Страстные танцы мужчин
А ещё он мог теперь танцевать. Очень ему это нравилось. Раньше, сидя на маминых руках, как вполне взрослый кавалер, держал одну руку в её и прижимал к плечику, а другую, вместе с материнской, откидывал в сторону, как это делалось в вальсе. И они кружились, кружились, кружились под красивую музыку. И им было так чудесно. Всё мелькало, вертелось, а он плыл, качаясь на маминых руках, как на ласковых волнах. И теперь, едва заслышав ритмичные звуки, он пускался в пляс. Особенно, если на глаза попадался любимый кот.
Танцы под кота были у малыша категорически популярны. Стоило нажать на кошачью лапу, и игрушечный хищник начинал петь: «Никто тебя не любит, так как я. Никто не приголубит так, как я…». Хулиганистый на вид полосатый зверь не только пел, а ещё и выделывал забавные па. Мальчишка вставал супротив кота и начинался танец на двоих. На эти уморительные сцены смотреть можно было бесконечно. Малыш тут же вставал в ту знакомую ему танцевальную позу, только уже без матери. В его головёнке сложилось понимание: если танцевать, то только так - одна ручонка у плеча, другая вытянута для кружения в вальсе. И кружился, кружился, кружился пока его не заносило в сторону. Он оседал, мотал золотистой курчавой головёнкой, будто возвращал там что-то на место. Устаканив содержимое в ней, вновь поднимался и начинал в такт музыке приседать, смешно тряся попкой. Затем снова кружился, притопывал ножками, напоминая маленького медвежонка.
Глядя на забавного маленького танцора, я улыбалась. Вспомнился концерт любимого хора. Потрясающе красивые голоса выводили «Мужские страдания»: «…никогда не поверю, что ты разлюбишь меня-а-а, о-о-о». Но мужички страдали ещё и в танце. И как талантливо страдали! Я, не дыша, пожирала глазами, ушами всё, что происходило на сцене. Их было пятеро. Профессиональная вытренированность, движения отточены у всех, кроме одного. Моё внимание и привлек этот один. Сначала как выпадающий из профессиональной танцкоманды, а потом...
Он был самый высокий, молодой, полноватый, с коротко стриженой русой головой. При каждом движении его намечающийся животик чуть поколыхивался под нарядной белой рубахой, подпоясанной красивым кушаком. Их выход на сцену был чуть комичным: с обеих сторон сцены танцоры выходили высоко, поднимая под прямым углом ноги, прижав руки к бокам и отклонив корпус назад, напоминая гусаков. В этом их медленном выходе ощущалась спрятанная мощь и вызывающий кураж. А красивые мужские голоса выводили: «Пристань стоит над рЯкою, домик у самой рЯки. Парень дЯвчонке цАлует родинку правой руки. О-о-о!». Танцоры, с нарастающим отчаянием, притопывая, двигались по сцене. Вдруг выпад вправо, раскинув руки крыльями, словно взлетал, похожий выпад влево, а затем, будто ударяется оземь, с силой хлопнув рукой по полу. Затем, встав на носки и выпятив грудь колесом, бросались, как в омут. Но взгляд мой не упускал того, полноватенького. Мне он казался большим цирковым медведем, случайно оказавшимся тут. Танцоры кружились под слова «Белая роза к свиданью, красная роза любви, о-о-о. Желтая роза разлуки. Я помираю с тоски!». И эти пятеро, казалось, действительно, вот-вот помрут от той самой тоски из-за той самой неразделённой. В каждом движении боль и сдерживаемое отчаяние. Поворот головы, рука на затылок, вдруг резкий неожиданный хлопок и картуз прошёлся по голенищу. Снова хлопок уже по другому сапогу. В этой сдержанности танца море невыразимой тоски и душевных терзаний. А в зал летело: «Белую розу срываю, красную розу дарю, о-о-о. Желтую розу разлуки я под ногами топчу». И вот он, мой полноватенький, отчаявшимся медведем подняв руки вверх, покачивал ими в стороны, горестно мотал русой головой, будто тоже что-то устаканивал в ней. Удивительно плавно и органично двигался этот медведь в рубахе и штанах, заправленных с напуском в короткие сапожки.
Полноватенький танцевал очень сосредоточенно с серьёзным и даже чуть трагичным выражением лица, с каким танцуют новички, боящиеся ошибиться. Его рот иногда чуть приоткрывался. Казалось, что вот-вот, как у малыша, от старания язык вывалится набок. Подскок, снова рука на затылок и притопы, в которые была вложена та же отчаянная тоска. Ох, уж эта наша любовь человечья! А в зал летели слова: «Любишь-не любишь, не надо. Я, ведь, ещё молода –о-о-о. Время настанет – полюбишь, но будет поздно тогда! Верила, верила, верю…». И вновь отчаянный жест закинутых рук за голову, притопы в кругу. Затем круг выравнялся в линию. Нет, ну мой толстоватенький как есть лучше всех. Он двигался медленно, забавно оттопырив зад, а корпусом подался чуть вперёд. И было в этой поступи что-то очень значимое, и в то же время всё в нём было полно горя и безысходной тоски раненого любовью сердца. Танцоры-страдальцы, выстроившись в линию, притоптывая, медленно пошли на зрителя под печальный финал песни: «Годы прошли молодЫя, морщины покрыли лицо, о-о-о!». Трагично сползли с макушек картузы, которые с чувством прильнули к сердцам, головы поникли на грудь. «Ох, волосы стали седЫя, больше не нужен никто». На этой трагической фразе танцоры прикрыли свои лица картузами, которые затем с чувством бросили оземь, вложив в жест самое горькое на свете отчаяние. Припев продолжал бередить что-то внутри: «…никогда не поверю, что ты разлюбишь меня». Стоя в кругу, полноватенький, не торопясь, выделывал ногами кренделя, ковыряя ими что-то симпатично-замысловатое, от чего невозможно было отвести взгляд. Небольшой подскок, поднят с пола картуз, и тут же снова с болью прижат к груди. И опять поникла буйная русая головушка. Поворот, ещё поворот. И вот, опустившись на одно колено, медведь спрятал лицо в зажатый рукой картуз, поникли плечи. Полная безнадёга. Замерли все: и певцы, и танцоры, и зал, понимая, что нет большей муки, чем мука сердечная. Фигура полноватенького была, вроде и неуклюжей, и, как будто, инородной, но он был таким настоящим мужичком, израненным любовью, мужичком из нашей обычной жизни. Он был самый очаровательный. Несколько секунд тишины. А потом треск аплодисментов и крики «Браво!» взорвали зал.
Малыш, этот крошечный мужчинка-медвежонок, поразительно напоминал своими движениями того, большого: неуклюженький, милый, естественный. Наконец, кот замолчал и закончилась песня-танец. Ребёнок, весело откинув корпус назад, победно посмотрел на окружающих и, подняв ручонки вверх, бурно захлопал в ладоши, приглашая всех сделать то же самое. Зрители, смеясь, дружно зааплодировали маленькому танцору, и кто-то воскликнул вечное, дорогое каждому артисту «Браво!»
Свидетельство о публикации №215091700143
Марина Кривоносова 12.02.2016 14:58 Заявить о нарушении