неизвестный анонс

          Я чувствую холодное дуло револьвера «Smith&Wesson model 686 Plus». Оно упирается мне в спину, заставляя вспоминать сотни кадров моей молодости. Семь патронов, зажатых в барабане, который откидывается влево для зарядки, а после блокируется по обе стороны оси экстрактора металлическими защелками. Отличие этой модели от остальных, выпущенных «Smith&Wesson», в количестве патронов. Пуля калибром .357 magnum способна прошить мое тело насквозь, оставив липкий след крови и осколки сломанных ребер. Я чувствую, как дуло поднимается вверх по спине и упирается мне в затылок. На улице поют салюты, громкая музыка врывается в окна. Я слышу топот тысячи ног – очередной марш за пыльными окнами офиса «Восход». В таком шуме выстрел не будет слышен, а я прочувствую каждый миллиметр патрона, пока не выплесну мысли и кадры памяти на стол Боба, который пахнет лаком, выполненный из дуба. Я уже представляю это – первый футбольный матч моего сына, вкусные пирожки жены, розовые тетради дочери и ее вечные вопросы. Дети всегда задают неудобные вопросы. Наверное, она сейчас рисует семью, недоумевая, где находится ее отец, где он пребывал последние пять месяцев.
          Я улыбаюсь.
          Передо мной расстилается жизнь. На пояснице, под черным пиджаком, зажатый коричневым ремнем, остывает пистолет «Макарова» - такое оружие используют русские полицейские. Очень компактный в обращении, оснащенный пулями в девять миллиметров, «ПМ» удобен, если тебе необходимо скрытное, но мощное вооружение. Русские всегда имели страсть к подобным конструкциям. Кажется, я даже чувствую, как он входит в мою ладонь. Мне достаточно поднять руку, нажать на курок и прострелить Бобу его жирную голову. А дальше? Плевать.
          В офисе пахнет жареным мясом и сыром. Капли жира виднеются на рубашке Боба. По его мерзким пальцам стекает кетчуп, которым заправили очередной гамбургер. Кстати, службе доставки очень нравится жирный тормоз, что расселся в своем кожаном кресле. Боб всегда дает большие чаевые, особенно, если обед ему привозит не прыщавый паренек, а сочная блондинка. Кажется, ее зовут Вероника. Пиццерия получает большие деньги, ибо Боб уже давно не питается дома. Наверное, во всей этой схеме есть лишь одно «но» - их любимый клиент не доживет и до пятидесяти лет. Скорее, его сердце не выдержит и станцует последний вальс в инфаркте. Быть может, это случится, когда он в очередной раз захочет всунуть Веронике. Кажется, ее зовут именно так.
          Перед Бобом его любимая тетрадь, в которой цифрами записаны долги персон, купленные матчи, ставки на спорт, где побеждают разные люди, связанные с жирной свиньей в фиолетовой рубашке. Она грязная от еды и пятен пота.
          - Как видишь, Микки, твой друг оказался легавой крысой – он говорит слова, а комбинат в его пасти продолжает перемалывать пищу.
          Боб обращался к тому, кто сейчас приставил дуло револьвера к моему затылку. Я даже чувствую, как его палец лежит на курке, а ладонь потеет. Чего же ты ждешь?
          Офис «Восход» пахнет потом и никотином. Это пыльное помещение в форме квадрата, на втором этаже старенького здания так неприметно, что даже не попадало во внимание властей. Я так же был слеп. Кампания занималась детскими праздниками, благотворительностью. Она подмяла весь первый этаж, и только на втором пролете, в офисе, окна которого выходили на центральную улицу, сидел Боб, по совместительству – основатель кампании «Восход».
          Я чувствую, как Микки дышит мне в затылок, но не ощущаю ненависти. Скорее, мысли, полет которых я не могу отследить.
          Внутри офиса стоят фигурки клоунов на большой тумбе. Мрамор. Удивительно. Некоторые резиновые штуковину, созданные для розыгрышей. Боб держит в руках гамбургер, а на его пальцах я вижу золотые кольца. Столько не заработать на детской радости.
          - Выбей ему мозги, Микки – бросает Боб и кусает сладкую булку.
          Ему наплевать, буду ли я жить. Мое существование ему безразлично. Скорее, он поднимет бокал с вином, чем усомниться в правильности своих убеждений и выводов. Если честно, то сейчас я и сам не могу думать о выживании. Плевать. Куда важней то, что я не рассказал Микки, куда дел шишки марихуаны, которые вчера подогнал нам Вито. Наверное, они понадобятся ему, после моего убийства, чтобы уничтожить боль от вчерашнего похмелья. Надрались в хлам, бесспорно. А моя жизнь не так уж скучна. Удивительно.
          Я закрываю глаза и представляю, как падаю за борт небесного лайнера, проваливаясь, разрезая телом облака. Перед глазами летит жизнь. Кажется, она попадает в пасть Боба, и он ломает ее кости.
          Жми на курок!
          Тонкие лучи солнца разрезают пыль в душном помещении офиса. На моих устах улыбка. Сквозь очередную ломку стараюсь вспомнить самое важное, что было в моей жизни до первого героинового прихода. Теперь, я уже мертв. Плевать.
          Улыбка дочери – как память доброты. Касания жены – память любви. А сложные вопросы сына – вера в наивность и доброту. Теперь они меня не узнают. Совсем другой человек на фоне наркотической зависимости старается умереть при памяти где-то в Сербии. Где мы? Сколько стран мелькало за окнами черного «BMW x5», либо скорого поезда вдоль Европы? Я видел Эльбрус сквозь мелкий иллюминатор авиалайнера «Airbus». Мне кажется, что передо мной расстилается планета, и на ней бушуют вулканы от Ичинской Стопки до Везувия. Хотя, это все не то. Я хочу видеть свой дом, который уже давно забыл от едких наркотиков и бесконечных перелетов, переездов. Перед глазами прыгает фотография моей семьи. Они улыбаются, машут руками, но мой лик стерт. И в этом я нахожу некий символизм.
          Я вас очень люблю.
          Передай детям поцелуи, а моей жене цветы. Она будет добра и печальна, предложит чай с мятой, сладкое печение. Только не рань ее. Расскажи, что я иссяк, подобно электричеству, либо свету. Расскажи, как думал о ней. Поведай мою преданность и мысли, пока я разумом приму холод свинцовой пули.
          Моя жизнь удивительна.
          Боб продолжает жевать пищу, запивая ее колой с высокого стакана. Он даже не поднимает взгляд на меня, на нас. Толстяк ждет звук, что приносит за собой смерть и справедливость. Я чувствую, как Микки медленно продавливает курок. Дуло револьвера скользит по моему черепу.
          Моя жизнь удивительна.
          Как я оказался в этой точке? Разве не смог сохраниться перед выходом? Моя остановка, где меня заберет скоростной лифт до небес.
          Как оказался я в этой точке?
          Я чувствую, как Микки нажимает курок. Я так и не сказал ему, куда спрятал те шишки марихуаны, что нам подогнал Вито.
          Хм.
          Почему моя жизнь так удивительна?!
          Ну, что же. Я помню этот день.