А как хотите умереть вы?

Гладя питомца против шерсти, чувствую, как медленно останавливается моё сердце. Удары становятся всё реже, воздух постепенно испаряется из лёгких, конечности начинают неметь, в горле разжигается огонь. Чертовски больно дышать, поэтому я просто закрываю глаза и откидываю голову назад, на мягкую обивку дивана. На заднем плане протекают воспоминания, как и должно быть перед смертью: первый ушиб, перелом, школа, влюблённость, девушка, первый поцелуй, выпускной, права, университет... и всё. Больше ничего. Я остановился, когда впервые ступил на порог огромного здания, увешанного плакатами «добро пожаловать».

Тихое мурлыканье кота и слабые стоны — всё, что я слышу, пока веки наливаются свинцом, а губы теряют привычный алый цвет. Они становятся холодными, неподвижными, но остаются всё такими же ужасными: много бардовых ранок от вечных покусов (когда я нервничаю, то начинают грызть ногти или кусать до крови нижнюю губу). Всё это выглядит неопрятно и отвратительно. Надо мной не раз смеялись из-за этой привычки, но я ничего не могу с собой поделать.

Мне всего двадцать лет. Я слишком молод для смерти, но у этой старушки в чёрной мантии нет возрастных ограничений, как у книг или фильмов. Ей абсолютно всё равно: будь то пятилетний малыш, который случайно попал под машину, выбежав на дорогу за мячиком, или сорокалетний алкоголик, потерявший семью, работу и дом. Я не успел вкусить всех пряностей этой жизни, не переступил самостоятельно ни через одну преграду. Рядом были друзья, они никогда не бросали.

Но сейчас я один. В пустой квартире. Сижу на полу, держа кота на груди.
Чувствую, как разум притупляется; вижу, как все воспоминания мешаются в кашу.
Никогда не любил манку, потому что мама готовила её с комочками. Ей не удавалось избавиться от них, поэтому до четырнадцати лет я выбрасывал свой завтрак в окно. Однажды попал в соседа. Не помню его имени, но в ушах до сих пор звенит крик его жены, которая пришла жаловаться моей маме, что я испортил новую рубашку её мужа. Меня наказали, но с тех пор мама не варила манку. Сейчас бы я не был против тех комочков.

Движения замедляются, Сэм это чувствует. Питомец сильнее жмётся ко мне, выпуская когти, чтобы я хоть что-то начал чувствовать. Но всё бесполезно, потому что я ощущаю лишь то, что силы на исходе, а время на моих наручных часах должно вот-вот остановиться.
Мобильный на кофейном столике разрывается от звонков друзей. Мы договорились встретиться в семь в кафе напротив моего дома, но уже половина восьмого. Думаю, я опаздываю.

Хочу подняться и ответить, но тело не слушается, и я продолжаю стонать от пожара в горле. Хватаю ртом воздух. Этого ничтожно мало. На глаза накатываются слёзы, и, кажется, одна бежит по щеке. Морщусь, пытаюсь закричать, когда резкая боль пронзает мою грудь. Выгнуться. Я не могу выгнуться, не могу прогнать кота, чтобы он не видел моих мучений. Лучше бы я умер во сне.

За всю жизнь я прочитал достаточно книг, переживая то, как умирали любимые герои. Не буду скрывать, я плакал. Громко, навзрыд, проклиная авторов. И всегда представлял, как мог умереть я: попав под машину; упав с моста; утонув; в перестрелке; в тёмном переулке; отравившись; случайно. Но я никогда не думал, что умру вот так: дома, на полу, под тихое мурлыканье и стоны. Она пришла совершенно внезапно. Она оказалась нежданным гостем, который отказался от чашечки чая и разговора по душам.

Тридцать две секунды.

Именно столько времени мне остаётся на жизнь. Но зачем они мне, когда я не могу даже вздохнуть или моргнуть? Я бы предпочёл умереть с открытыми глазами, чтобы придать картине более устрашающий вид. Когда мои друзья обнаружат холодное тело, я хочу смотреть на них. Я хочу подарить им последние — пусть неощутимые и невидимые — объятия. Я хочу почувствовать их тепло.

Я умер с котом на груди. Горечью в горле. И покусанными губами.

А как хотите умереть вы?