Исповедь

      По дороге, ведущей к сельскому погосту, двигалась фигура, когда она приблизилась, то оказалась  пожилым  мужчиной, с холщевой сумкой в руке. Но, если возраст мужчины, на первый взгляд, определялся с трудом, то отсутствие женской руки в его жизни  было заметно сразу же даже неопытному глазу. Это выдавали:  старая, давно не стиранная рубаха, засаленная кепка, брюки, казавшиеся  одним большим пятном из жира и пыли.  Заросший давней щетиной, он производил впечатление брошенного хозяином пса, бесцельно скитающегося возле чужих дворов. Мужчина, подойдя к кладбищу, осмотрелся, приложив  к глазам  ладонь в виде козырька. Вечернее солнце скользило по металлическим оградкам, мраморным надгробиям, скромным пирамидкам, окрашенным серебрянкой, бросало свой прощальный луч, на этот безмолвный город мертвых. Всё кладбище казалось гигантским слитком серебра, что придавало ему ещё большую монументальность и тайну. Таинство смерти, отводило человеческий глаз, не давая ему проникнуть за пределы дозволенного, а человек стремился сюда, чтобы постичь эту тайну.
    Мужчина, прошел  несколько метров  вдоль кладбища, уверенно свернул направо и, лавируя среди могил, продолжил свой поиск. Около небольшого холмика, заросшего могильной травой, он остановился и для убедительности осмотрел большой деревянный крест, на котором осталось всего несколько букв, написанных краской. Мужчина утвердительно кивнул головой, это значило, что его поиск увенчался успехом, и он нашёл то, что искал. Он присел на край старенькой скамеечки, поставил рядом сумку, и только управившись с этими делами, сказал, обращаясь к кресту:
-Ну, здорово, Натаха! Вот решил тебя проведать, давненько уж не заглядывал к тебе. Да, почитай с самой пасхи и не был! Тоска заела. Вчера кот сбежал, надоели ему мои пьяные беседы, вот и подался от меня подальше. А я зашел радостью с тобой поделиться: вчера мне первую пенсию выдали. Вот, сходил в продмаг, взял продуктов, бутылку водки. Иду мимо, дай думаю, загляну к тебе, помяну, как полагается. Что молчишь? Али не рада?
    В зарослях сирени подала голос горлица:
-Отозвалась! Ну то-то же! А то с камнем как-то  несподручно разговаривать. Погоди, я  сейчас угощение соберу, тогда и беседа наша легче пойдет. Водка, она свободе способствует!
Мужчина достал из сумки пол-литровую бутылку дешевой водки, плавленый сырок, булку хлеба, порывшись в сумке, извлек тощую селедку, завёрнутую в серую бумагу. Перочинным ножичком нарезал сначала хлеб, затем распотрошил рыбину. Завернул ненужные остатки в бумагу и, не вставая с лавочки, выбросил это подальше от могилы: ночью голодные собаки найдут и съедят. Когда закуска была готова, открыл бутылку водки и досадливо крякнул:
- Знал бы, Натаха, что к тебе зайду, так стопку бы прихватил с собой, а так с горлышка пить придётся. Огурцов бы сорвал! У меня, Натаха, в огороде огурцы растут: кругом трава, а им хоть бы что! Они в траве ещё лучше выходят! Много, да зелененькие! Ну, бывай, меня - со здоровьицем! Ну, а тебя - с успокоением!
Мужчина, отпив несколько глотков, принялся за селедку с хлебом, перекусив, он вытер руки о многострадальные брюки, и продолжил свою речь:
-А я что  зашел к тебе, ты вчера мне приснилась, такая молодая, веселая. Думаю, тебе, видно, неплохо там, куда ты ушла. Вспомнилось мне то время, когда я тебя впервые увидел, да от этого воспоминания радости мне не прибавилось. Ты-то помнишь, как все  между нами получилось?  Знать, судьба тогда наша  поблизости бродила, нас дожидалась. Как сейчас все это перед глазами проходит, будто вчера было.
   Я тогда в городе, на вокзале, пассажиров набирал до Синявихи, поздно уж было, автобусы в поселок не шли. Смотрю, ты стоишь: тощенькая, бедно одетая, и чемоданишко у ног. Жалко мне стало тебя. Нет, ты не подумай, что я тогда на тебя виды имел. Бабья у меня хватало, справнее тебя крали были. А тут ещё оказалось, что в Синявиху тебе надобно, а у меня пассажира не хватает, одно место пустое. Как не пожалеть?  Вижу, ты мнешься в ответ на мое приглашение, тогда я и сообразил, что денег у тебя на такси нет. Помнишь, я тебе сказал, что хватит мне тех, что у тебя есть? То-то ты тогда обрадовалась, засветилась вся! Доехали мы до поселка, решил я тебя прямо к дому подвезти: у меня работа закончилась, мне не трудно было тебя по адресу доставить. А оказалось, что адреса-то у тебя и нет: приехала на работу по распределению, после техникума, в РАЙПО. А ночь идет, никакая организация до утра не примет, не определит на постой.  Ну, думаю, что мне с тобой делать? Раз из  города привез, значит, и устраивать тебя сам должен, не ночевать же тебе на улице! Хотел тебя в гостиницу определить, ты руками машешь, денег таких в наличии  нет! Тогда выход один, говорю тебе:
-Поедем ко мне, у меня мать дома, ждет меня. А я с гостьей заявлюсь, будет ей сюрприз. Переночуешь у нас, а утром  устраиваться пойдешь! Так ведь, Натаха, дело было? Сама же ты согласилась? Ну, вот и я о том же говорю!
Не скрою, мамаша тогда шибко недовольная была, отозвала меня, шипит мне в ухо:
- Ты кого, дуралей, привез? Тощая, как кощейка! Да чемодан облупленный!
-Да вы что, мама, себе напридумывали? – отвечаю ей, - я что в жены её себе взял? Переночует и до свиданья! Пусть спасибо скажет, что на остановке не оставил! Как же иначе? А если бы вам такое пришлось? Добрые люди всем нужны.
Уговорил я матушку, успокоил, она даже ужинать тебя позвала. Как ты стеснялась, краснела,  лишний кусок взять боялась! А тут мать тебя вопросами допекать взялась: кто и чья? Откуда родом. А, как узнала, что ты сирота, воспитывалась у тетки – подобрела.
Прежде, чем уйти спать, мать постелила тебе во времянке, а сама пошла в дом. Я тоже пошел вслед за матерью, чтобы не подумала чего. Как только она заснула, я вышел на крыльцо, покурить мне захотелось. Сам не пойму, до сих пор, что мне тогда в голову стукнуло к тебе в кровать завалиться? Что мне баб не хватало? А вот, поди же ты, позарился. В ту ночь у нас с тобой всё и произошло. Утром мать, как увидела, что прячу от неё глаза, как кот нашкодивший, так сразу за меня и принялась с допросом:
- Отметился, поганец!?
-Отметился, - говорю, - виноват!
-Это ты в милиции расскажешь, как арестуют!
-С чего это? – тут до меня стало доходить, к чему клонит мать.
-А с того, милиция вон, по пути ей будет, зайдет, расскажет, что ты с ней сотворил - и прощай твоя свобода!
-А я скажу, что она сама мне на шею повисла! Пусть докажут, что силком взял!
-И–их, ты! Четверть века прожил, а того не понял, что на свете есть две правды, а у него, - мать указала глазами на небо, - истина одна! Веди её сюда, благословлять вас буду, женишься, а уж потом сам решай, что тебе с ней делать! Иди, иди, пока девка не опомнилась!
Вот так, Натаха, я и женился на тебе! Ты не возражала: ни когда в постель твою залез, ни когда женился, твоего согласия не спросив. Вначале было вроде бы неплохо, а вот, когда в себя пришел, да понял, что за понюшку табака свободу променял: волком захотелось выть.
Не любил я тебя, Натаха, мало того, стеснялся с тобой на людях показаться. Ты это чувствовала и молчала в ответ на все мои художества. А их я тебе предоставлял много, иногда самого тошнило от своей вседозволенности! Почему ты молчала, а? Любила меня сильно? Так за что? Ответь мне! Я ведь этого до сей поры не знаю. Может, и пришел к тебе затем, чтобы выговориться!
   Ещё и детей вздумала от меня рожать! Не знаю, чем бы все это закончилось, если бы не мать. Она мне, дурню, пояснила, какое счастье мне в руки упало:
-Ты чего бесишься? Выгоды своей не видишь? Она сирота, идти ей жаловаться некому, да и к тебе никто не заявится отчет требовать! Разве плохо, что жена  работящая, смирная, что дитя, и тебя обихаживает? Хороводься себе на здоровье с кем любо, кто тебе мешает?  А в возраст войдёшь, перебесишься и станешь в своей семье жить! Ты ведь не знаешь, что тебя в жизни ждет. А те, которые тебе любы сейчас, у них и запросы к тебе другие будут. Перед теми ты не будешь выбрыкивать, как телок несмышлёный: они сами все огни и воды прошли, их не проведёшь.
Подумал я тогда, подумал, да и согласился с матерью. Может быть, я только теперь понял, Натаха, каково тебе было жить брошенной, когда сам никому не стал нужен. А тогда, машина в руках, пассажирок, пруд пруди – на выбор! Отговорка всегда есть: остался ночевать в городе. Поди, проверь. где был?! А ты  никогда не проверяла, мне верила. Может быть, вид делала, что верила? А? Может быть, виду не подавала?
   Когда умерла мать…
Погоди, Натаха, выпью маленько за упокой души, матушки, пусть земля будет ей пухом!
Мужчина поднес к губам бутылку, отпил из горлышка, занюхал куском хлеба:
- Так, на чём я остановился?  Да, когда умерла мать, ты, прибирая в её комнате, нашла Библию и другие поповские книжки. Забыл сказать, что моя матушка в баптистках числилась. Их  власти не жаловали, вот они и не высовывались. А книжки у неё вредные имелись. Я это не приветствовал, все эти поповские штучки, да что поделаешь – родителей не выбирают. Вот и я не сам выбрал отца-пропойцу и мать баптистку. Что матушкины книжки не простые, я потом понял, когда эти книги  подействовали на тебя, а в начале, мне было все равно: читаешь и читай, лишь бы мне не мешала! А ты их из рук не выпускала, будто спасение в них нашла, детей приохотила. Когда я, однажды, застал тебя за молитвой, то поднял на смех: совсем баба ум потеряла! После этого все поменялось: была жена у меня тихая, а стала  - немая. Мне тогда вольница уже оскомину набила, да и силенок поубавилось, все чаще водка стала мне заменять подружек. Что ни день возвращался пьяным. А ты, Натаха, только жалостливо на меня смотрела и, молча, меня паршивца вонючего в постель укладывала. Только подумаю, сколько  ты моего перегара перенюхала, притом, что сама ни капли вина никогда себе не позволила! А сколько брани на твою голову вылито? Напраслины!? Почему ты всё это терпела, Натаха? Неужели ты любила меня, окаянного? Молчишь! Ты всю жизнь молчала. Я ведь, так и не знаю, откуда ты пришла и куда идти собиралась. Кто были твои родители, как ты осиротела? О чем ты мечтала, Натаха!? Была ли у тебя самой мечта? Не мои прихоти, а твоё желание? Почему, Натаха? Почему  ты ничего мне не говорила? Я привык думать, что  тебя такая жизнь устраивала, поэтому и жил, как меня мать научила. Считал, что мать плохому не научит.  И все-таки, ты за меня переживала, Натаха. Помнишь, когда у меня пьяного машину угнали?
   Я в тот вечер поздно привез пассажиров в город и решил заночевать, чтобы утром набрать людей и пораньше начать работать. Ночевать заехал к давнему дружку Витьке, оказалось, что от него недавно ушла жена. Друг сидит, заливает горе горькое, тут и я кстати оказался. Нарезались мы с ним до отключки. Утром встал, как чумной, свету белому не рад: какая тут работа? Сам понимаю, что если у Витьки останусь, то не выберусь отсюда ещё неделю: еще чего доброго с работы попрут. У меня и без того уже предупреждения были:  решил, пока он спит, потихоньку уехать. Какие пассажиры, тут бы домой без приключений добраться!  Но если я всю жизнь искал приключений, то они ко мне косяком шли, без приглашения: только я за город высунулся, гаишник, как черт из коробочки, на дорогу выскочил, палочкой мне машет, мол, тормози!
Я чумной, то чумной, а здесь голова мигом прояснилась: вижу, он без машины стоит, один, это мне на руку. Я сделал вид, что не понял его просьбы и рванул вперед. Я соображаю, что на следующем посту меня уже поджидают, по рации ведь недолго все посты предупредить. Еду, а сам присматриваю, куда бы мне свернуть, чтобы переждать эту напасть. А тут съезд к речке подвернулся, я туда и завернул. Машину под деревья поставил, в речке умылся, да и лег  в тенёчке, недалече от машины на травку, досыпать: может со сном и похмелье улетучится. А когда проснулся, передо мной два мента стоят: «Вставай, - говорят,- беглец!»
Поднялся я, ничего не соображу, где машина? А машины моей и след простыл! Я только позже узнал, как они меня отыскать умудрились. Оказалось, когда я уснул, на речку пришли рыбачить несколько подростков, увидели меня спящего, машину открытую, ключи в замке, заводи и езжай! Кто-то из них уже мог машину водить. Решили покататься, пока я сплю, а потом машину на место вернуть. Только на трассу выехали, а тут менты их и остановили: «Где машину взяли? Кто дал?!»
Так всё и выяснилось. Меня лишили прав, выгнали с работы. Начальство пожалело, да и дружки попросили не наказывать строго: оставили меня охранником в автобазе. Деньги не те, а уж славы-то на весь поселок! Высоко летел орлик, да низко падать пришлось. Вот, тогда я и запил, Натаха, от бессилия запил. Понял, что не все в этой жизни подмять под себя можно.
Зачем я тебе это говорю? Сам не знаю: поговорить захотелось, жизнь вспомнить. А не с кем. Да и кто её, эту мою жизнь лучше тебя знает? Потому к тебе и пришел. Вот, сейчас ещё пару глотков сделаю и дальше пойдем. Зря я селедку съел: теперь пить хочется! Ну, ничего, ещё немножко с тобой поговорим, и я пойду, а по пути, в колонке водички напьюсь!
    И все же ты, Натаха, не захотела мне сына родить, так на мне и закончится  наш род. Девки что? Это чужой товар! Да и воспитала ты их на свой характер. А когда я об этом узнал? Когда они замуж без моего согласия побежали. Старшая Аллка, закончила  пищевой техникум, стала работать мастером на большом хлебозаводе, казалось бы, что еще надо?  Живи, работай! Захотелось замуж, так найди себе нормального парня! А она что? Связалась с немцем, да ещё с баптистом! Мало мне вас блаженных, так ещё и зятя такого же мне привели! Ни выпить, ни заматериться! А свадьбу устроили без водки?! Это где же такое видано! Еды кучи, всего полно, а они лимонадом чокаются, да смеются, как ненормальные, трезвые в пляс пустились! Как тогда выдержал, сам того не знаю. Я собирался дружков с работы пригласить, родни-то у нас с тобой нет! А как узнал, что на свадьбе не будет водки, передумал: сам стерплю ещё такое издевательство, а каково ребятам, сидеть всухую?! Деликатесами давиться! И хорошо сделал, а то стыда бы не обобраться!
Младшая Тамарка, вроде бы не подвела, парня выбрала себе работягу, нормального. А вот взяли и укатили на заработки, на север, и второй год глаз к отцу не кажут. Я знаю, они меня из-за тебя видеть не хотят, считают, что это я тебя убил.
Ну, ты ведь, Натаха, так не думаешь? Что я нарочно это сделал? Я и сам бы мог погибнуть, да видно не судьба была мне, не моё время. Ты же помнишь, Натаха, как все было? Я перед этим несчастьем пил два дня к ряду, обмывали внука у кореша. Домой пришел поздно и, как говорят, на рогах. Утром встал по нужде, вижу, ты на базар собираешься, мешки под зерно на тележку кладешь. Первый раз меня так совесть ущипнула. И откуда она только взялась, зараза! Я тебе предложил тогда:
- Подожди, я сейчас оденусь, выкачу «Урал» и быстренько домчу тебя до базара.
Я помню, Натаха, с каким удивлением ты на меня посмотрела, будто надо мной нимб появился. И что бы тебе тогда не отказаться?! Ну, выкатил я мотоцикл, посадил тебя в люльку и поехали. Едем мы, значит, а навстречу нам, легковушка из переулка выскочила, мне показалось, что мы с ней не разминёмся. Я вильнул рулем и люлькой, где ты сидела, Натаха, задел за опору столба. Легковушка, целёхонькая, дальше поехала, а нас с тобой скорая помощь подобрала.  Когда я пришел в себя, мне сказали, что ты тяжелая, можешь не дожить до утра.  Думаешь, я им тогда поверил? Ты, моя несгибаемая Натаха и умрёшь! Не бывать тому! Помнишь, я тогда же, вечером, пробрался в твою палату, и едва узнал тебя, так твою голову укутали бинтами. Когда я подошел, ты лежала с закрытыми глазами. Я тебя позвал, Натаха, помнишь, ты ведь сразу же открыла глаза, долго на меня смотрела: наверно не узнала: я ведь тоже весь побитый. Тогда я взял твою руку, чтобы ты не сомневалась, что это я, ты пожала мои пальцы, Натаха! Сама пожала! Как я тогда обрадовался, ты не поверишь! Узнала, пальцы жмёшь, значит, прощаешь!
А потом шевельнула губами, но я ничего не разобрал вот так, сразу. Я склонился совсем низко к твоим губам и, что я услышал, Натаха! Ты прошептала: « Не оставайся один, а то пропадёшь!» Я тогда тебя не совсем понял, о чём ты мне шепчешь. Помнишь, Натаха, я тебе тогда сказал, что мы с тобой ещё и внуков дождемся. Да вот внуков дождался я один.
У Аллки и баптиста сын родился, Натаха, живем, плодимся! Ты погоди, маленько, я за внучка глоток-другой пропущу!
      Утром тебя уже не стало, правду врачи сказали - не дожила. Когда тебя похоронили, я дочкам сказал, чтобы взяли себе что-нибудь на память о тебе, Натаха. Они и взяли, не постеснялись. Да мне и того, что осталось за глаза. Я бы и остальное отдал, лишь бы ты вернулась, Натаха. Мы бы это все заново нажили.  Как я затосковал без тебя, как заскучал! Когда рядом была, вроде бы и без надобности, а как не стало, то оказалось, что без тебя и я никому не нужен получается. Вот тогда я и вспомнил, что ты мне наказывала перед смертью: не оставаться одному. Решил я посвататься к нашей соседке Лизке Извариной, она уже давно без мужика живет, а я, когда ещё был моложе, к ней иногда захаживал. Прикинул так: раз тогда принимала, то и сейчас не откажет.
Она меня выслушала и говорит:
- Я от одного такого пьяницы до сих пор отойти не могу, так, зачем мне опять, на те же грабли наступать!  Вот ведь, зараза, толстомясая! Когда-то подстилалась и про грабли не вспоминала! Ну, я ей в тот же вечер устроил представление: напился и пришел к Лизке в гости, думаю, если с женитьбой обломилось, хоть покуражусь вдоволь. Говорю ей:
- Как же так получается, Натаха со  мной век прожила, а ты испугалась?  - да кулаком по столу - хрясь, – знай наших!
А она мне прямо в лицо горячим чаем плеснула и кричит:
- Дура была малохольная, твоя Натаха! Тебе такой блаженной теперь во век не найти! Ей ещё при жизни нужно было памятник поставить, как за ратный подвиг! А ты, скотина пьяная, ей и после смерти могилу привести в порядок не удосужился: креста железного она у тебя не заслужила! Иди, отсюда, по-хорошему, иначе с кочергой моей познакомишься!
 Схватила кочерёжку и давай в меня ею тыкать! Чистая тигра!
Выгнала меня, зараза, и ворота на ключ заперла.  Плюнул ей на калитку, на самую ручку. Пусть вытирает.  Я бы, ей врезал за такое обращение,  да с милицией связываться неохота!
Все ты виновата, Натаха, все сапком и молчком: взяла и убралась к своему Богу, а меня на кого бросила?! Я давеча подумал, если бы ты захотела мне за что-то отомстить, так лучшей казни уж и не придумала бы! Дождалась своего часу, выбрала момент. Теперь вот, таскайся к тебе на свидания. А памятник я тебе поставлю, просто все как-то не сходится: то денег нет, то времени. Вот теперь пенсию стал получать, будут деньги, дела наладятся. Скучно мне без тебя, Натаха, тошно! Я вчера, когда тебя молодую во сне увидел, то подумал, как проснулся, а что бы было, если  время то назад вернулось? А? Ты, сама, Натаха, как думаешь?
Молчишь. Ну, ладно, лежи, не стану тебе докучать, загостился я у тебя, вон, уже и темнеть  начинает, пойду. Дома тоже дела есть, может, кот домой вернулся, покормлю его, вот хлеб и сыр еще остались. Думал друга себе завести – собаку,  да боюсь, с котом не уживутся. Недаром ведь говорят: живут, как кошка с собакой! А так хорошо, когда собака во дворе, она не кот, не сбежит, всё понимает, к тому же – охрана. Надо подумать.
Мужчина  поднялся, поискал глазами пробку, взял бутылку с недопитой водкой, заткнул горлышко бутылки, чтобы не пролить остатки: дома допьет. Сложил все в сумку и заплетающейся походкой пошел, не оглядываясь, к выходу из  кладбища, спеша покинуть мир мертвых, торопился ещё засветло попасть в другой мир – мир живых, где ждали его вполне земные заботы.  Живому, как говорится – живое.