Мюзле

Мюзле. Странное слово. Звучит как-то даже  угрожающе по-тюркски при озвончении этого срединного S «muselet», если же попробовать его приглушить, то получится совершенное мюсле по утрам теплым обволакивающий киселем ласкающий наш желудок, но это уже совсем другая история.
Смягчить не получится, когда «з» и «л» встречаются рядом- они похожи на две реки, встречающиеся друг с другом, и будто отталкивающие, отгораживающиеся друг от друга, нарушающие законы диффузии  и никогда не смешивающиеся.
По-русски в слове исчезает это колющее лезвие стилета, но проступает полная безнадега -неизвестно что хуже? Вслушайтесь, намордник.
Трудно понять, как сплетенная в хомут или уздечку, тонкая по сути алюминиевая нить может удерживать давление в этих подобных драконам игристых бутылках, которые всем своим пенистым естеством стремятся наружу. Да и металлической она стала не давно, а раньше и вовсе была из пеньки- теперь эта старинная традиция осталась в качестве привета из прошлого только  у самых дорогих шампанских вин.
Но у Мюзле как-то получается- держать. Верно подобранная форма, изначально трехлучевая, а потом и четырех, создает иллюзию клетки или тюрьмы.
Сок отборного винограда  под пористой натуральной пробкой после всех этих прессов и ферментаций и не помышляет о свободе.
Эта немая предопределенность, дикость самой мысли о побеге, приправленная  страшными историями соседок по винному погребу- все за «намордник». Словно околдованные каким-то проклятьем, каждый пузырек самого непокорного сухого игристого оркестра и  все вместе взятые, их тысячи: знают об этой невозможности и тихо сидят  в стеклянного замке за белыми прозрачными стенами под охраной своего проволочного стража до момента, когда он расцепит свою бульдожью хватку.