22. Триумф Воли, и последствия этого триумфа

I
В Берлине, в кинотеатре "Уфа-Паласт ам Цоо", 28 марта 1935 года - почти точно за год до вхождения германских войск в Рейнскую Область - состоялась премьера фильма "Триумф Воли".  Фильм был сделан Лени Рифеншталь. Она начинала свою карьеру как танцовщица, потом стала знаменитой киноактрисой, но с 1932-го года занималась в основном режиссурой.

Ее дебютом на этом поприще стал фильм "Голубой Свет".

Лени Рифеншталь была исключительно одаренным человеком, не лишенным и здорового чувства практицизма.

Tак что когда фильм получил в Лондоне замечательные отзывы, стал демонстрироваться и приносить деньги, и соавтор сценария, венгерский кинематографист Бела Балаш, попросил у Лени своей доли, она написала письмо Юлиусу Штрайхеру, гауляйтеру Франконии, главному редактору самой антиcемитской газеты в Германии:

"… Настоящим уполномочиваю гауляйтера Юлиуса Штрайхера из Нюрнберга — издателя "Штюрмера" — представлять мои интересы по вопросам претензий ко мне еврея Белы Балаша …".

Согласитесь, это был сильный ход ?

Она сумела провести мгновенный переход от дружеского сотрудничества с Белой Балашем к просьбе "... защитить ее от претензий еврея Балаша ...".

С безупречным чувством стиля Лени Рифеншталь поймала нужный тон: в Германии в нацисткой среде было принято к имени еврея присоединять слово "еврей".

Слово стало бранным, чем-то вроде термина "гадина". A в ее прошении сказано "еврей Балаш" - это очень характерно.

Какие могут быть сомнения в национал-социалистической благонадежности дамы, которая об истце по возможному иску говорит "гадина Балаш" ?

Не только ее дело было выиграно еще и до всякого рассмотрения, но она еще и отмежевалась от неудобного соавтора, и конечно же, расписалась в лояльности к новому режиму в Германии.

Ей была открыта "зеленая улица", она познакомилась с Гитлером, и по его предложению и сделала фильм "Триумф Воли" - это был как бы документальный отчет о состоявшемся в 1934-ом году сьезде НСДАП - партии победителей.

Ну, это было нечто гораздо большее, чем документальное кино.

Фильм финансировался НСДАП и делался с большим размахом. В распоряжении Лени  Рифеншталь было добрых три дюжины камер, у нее было множество помощников, сьемки велись сразу с нескольких точек, и даже с дирижабля. Из отснятых многих сотен часов кинолент она средствами монтажа и музыки сделала нечто гениальное - это поистине шедевр[2].

Он начинается вступительным титром:

"20 лет после начала мировой войны… 16 лет после начала немецкого горя… 19 месяцев после начала германского возрождения…".

А завершается речью Гесса:

"Партия — это Гитлер! Гитлер же — это Германия, так же, как и Германия — это Гитлер!".

А посередине между этим началом и этим концом – действие.  Mогучие колонны штурмовиков, застывших в безупречном порядке, лица людей, исполненных надежды и восторга, речи соратников вождя Рудольф Гесса, Бальдура фон Ширах, Йозефа Геббельса, Юлиуса Штрейхера - он оворит о том, что в германских сердцах нет классовых различий.

А Геббельс говорит, что хорошо обладать властью, основанной на диктатуре, но гораздо лучше завоевывать сердца людей - и не терять их.

И над всем этим - Адольф Гитлер. Вождь, фюрер, в котором воплотилась Германия.

Воздействие фильма на зрителей так велико, что даже сейчас, через многие годы после крушения Третьего Рейха в Германии его разрешено показывать “… только в просветительских целях, и с обязательным вступительным словом киноведа или историка …”.

Автор фильма, Лени Рифеншталь, в 1935 говорила, что хотела создать не сухой репортаж, а нечто художественное:

" ... нигде в мире государство не занималось в такой степени вопросами кино. Это его [государства] лицо, которое обращается к нам, его фюрер и его соратники. Весь народ узнает в нeм самого себя ...".

Весной 1936-го года ее художественное видение стало реальностью.

II

Люди были просто вне себя от счастья. Тревога - а не поведет ли смелый шаг фюрера к войне - куда-то испарилась. Выборы, проведенные в самом конце марта 1936-го года, были чистой формальностью, в списках кандидатов так или иначе был только один партийный список - но победный результат в 98,9% явно не был сфабрикованной фальшивкой. За Гитлером действительно шло подавляющее большинство - он вернул стране гордость:

 "... Германия вставала с колен ...".

Триумф, достигнутый в Рейнской Области, повлиял и на Гитлера. Это отмечают многие люди, бывшие в то время в его окружении - он еще больше чем раньше уверился в собственной непогрешимости.

Видно это и из его речей. Выступая в Нюрнберге на очередном партийном сьезде, Адольф Гитлер говорил о себе в совершенно евангельских тонах - он был Спасителем Германии, избранным свыше:

“… то, что вы нашли меня среди стольких миллионов - это чудо нашего времени. И то, что я нашел вас - счастье для Германии …”[3].

В НСДАП давно существовал культ фюрера. Ему были подвержены такие разные люди, как Рудольф Гесс и Грегор Штрассер.

Но если Гесс был настолько поглощен обожествлением своего кумира, что в "Ночь Длинных Ножей", не разбирая ни причин ни следствий, вызвался самолично пристрелить всякого, на кого пал его гнев, то Грегор Штрассер, отмечая, что фюрер неорганизован, беспорядочен и совершенно не способен к систематической  работе, признавал за ним удивительную, поистине звериную интуицию.

Как говорил Штрассер:

"... раз за разом интуиция подсказывала Гитлеру внешне нелогичные, но единственно верные шаги ..."[4].

По-видимому, похожие чувства начали испытывать по отношению к Гитлеру и многие люди из высшего генералитета, и из чиновников государственных служб, и из состава МИДа. До марта 1936-го к нему относились скорее настороженно, скорее как к демагогу, управляющему настроением масс.

Но его "... смелый шаг за Рейн ..." это впечатление поменял.

Достигнутый результат выходил за пределы демагогии - он кардинально поменял настроения в стране. Помогла этому еще и летняя Олимпиада в Берлине.

В течение двух недель столица Германии была в центре внимания, и оказалось, что мировой праздник спорта проведен превосходно, с выдумкой и размахом.

Адольф Гитлер в роли радушного хозяина тоже выглядел хорошо - он просто излучал добрую волю. Германия хотела только "... мира и равноправия ...". С Англией говорили очень примирительно. Франции были сделаны самые широкие предложения по установлению прочного мира - например, говорилось о соглашении по взаимной демилитаризации границ,  ограничении производства тяжелой артиллерии и военной авиации.

Даже анти-еврейская кампания на время Олимпиады оказалась приглушена.

Все это влияло и на консерваторов в самой Германии, людей старого закала, сторонников Гинденбурга.Теперь они видели в Гитлере государственного деятеля.

Да, конечно, ему многого нехватало с точки зрения культуры и воспитания, и манеры у него были странные, и методы работы выглядели очень уж нетрадиционно по сравнению с устоявшимися традициям прусской государственной машины - но он добивался результатов, которых не смогли достигнуть ни Брюннинг, ни Франц фон Папен.

Pейхсканцеры Веймарской Республики выглядели по сравнению с  Гитлером жалкими карликами.

Ну, и наконец многие деятели культуры вообще видели в успехе Адольфа Гитлера некую тенденцию - он отражал дух времени. Так сказать, человек из народа.

Интуиция художника вместо беспомощного рационального суждения. Облагораживающее воздействие варварства, припадание к корням истинного германизма, не испорченного излишней культурой, очищение германского духа от чуждых ему элементов -  в конце концов, разве не к этому звали лучшие люди Германии ?

Однако тезис, высказанный выше, встретил и возражения. Сильным диссонансом ему прозвучали слова, сказанные в Швейцарии.

Хотя, казалось бы - причем тут Швейцария ?

Hy, как сказать. Германский мир не ограничивался только Германией, а Швейцария - страна в большой степени немецкоязычная. Большинство граждан швейцарской конфедерации говорят на немецком, саму Германию где-нибудь в Цюрихе могут назвать "Большим Кантоном", одни и те же книги читаются по обе стороны границы, и так далее.

Tак что когда редактор "Новой цюрихской газеты" Эдуард Корроди решил на страницах своей газеты поговорить о германской культуре, это было делом вполне обычным. Oстрых политических вопросов он не касался, личность главы германского Рейха никак не обсуждал, а просто сообщил своим читателям, что  новый режим особого вреда германской литературе не причинил - “… изгнали-то в основном одних евреев …”.

Но на это скромное заявление неожиданно последовал громкий ответ, сделанный, можно сказать, политэмигрантом.

Томас Манн, лауреат Нобелевской Премии по литературе, зимой 1933, во время прихода национал-социалистов к власти, был вместе с женой заграницей, в Швейцарии. И он, подумав, в Германию не вернулся.

В результате, так как он отказался принести присягу нa верность новому режиму, его исключили из Прусской Академии. Но книг Томаса Манна на площадях не жгли, и имя его на страницах "Дер Штюрмера" не трепали. Да и он вплоть до 1936 от всяких громких заявлений в адрес национал-социализма тоже воздерживался.

Но тут он нарушил молчание, и ответил Корроди. Манн сказал, что нет, это совершенно не так - германской культуре нанесен огромный ущерб.

И  дело тут вовсе не в национальности.

III

Нюрнбергские расовые законы 1935-го года, предположительно, разделяли два разных и взаимоисключающих мира. То, что это было не так, достаточно проиллюстрировать на одном простом примере - свой Железный Крест 1-го Класса ефрейтор Адольф Гитлер получил по представлению лейтенанта Гуго Гутмана, командира его роты и по совместительству - исполняющего обязанности адьютанта артиллерийского батальона в полку Листа, то-есть в 16-ом Резервном.

Есть даже свидетельства, что он-то ефрейтору крест и вручил.

Гуго Гутман сам был кавалером Железного Креста обоих классов, 1-го и 2-ого, и получал военную пенсию, дарованную ему по решению Гинденбурга. Hy, a в 1935-ом оказалось, что Гутман - еврей, и его немедленно исключили из ассоциации ветеранов[5].

Эту тему легко и продолжить.

Про еврейского опекуна Германа Геринга мы уже знаем, но похожие "проблемы" имелись и у Йозефа Геббельса. Дело даже не в том, что в молодые годы он был бурно влюблен в некую барышню, которая, увы, имела прискорбные изьяны в родословной. О нет, дело обстояло еще хуже, и касалось супруги рейхсминистра пропаганды, Магды Геббельс.

Поскольку Гитлер не был женат, а Карин, жена Геринга, умерла еще в 1931, роль первой дамы Рейха выпала на долю Магды. A eе отчимом был Рихард Фридлендер.

Человек он был в высшей степени достойный, и жену с ee дочкой любил самым искренним образом - но вот беда, он был евреем.

И его падчерица носила его фамилию и звалась Магдой Фридлендер.

Ну, а  потом Магда выросла, в 18 лет вышла замуж, развелась, и где-то в 1928 завела бурный роман с неким Хаимом Арлозоровым. Они когда-то учились вместе, в одной гимназии - и когда встретились позднее, оказалось, что дружба юных лет переросла в любовь.

Понятно, что у человека по имени Хаим было не все в порядке с арийским происхождением - но Хаим Арлозоров ко всему прочему был еще и видным сионистом, и очень звал свою возлюбленную в Палестину, английскую подмандатную территорию. 

Cовершенно неизвестно, что случилось бы дальше с первой дамой Рейха, если б она все-таки не вышла замуж за гауляйтера Берлина, Йозефа Геббельса.

Если уж в биографиях столпов национал-социализма можно было найти такие прорехи - что говорить о других ? Германские евреи были частью германского общества. В кайзеровские времена их не больно-то пускали в высшие сферы при дворе, вплоть до Первой Мировой Войны им были закрыты офицерские должности в армии - скажем, Вальтер Ратенау служил в гвардейской кавалерии в чине ефрейтора[6] -  но в прочих сферах жизни они были представлены в соответствии со своей долей в общем населении.

Евреи в Германии времен кайзера занимали должности от сапожника и до профессора - разве что среди профессоров их все-таки было больше. И одним из таких профессоров был математик Альфред Принсгейм, тесть Томаса Манна.

Это о его дочери, Кате, урожденной Принсгейм, молодой, счастливый и влюбленный Томас Манн писал, что его жена "... принцесса, а не так себе женщина ..." - в ту пору ему явно хотелось подурачиться.

Однако сейчас, после "... исторической победы национал-социализма ...", после принятия Нюрнбергских расовых законов, было уже не шуток.

Катя Манн, ее родители и ее братья и сестры не имели больше прав на германское гражданство, они "... отвергались, отчуждались и изгонялись ..." из немецкой жизни. Брак Томаса Манна считался “… позорящим арийскую расу …”, его дети отвергались и изгонялись вслед за их матерью и ее семьей.

Понятно, что он в 1933 не захотел вернуться в Германию.

Но, тем не менее, добрых три года, вплоть до поздней осени 1936, Манн хранил молчание, и никаких окончательных шагов делать не желал. Право же, он сильно не любил нацистов, он считал их вульгарными скотами, и к их лидеру тоже никаких теплых чувств не испытывал.

И все же, и все же, и все же ...

Если был в Германии писатель, служивший воплощением германского консерватизма, защиты твердых основ и отрицания всей и всяческой богемы, то конечно же, это был Томас Манн. И ему, по-видимому, действительно резали ухо "... картавые нападки на Ницше ...", и на левых интеллектуалов Германии, среди которых было немало евреев, он действительно смотрел косо, и поначалу даже не видел ничего страшного в законах о восстановлении профессионального чиновничества.

У H.B.Гоголя в "Тарасе Бульбе" есть известная сцена - перепуганный шинкарь Янкель в надежде спастись из беды делает очень неловкое замечание:

 "... мы с запорожцами как братья родные ...".

Это, увы, встречает полное отторжение, и служит как бы сигналом - начинается погром, описанный Николаем Васильевичем очень сочувственно. Hy, yтонченный интеллектуал Томас Манн громить еврейские шинки не кинулся бы ни при каких обстоятельствах.

Но, надо полагать, и ему “… вторжение чуждых элементов …” в сферы духа, которые он считал “… духовной собственностью немецкого народа …”, тоже казалось неприятным.

И он следил за происходящим в Германии из своего далека, со странной смесью некоторого брезгливого одобрения, и все возрастающего, и тоже брезгливого отторжения - и вслух и публично не говорил ничего.

Что послужило последней соломинкой, сломавшей это молчание, сказать трудно. Но можно предположить, что это было зрелище ликующих толп, беснующихся от истерической любви к спасителю Германии, Адольфу Гитлеру. Пожалуй, это была оборотная сторона ненависти.

Ненависти к чему ?

И когда Томас Манн сказал о статье Корроди, что дело тут вовсе не в национaльности изгоняемых, а в ненависти, насаждаемой новой властью, и что относится она ”…  совсем не к евреям или не только к ним одним …”, он говорил вовсе не с каким-то там Корроди, а скорее с сами собой.

Манн пришел к выводу, что дело тут куда глубже, что отвергается не какой-то национально-этнический элемент германского населения, а вообще сам “… фундамент европейской цивилизации …”. 

Он думал, что “… происходящее в Германии отчуждает странy Гeте от остального мира …”.

Молчать он больше не мог - и высказался. В сущности, очень негромко, просто в виде реплики на статью в швейцарской газете. Но в Рейхе его услышали, и услышали очень хорошо.

Томас Манн, гордость германской литературы, был немедленно лишен германского гражданства.

**

Примечания:

1. Бела Балаш (правильнее Балаж, венг. Bal;zs B;la; наст. имя и фамилия Герберт Бауэр, венг. Bauer Herbert, 4 августа 1884, Сегед, — 17 мая 1949, Будапешт) — венгерский писатель, поэт, драматург, сценарист, теоретик кино; доктор философских наук. Отец — Симон Бауэр, преподаватель и переводчик. Мать — Дженни (Леви) Бауэр, учительница. Так что да, действительно еврей.

2. За "Триумф воли" Рифеншталь получила государственный приз 1934/1935 года, приз залучший документальный фильм на Международном кинофестивале в Венеции 1935 года и золотую медаль на Всемирной выставке в Париже в 1937 год.

3. Hitler, by Ian Kershaw, Vol.1, page 591.

4. Hаверное, он немало удивился, когда его пришли убивать. Это было так нелогично.

5. Кто-то, однако, похлопотал, чтобы пенсию за ним все-таки сохранили, а в 1939 и вовсе помог уехать в тогда еще нейтральную Бельгию. Возможно, это было сделано по желанию Гитлера. Но возможно так же, что решение было следствием инициативы CC. Гуго Гутман умер в 1962 в Соединенных Штатах.

6. Ратенау в 1890-1891 служил в качестве вольноопределяющегося в составе прусского Кирасирского полка Гвардейского корпуса (Кирасирского лейб-гвардии полка) и как отличный солдат получил чин ефрейтора - тот же самый, который четверть века спустя будет присвоен и Адольфу Гитлеру.