Там, где солнце с другой стороны, Ч. 6

Там, где солнце с другой стороны или Когда за окном не туристическая Мексика

Часть 6, красная

А гром все-таки загремел, позже, ночью. Здесь гром как взрыв большого дома: оглушает, пугает, раскатывает небо сопровождающимся свечением, белым, а затем кроваво-красным. Стены дрожат и воют. Ощущаешь себя в фильме ужасов, и не выйти, за окном то страшнее. Дом начинает играть оркестром тревожные странные звуки, а ты просто учишься в этом во всем спать и видеть сны. Хотя сны снятся совершенно далекие от обстановки и реалий (однако, мужу периодически снится захват заложников, мне же, в основном, полная чушь под солнцем). А солнце, солнце здесь садится и встает без реверансов, стремительно, полно, багряно.
В этом городе есть второй город, город, где другая богатая жизнь. Туда вот только добраться, а еще важнее, вернуться, и вернуться без потерь. И я отправляюсь в место, где цены стремятся от римских и московских за красную линию разумного. Но купить странную, неопределенной формы, алую вазу, по цене дивана, раз в жизни, …ну, ладно, два, - это особое, тревожно-бодрящее удовольствие. Не так уж нужно, но так хочется. (Интересно, как она потом войдет в итальянский дом, как нечто больное, или как нечто стильное. Войдет туда, где за окнами будет жизнь вычурно-римско-спокойно-претенциозно-слащавая. И не повредим ли мы пока еще не очень волнующуюся итальянскую маму приездом с этим новым стилем. Уже показанные, висящие на нашей стене, абстрактные замороченные импрессионистские пейзажи с неожиданными красными пятнами, вызвали беспокойство, что мы, наверное, мало отдыхаем и много едим острого).
И вот ты, перешагнув на другую сторону реальности (только что выпав из грязных объятий улиц города), вступаешь в потусторонний рай очень дорогой жизни, очень, потому что ее тут мало, и она ненормально богатая. Она зашкаливает, она здесь и чужая и своя, она для других, для тех, кто за стенами бункеров. Кто эти люди, чем они живут и созидают, и сколько на них крови, своей или чужой, заплаченной за это все. Ты смотришь на них и стараешься разгадать. А они смотрят на тебя, вызывая желание стать невидимкой.
И захлебываясь этой фантасмагорией, ты вдруг видишь красное платье, к нему привязаны бренд и цена, за которую можно купить здесь… всяко разное и много. Оно простое, оно - цвет, оно в себе, оно не шелестит с блеском по полу, а скользит вискозой, подметая несуществующую пыль идеального пространства другого мира. И ты его покупаешь в каком-то непривычном, чрезмерно кислородном бреду. Потом оно висит пару недель, потому что оно пугает тебя, потому что оно кричит, потому что оно не здесь. И, отчаявшись, в один воскресный вечер, ты его надеваешь в привычный бразильский ресторан, где бесконечное мясо с кровью. Ты выносишь платье из такси, и за порогом, в мраморно-подсвеченном холле, ты выпускаешь его из рук, и оно восхищенно, змейкой втекает в царство удовольствия. И ты в этот момент физически ощущаешь, за что именно ты заплатил. А потом жуешь с потомками ацтеков дико вкусное мясо с… мясом, на копьях, вилах, и всем большом и первобытном. И запиваешь чилийским вином. Потом мужчины произносят магический пароль: «Дон Хулио», и отборное, не туристическое текильное золото растворяет всю эту кровь. Мимо пробираются большие попы мексиканок, и сразу хочется перестать есть, ведь настанет день, когда придется покинуть латиноамериканскую жизнь с ее аппетитными стандартами, и везти в Италию вазу и платье, без перевеса.
А потом твое платье, подбадриваемое терпким красным вином, выходит в тропический дождь (дождь, в котором зонт – европейский пережиток, дождь-ад, дождь без воздуха, небесный душ, пропитанный океаном). И платье мокнет так красиво, оно темнеет, а ты превращаешься в дорогой кокон, и тебе хорошо! Нечем дышать, невозможно идти, а тебе хорошо! Потому что ты выпускаешь в эту дикую красную жизнь все, что кипит, и вода все гасит и уносит прочь грязной первобытной рекой.
Конец красной части.