Круг замкнулся. Глава 47

ГЛАВА 47

В ЛОНЕ СЕМЬИ. МОМЕНТ ИСТИНЫ

   Следствие шло полным ходом. Курилов мало бывал дома, так как приходилось много времени проводить в прокуратуре, с адвокатом и на работе — не бросать же все «наобум Лазаря». Дома — ни дети, ни жена — не привыкли к долгому отсутствию отца и жили в эти дни в неопределенной, а потому гнетущей, атмосфере, ибо нет ничего более тяжелого, чем ожидание неизвестно чего. Частенько вечерами они собирались в общей комнате. Не сиделось за компьютерными игрушками Юре, да и Владимир перестал заниматься, приходил после лекций домой и слонялся из угла в угол, пока мать и брат отсутствовали. 
   Юра был как раз в том возрасте, когда у его сверстников желание свободы превышает все дозволенные "нормативы". Андрей с Юлей скорее интуитивно понимали это и не защищали его в разных моментах, чувствуя, что Юрке сейчас более всего необходима не опека, а признание себя как самостоятельной личности, со своей позицией, мнением и желаниями. Благодаря этому, несмотря на атмосферу, царившую сейчас дома, он не чувствовал себя растерянным и подавленным.
   Семья Куриловых не была авторитарной семьей, в которой больше всего внимания уделяется пусть и внешнему, но подчинению, а стремление к свободе становится для ребенка сверхцелью, когда он многое делает только ради самой возможности проде-монстрировать свою свободу. Отсюда и "бун-ты на корабле". В их же семье были те доверительные отношения, когда даже нестандартные ситуации не мешали совместно обсудить все вопросы и найти все решения.
   Владимир же, которому было семнадцать, находился в возрасте наибольшего отчуждения с родителями. И если младший братишка только боролся за свободу, то для него уже практически все "взрослые радости" должны были стать доступными. А в этот период такие, едва оперившиеся "птенцы", его ровесники стремятся совершенно отгородить себя от старших, либо не воспринимая советов родителей, либо только имитируя внешнее согласие, сторонясь их, избегая общения.
   Но не таков был Володя. А все оттого, что Андрей с Юлей стремились общаться с ним как с равным. Общаться сейчас, а не через пятнадцать лет,— как это часто бывает,— с уже по-трепанным жизнью и наученным горьким опытом «ребенком», будучи сами уже немолодыми.
   Поэтому ребята собирались вокруг матери не только как сыновья, но и как дру-зья.
   — Мам, папа же невиновен, так? Почему же его обвиняют? Почему судят невинов-ного?!
   — Юр, все дело в конкретных людях!— ответила Юля, не вдаваясь в подробности насчет формальной вины отца,— не поймет.
   Раздался звук открываемой ключом двери, и из прихожей послышалось:
   — Так, семья в сборе! А я на ужин еще не опоздал?
   — Конечно, нет! Во-первых, еще только около девяти, а во-вторых, как же мы без тебя?
   Нужно сказать, что по давно заведенному обычаю завтрак и обед каждый член семьи принимал согласно своему расписанию учебы или работы, но ужин — дело святое — был немыслим без кого-либо одного. Вот и сейчас Юля быстро разогрела заранее приготовленное блюдо и накрыла на стол. Мальчики помогали ей, а Андрей в это время заварил в большом фарфоровом чайнике любимый в их семье чай — смесь черного байхового, зеленого и цветочного.
   У Курилова, несмотря на всю тяготу последних событий, было, правда грустное, но все же поэтическое настроение — признак наличия «музы»; что он и доказал домочадцам, прочитав:

   Сегодня ты — совсем другая,
   Являя скромность и покой.
   Ты вся наполнена до края
   Невыразимиой красотой*

   — О, самое время читать стихи!
   — А почему бы и нет, дорогая моя женщина,— немного шутливо отозвался Андрей.
   — Да нет, можно, конечно, но лучше бы теперь подумать о другом…
   — Ох, Юля, думай — не думай… Слушай лучше дальше:

   Какой-то внутренней, не внешней —
   Глубинным светом, добротой.
   Неотразимой, но не грешной —
   Невыразимой красотой.
   Такая дружбы не остудит,
   На порицанье не отдаст,
   Не изведет и не осудит,
   Не подведет и не предаст…

   — Еще бы ты сомневался!
   — А я и не сомневаюсь!
   — Мне понравилось!— включился в разговор Владимир.— Почитай, пап, еще что-нибудь.
 
   …Как ты болтать по телефону
   Другая б в жизни не смогла.
   В угоду этому фасону
   Ждать захотят тебя дела?

   — Точняк!— засмеялся Юрка.
   — Ну вот, начал во здравие, а кончил за упокой!— наигранно обиженно сказала жена, но чувствовалось, что внутренне она довольна отсутствием уныния у Андрея в эти тяжелые полные неопределенности дни.— Так, значит, я болтушка?
   — Ну что ты? Не то слово — тебя просто не остановить, когда дорвешься до трубки, ха-ха!..
   — Вот именно — дорвешься! Дорвешься тут с вами, тремя такими болтунами…

   Ох, жена, тебе б только ругать,
   Или ждать меня дома с повинной.
   На меня — обвиненья печать,
   Чтоб тебе оставаться невинной…

   — Я смотрю, у тебя на все случаи жизни, вирши есть, а?
   — Воспеваю тебя во всех ипостасях!
   — Папа влюблен в тебя, неужели не видишь?— заулыбался Володя.
   — Читай еще!— Юра был склонен к поэзии, это Курилов замечал и ранее. «Яблоко от яблони…» — думал он и внутренне радовался,— может, получится что-нибудь? И не на любительском уровне, как у меня, пишущего от случая к случаю, когда выдается какой-то просвет между делами и заботами, с каждым годом все реже и реже появляю-щийся».
   Юлия с ожиданием посмотрела на мужа и потрепала волосы на голове младшего сына.

   Снег, искрясь, ложится на поляны,
   Накрывает шубою своей.
   Я сегодня от мороза пьяный,
   Я сегодня убегаю от людей…

   — Где же ты мороз-то сегодня нашел? Хотя и подумать о нем приятно — впору голову в холодильник засовывать в такую жару.
   — Ну, мам, не перебивай!— Юрка все ждал продолжения стихов.
   — Продолжаю:

   Я хочу сегодня быть счастливым.
   О хорошем только вспоминать.
   Я хочу сегодня быть любимым —
   С милыми моими рай создать…
   Скоро наша встреча — близко вечер.
   Вот и дом, и в небе две звезды.
   Ты прости, что иногда невесел,
   Все заботы, думы да труды.
   С милыми моими без унынья
   Будем жизнь любить, какая есть.
   Пусть очаг домашний не остынет,
   И побед дальнейших нам не счесть!

   Юля подошла сзади к сидящему мужу, обняла его за плечи, сомкнув руки на груди, и прижалась щекой к его небритой щеке. «Стихи, конечно, дилетантские, но от сердца…— подумала она.— Господи! Когда же закончится эта напасть, так нежданно обрушившаяся на нас? Что еще нужно для счастья: муж, дети — сыновья!— дело, полнота сил, энергия? Сколько всего хорошего можно сделать и жить, жить, радо-ваться жизни! Откуда наползла эта черная злая туча? Когда закончится несчастье, и закончится ли вообще?» — на сердце ее похолодело от этой последней мысли. Она подошла к сыновьям, стала накладывать им еще еды, стараясь по-женски, по-мате-рински доставить им радость вкусной едой, вниманием, ласковым прикосновением, улыбкой и словом,— хоть чем-то оградить их от надвигающейся на них, еще почти несмышленых, беды.
   — Почитай еще,— попросила она.
   Курилов встал, подошел к окну, постоял, немного сутулившись, в задумчивости, вглядываясь в темноту вечернего города. Потом распрямился и, не оборачиваясь, стал читать:

   Что называется третьим Римом?
   Ты ли страна моя, ты ли мой щит?
   Образ России навеки любимой
   Только таким мне всегда предстоит.
   Даже сейчас, когда вместо счастливых,
   Доброму замыслу вопреки,
   Слезы от фактов и страшных, и лживых
   Мне заволакивают зрачки.
   Вновь обрести бы величье покоя
   Гордой стране средь широких равнин.
   Выйти пора из времен долгостроя,
   Из бесконечных  реформ и нуждин.
 
   Когда он закончил, молчание наполнило комнату, всю квартиру, казалось все и вся вокруг. Эта тишина была такой емкой, такой глубокой, такой значимой, что воспринималась уже и не просто тишиной, а некоей живой субстанцией вдруг возник-шей здесь над ними, среди них, в них самих, пронзив-шей их души, ставшей их частью, объединившей мысли, чувства, сердца со всем окружающим — улицей, городом, страной. Словно единая большая душа объяла их всех. И они почувствовали себя как единый организм, единая личность. И эта личность через их сознания озаботилась: «А так ли? А та ли я, и такой ли должна быть? Что же делать, чтобы стать другой?!» Сколько это длилось — миг, минуту, несколько минут? — Они не знали. Это состояние прошло, оцепенение отпустило тела, они по очереди вздохнули, и снова стали каждый собой. Но что-то в них все же изменилось…

   * Здесь и далее стихотворения А. Каретникова

© Шафран Яков Наумович, 2015