с нами по выгону дети гоняют мяч. И дети всё больше чернявые – уже внуки тех месхетинцев, что на закате Союза поселились тут. Светлоголовых пацанов намного меньше.
- Вымираем? – киваю я в сторону выгона.
Павел Никитич хмурится, перехватывает вилы в правую руку, давая понять, что пора к стожку:
- А то! Водка проклятая, безделие. А кавказ всё при бывает и прибывает. Поверишь – как только дом опустеет – это уже никого не удивляет – так сразу и появляется кто-нибудь смуглый. Поживет день-два, а потом глядишь – целый КАМАз у ворот выгружается. Мужики, бабы, дети – целым табором. Заполоняют. Муравьи муравьями…