Russian Love - 50

"Любовь по-русски" типа криминального романа с развитием в будущее

Если бы Мишель знал, что был приказ от боссов этой акции, чтобы не упало и волосинки с головы заложницы, что из-за ее убийства сорвалась какая-то планируемая операция и все агенты были жестоко наказаны, из-за того что поручили охрану заложницы каким-то ненадежным охранникам со стороны. Но этим Люси было уже ни вернуть. Да и скорая не ахти то торопилась из-за какой-то там простушки из народа. И Мишель понял, что он обращается со своим даром в злого демона мести, ибо был готов покарать и медиков, за то что поздно приехали, за то, что не спасли жизнь Люси. А он себя считал гуманистом и  ратовал за справедливость и разве что не молился на Алекса из далекой России, что пошел один против мафии и победил! И он поняв, что просто свихнется в памяти о Люси, собрал что смог из своих сбережений и улетел в Минск, ибо из-за фронта, российские аэропорта не принимали рейсов с запада. А дальше, был долгий путь через русский фронт...   

– «Ну намудрили мать кота вашу!», - Лешка вылез из-под машины и оглядел группу из новой научной базы, что была сформирована на окраинах Бердичева, из бывших ученых, доцентов и даже академиков, что решили внесли добровольную лепту в «победу русского оружия». Лобачевские – как в шутку окрестил всю ученую братию в Бердичеве местный народ, от слова «лоб», им достали все возможное оборудование и приборы, ибо ради Бердичева народ на Руси был готов и черта вытащить из-под земли, еще тепленького и свежего. Им был отстроен большой лабораторный комплекс с мастерскими. Но из-за простоя многих промышленных центров, что были выведены из строя во время войны, тут не было самых передовых последних технологий и ученым наказали лучше постичь прогресс науки из того что возможно, что есть под рукой и как можно проще и доступнее. Но ученые есть ученые, или лобачевские, и почти как все – чудаки и чудики, их хлебом с мармеладом не корми, дай чего-либо выкинуть такое в технических фортелях, что и черт голову сломит. Главное правило военной техники – выжить в любых условиях, иначе это не боевая машина, а пушечное мясо или презерватив на один раз. Тем паче с ресурсами сейчас было не ахти, хотя шли сведения, что дальневосточный фронт есть и врагу зазря наши богатства не отдают. Пока ученые помогли в разработке системы переработки любого лома в полезные материалы. И шли новые исследования в разработке качественных материалов из пластика, то есть древесной смолы. Короче база материалов как-то пополнялась и совершенствовалась в качестве, долговечности и прочности. Второе условие – рационалка, то есть при минимальных затратах – максимальный эффект. Тут стало возможно все, даже то, что было запрещено в официальной науке России, то есть «перпетум мобиле». Вечные двигатели, гений Тесла в энергиях и прочие «рацбацы» от народных гениев-энтузиастов. Рацбацами – называли по старинке рационализаторские предложения по совершенству и модернизации техники.
– «Ладно не нуди техник, нас и так по каждому случаю ласками для ушей покрывают этажей на пять по матушке нашей родимой. Дай хорошему водиле, пусть погоняет, потом и сам скажет мудрено сие или нет. Систему наладки неисправностей (СНН) в бою, мы уже заканчиваем. А то выходит доморощенный рац-бац как лучше профессиональной науки. Не городи огород, полигон покажет лучше, давай, пехота!», - подстегнул один из экс-доцентов Виктор Перевалов, но Лешку было на гонор не пронять, ибо и сам фронтовик, - «А вот я сейчас сам сяду, не пожалеете? Я гонял свои машины порой сам в бой, чтобы понять где слабые места или проблемы. Я ведь вам как коллега, мать туды налево, сам же начинал с того, что восстанавливал и совершенствовал механику. И скажу вам, в проекте и даже на полигоне – это цветочки, а в бою, ягодки да еще какие ядреные! Разница – земля и небо, и как тут не стараешься все характеристики прогнать на вшивость, в бою что-то сбой да даст. Идеального ничего нет, даже говорят во вселенной»;
– «Ну, на идеал у нас никто и не замахивался, а совершенству предела и срока нету, хоть через сто лет. Ты вместо цену себе ядреную набивать, спускай зверя на полигон, практика лучше покажет и опыт даст. И потом, а чего тут бои не устраивать, не поверю я что в бою условия какие марсианские, чем шибко от полигона отличаются. Земля поди одна и условия климата те же. Вот коли бы враг какую более ядреную бяку в оружии придумал – другой вопрос. Тогда бы мы взялись защиту от оного змия чудить...», - парировал другой «доцент» Ефим Городецкий и Леха, похлопал ладошкой о ладошку словно руки отряхивая от пыли и, - «Идея хорошая, мне нравится, но на фронтовой полосе а не тут, пущай и враг видит, чего вы за ахинею тута понамудрили и посмеивается себе в усы. Ну хоть кол у вас на бестолковке теши лобачевские, вы все на защиту ударение делаете, а чем мы всегда на фронте побеждали? На ура, напролом перли, а в том деле машине верткость нужна аки у змея, а не супер-броня. А вы все только обещаете. Защита она действия водилы и машины шибко ограничивает, ибо тут иначе никак или большая маневренность, но защита – прости господи, или наоборот! Летать я машины не научу, но хотя бы прыжки делать метров по тридцать-полста заставлю, чем через колдобины какие пробираться и для внезапности эффект что надо! Система трамплин уже почти созрела, а вы все по старинке, только характеристики улучшаете»;
И сплюнув, с учеными спорить себе дороже, Лешка полез в машину на место водителя.
– «А что, он пацан герой, с нуля начинал, местная легенда! У нас все на школе и институте уже готовые знания. Что ты ему тут по науке объяснишь? Его идеи уже себя в боях показали и доказали, много кто из фронтовиков расхваливал. Но блин, пройдет и сто лет, так же нас, ученых, материть будут...», - отвел душу один из группы, Матвей Широкин. Но дело было немного в ином, а именно что наука работает по графику и в определенном режиме для большей эффективности, а с того, какие хорошие идеи от доморощенных гениев из народа не могли дать хода в науке, ибо не вписывались в график вопросов разработок. А такой как Лешка, без всяких графиков брал и лепил идеи на машину, чисто интуитивно, чуя, как ее лучше и надежнее подогнать в технике. Не один конечно Лешка был таков гений механик в мастерских, но у них уже был слаженный коллектив и все понимали друг друга с полуслова и потому нестыковок с другими узлами по модернизации не возникало. А пресловутый Мироныч стал стармашем, как его должность окрестили в шутку, то бишь старшим машинистом или бригадиром механиков, где «стар» еще понималось под – старик. Да и само слово стармаш звучало как страшное большое чудовище, но Мироныча уже на сей юмор было не пронять. Однако молодые кадры или новичков он гонял по цеху как чертей, пока те не доказывали в работе свой «гений». Новичкам так и говорили в шутку; – «теперь ты новобранец, так что, будет тебя бранить каждый божий день, наш кошмарный старшина стармаш Мироныч, пока из тебя прок как рядового бойца боевых машин не выйдет. Зато не волнуйся, Мироныч отладит и твой механизм по телу, мозгам и психике, от и до, как часы работать будет!». Смех смехом, а теперь из-за экономии материалов и весь гражданский и грузовой транспорт делали по военному образцу и не с того, что бандиты могли на дороге напасть, а чтобы машина работала как можно больший срок безаварийно и исправно. Потом из-за перебоев с поставкой горючего все более переходили на паровые двигатели или по иным принципам, вплоть до «турбо-реактивных» по принципу прогонки горячего воздуха под большим давлением. Шуму право с таких двигателей было немало, но скорость высокая и сбоев в работе не было. Форму кузова делали шире и более плоской для устойчивости на трассе, особо на поворотах. Потому и центр тяжести смещали пониже. Броня была, но более с системой отклонения полета снаряда из двух систем электро-индукционной и воздушного завихрения, как у самолета во время полета образуется воздушный вихрь, но только тут вокруг корпуса машины, так что снаряд если и мог добраться до цели, то задеть лишь по касательной, к тому и форму делали более обтекаемой. Вообщем по сравнению с машинами прошлого что были до фронта, с формами как у коробок, нынешний транспорт было уже не узнать, как типа что-то между машиной и самолетом, еще отчасти в военном исполнении.
Идею все же Лешка свою добил с полетом боевых машин хоть на небольшие расстояния и на малой высоте. Как известно для полета нужны крылья, но где их ставить громоздить? Небольшие подкрылки элероны открывались по бокам машины, а главное несущее крыло – Лешка придумал гениальную идею, он сделал как поддон под днищем машины на всю величину корпуса. Между дном и поддоном получался и небольшой воздушный зазор, что давал устойчивость планирования при полете, притом что сам поддон был немного изогнут под форму крыла. Турбо-реактивные движки ставить не имела смысла, ибо главное было разогнаться до нужной скорости на любом двигателе, притом со всеми модернизациями машины стали куда как легче по весу, чем были раньше. Затем позади передней оси колес стояли два кронштейна, что перед прыжком опускались на поверхность земли заставляя передок задрать нос немного к верху. Кронштейны чтобы выдержать нагрузку были и сами отчасти вроде колес но более треугольных и толчок получался типа эффекта при торможении на передние колеса, когда машину по инерции кидает вперед и под наклоном немного вверх. Оказалось было достаточно небольшого толчка чтобы машина взлетела, а дальше всю функцию полета на себя принимало нижнее крыло поддон. Точнее сказать, это был не полет, а именно прыжок, но машина могла после прыжка продержаться в состоянии полета или планирования значительное время чтобы покрыть расстояние аж до сотни метров.