Новейшая история -часть вторая

      В телевизоре доктора-партологи  смелые. И то и сё объясняют они легко.
      – Скажите, пожалуйста, – спрашивает, например, какой-нибудь недобрый человек в газете «Аргументы и факты», – нефть у нас своя или из Америки её сюда по трубам закачивают?
      – Своя, конечно, – через телевизор отвечают учёные, гордые за державу.
      – А почему бензин дорожает у нас, когда цена этой нефти растёт на американской бирже? – пытает их всё тот же прилипчивый телезритель.
      Учёные с экрана терпеливо этому человеку, слабому в экономике, разжёвывают:
      – Потому что с передовыми державами мы теперь…мы теперь – ну, как бы вам понятнее объяснить? – на одной большой дороге вместе промышляем. В одной упряжке, простите за неточное выражение, мы с ними идём, как бы одну телегу тянем. Вы сами-то, недобитый товарищ, со своими подельниками в одни оглобли как-нибудь запрягитесь и попробуйте все в разные стороны поездить. Ага, не получается!
      Не успевает телезритель подколодный ещё прошипеть что-нибудь, а ответ уже и готов:
      – Да вы не расстраивайтесь, товарищ прилипчивый. Когда у них в Америке цены падают, у нас бензин ещё больше дорожает – коню ясно – в единых общих оглоблях у нас свой путь.
      – Как это?
      – А так это!
      – А?
      – На!
      И тому подобное.
      Ночью доктора-партологи немножко робеют. Сперва молчат, потом бредят, слова хорошие долго перебирают, когда во сне покойник  Проха их берёт за пельки и спрашивает:
      – Что, опять вы меня с делёжкой кинули? Бензином с оглоблями голову мне морочите!
      Учёные делают вид, что не расслышали, что не понимают, чего дед из чистилища городит – уши они прижали, луп-луп глазами, дескать, от делёжки нам и самим мало чего попало, на дорогом бензине и сами ездим, ещё и гаишникам приплачиваем.
      – Других ребят в правительстве ещё попробуйте, – Прокофий Сидорыч учит притихших партологов, – поставьте других. Когда трезвые, чтобы про нас думали, чтобы и нам в чистилище легче жилось.
      – Прокофий Сидорыч, они только про вас и думают, как бы с Того Света вы сюда не сбежали. Вы им каждую ночь являетесь. Народ вы замордовали! А народ, пока днём без вас, живёт у нас хорошо. Они все на джипах ездят. Добро за границу переправляют. Вас, господин призрак, только побаиваются.
      Проха их тезисы обмозговал – тезисы опять не понравились.
      – Я когда-нибудь, – говорит, – к вам совсем спрыгну. Ежели ваши хозяева не отдадут мне обязательную часть наследства.
      – Это ещё какого такого наследства?
      – А такого! От помершего режима! Потому что половина законной доли мне полагается как пенсионеру. И покуда меня ею, нефтью этой, или никелем в Норильске не обеспечат, я днём и ночью к вам являться стану и пугать вас буду, пока умом вы не помешаетесь.
      – Усмиритеся! – уговаривают Проху учёные. – В геенне-то вам легче будет жару переносить. Покайтеся за ваше коммунистическое прошлое. Небось, нахапано!
      Проха – на дыбы.
      – Я бедовал, постничал! А вы мне такое: «нахапано»! Ну, счас я вам! Достали! Белые тапки себе на ваучер заготавливайте. Живьём приду!
      – Ой, ой! – кричат мордастые учёные. – Куда это вы сюда в натуре к нам валитесь и ещё одного оглоеда с собой тянете? У нас своих проходимцев в руководстве полно, на экспорт продавать вместо пшеницы собираемся. Ой-ой! Куда ж вы падаете? Чего к нам, чего не в Европу? Разобьётеся! И качество жизни тут хуже. А материальную часть-то свою зачем с кладбища волокёте? Её же кормить надо!
      Свалились мы с Прохой живьём – уже не в качестве привидения – свалились с небесей им на голову. За Прохиным наследством со своими мешками прибыли. Хотя в новейшей истории не про нас, а про неопознанный летательный аппарат было сказано. Про нас написать вообще забыли. Потому что к нашему приезду у них случилось шумное событие.
      Деньги из казны пропали. Последние. В российских купюрах сколько-то и в американских рублях больше десяти миллиардов профукали – за ночь с седьмого на восьмое.
      Им не до нас. Они деньги ищут. В телевизорах дискуссия развёрнута. На тех членов правительства, на тех банкиров, на которых шапка горит, пальцем показывают.
      Руководители с критикой частично соглашаются:
      – Да, деньги пропали большие. А вы-то, господа первые демократы, – уже спрашивают сами ответчики, – сперва на себя в зеркало посмотрите. За год вашего правления сколько из казны пропало? Коммунисты и всякие несуны, их прихлебатели, за семьдесят лет все вместе столько унести не успели.
      – Нет, вы хвостом не виляйте, вы лучше скажите, где десять миллиардиков?
      – Нет, сперва вы ответьте, где те пять, которые вы промотали?
      – Где-где, на бороде! – первые отвечают. – Сами не знаем! Как вода в песок, пёс их знает, куда эти денежки от продажи госимущества уходят. Что-то, наверно, в Швейцарии осело, что-то на презентациях пропито да на баб спущено – поди разбери, где денежки теперь работают.
      – Вот и мы не знаем, с какого этажа они уплывают. Властная вертикаль очень высокая и сложная. Утечка, скорей всего, в нижнем уровне. Там напор больше. Скорей всего, дворники мётлы пропивают. Доподметались, мать их! Надо дефолт объявлять. Зато с воровством теперь, считайте, покончено. Брать нечего. Давайте сделаем амнистию и законы придумаем, чтобы больше не воровали. Скажем: «ша»!
      – Давай, – говорят, – ага, чтобы добро наше не украли и чтобы назад его не попросили к юбилею пролетарской революции.
      Молодёжь капризничает, костопыжится:
      – Рано вы эти законы принимаете, господа старшие товарищи. Мы ещё не поработали. Давайте после выборов ещё разок подумаем. Время ещё до годовщины есть. Давайте вернёмся к этому вопросу в две тысячи каком-то году, когда демократия у нас победит полностью и окончательно.
      Скандал! Счётная палата по регионам ездит – мётлы пересчитывает. Радио целыми днями чужие деньги жалеет – бу-бу-бу – в уме суммы складывает. Телевизор документальную картину показывает: в какой период больше брали и с какого уровня больше несли. Про то, что нас с Прохой кормить надо, им уже наплевать. Такие денежки в трубу улетели!
      Внимания нам никакого. И пенсию Прохе не дают. Потому что нет у Прокофия Сидоровича регистрации в связи с тем, что паспорт ему не выписывают, покуда метрики он не принесёт.
      – Пусть и папа с мамой с Того Света за твоей метрикой придут, – сказали Прокофию Сидоровичу в госархиве, после того как он там набезобразничал.
      Дело как было: пришёл Проха туда за метрикой, а там чиновница за столом сидит, с вырезом на платье чуть ли не до пупка, и Прохе глазом она знак делает. Подмаргивает. Проха решил так: или она на взятку его призывает, или провоцирует его на действие по мужской линии.
      Что делать?
      Человек он прижимистый, за копейку задавится. Давно он в зеркало на себя не глядел. Выбрал он, что дешевле: сунул пустую руку Прокофий Сидорыч ей в лифчик. Сунул наудачу. Дескать, была не была, последний раз на Земле живу, прости меня, Господи, третьего раза уже точно не случится, дескать, чтобы потом не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, как было уже однажды.
      И хоть бы рубелёк он в те карманы восьмого номера положил!
      Она визг на весь госархив учинила, руку ему через рукав насквозь прокусила. Охрана прибежала и Проху долго била. Потом, после его объяснений, смягчились, но фотографии сделали и разослали фотки во все конторы – и фасад Прохин, и его лысое боковое обличье разослали. Чтобы его все знали и чтобы этому страшному субъекту свидетельство о рождении не давали, пока папу с мамой с Того Света после уроков не приведёт. Взашей пинками его погнали.
      Пенсии нет, по шитью безработица. По бизнесу ещё не освоились: те места, где деньги под ногами валяются, мы ещё не разыскали.
      Пятый год ищем и с воды на квас перебиваемся.
      Проха на дырявом диване теперь сидит, больные уши трогает. Новейшую историю голодный Прокофий Сидорович подробно изучает: голых девок разглядывает в журнале.
      – Смотри, какие! В наше время такую бы красоту, такие бы ноги – да что и говорить! И семьдесят лет, Тимоха, от народа это скрывали! А сидят как! Ты погляди, ты погляди: коленки у них вразбежку! Тьфу, беси! Теперь что ж? Теперь мы им старые. В прежние годы так бы она не сидела. Груди, ишь ты, вперёд себя как выкатила! Нахалка! Взятками, небось, промышляет!
      – На взятки, – говорю я Прохе, – можно и заработать.
      – Нет, Тимоха, к шапочному разбору мы с тобой упакали, – тужит Прокофий Сидорыч в текущем моменте. – Всё разобрано. Десять миллиардов – это сказать! Вот они где, путёвочки. Девки тощеваты, конечно, а красивые!
      Я поддакиваю, боюсь перечить.
      – Да, Прокофий Сидорыч, в газете пишут, что всё поделено. Красивые девки разобраны…
      – Нет, Тимоха, ты, наверно, не там всё читаешь, – размышляет Прокофий Сидорович вслух. – Должно быть, осталось. Читай лучше. Зачем людям тратиться на выборы, ежели в государстве уже нету ничего?
      – За Россию они душой болеют! Поработать для народа хотят. Многие без зарплаты трудиться обещали во имя демократии – лишь бы их выбрали.
      Проха на своё напирает:
      – Что-то ещё есть, что можно поделить или переделить, раз они хотят поработать за спасибо. «Методы» у них «другие»! Они, Тимоха, живут хорошо, а мы сидим без копейки.
      – Зато спим крепко, – Проху успокаиваю, – ночуем не на нарах.
      – Спим крепко. А жрать надо, когда просыпаемся! Добрые люди, которые на нарах спят, живут не тужат, государство их обеспечивает. Читай! Стабфонд зачем приготовили?!
      Читали-читали, и, что было у нас, всё мы перечитали.
      Поняли в новейшей истории главное: у руля побывали все категории активного демократического населения. Бывшие заключённые в руководстве серьёзно поработали, многие потом опять сели. Кто был ещё без судимости, их тоже пробовали. Часть из них уже под следствием, другие живут за границей в политическом убежище.
      Сразу троих крепких мужиков в Думу выдвинули с целью борьбы с коррупцией. Борца греко-римского, спасателя из МЧС, милиционера, который льва из пистолета застрелил...
      Чтобы легче было с коррупцией соревноваться, борца наголо постригли. В тапках сорок восьмого номера  баллотировался. Все трое – ребята крепкие. На них надеялись!
      А как выбрали, куда-то пропали! Тоже не по зубам. Ушли от греха. Успели взять сколько? – в газетах мы не читали. Добрые люди написали бы... На политической арене борца вообще не видно – шевелюру где-то отращивает? Спасатель на пожары опять летает. А милиционер... На пенсии? Или в Африке отдыхает? Не пишут. В отпуск, что ли, отдохнуть уехал: льва ловить без пистолета врукопашную.
      Демократию мы не построили – в Америке её опять забраковали. С коррупцией не получилось.
      Один добрый человек три чемодана материалов на воров заготовил. И сам по серьёзному делу загремел, еле отмазался. То ли в отместку его замазали, то ли к чистым рукам нечаянно прилипло – теперь не узнаешь.
      Было у них делов! Вопрос Прохиного наследства от помёршего режима остался нерешённым. Пока решали, на Прохины денежки умные люди джипов себе накупили, и на заграничных курортах они потратили больше, чем коммунисты на марсолёты. А сколько ещё с чужими бабами здесь провели и пропили?
      Беда! Хороших не подобрать!
      Бизнесмена в правительство ставили. Думали: у него всё есть, брать из казны не станет. Два месяца ему понадобилось, чтобы Прохин цветмет из казны уплыл.
      – Такие пироги, Прокофий Сидорыч. Что скажешь? Что партологам теперь посоветуешь?
      – Тимоха, надо таких ребят ставить в руководство, чтобы, когда трезвые, они про нас думали.
      – Трезвые, Прокофий Сидорович, о бабах на работе думают. Когда выпьют, производственные вопросы они решают, путёвки обещают.
      – А если непьющих брать?
      – Если непьющих? Непьющие, наверно, о бабах не думают.
      – Пускай их назначают!
      – Где же ты найдёшь у нас непьющих?
      – Из Германии пускай выписывают.
      – На нашей почве, Прокофий Сидорыч, германцы запивают – наша земля особенная и водка дешёвая. Потом потихоньку приворовывают и взятки брать привыкают. Пробовали своих специалистов в Оксфорде обучать. Пьют! В Америке учили – пьют меньше, пока в Гарварде американском учатся. Зато из казны больше тянут, используя американскую науку, когда домой приедут. Беда!
      – Пусть больных ставят, которым выпивать нельзя.
      – Больных ставили! Испытания властью не выдерживают – запивают. Ещё и женщин задарма просят, о народе вообще забывают.
      – Да что ты!
      – Ты не слушаешь, когда я читаю?
      – Про что?
      – Про то! Одного человека – чуть живой был – президентом выбрали. Думали, пить не будет.
      – Ну и что?
      – А то! Ошиблись! Всех уже перебрали. И борцов, и бизнесменов! Демократия не получается. И спортсменов на посты назначали, и доходяг, которые одной ногой Там живут...
      Проха затылок чешет.
      – Не знаю больше, что посоветовать. Покойников пусть попробуют.
      «Гы-гы-гы» – ему смешно сделалось.
      Меня как током ударило. Какое там «гы-гы-гы»? Это о-го-го! Вот это Прокофий Сидорыч, вот это оголодавший рыночник!
      Обнял его и расцеловал.
      – Айда, – говорю, – к партийцам. Ты, Проха, умный мужик.