Шапошное знакомство

                Шапошное знакомство

Сенька Сидоров готовился к зиме обстоятельно. У него было все кроме шапки. Как человек солидный, он не хотел брать что попало. Ему была нужна для форсу добротная теплая почти считай фирменная шапка, чтоб не стыдно было улицей пройтись этаким фертом, но в то же время не слишком крутая, а то не ровен час, оторвут вместе с головой. В общем уравнение со многими неизвестными. Он прошелся по Панской, приценился. Шапки, удовлетворяющие все его потребности, продавались по 5 тысяч - цигейковые, импортные разных фасонов и с козырьком, и с ушками.
Но тут он вспомнил, что от бабки в наследство осталась старая шкурка хорька. Он полез в чулан, долго там чихал, кашлял, на голову упала какая-то кастрюля, а в след за ней рулон туалетной бумаги, а еще посыпалось несколько червонцев.   Так, так, - подумал Сенька, - папашка заначку на бутылку спрятал, да реформа подгадила. Куда руку не сунешь, везде они понатыканы.   Сидоров тяжело вздохнул, явственно ощутив в очередной раз суетность жизни и помыслов. Хорька он нашел слева за стиральными порошками.
На следующий день Сенька понес хорька в престижную мастерскую на Дворянской. Приемщица строила ему глазки, когда они вместе дожидались мастера. Тот пришел и заявил:   2 тысячи , плюс акцизный налог 40 процентов.   Сидоров не знал, что такое акцизный налог и болезненно забормотал:   Это же грабеж, это же рекет, это же вообще, да я лучше менингитом заболею, чем столько заплачу, да я в косынке ходить буду.   Фи, нищий, - потеряла к нему интерес приемщица.   Посрамленный Сидоров поскакал в другую мастерскую, на Молодогвардейской. Ее окна выходили прямо на площадь Куйбышева, кроме того, в этом доме жил сам губернатор. Там ему сказали - 5 тысяч плюс НДС и налог на мех 20 процентов, а за такого редкостного хорька 34 процента.   Сидоров последнего не слышал, он несся по улице злобный сам как хорек. Он нырял в подворотни, скакал по рынкам в поисках скорняка-индивидуала. Ему указали такой адресок на Николаевской. У входа стояло несколько “Мерседесов”, в мастерскую входили крутые, неся в руках связки песцовых, собольих, норковых шкурок. Он втерся в очередь со своим хорьком. От последнего пахло нафталином и крутые брезгливо сторонились Сидорова как чумного. Вот и его очередь. Мастер, явно потомственный скорняк, посмотрев шкурку, спросила:   А где хорек-то?   Ну вот же,   с сомнением в голосе сказал Сидоров.   Это драбаган.   Что-что?   Крутые с соболями насторожились.   Да сибирская собака, скрещенная с лисой.   Да разве это возможно?  У нас все возможно, тыкву с бананом, Россию с демократией. Ладно, плати тысячу, сварганим тебе хорька. Тебе “ельцинку” или “горбачевку”?   Сидоров отсчитал сумму мятыми стольниками. А мастер уже говорила другим клиентам:   Соболей сюда в угол бросайте, все равно их стирать будем и к ноябрю не рассчитывайте, стара я стала, глаз не тот.   Да мы чего, мы подождем, - раболебствовали хозяева “Мерседесов”. Они уважали мастерство.   Да нам и шубы то нужны от “Мерседеса” до квартиры или конторы.   А если “Мерседес” угонят, - неизвестно почему спросил Сидоров. Крутые злобно поглядели на него как на классового врага, и он растворился в вечернем полумраке. У него в ушах звучали последние слова мастера:   А вам взрезать животы у песцов? Смотрите, взрезанные они скорее изнашиваются. Могу и мордочки пришить на спину и хвосты спереди, будет как в Париже.
Сидоров пришел домой гордый и счастливый. Он шапошно породнился с крутыми. Смотри-ка богатые, а тоже по подворотням лазают, где без налогов. Ну и я не промах. Значит по Сеньке шапка.