Ошибка

Осень. Листья желтые вдоль дорог летали.
А над головою туча солнце скрыла.
Синий динозавр занимал полмостовой.
Пять с половиной литров под капотом было.
Зверь фургоном был, ничем так не приметным,
За рулем на нервах весь парень восседает.
Рядом – еще парень. И двое позади.
И между собою разговор там продолжают.
Один из тех, что сзади: “Слушай, ты уверен?
Дело как не обернулось бы себе дороже”.
Тот, что за рулем, в сердцах: “Сказал же: да.
Я по мелочам не стал бы вас тревожить”.
Краткое молчание. Взгляд через дорогу.
Надпись там над дверью: ясновидящая кто-то.
Тот, что за рулем, немного помолчал,
А потом продолжил, словно с неохотой:
“У меня сестра видела глазами
Своими, как ходила, что было там немало
В этом сундуке. И больше – купюр крупных.
Ведь при ней старуха кубышку доставала”.
Снова тишина. И снова ожидание.
Тот, что за рулем, произнес: “Пора”.
Выскочили дружно четверо парней,
И к двери помчались. Начата игра.

Старуха – ясновидящая в третьем поколеньи.
Она не шарлатанка, упаси вас Боже.
В тот унылый вечер сон к ней все не шел.
Продолжало что-то ее смутное тревожить.
Решивши разобраться с чувством нехорошим,
Решивши применить свой природный дар,
Из кровати вылезла, по полу прошлепала
Холодному. За стол села и в руки взяла шар.
Стала в него вглядываться третьим своим глазом,
Шар ей все расскажет. Пусть пока темно
В нем. Но начинает картина проясняться.
Чем она яснее, тем мрачней чело.
Шар все рассказал старухе без обмана,
Словно предложив: хочешь -  верь, или - не верь.
Следуя рассказу, если шару верить,
Старуха увидала в завтра свою смерть.
Первый посетитель – он убийцей будет.
От его руки гадалка и падет.
Жизнь такая хитрая, старуха же хитрее,
И ей уготованную она смерть проведет.
Убран шар, и снова четок ход мыслей.
В том, что нужно сделать, не было сомнения.
Вновь в кровать легла старуха, твердо веря:
Лучшая защита – это нападение.

Снова день унылый. Что поделать – осень.
Солнце, пусть и изредка, небо освещает.
Он довольно хмур. Идет, под ноги глядя.
Из главы он мрачные мысли прогоняет.
Он в костюме, в галстуке, сверху же – пальто.
Дипломат сжимает – спасательный жилет
Словно тот. Идет, в раздумья погруженный.
А в мыслях надеясь: “Быть не может, нет.
Да, я на работе пропадаю днями.
Но это во благо же, чтоб нужды не знали.
Надо бы пораньше было чуть заметить,
Чувства как ее ко мне охладевали.
Куда подевалась ее любовь ко мне?
Часто без причины задумчивой бывает.
Задаюсь вопросом, но боюсь ответа:
Может быть, жена мне все же изменяет?
Молода, красива, с огромным чувством юмора.
Что же она делает, пока я на работе?
Всем нравятся такие. Найтись могут и те,
Которые залезут в ее постель с охотой.
Чуть вниманья больше, чем я ей уделяю,
Слов немного ласковых, и она растает.
Чертовы сомнения! Пропадут пусть пропадом!
Откуда они взялись? За что меня терзают?
Может быть, задумчива она из-за того,
Что, меня помимо, у нее кто есть?
Если и один был – это уже много.
А, быть может, столько, что и не сочесть?”
Прекратили ноги шаг, глаза поднялись,
Чтоб смогли над дверью буквы прочитать,
Которые, сложившись, сказали: здесь гадают.
Человек решил твердо все узнать.
Дверь открыл рукой. Идет словно на казнь.
Что бы ни случилось, знать желает он.
Дверь за ним закрылась, а через дорогу
Лишь через минуту встал синий фургон.

Все внутри прилично – таинственно и красно.
С кейсом человек ему просит погадать.
Просит сказать правду такой, какая есть.
Жена верна ему ли – хочет он узнать.
Гадалка осторожно за столик посадила,
И молвила: “Ответ я дам на твой вопрос”.
Взяла в руки шар, как делала обычно,
Но не собирается гадать она всерьез.
Усыпляет бдительность, а сама внутри
Как пружина сжалась. Молвит разговор.
Человек спокоен. С быстротою молнии
Тогда гадалка выхватила из-под стола топор…

Вверх и вниз и вверх ходит поршнем лезвие,
Губы обескровленные шепчут же: “Убью!”
Вчерашнее сказание сбылось наполовину:
Гадалка смерть увидела, но только не свою.
Первый раз со времени создания ошибся
Шар, только гадалка поймет это теперь.
Потому что только смолкнет ее хохот
Безумный, отворится резко входа дверь…

Четверо парней застыли на пороге.
С ужасом взирают они на то, что было
Недавно человеком, теперь же представляет
Картину, от которой кровь застыла в жилах.
Плоть кровавой тряпкой и ее ошметки,
Кости оголенные, всюду крови лужи,
Кашей серой мозг. Не видели они
Зрелища, чем это, в своей жизни хуже.
Ведьма с топором взгляд воткнула в них.
Тихо возвращается в глаза ее сознание.
Вместе с ним и ужас, и – еще страшнее –
За ужасом в глазах ее возникло понимание.
Парни шевельнулись. Один крикнул: “Живее!
Поймают – не увидите больше белый свет!”
Подскочил к старухе. Резко размахнувшись,
С силою впечатал ей в висок кастет.
Рухнула гадалка. Рухнули надежды
Ее, что своей смерти избежать смогла.
Она в луже крови на том, что человеком
Было. Но не страшно ей – она мертва.
“Торопись!” – вновь крикнул тот, что был с кастетом. –
“Ведьму эту, видите, я даже убил!
Разыщите деньги, они где-то здесь!
Или все забыли, о чем я говорил?”
Сам же первый ринулся на поиски шкатулки.
Сам ее нашел. Но в полутьме не смог
Увидеть, что за символ на ней был нарисован.
Вытряхнул на стол деньги, и в карман их сгреб.
Побежал на выход, торопя товарищей,
И на чем стоит свет кляня их праотцов.
Убежали вместе четверо парней,
За спиной двоих оставив мертвецов.
Прыгнули в фургон. Тот, что за рулем,
С пальцев окровавленных быстро кастет снял.
Заведя машину, к тем трем обратился:
“Наилегче легкого – как я и сказал”.
В пол вдавил педаль – от этого события
Умотать подальше совсем ему невмочь.
Взвизгнул фургон шинами, дернулся рывком,
Скорость набирая, он помчался прочь…

Он на автостраде. Мчится со всей силы.
Что произошло вдруг, никто и не узнал.
Очень вдруг отчетливо перед того глазами,
Кто за рулем, шкатулки с крышки символ встал.
И фургон стал зверем – оправдал название –
Диким, непокорным. Все внутри застыли.
Нету управления, он руля не слушает.
И уже на встречную полосу он вылез…
А там – бензовоз. Огромная махина.
Парень, за рулем что, лишь глаза закрыв,
Прошептать успел: “Да простит нас Небо…”
Столкновенье. Скрежет. И грохочет взрыв…