Бараний пир

                Налейте мне вина, хочу забыть тревогу…
               
                Хайям


Постучав в обшарпанную редакторскую дверь с пышной надписью, я робко ее отворил.
- Разрешите? - промямлил неуверенным голосом начинающего писаки и представился.
- Аа-а… мой юный друг!.. - редактор как бы нехотя приподнялся. - Значит вот вы какой?.. - впился в меня плутовато-плотоядным взглядом. - Наслышан, наслышан. Даже успел прочитать некоторые ваши… - тут он запнулся и сделал паузу.
- Сочинения, просто сочинения, - скромно потупив глаза, ответил я, явно желая нарваться на более пышное определение.
- М-да… Особенно этот… Как его там? “Заячий подвиг”, - хихикнул он и, пыхтя, плюхнул свой объемный зад обратно, в узкое обтрепанное кресло.
“Как это он не промахнулся?” - почему-то с досадой подумал я. И как-бы прочитав мои подлые мысли, сей суровый муж вдруг насупился. Добродушно-плутоватое лицо как от дуновения ветра превратилось в маску профессора садиста из фильмов Cпильберга. Постучав дешевой авторучкой по плешивой полировке казенного стола, редактор процедил:
- Однако, вернемся к нашим баранам!
- Да-да, пора уж… - торопливо согласился я и всунул ему свое новое творение.
Редактор величественно перевел свой буравящий взор от создателя к созданию.
- Что такое? “Сказание о баранах”? - привычно прокатив очки на волосатый конец вспотевшего носа, возмутился он:
- Молодой человек, вы что, сагу пишете? И откуда у вас такое потребительское отношение к меньшим нашим братьям? “Заячий подвиг”! “Сказание о баранах”! “Танец бабуинов”! Завтра напишете что-то, вроде, “Поцелуй с бультерьером”!..
- Так ведь это сатира, фельетон, - пытался отстаивать я.
- …И животные какие-то у вас неблагородные. Ну хотя бы про тигров написали, про слонов… - игнорировав мою реплику, продолжил он. - Меняйте, меняйте заглавие, - поставив точку непререкаемым тоном главлитовского  чиновника, редактор углубился в чтение.
Я лишь вздохнул, понимая, что это только начало. И когда мой ласковый и нежный зверь вдруг загоготал звериным же басом, слабый лучик надежды немного взбодрил меня.
- Ты посмотри, как он его!.. Лысый, маленький, щупленький, с крючковатым носом и к тому же тупой! Прямо в точку попали, ей Богу!..
Невольно заражаясь его хоть противным, но все-таки обнадеживающим смехом, я тоже улыбнулся:
- Какую точку?
- В лузу! В середину! Притом двойным дуплетом, ха-ха-ха!.. - держась за живот, ответил он, чуть не свалившись со злополучного кресла. - Ах вы, плут! Не прикидывайтесь. Это же наш министр глубоководных скважин!
- Да вы что!..
Улыбка сползла с моего лица, и оно начало бледнеть и покрываться холодным потом.
- Э-это же о-обобщенный персонаж!.. - растерянно проблеял я.
- Так меняйте, меняйте ваше о-обобщение! - подразнил меня он. - Хи-хи!.. Бог с вами, милейший. Меняйте… хотя бы облик… - продолжил веселиться редактор и вдруг резко меняясь уже в своем облике, зловредно выпалил:
- Пока случайно не провалились в одну из его необъятных скважин!..
Видимо, заметив неестественную серость на моем осунувшемся, как вышеназванная скважина лице, он быстро схватив графин, плеснул в стакан порядочную порцию.
- Пейте…
Вода была противная и мутная. Но, как нельзя, кстати.
- …Успокойтесь. Я никому не скажу, - почему-то прошептал мне в ухо редактор. В комнате кроме нас никого не было. - А вы, меняйте облик.
- Хорошо… - обретя дар речи, выдавил из себя я. - Надену ему очки, наращу напудренные волосы и налеплю толстые квадратные усы...
- Такие, знаете ли, ментальные, - подсказал, услужливо, редактор. - Вы их сможете скопировать с любого гаишника. И откормите его. Все-таки в должности!
- Да, пусть будет упитанный. Так… На всякий случай.
- Дерзайте, дерзайте, - благодушно кивнул мой истязатель. - Бумага все стерпит. Хотя… У нас… Нет-с, у вас что получается? Толстый, напудренный, усатый очкарик!.. Это же!.. - страшно прошептав, умолк он. Вытаращенные теперь от ужаса глаза впились в меня.
По телу прошелся словно электрический заряд.
- Да!.. - я простонал, еле проглотив слюну. - Это он!..
- Ну, знаете, мой юный Вольтер, - лихо махнул в пространство редактор. - Мы с вами все-таки не во Франции живем! А он вас хоть в Африке достанет и подаст на жаркое каннибалам.
- Но…
- Ладно, бросьте, - небрежно перебил он, ловким шлепком размазав мирно летящую муху моему творению. - Никому не скажу… - он щелчком отправил тело погибшей в сторону корзины. - Я что, по-вашему, стукач? - оскорбился он. - А вы меняйте, меняйте облик.
- Хорошо, хорошо… - вздохнул я и как под гипнозом начал воспроизводить проявившийся в возбужденном мозгу образ. - Волосы полубокс, щеки откормленные, уши оттопыренные, глаза навыкате, лоб узкий...
- Молчать! - заревел как буйвол в брачную пору главред. - Черт бы вас побрал! Хотите меня по миру пустить?.. 
Выскочив с невероятным проворством из кресла, он так же быстро оказался возле меня. В руках у него как у фокусника раскрылась книга, из которой дико глазел на меня плод моей больной фантазии.
 
“Неужели подсознание сработало?..”
Трясущейся рукой вытер платком взмокший лоб.
Известный депутат! Про его темные делишки легенды ходили...
- Теперь поняли в какую лужу хотели сесть! - заорал мне в ухо редактор. - Вас обвинят в государственной измене, а меня в пособничестве!
- Господи, помилуй!.. Вы п-правы!.. А что делать? - спросил я плачущим голосом.
- Меняйте облик!.. - дико завизжал в пространство редактор. Он теперь уткнулся в окно, где серел нудный осенний пейзаж.
- Но на какой? Я, право, уже не знаю…
Голова действительно раскалывалась.
- Не знаю, не знаю… - нервно просипел он. И вновь заистерил:
- Горб ему пришпандорьте, чтоб его!.. И блондином закрасьте! Насколько мне известно у нас с горбом министров и депутатов нет! А блондины, изжились уже! Щас у нас все жгучие брюнеты.
- Вы… вы, мой спаситель! - взволнованно поблагодарил я. - Гениально! - наконец вздохнул полной грудью. Но как выяснилось, ненадолго.
- А это еще что?! - вновь завопил сей специалист по выявлению подтекстов.
- Что? - испуганно пролепетал я. - Оп-пять чей-то облик?
- Хуже! - начал рвать торчащие от возбуждения волосы редактор. - Тут прямая наводка! Пезевенгзаде!.. У вас что, фантазии на другую фамилию не хватило? И знаете на кого нарвались на этот раз?
- На кого же!.. Господи!..
- Пезевенгзаде Амангелди Дайандурды оглы!  - торжественно объявил голосом конферансье редактор. - Один из ярых начальников полиции в городе! У себя в ведомстве его именуют ни как иначе как Фанера или Черная дубина. Знаете, почему?.. Да потому, что дуб-дубом и везде ходит с огромной резиновой дубинкой!.. Говорят, на свадьбе своей дочери, с упреждающей целью конечно, он так пригрозил ею зятю, что у того до сих пор с деторождением ничего не получается…
Тут он противно хихикнул:
- Он даже спит с нею как с любовницей. А жена его везде шепчет, что у нее на самом деле два мужа… Продолжить?
- Не надо! - взмолился я, невольно вообразив непристойно-противную картину в стиле садо-мазо и поморщился:
- Это же обобщенный образ!
- Что-то вы странно все обобщаете… - посмотрел на меня в упор взором честного следователя редактор. - Смею заметить, что от ваших так называемых обобщений революцией пах… воняет! Вы понимаете?
- Пощадите, я не такой!.. - всхлипнул я.
- Да не бойтесь, никому не скажу, - довольно крякнул оппонент. - Вы мне, как ни странно, нравитесь.  Но Пезевенгзаде меняйте.
- Балабанзаде! Пусть будет Балабанзаде! - я в отчаянии воскликнул.
- Нет! - вновь завопил он. - Ни в коем случае!
- Что, опять? - спросил я, заливаясь истерическим смехом. - Тоже с дубинкой ходит?
- Хуже! Это мой тесть! - трагическим голосом сообщил редактор, ерзая на месте и заставляя противно скрипеть кресло.
- Но…
- Поверьте, я сам его несколько раз в день вспоминаю, когда общаюсь с его дочкой. Но чтоб так в открытую?.. Они меня отравят. Вы этого хотите?
- Нет! Живите дальше! - разозлившись, я махнул рукой. - Но назвать-то как?
- Сделайте его Мамедовым. У нас пол страны Мамедовы. Каждый будет думать, что это не он, а допустим сосед. Понимаете? Менталитет…
- Это все надеюсь?
- Нет, милейший, не все!.. - тыча пальцем в середину рассказа, грозно промычал он. - Срочно уберите проститутку Рену!
- А ее зачем? - искренне удивился я. - Она не министр, не депутат! С дубинкой не ходит, скважины не буравит. Простая вокзальная проститутка. Если хотите, в отличии от многих честно удовлетворяющая простой люд!
- Это ваша честная проститутка… Ой-ой, извините, труженица, - язвительно передразнил меня редактор, - судя по имени азербайджанка?
- Причем тут нация? - на глазах начал храбреть, не понятно от чего, я. - В Азербайджане с естественной вероятностью живут азербайджанские проститутки, во Франции - французские. В Турции - турецкие. А в Китае - китайские. Это же тоже обобщенный образ!
- Опять… - процедил сквозь зубы редактор. - Я вижу вы со своими обобщениями далеко пойдете. Даже могу подсказать конечный путь!.. Мы с вами не в Лондоне и не в Париже. Завтра все оппозиционные сайты будут пищать, что в моем журнале порочат светлый образ честной азербайджанской женщины. А правительственные, словно на перегонки с ними, объявят вас врагом нации. Теперь-то вам понятно?
- Я… я об этом не думал… - я растерянно смог выговорить, затравленно озираясь по сторонам. - Но ведь это… глупо… Глупо! - вдруг заорал хриплым голосом Высоцкого.
- Тихо, тихо… Гений вы наш новоявленный! Неужели вы думаете, что они глупее вас? Но ведь им же пища нужна, еда! А вы со своими обобщениями сами провоцируете их на каннибализм, - зароптал редактор. - А самый модный товар, самая вкусная пища во все времена и для всех народов было, есть и будет, что? - запыхтевши, спросил он.
И сам же ответил:
- Правильно, патриотизм. Хотя некоторые идеалисты вроде вас смакуют его, но в основном все мы его просто пережевываем.
- Да-да… - устало пробормотал я. - Вы опять правы… А как назвать то ее? -  растерянно посмотрел я на него. - Армянок вроде у нас уже нет… Может сделать ее русскою?
- Не надо! - прохрипел в страхе редактор. - С русскими опять сдружились… И не лезгинок, не евреек, не талышек не трогать! - который раз завопил он. - Не трогать!..
 
- А кого трогать? Кого трогать-та! - тоже взвизгнул я от безысходности. - Что она с Марса свалилась на наш вокзал что ли?..
        Редактор вскочив с места начал беспокойно расхаживать по комнате, бросая на меня
испепеляющие взгляды. Вдруг остановился. Что-то наподобие улыбки скривило его окислившуюся физиономию.
- Назовите ее Матильдой. Пусть сами дофантазируют, из какой нации вспорхнула эта пташка, - потер он руки, довольный своим открытием.
- Но позвольте! Откуда у нас в Азербайджане проститутка с таким именем? Это же какая-та Бразилия?
- Почему же, милейший, - усмехнулся сей Мефистофель. - Например, одну мою дальнюю родственницу Дездемоной зовут. Муж ее, царствие ему небесное, как-то очень давно случайно спустился с родных гор в город и так же случайно оказался в театре. И сцена, где этот жуткий мавр душит несчастную Дездемону так понравилась ему, что, вернувшись в родные пенаты тут же переименовал свою жену Бадамханум в Дездемону... И говорят, покойный очень часто репетировал с ней эту сцену…
- …
- Но, как бы то ни было, жена оказалась живучей своей тезки и пережила своего мавра. И к ней так прижилось это самое имя, что до сих пор все ее многочисленные потомки называют ее не иначе, как Дездемона ханум.
Посмотрев искоса на мой безмолвно открывшийся рот, редактор вкрадчиво продолжил:
- И спрашивается, любезный, чем наша Матильда хуже Дездемоны? Может еще кто-то у себя в деревне, посмотрев какой-то бразильский сериал, решил в честь его героини назвать свою дочь Матильдой. А она, как бы очень для вас кстати, вышла такой же проституткой, как и ее тезка.
- Да, но…
- Извольте заметить, что на Матильду всем будет наплевать! - довольно крякнул редактор.
- Пусть будет по-вашему! - зло бросил я в отчаянии. - Мне наплевать! Назовите ее хоть Исидорой... Но теперь-то, я надеюсь, все?
- Не кипятитесь… - равнодушно начал перебирать бумаги он. - Если бы от меня зависело, держался от таких писак как вы, подальше. Что поделать, рубрика… Вы сами не знаете, что хотите и зачем пишете. Вы, начитавшись разных Вольтеров и Бальзаков, нарушаете привычный уклад жизни веками практикующийся нашими предками, а именно - живи и дай жить другим! Неужели вы не понимаете, что все колючие писанины мира, включая и ваши, бессильны против такой глыбистой ветряной мельницы как наш менталитет! Вы, дон Кихот Ламанческий!..
Последние его слова я перебирал, очутившись не помня как на улице. Еще долго бродил, высматривая прохожих, мучительно пытаясь отыскать на их лицах ментальные клейма Всевышнего.
А ночью мне снился страшный сон. Это был воистину бараний пир!
За огромными столами, уставленными всевозможными яствами, восседали многочисленные бараны. Особо почетные места занимали ишаки, а также бабуины. Там и здесь мелькали глубокомысленные козлиные морды.
Тигры и леопарды сидели какие-то зачумленные, задрипанные. Какой-то страх парализовал так же немногочисленных львов и слонов. Все они медленно пригубляли, очевидно, очень кислое вино и заискивающе улыбались остальной, преимущественно бараньей публике.
Какой-то пассионарный овен вдруг встал и с пеной во рту начал восхвалять красоту и выразительность бараньих глаз. Какой-то ишак неосторожно возразил, что глаза их породы намного впечатляющие...
И началась невообразимая вакханалия, напоминающая кадры застолья из популярного отечественного фильма…
Абрис какой-то разъяренной ослиной морды стал плавно перерождаться в очертания Пезевенгзаде, который рьяно танцевал с редактором, как бы на свадьбе своей дочери. Притом бравый служака лихо махал злополучной дубинкой, изображая, наверное, “Танец с саблями”. И при каждом взмахе дубины бедный редактор прищуриваясь, прикрывал плешивую голову, моля, видимо, Всевышнего о том, чтобы сей джигит не промахнулся.
Чуть в стороне лопоухий, узколобый депутат-мафиози еле преклонив вздутые от невообразимо нетрудового дохода колени перед интернациональной проституткой Матильдой, признавался ей в любви. А та все хихикая, пыталась объяснить, что она вовсе не Матильда, а Рена. Что это писатель-сволочь переименовал ее по морально-политическим соображениям.
А самое страшное было то, что среди этой беснующейся животной толпы я вдруг заметил самого себя, сидевшего в полосатом обличье в обществе измученных, затравленных тигров, явно приглашенных из городского зоопарка. Только полосы на мне были не природные, а…  надетые...
И с ужасом поглядывая на свою искусственную кожу, я во сне почувствовал, как мои волосы медленно становятся дыбом...
Этот тихий ужас сна оборвал душераздирающий вопль несчастного редактора. Видимо, все-таки, Пезевенгзаде промахнулся.
- Меняйте облик! Я же предупреждал! Меняйте обли-и-и-к!..
И когда я весь мокрый проснулся от этого дикого воя, то увидел наклонившуюся надо мной маму.
- Успокойся, сынок, это же сон… Господи, а с лицом то что стало? А облик-то у тебя… поменялся!..