18. Глава 5. Отрывки яви и сна, или, сна и яви? То

«Да, все таки, «приятно было плыть сквозь темную, но прозрачную стихию из снов и яви»... 
(Рэй  Брэдбери.  «В мгновенье ока»)
    «Дорогой GIB! Я схожу с ума от злости, ненависти и собственного бессилия отомстить, ибо, ты знаешь, я не могу мстить ни в коем случае... Этот «хитрый грек» (Карл Юнг – Е.Ч.) опять меня обворовал! Выступает с лекциями по всей Европе о снах и сновидениях, не удосужись хоть как-нибудь завуалировать куски, вырванные из моей работы, которую я опубликовал 30 лет назад! И сшибает кучи сребреников! А у меня, в бессилии, хоботковый рефлекс и анальный зуд! Что бы ты сделал, будь на моем месте? P.S. Я честно признался публике (в «Предисловии» к 3-ему Венскому изданию, 1903 года, под давлением своего ученика Альфреда Адлера. Об отношениях Фрейда с Адлером и Юнгом, единственными его учениками, читай: Марина Альфредовна Черносвитова. «101 –ый километр». Глава «На плоту Медузы» – Е.Ч.), что в основе моего толкования сновидений лежит Онейрокритика Артемидора, которую я дополнил своими сновидениями и сновидениями своих пациентов и пропустил через сито моей теории либидо...» (сентябрь 1932. Зигмунд Фрейд И.Б. Галанту; IBG, GIB, BIG, - дружеское обращение Фрейда к Галанту. Выписки из архива И.Б. Галанта и перевод мои – Е.Ч.) «Поменьше бы с ним  kiss-овался ZFriend! Хоботковый рефлекс это плохо, но гораздо хуже для прогноза анальный зуд: загляни в Онейрокритику! А, pardon me, тебе это не снится? Или ты уже это не знаешь – снится или нет? Может быть, и Карлуша всего лишь твой страшный сон, искаженное эдиповым комплексом твоих женщин, либидо! А, вообще-то – шучу: вот приедет Карлуша в ЭСССЭР, я надену на него смирительную рубашку и положу в буйное отделение. Или отправлю по этапу в тайгу на реку Биру лес валить: там будет город заложен на зло... А зачем тебе нужно было «признаваться»? И твоя, и моя публика не знает, кто такой Артемидор. Даже твой «хитрый грек» считает его античным автором!» (октябрь 1932. Галант Фрейду).
                «Бабушка, Бог на Небе, потому что он умер?»

                (Ангелина, 4 года, правнучка Шуры Соиной,
                моей соседки по даче в Завидово)

                «Я не верю ни в Бога, ни в приведения, ни в
                души умерших родных, которые живут
                толи в нас, толи среди нас; но я знаю, что
                те, кто верит, может обращаться в
                трудные минуты и к Богу, и к умершим
                родным и близким и даже к привидениям и
                будет «услышан»... «…Обращайтесь хоть к чучелу огородному, только верьте в него и оно не будет безучастным к вашим бедам. Но вот к людям.., да он был прав, кто сказал:…  ! Я вот поверил Толику Луначарскому и был обманут; а первый раз в жизни я поверил Зосе Фрейду и тоже был обманут!» Я не раз спрашивал Галанта, в чем его обманул Фрейд? Но ответа так и не получил! ..
 «Моисей не был ни  сыном божьим, ни ангелом ни даже святым; но, во-первых, не Бог, а Моисей сделал евреев избранным народом, во-вторых, Моисей оставил всем нам десять заповедей и, в третьих - наказ не поклоняться золотому тельцу..; а его в благодарность разорвали живьем на куски и куски разбросали по пустыне, в которой он набирался мудрости 40 лет; от Христа нам осталось одно – я терпел и вам велел!»
 (Бомж-философ Nemo. Электричка «Тверь - Москва». 23 часа, 03 апреля 2010 г., подъезжая к Ховрино)
       Сегодня 29 марта 2010 года. Я в – Завидово. Меня разбудил телефонный звонок Кати в 14 часов 50 минут, я только что проснулся, ибо спать лег около 7 часов утра. Так я узнал о трагедии в московском метро! Через 10 минут я слушал «Вести» и с тревогой звонил в Москву Марине. Мне снился один из «нелепых» снов – так я называю сны, сновидения которых не могу ни с чем связать. Мне приснилось что я отрабатываю (как раньше на картошке или овоще базе) на мясокомбинате…
       У меня есть только одна непосредственная связь с мясокомбинатом – в первую неделю моей работы судебно-медицинским экспертом в Николаевске-на-Амуре, местный мясокомбинат был взорван – он обеспечивал своими продуктами весь Николавск-на-Амуре район и часть Магаданской области. Взрыв был под утро. Погибло несколько работников, останки которых быстро собрали. А, вот одного, молодого парня, находившегося рядом с котлом, в котором варилось мясо и который, как предполагалось, взорвался, смешало с мясом и разбросало в радиусе 200 кв. метров. Взвод солдат внутренних войск помогал мне и бригаде прикрепленных ко мне медиков, сортировать и «складывать» по кусочкам тело «Коли», как звали работника. Задача была выполнима, ибо мясо в котле, во-первых, было в виде фарша (для вареной колбасы), а, во-вторых, уже вареное. «Мясо» Коли было не прокрученное через мясорубку, с костями, с остатками одежды и сырое. Мы нашли все «куски» и «кусочки» Коли, кроме головы. Она была обнаружена через два месяца курьезным образом. Взрывная волна унесла ее «целой» за 300 метров от цеха, где находились несколько частных домов с огородами  и «надела» на острие штакетника забора бабки Дуси Евпаловой. Старушка присела у забора по малой нужде и заметила, что «за ней какой-то мужик подглядывает через забор». Взрыв был в конце января, а голову бабка обнаружила в начале апреля; пришлось Колю хоронить дважды. А я дважды проводил судебно-медицинскую экспертизу и отвечал на каверзные вопросы старшего следователя прокуратуры Олега Савчука…
    … Всем, кто отрабатывал на мясокомбинате, полагался за труд кусок соленого сала. Но мне, за хороший труд или потому, что я просто понравился бригадирше, она позвала меня в цех полуфабрикатов и дала мне несколько больших кусков мыса без костей. Я сначала отказываться, ибо, зачем мне столько мяса? На что она сказала, что это их фирменный деликатес, специально приготовленный, и его можно есть сырым и предложила мне попробовать, откусив сама и жуя сырое мясо с кровью; мне было противно, я продолжал  отказываться брать мясо, тогда бригадирша сказала: «Ну хорошо, я заверну этими кусками старинные книги, от которых ты не сможешь отказаться». И я увидел толстые, в кожаном старом переплете книги, которые она обложила кусками мяса... И тут, услышав звонок Кати, я проснулся. Сон мой, оказался вещим!... У Артемидора читаю: «Совсем нехорошо есть сырое мясо – это предвещает лишиться какого-то имущества, потому что желудок наш не переваривает сырого мыса». Ничего другого в «Онейрокритике» - соннике – я не нашел. Но я во сне отказался категорически есть сырое окровавленное мясо, к тому же оно все-таки было как-то обработано... А теперь о яви. Наверняка я не обратил бы на это внимание, скорее даже не осознал бы это, если бы не сегодняшняя трагедия в московском метро. Марина, Оксана и Катя решили изучать сербский язык в связи с работой  в комиссии по Jасеновац. Катя взялась обеспечить изучение  сербского языка необходимыми пособиями. В интернете нашла немного. Тогда я несколько раз (за два дня накануне взрыва в метро) сказал ей: «Прямо у метро «Профсоюзная» есть большой магазин, где можно купить все для изучения иностранного языка. Этот магазин называется «Радуга», пять минут ходьбы от метро «Профсоюзная»» Я ошибся! Отлично зная, что магазин «Радуга», где я был много раз, ибо он находится рядом с издательством, кажется тоже «Радуга», в котором два года переводили мою книгу «Субъективная реальность» для Великобритании (было это, правда, в 1985-87 гг.). Мое сознание почему-то подменило метро «Парк Культуры», рядом с которым находилась «Радуга» (как сейчас – не знаю!) на метро «Профсоюзная», где я часто был, когда жил у сестры отца тети Ксении. Было это в 1973-74 г.г.
      Я не суеверный, но что-то в душе у меня екнуло. Катя действительно хотела сегодня перед работой заехать в «Радугу». Работает она с 9 часов. Если бы она поехала на «Профсоюзную», то была бы там, в 8 часов... В 8 часов она была бы, если бы проверила меня по интернету (но я ничуть не сомневался, имея в виду «Парк Культуры», а говоря «Профсоюзная», где находится магазин «Радуга»!) в метро «Парк Культуры»! Но Катя проспала и не успела на «Профсоюзную». Завтра она поедет на «Парк Культуры».
      А теперь об интерпретации (толковании) сновидений, не только Артемидором и Фрейдом, но различными народами всех времен, стран и континентов. Цивилизованными и аборигенами; ученым людом и шаманами. У меня есть достаточный личный опыт опросов – например, ученых с мировым именем из разных стран, представителей различных этносов, которых собрала вилла Каваллетти или шаманов Приамурья, Колымы, Якутии, Урала, Горного Алтая, Монголии, Южной и Северной и Средней Африки и Австралии, Китая и Японии... Не говоря уже о летописных источниках времен Киевской Руси... Я пришел к единственному заключению: толкование сновидений суть попытки развести носителя информации и информацию в «чистом» виде. Не буду говорить «за всю Одессу», но в сновидениях всегда есть то, что видится и то, что остается как бы на задворках образов сновидения. Это, а не содержание сновидений, овладевает нами тотально. Поэтому, все, что мы видим во сне, воспринимаем без всякого удивления и критики, как при галлюцинациях или бреде. Это и есть информация в чистом виде, осознать которую мы пытаемся, толкуя сновидения проснувшись. Сновидение всегда с «+». Именно он, «+» побуждает нас на яву не принимать сновидение за чистую монету, а искать в нем чистую информацию. То есть, без примеси сновидения. Информация, данная нам в «чистом виде» в сновидениях весьма часто является нам из «яви» и мы толкуем это, как вещие сны. Не критично предполагая, что вначале был сон, а не явь!
       Явь при некоторых состояниях разоблачает свою схожесть со сном. Взять, например, грезы наяву. Здесь я не буду рассматривать ни психопатологические состояния, ни пограничные к ним. «Грезы наяву» еще никем никогда хорошо не описаны. Тем не менее, каждый при этих словах вроде бы знает, о чем речь. Точно также непроизвольный и властный наплыв ассоциаций, вызванный чем угодно…
     Я дважды (и оба раза в Женеве) пережил странное состояние. Нет, не d;j; vu, а, что-то до боли знакомое, но никогда не виденное. Первый раз на одной из улиц, параллельных улице, в которую переходит мост через Женевское Озеро, я увидел обыкновенный, кажется 15-ти этажный дом из красного кирпича с небольшим двором и небольшими балконами. Сердце так защемило от ощущения, что я вернулся! К очень родному, глубоко интимному, моему, к себе! Дом ничего особенного из себя, не представлял, Рядом были такие же жилые дома. Но этот дом был мой родной! Ни с каким временем, событиями или персонажами это чувство никак не было связано. Даже мои горячо любимые бабушка, мама и папа были здесь не причем! Рядом стояла моя жена Марина, но и она не имела никакого отношения к этому сладостно-тревожному переживанию при виде обыкновенного женевского дома. Мне было сладостно-жутко. И это чувство я запомнил на всю жизнь! В Женеве оно возникало всегда, когда я оказывался у этого дома, с ужасом думая, что со мной будет, если я войду в него? С кем встречусь? Может быть с собой настоящим? Так я и не осмелился войти в этот дом. Сильная ностальгия о том, чего никогда не было. Странно, а вот у дома и даже в квартире моей тети Жени (именем которой я назван, и которая умоляла моих родителей, чтобы они отдали меня ей, бессемейной и  бездетной для усыновления – последняя возлюбленная Рильке, профессор Женевского Университета) никаких особых чувств я не испытал! Марина сфотографировала меня на скамейке у «моего» дома. Я всегда боялся и сейчас боюсь, что, рассматривая эту фотографию, я исчезну в «подвале» своего сознания и никогда больше оттуда не выйду к той жизни, которую я принимаю вот уже 65 лет как свою.
      Что-то похожее на то, неземное переживание, всякий раз охватывающее меня до замирания сердца сладостной болью, при виде обыкновенного жилого дома на одной из улиц Женевы, я несколько раз испытывал во сне в юности. Это было одно и то же сновидение (также ни с чем не связанное). Ночью я стою один на грузовом пирсе в каком-то явно не советском порту (почему-то думаю и сейчас, что порт этот мог быть датский или голландский: ни в Дании, ни в Голландии я никогда не был, а портов в СССР и других, в том числе европейских, видел немало). Вижу черную полоску воды, а дальше в неясном очертании, громадные морские грузовые суда. И одуряюще знакомый и родной запах моря, пакли, морских судов и еще чего-то такого, для чего у меня нет слов! Я чего-то или кого-то жду. Тусклый фонарь справа освещает место, где я стою. А там, за кораблями, далеко-далеко другое море – веселых, роскошных и теплых огней, не чуждых мне... В 12 лет я мечтал быть моряком (может быть из этого глубинно-запредельного источника моей души?) Даже, окончив 8 классов, поступал в мореходное училище. Но, не прошел медицинскую комиссию в связи с близорукостью на правый глаз (левый у меня и сейчас 100%, а правый всего 20%). У меня однажды была реальная возможность стать моряком – врачом – дальнего плавания, даже уговаривали ответственные товарищи, с которыми свела меня судьба в Одессе, где я отдыхал после 2,5 лет непрерывной работы судебно-медицинским экспертом в Николаевске-на-Амуре и пяти прилегающих к нему районах. Я рванулся было. И быстро остыл: меня ждала аспирантура МГУ им. М.В. Ломоносова на кафедре диамата философского факультета.
        Второе мое переживание также в Женеве, сродни первому, у моего родного незнакомого дома (я не хочу быть банальным и сказать – «из другой жизни», ибо не имею, дожив до 65-ти лет никаких свидетельств своей «другой» жизни). Это переживание, которое можно определить  (весьма уже затасканными) терминами здесь и сейчас, то есть, состоянием, мне совсем не характерным. Ибо, я всегда немного дальше этого «здесь», а «сейчас» для меня всегда немного прошлое. Или так: между мной и моим отражением в зеркале, или – мной и моей тенью есть некая щель, как в пространстве, так и во времени. И эта «щель» всегда заполнена тревогой. Я такой, отнюдь не оригинальный и далеко не один! «О, вещая моя душа! О сердце, полное тревоги...» Прочитайте это стихотворение Федора Тютчева и поймете, о чем, собственно, я. Только один раз в жизни я был здесь, где был, и тогда когда был. И было это на мосту через Женевское озеро, дорога от которого вела к моему дому. Но, еще раз повторяю, что я скорее соглашусь, что эти два, совсем не похожие переживания в Женеве, случайно связаны «дорожной картой». «Как здесь удивительно пахнет!» - воскликнул я, когда меня охватило состояние – все, приехал!- обращаясь к Марине. Она пристально посмотрела на меня, оторвавшись от созерцания фонтана, и сказала: «Какое у тебя необыкновенное сейчас лицо! Я такого тебя никогда не видела! Ты весь сияешь! Да ты чист, как младенец!.. « После некоторой паузы, Марина добавила: «Я не чувствую никаких особых запахов – пахнет водой и бензином!» И она меня сфотографировала.
     … Мой сон перед последним днем марта 2010 г (Завидово) и попытка отделить зерно (получить чистую информацию: информацию в чистом виде) от плевел. Ко мне в гости в Хабаровск (несмотря на то, что это происходит сейчас, в марте 2010 г. и во сне) приехал мой близкий друг Шумахер на своем болиде. Он очень хотел, чтобы я сам управлял машиной, но я,  к счастью, отказался. Мы тронулись с невероятной скоростью по новой, только что выложенной трассе «Гаражная» (шоссе в Хабаровске, параллельно железной дороге и моему дому). Старое шоссе не успели полностью «демонтировать», содрали лишь асфальтное покрытие (я все видел четко и ясно и «своего друга» Шумахера, которого не только наяву, в живых не видел, но и не видел вообще, а в этом сне видел ясно).  А в Хабаровске я не был уже 20 лет! Буквально через 300 метров – я знаю точно, ибо мой дом находился от переезда, откуда мы рванули, 500 метров, а мы до него не доехали – «болид» начал вилять и увидел, что Шумахер не может справиться с управлением. Останавливайся! Закричал я ему, а то перевернемся, нас стаскивает на старую дорогу, а за ней глубокий кювет! Шумахеру удалось остановить машину, но нас все же стащило на старую дорогу, то есть, на ухабы и колдобины. Я увидел, что лицо у него, как мел, а руки, вцепившиеся в руль, дрожат... Молодец, - сказал я Шумахеру. Будь другой на твоем месте – костей бы нам не собрать! Шумахер молчал. Я посмотрел вперед и увидел, что к нам бежит лет 6-7 мальчишка, мне не знакомый. Подбегает и кричит, жестикулируя энергично руками: «Не умеете водить, а в такую «тачку» сели! Чуть не перевернулись! Тоже мне, шумахеры!» И тут, я проснулся... (Это написано, читатель, в 2010 году!)
       …Я считаю Жака Лакана своим учителем, несмотря на то, что общался с ним чрезвычайно мало. Но именно Жак Лакан невольно поддержал меня в моем отношении к Фрейду, которое подвергалось систематическому разрушению со стороны моего первого учителя – Ивана Борисовича Галанта. Не принимая нутром марксистско-ленинско-павловскую «психологию», и имея возможность в подлиннике читать письма Фрейда, несколько писем Юнга, и одно письмо Адлера к Галанту, и ответы Ивана Борисовича Фрейду и его ученикам + долгие ночные разговоры с Иваном Борисовичем о Фрейде, я был законченным фрейдистом. (Всю свою переписку, как и научные работы, Иван Борисович делал под копирку в трех экземплярах, насколько позволяла ему печатная машинка «Singer»). Когда я пытался наступать на Ивана Борисовича, отстаивая свой фрейдизм, тот вяло мне возражал. Но когда я начинал обвинять Галанта в лицемерии в отношении его воинствующего антифрейдизма, говоря ему, что он не может в душе быть марксистом-павловцем, Иван Борисович вставал в стойку и парировал: «Я критикую Фрейда не с позиций марксизма-павловца, а как ученый, ибо считаю «теорию» Фрейда лишенной каких-либо научных оснований... Я много раз писал ему об этом, и ты, Женя, это знаешь, ибо читал мои ответы... То, что ты – фрейдист, не больше, чем симптом твоей личности и возраста. Вы здесь с Фрейдом, как не смешно, имеете нечто общее: его «теория» тоже симптом его личности и возраста... Правда, не его личного возраста, а возраста его времени...» Я бился за Фрейда с Галантом изо всех сил и порой прибегал к argumentum ad ultima: «Если Вы не марксист, то почему же Вы член КПСС?» Чаще всего я не получал на этот вопрос (задаваемый своему великому учителю неоднократно) никакого ответа, но иногда слышал: «Вместе с партийным билетом, Женя, я получил и паспорт, а не справку, как политическому заключенному, отбывшему срок, и право работать по специальности в СССР! Если бы я не стал коммунистом, то ты вряд ли бы учился в ХГМИ... его просто не было бы! Шапиро, Лямде, Ратнер, Геллер, Зеленский, Хелимский и т.д. (основоположники кафедр ХГМИ и клиник на Дальнем Востоке – Е.Ч.) – тоже «коммунисты» и поэтому смогли продолжить семейные традиции – врачей с мировым именем!» Душа моя разрывалась между правдой Фрейда и правдой Галанта, а Жак Лакан просто помирил (нет, не Фрейда с Галантом), а меня с самим собой. Он, Жак Лакан, создал теорию психики (и психологии), ничего общего не имеющую с фрейдизмом, но при этом всегда и везде подчеркивал, что он – единственный правоверный фрейдист! Так я стал «правоверным фрейдистом», ничего не взяв у Фрейда и по мере накопления врачебного опыта, все увереннее чувствуя себя на позициях Ивана Борисовича Галанта и Жака Лакана.
                Иван Борисович объяснил мне, почему Фрейд стал величиной, равной Марксу: «Фрейду взойти на пьедестал помогла королева Виктория... во время умерла. Она унесла с собой в могилу свой век, все содержание духовности и «света», и «полусвета». Образовался духовный вакуум, который не мог заполнить марксизм, ибо Марксу было не до души человеческой! А когда душа пуста, то она испытывает жуткий голод, половой голод. И тут – Фрейд со своим (да, со своим, личным, ненасытным) половым чувством, которое он назвал либидо... Эдипов комплекс – это тоже его собственный комплекс, экстраполированный на все человечество; он испытывал сильное половое влечение к своей матери, а потом к дочери, да и ко всем молодым женщинам, которые его окружали, а, оправдывая себя, приписывал это порочное влечение им, вожделенным! Адлер неосторожно давал своему учителю это понять и был им проклят! Юнг оказался хитрее, замаскировав Эдипов комплекс архетипами Платона и Аристотеля: Платон был романтик и любил в женщине ее душу; Аристотель был как Сократ, телесен, и любил в женщине ее тело... Фрейду и льстила теория Юнга, и раздражала его одновременно, к Юнгу он был амбивалентен, как шизоид. Отсюда и отношения с Юнгом то – враждебные, то «любовные».
      Для меня Фрейд и сейчас является великим ученым. Но, как и у Жака Лакана, у меня свое видение Фрейда. Два аспекта его творчества (о первом я писал неоднократно) подняли его на уровень властителя дум человеческих (человечества думающего): 1) Фрейд подарил человечеству своего Моисея. До него было два Моисея – ветхозаветный и созданный Микеланджело; 2) Фрейд жизнь человека во сне сделал предметом науки (даже таким титанам, как Шекспир, Кальдерон, Сервантес, Лопе Де Вега, Льюис Кэрролл, видевшим во сне (наяву!) возможность разгадки жизни, не удалось довести свои мысли до уровня общественного и исторического сознания), подняв тем самым науку о человеке на качественно новый уровень. Сон благодаря Фрейду, из «части» обыденной жизни (предмета физиологии), стал иной жизнью (объектом метафизики). Таким вот образом, благодаря своему Моисею и толкованию сна, Фрейд, как подлинный гений, преодолел себя (и свой Эдипов комплекс, и свое либидо)...
            …Я делаю скоропалительный вывод: мы творим явь, как сон: какой-то кусок  яви заносится в нашу реальность (отсюда, обычные «провалы» в памяти); а остальное преследует нас, пока мы не идентифицируем пережитое с привнесенными обстоятельствами. Возвращаясь к сегодняшнему сну, я очень хотел бы знать, кто или что поглотит сладостный образ моей 16-ти летней возлюбленной? А, заодно, и - что такое в моей «яви» медь?...
             …Я повторюсь, читатель: спать ложусь в 5-6 часов утра. Один раз просыпаюсь обязательно, но быстро засыпаю. Окончательно просыпаюсь в 13-14 часов. Так было и сегодня, 10 апреля 2010 года. Вчера я как бы дал себе задание на сон грядущий: 1) встретиться (расшифровать) мою 16-ти летнюю возлюбленную из предыдущего сна и 2) выяснить, что значит «медь». От 6 до 10 утра, то есть, в первый мой сон, я запомнил только одно: усиленно во сне расшифровывал «медь»; что снилось – не помню, но помню отчетливо, что в голову пришли мысли о двух радио-теле-шоу, усиленно рекламируемых и в «Вестях». А именно: «Мой серебряный шар» некоего Вульфа (как он сам сообщил в одной из своих программ, доктора исторических наук). Вульф  начал скромно. Но с годами (sic!) становился все смелее, с возрастающей фамильярностью повествуя о выдающихся деятелях культуры СССР… Тон его рассказов для меня становился невыносим и приемы раздражали: в одну кучу он, как некий судия всевышний «валил», например, Уланову и каких-то никому неизвестных балерин ее времени+Майю Плисецкую, моего друга. Я успокаивал себя во сне: «Ну и пусть, такое время на дворе! Кто его слушает? Все равно Ираклий Андроников из него не получится!»
            Второй тип раздражал меня не меньше, наверное, потому, что он «работал» на моем поле врача-психотерапевта. Некий Данилин. Его шоу называется «серебряные нити» (у Высоцкого, наверное, попер «серебряные струны»). Слушая его «человеческий слишком человеческий» голос, залезающий мне под кожу, так и хочется сказать: «Вам виднее, господин Голядкин. Вы – отцы; мы – дети». Вот уже больше года, регулярно, объявляет в «Вестях» анонс своей будущей передачи. Он, как бы еще делая нам, всем страждущим и несчастным, не дай бог, его не услышавши, г-н Данилин ненавязчиво, исключительно ради нашего морального и психического благополучия и здоровья, предлагает нам свою «книгу», которую он, не мало, ни велико не смущаясь, назвал «Таблетка от смерти!». Я знал одного весьма неплохого психотерапевта, который долго работал в санатории «Подлипки» во времена СССР, Мойшу Хаймовича, который проводил свой сеанс, уложив всех отдыхающих в санатории в огромном зале в больничные койки с белыми простынями, переодев в специальные больничные пижамы. Мойша Хаймович ходил по огромному залу между коек с микрофоном, а динамики, прикрепленные у изголовья каждой кровати, тихо разносили его голос каждому «больному», как будто он вещал только для него одного... Это здорово работало! Переодетый человек (неважно, мужчина или женщина, какого возраста и социального положения и даже то, что привело «пациента» в Подлипки) в больничную пижаму и накрытый белой простыней просто не мог сопротивляться тому, что внушал ему Мойша Хаймович... Заканчивал этот, несомненно, талантливый психолог, всегда одним и тем же предложением: «А сейчас, я положу вам под язык «таблетку» от всех ваших недугов и буду считать до пяти; при счете «пять» вы почувствуете, что она «растаяла» и сделаете глубокий «глоток здоровья», а потом, бодрые и веселые, откроете глаза и проснетесь с радостью!» И, все при счете «пять» дружно и громко глотали эту «таблетку» от смерти, которую придумал талантливый психотерапевт Мойша Хаймович из санатория «Подюлипки» задолго до Данилина, спасителя всех, нищих духом... Обычно «Вести», словно подводили итог рекламе и саморекламе Вульфа и Данилина, говоря чьим-то звонким голосом: «Полные слова смысла...» Вот именно это, что я только что написал, я говорил себе во сне, думая, что моя «медь» - это навеяно негативом «серебряного шара» и «серебряных нитей», двух авторов, полных слов смысла... Но, оказалось, нет! В 10 часов я проснулся и прослушал «Вести», узнал, что на Камчатке разбился вертолет с немецкими туристами; его накрыло лавиной. Десять человек погибло, четыре человека пропали и их ищут спасатели…
                15 минут одиннадцатого я уже спал... Мне приснился мучительно-странный сон, который, наверное, и расшифровал мою «медь» и который снился мне, когда самолет польского Президента с президентской четой и политической и военной элитой Польши терпел бедствие под  Смоленском. Я пишу это сегодня, 10 апреля 2010 года в 22 часа 30 минут, когда все уже знаю о страшной трагедии, равной которой не было в истории Польши. Мне снилось, что я где-то на базаре, где торгуют всеми, известными и неизвестными мне овощами и фруктами... Только все они, овощи и фрукты, законсервированы... в меде (sic! «медь» - «мед»?!). Торговцы, в основном, мужчины, предлагают мне наперебой попробовать их товар; я пробую – орехи в меде, капусту в меде, чеснок в меде, огурцы и помидоры в меде, какие-то неизвестные мне овощи и фрукты в меде и ничто мне не нравится! Ко мне почему-то все продавцы чрезвычайно дружелюбны, предлагают свой товар с огромной скидкой и даже бесплатно; разочаровавшись во вкусе замедованных овощей и фруктов, я хочу найти чистого меда; он есть только у одного продавца, это девушка славянкой внешности, лет 25; но она, единственная, ко мне почему-то крайне недружелюбна и отказывается демонстративно продать мне мед, при этом делает гримасу, я ясно вижу ее лицо – этому, да ни за что! Другие продавцы пытаются бес пользы ее уговорить, она  непреклонна! Меня отводят от нее к огромной горке замедованных заморских фруктов. Я их пробую, но  они мне также не нравятся. Тут я обращаю внимание (все вижу предельно ясно – ни одного знакомого лица), что не могу  разобраться, какой национальности торговцы? Я спрашиваю молодого парня. Он мне называет какую-то (не запомнил) не существующую национальность. Я пытаюсь выяснить, откуда они приехали, но парни и мужики в ответ мне только смеются и дарят мне огромные различные тары замедованных фруктов и овощей! Так  я проснулся в 12 часов перед «Вестями» и узнал о страшной трагедии. Сон был, повторяю, тяжелый и странный. Во время этого мучительного и долгого сна, где-то на задворках сознания звучало: «медь» - «смерть»...