Часть III

По мере того, как прорастает трава на месте жухлой соломы, исчезает время.
Когда выпадает из рук старая фарфоровая ваза, твой взгляд незамутнен, он видит самую суть.
Когда ты улыбаешься, я смотрю в твои глаза, а когда плачешь – в губы.


1. Для счастья нужно совсем чуть-чуть.
«Не верится, что ты здесь».
Должен быть такой момент, когда все внутри тебя переворачивается. «Я хочу еще».
Поэт так и останется поэтом.
Многие вещи «никому и никогда».
Есть места, в которые лучше не лезть. Есть тишина, которой не надо касаться.


Нет ответственности, нет привязанностей. Я полностью обнажил себя, но что получил?
Отворачиваешься и, закрывая дверь, бросаешь: «нет, я не могу». Опять не то, снова и снова, я забросался в поисках, забылся словами. Но времени больше нет. Я выкинул себя из него.
Наивно думать.
Кто я?
Кто же я?
…
Вместо дребезжащей честности только: «Что изменится, если я скажу? Что будет, если промолчу?»
Независимая незамутненность..
Я поднял глаза. Я больше не боялся видеть.
Дверь наглухо закрылась. Тишина. Шорох листьев, который я не мог заглушить. Я видел стук твоих каблуков по лестнице. Одно резкое движение и не стало бы одной большой причины моей очередной неудачи. Шлеп! И от тебя, любимая, родная, остался бы только мокрый след на асфальте. И я мог. Во мне есть та животная агрессия, которая тебя так пугала, но которая тебе полюбилась, как только я смог ее спрятать. Но нет. Я слишком многое понимал.
Это изменило бы только твою жизнь в корне, но не мою.
Опускаясь, я сжимал свое хрупкое тельце. «Я сам» дал себе надежду и сам ее у себя отнял.
Осталось только решить, куда себя направить.
Кто я?
Пожалуй, только один человек в мире так долго смотрел на мои губы.
Я не могу вонзить в тебя нож, потому что слишком эгоистичен.
Есть те, для кого молчание – единственно возможная среда обитания.
Пуская по ветру запах, тепло рук, едкий смачный плевок..выберу ли я себе пристанище, обретя..?
Чтобы подняться, обязательно ли проваливаться?
..Что мое «не все равно» равно как обожанию, так и отвращению.

2. Часов двенадцать назад  ты, уставшая, жутко естественно-громогласно-томная почивала на моем пыльном полу, собирая хлебные крошки. Я не хотел морозить пальцы, поэтому сидел в кресле, укрывшись красным балдахином. Лампа, мигая и шевелясь, рисовала на твоем лице то ангельские отметины, то дьявольскую ухмылку, то все вместе, что было еще хуже. Тем не менее я был так влюблен, что не видел ни грязных ногтей, ни жеваных соседом ресниц. Я боготворил тебя только потому, что мог ждать тебя каждый вечер. Я мог не говорить ни слова, впуская тебя в свою комнату. Я мог не нарушать движением глаз твой оргазм.
Понимаешь, говорила ты потом, внутри меня скапливается столько энергии..я перемещаю ее в центр, над вот этой косточкой..тут ты указывала на пространство меж грудей. Она набухает как твой прелестный член. И если ничего не происходит хотя бы пару секунд, вообще ничего, понимаешь? Она взрывается. Все мое тело теряет вес, форму..Оно поднимается над землей. Я не позволяю себе ни одной мысли, ничего, понимаешь? Я едина с пустотой, которая одновременно и есть наполненность. Та, что у меня между ребер. Но это продолжается только пару секунд. Потом я снова попадаю в свое тело, я обрушиваюсь в него с двойной, если не тройной тяжестью. И все заканчивается.
Что является для тебя действительно ценным?

3. Я снова  вытянул волчий билет.
Скала, за мной прячутся от ветра мои друзья. Я получаю удары, потому что закрыл кому-то солнце. Я стал для кого-то целью. Что станет с ними, когда они поймут, что и у меня есть границы? Что станет, когда они доберутся на заснеженную вершину и их глазам предстанет все то, что я видел ежесекундно?
Все крики, которые выбрасываются у моего южного края, должны когда-нибудь заканчиваться.
Кланяюсь облакам за это.
«Не обижай меня»
«Не обижай меня»
«Не обижай меня»
Подумай еще раз, да разве..?

..Что мое «все равно» равно как обожанию, так и отвращению.

4. Тонущие в бесконечной реке листья клена не окрашивают перламутровую воду.  Я смотрю сверху, я мог бы так же плыть, я поплыву, как только  стебелек, держащий меня близко к источнику жизни, истончится. Как только влага, поступающая по моим прожилкам, остановится, останется только образ, только форма, то, что видимо. А невидимое заберет обратно Древо Жизни. Оно бесконечно так же, как река. Оно неизменно, как воздух вдохновения, которым питается каждый листок, держащийся.
Есть среди нас те, кто не смотрит ни на реку, ни на воздух, но кто хочет оторваться раньше времени, кому интересен неизбежный полет. Они приближают его, медленно перерезая основание. Но они не замечают очевидного: полет будет мимолетным видением, они успеют только прикрыть глаза и придет осознание, ЧТО есть река и ЧТО есть Древо, которое было им и отцом, и матерью. Мои братья порой так неразумны.
Было столько опасных моментов. Мы висели на ветру, доверяя себя ему, беспощадному. Расслаблявшись, зная подсознательно, что пока нам суждено Быть, мы будем.  Другие же рвались, кричали : «Это надо остановить! За что это мне! Я изменю направление ветра, он не будет бить меня своими холодными потоками». Они срывались первыми. Это место не терпит сопротивления, не терпит неестественности, недостатка себя.  Но оно любит всех и, зачастую, они оставались рядом с нами, принимая или не принимая себя и бесконечный ветер, чувствуя или не чувствуя его.
Сколько звезд упало над нашими головами? Времени не существует, ты же знаешь? То, что называется старостью, приходит только тогда, когда ты сам себя таким ощущаешь.
В едином поле информации множество теорий, практик, наставлений, учителей, искушений. Ошибки практически неизбежны, но они становятся тем продуктивным толчком, что так необходим.
Время от времени ты можешь не слышать ничего, даже собственного дыхания. И это так же естественно, как видеть движение сфер, переменчивость эфира и напряжение энергий.
… говорит мне Древо, главный катализатор полей.  Проходя через полупрозрачную призму моего восприятия, истина впитывается, я расту, я становлюсь не чем-то или кем-то,  а той самой истиной, которую принял всем нутром. Научившись слышать, я учился принимать, и в этом достиг совершенства. Я лишился прошлого как воспоминаний, я приобрел сугубо опыт.
Голос становится ниже. Утробным, журчащим. Он вовсе не пугает меня, он измеряет глубину моего осознания. Чем больше ты способен принять, тем больше сможешь отдать.
Шевелится небо. Я разбрасываю семена, настало время, когда они созрели, когда они ищут почву, иссиня-черную для своего роста. Эти дети не будут моими. Это – дети мира. Щелчок  и..открывается Млечный путь. Вам пора, други.  Пусть счастье сопутствует вам в вашем пути.
Тишина стала моим спутником.

5. Город. Я горд! Я горда!
Обрызгиваюсь пудрой и виляю костлявой задницей.
Ты говоришь о Боге, чем смущаешь меня,
Кого там, я хочу танцевать среди бетонных балок, искореживших глазное пространство.
Я хочу вызывать у тебя ненависть с отвращением, вместе с побеждающим обожанием и чистотой намерений. Ведь это возможно?
Мчусь по городу быстрей змеи, быстрей света, быстрей улиток с рогами. Мышцы не расслабляются, мне нравится, как ночью судороги сводят тело. Оно просит скорейшего разрушения, оно весьма выносливо, но с каждым годом я чувствую, как ему становится тяжелей.
Это поднадоедает.  Даже извращенное восприятие, извращенные мысли и попытки собрать их в действия надоедают. Ощущения притупляются и то, что раньше вызывало у меня бурные эмоции, сейчас давит скукой. Я насытился. Но пока не нашел ничего нового, буду пользоваться старым проверенным фрейдистским способом удовлетворения своего Эго.
Обожай меня. Ублажай меня. Желай меня.
Ведь я так невинно недоступен.
А когда получишь – наслаждайся невиданным, неиспытанным. Я выложусь полностью, я посмею обнажиться, чтобы понаблюдать за твоей реакцией.
«Что сделало тебя таким?»
Ибо во мне уже ничего не происходит.

6. Музыка звучит повсюду. Куда бы я ни двинулась, она всегда со мной: в шагах прохожих, в звоне колоколов, что в паре километров от меня, в наушниках соседа..В том, как ты дышишь, когда мы занимаемся любовью, как скрип дивана создает ритм, как движутся звезды, как движутся планеты, в том, как твои мышцы растягиваются, когда ты тянешь ко мне руки. Когда мы целуемся, я чувствую звук соприкосновения языка с нёбом. Музыка пульсирует во мне, я пульсирую в ней, в полной гармонии мы слиты воедино.
Когда связки вибрируют, я прижимаю голову к твоим легким, сердце как утробный кардан, звук как перемещающиеся клетки, воздух как топливо для этого сложного механизма. Это не выходит из меня даже когда ты не рядом. Я развиваю чувствительность к шелесту страниц,  к едва заметному перемещению лепестков роз, что в черной вазе.  Во мне появляются новые звуки, глубже, чем раньше, диапазон растет и, порой, я не знаю, как это контролировать. А нужно ли? Как это развить до такой степени, чтобы можно было передавать голосом все, что я ощущаю?
Посильная задача. Ничего удивительного в том, что мы встретились. Ты можешь научить меня этому, я уже учусь этому, хотя ты, наверное, даже не подозреваешь.

7. Я часто получаю письма. Провел несколько манипуляций, и конверты «без адреса» попадают на мой стол каждое утро. Сегодня было одно.

«Ты уехал в страну, которой даже нет ни на одной карте, я пересмотрела все, я искала везде. Спрашивала..отвечают очень расплывчато, «защищает Родину». От кого? От чего? Единственное, что нам грозит – моральное разложение, да и оно не возьмет никогда ни один город полностью, пока в нем существуют такие, как ты, - гении. Мой юный гений..Что ты видишь сейчас? Что вокруг тебя? Сильно ли оттягивает пистолет твой карман? Или ты ходишь с автоматом? Я совершенно ничего об этом не знаю.
Когда мы встретились, ты рассказывал о влиянии освещения, падающего на скульптуру, о том, как неправильный свет влияет на восприятие. Казалось бы, тема проста, но, как только я вошла в аудиторию, я была очарована, забыта, унесена твоими движениями, твоей мимикой, дикцией, посылом, с которым ты все это объясняешь. Ты выкладывался так, что никто в аудитории даже не шевельнулся. И я стояла как вкопанная. Ты поднял глаза и там мы встретились.
Всего за неделю до того, как тебя забрали, мы решили жить вместе. Сняли квартирку с одной огромной комнатой. В ней не было ничего, кроме матраца, на котором ты любил меня, и скульптуры, твоей новой, незаконченной. В шутку ты называл ее «Ван Гог». Последние месяцы тебя странно тянула Луна и ты вставал ночью, приоткрывал шторы и измазывался глиной весь..только после этого ты прикасался к своему творению. Я наблюдала за тобой, приоткрыв глаза. Некоторые черты ты рисовал грубо, используя все свое тело, будто бы в трансе, а некоторые обожал, едва касаясь пальцами, целуясь глазами с недышащим, совокупляясь пупками.. Ближе к утру ты резко останавливал себя. «Свет уже не тот». Шел в ванну, а потом ко мне.
Интересно, там, в несуществующей на картах стране, ты уже доделал свою работу? Я смотрю на нее, неоконченную. В последнем письме ты попросил, чтобы я ее доделала. Чтобы я собрала Луну, Ван Гога, себя, тебя..и сделала это.
Я выжидаю целых три дня. Я боюсь. Но ты попросил.
…
Единственное,  чего я не могу понять..Как так случилось, что ты не вернешься? Как так получилось, что твои руки, которыми ты обнимал меня, руки, ты обнимал, руки..что они больше не дышат? Они больше не шевелятся. Они больше не цвета спелых персиков. Их нет. Тебя нет.
Теперь я поняла. Я всё поняла.
Открываю шторы. Беру в руки глину».

8. Я шел до тебя долго. Моросил дождь, и небо имело цвет потолка в больнице. Но я знал, что ты ждешь.
В подъезде пахло сыростью, алкогольными ртами и твоими духами. Странно, меня все еще от них иногда воротит, но сейчас они были тем, чего я так желал.
- и почему мне это досталось?
Спрашиваешь, залезая ко мне в ванну.
Нелетная погода. Я решил сегодня не брать тебя, себя, «нас» в поле.
Всколыхнув воду, поворачиваешься спиной, усаживаясь ко мне вплотную.
Если есть на свете хоть какое-то тепло, то какая разница, иллюзия это или нет?