Снегири

СНЕГИРИ



Часть I.

Все бело. Только что закончился снег, и откуда-то сверху, с неба, на заснеженную землю опустились снегири.

1.

Вечерело.  На пионерской площадке провели вечернюю поверку, опустили флаг, и, с речёвками, под наблюдением строгих воспитательниц, отряды, состоящие из одних девчонок – разошлись. Смолкли горны и барабаны.
Лагерь опустел.  Прозвучал сигнал  «отбой».
В небольшом домике, под портретом Ворошилова, освещенный тусклой лампочкой, за столом  (странным)  - сидит Аркадий Исаевич – директор пионерского лагеря – для детдомовок.
Слышно, как в недалекой деревне лают собаки.
Звонит телефон.
Аркадий Исаевич подходит не сразу, а только раскурив последнюю папиросину из пачки, выкинув перед этим ее в урну -  железную – плетеную – в углу комнаты.
Аркадий Исаевич выслушал говорящего, трубку положил, к окну подошел.
В дверь постучали.

- Да?

- Аркадий, ты идешь? Чай готов.

- Сейчас, мама, я только территорию проверю.

Аркадий Исаевич докуривает папиросу, тушит в переполненной пепельнице и выходит.

2.

Ночь. Горят дежурные фонари. Светятся лампочки над входами в бараки, освещая надписи: «1-ый отряд»,» 2-ой» , «3-ий», «4- ый». Возле 1-го отряда Аркадий Исаевич останавливается, садится на лавочку в тени.
Из двери выходят две воспитательницы,  на крыльцо, закуривают.

- Угомонились?

- Почти.

- Шебутные.

- Я такая же была.

- Слышала, сегодня опять грохотало?

- Учения.

- Яврейчик-то поди, спит?

- Чего ты к нему прицепилась, нормальный мужик.

- От явреев добра не жди. У нас в городке  не любят их.

- Какая разница – русский, еврей?

- Не скажи.

- Саша, ты вроде из дворянок, а выражаешься.

- А ты-то, тоже не рабочая кость.

- Сколько себя помню – по детдомам.

- И откуда у тебя такая любовь к жидярам, не пойму?

- Да с чего ты взяла?

- Так видно. С Аркашки глаза не сводишь, Розку, вон, выделяешь из всех девок.

- Ничего я не выделяю, не болтай.

- Ладно. Я спать пошла. Завтра вставать рано. Идешь?

- Иди, подышу еще.

Саша заходит в барак. Ира спускается по ступенькам, проходит мимо Аркадия Исаевича, не замечая его. Как только Ира скрылась за кустами, Аркадий Исаевич поднялся и пошел за ней.

3.

Ира стоит на плацу перед трибуной у портрета Ленина, смотрит пристально ему в глаза, тот хитро улыбается, а тень от листочка накрывает правый глаз вождя мирового пролетариата и от этого он кажется не серьёзным и игривым. Ира грозит портрету пальцем.

- Ая-яй, не стыдно? Что же ты, дедушка Ленин, а?

- Ира…

- Ира вздрагивает, в первое мгновение ей показалось, что это Ильич её назвал по имени, но потом она засмеялась, оборачивается,  и видит приближающегося Аркадия Исаевича.

- Вы?

- А что, кто-то другой должен подойти?

- Нет.

- Мне нужно с тобой поговорить.

- Здесь?

- Хочешь, пойдем ко мне?

- Н-е-т, лучше здесь.

- Ира, я …, собственно вот тут такое дело…эээ…. Как Роза?

- Что?

- Ну, новенькая, она ведь всего неделю, здесь. Ты читала ее дело?

- Да… Четырнадцать, а столько всего.

- Это все пережитки, пережитки.

- Почти четверть века эти пережитки…

- Ира, мы наверно скоро расстанемся.

- Еще же две смены.

- Скорее всего – их не будет.

- Как это?

- Дело в том, я просто не имел права говорить…  Мне приказали … В общем … Война идет два дня как уже.

- Что? Какая война? Вы о чём?

- Завтра придут машины для эвакуации. Лагерь отправляют в тыл.

- А как же?… Ой, мамочки, что же теперь будет, что будет?

- Только я прошу, раньше времени не сеять панику…

- А как же?

- Тише. Может все еще образуется. Еще ничего не ясно окончательно. Но есть приказ об эвакуации – значит хорошо не все. Ты отправишься с детьми за старшую.

- А вы?

- Мне в город. Вызвали.

Ира сильно и внезапно обнимает Аркадия Исаевича, прячет лицо на его груди, плечи её бьёт мелкая дрожь.

- Миленький Аркадий Исаевич, как же? А мы? А я? Я же не смогу без вас.

Аркадий Исаевич гладит Иру по голове. Чему-то улыбается, видимо, не смотря на всё, он счастлив именно в этот трепетный ночной миг, в середине пионерского лагеря.

- Мы поженимся.

- Когда?

- Прямо сейчас.

- Так ведь ночь.

- Ира, ты знаешь, я еврей.

- Ну и что, ну и что, какая мне разница?
Ты не поняла. Мы сейчас пойдем к моей матери. Для меня главное, что бы она нас благословила. Но я думаю, она тоже будет счастлива.

Утро заглядывает через открытое окно в комнату воспитателей. Осторожно входит Ира, ложится на кровать, не раздеваясь. Закидывает руку за голову левую, а правую вытягивает перед собою и любуется на кольцо на безымянном пальце, потом пальцами проводит по губам. Саша поворачивает голову.

- Что? Сколько времени? Ира, ты?

- Рано еще. Спи.

Ира лежит с открытыми глазами. Подвзвыла. Зажала рот кулаком, а из глаз катятся слёзы

- Ира? Ты чего?

- Ничего. Спи.

4.

Аркадий Исаевич и его мать сидят за покрытым скатертью столом.

- Вы бы легли, мама.

- Да чего уж, скоро подъем.

- Сегодня будет трудный день.

- Легких дней у нас, не бывает. Пойду  -  завтрак приготовлю.

Целует сына в голову. Поднимается.

- Как-нибудь… образуется, только девочку свою береги, она замечательная…

Уходит. Слышится вскоре звяканье посуды, скрип половиц, неясное бормотание. Аркадий Исаевич смотрит в раскрытое окно, из которого видно пионерский плац. По плацу пробегает девочка, оглядывается, подбегает к открытому окну Аркадия Исаевича и, не заметив его, кладет на подоконник записку.

- Роза.

Девочка оглянулась.  Хочет что-то сказать.
- Что случилось?

- Там все написано.

Роза исчезает. Аркадий Исаевич поднимается, подходит к окну, берет записку, разворачивает, читает. Входит мать. Аркадий Исаевич улыбается.

- Что ты улыбаешься?

- Вот, - показывает, читает: « Я давно Вас люблю, с того самого дня, как только Вас увидела…»

- Аркадий, ничего смешного.

- Это точно. Ну, что у нас на завтрак?

Звучит сигнал «подъем».

5.

Роза, присевшая под окном, сжимает кулаки – чтобы не заплакать.
После окончания сигнала, она незаметно обегает дом и убегает к бараку.

6.

Уличный умывальник – длинное жестяное корыто с трубой, из которого торчат несколько кранов. Умывание. Детская толкотня, смех, шум, крики.
Роза чистит зубы порошком, зубным, а потом, другой щеткой – сандалии. Рядом с ней вяло брызгается девочка Марина, полноватая расцветающая девочка, с уже ярко выраженной блистательной красотой пропорций и форм.

- Спать как охота… Ты чего злая, такая?

К девочкам подходит Ира, глаза покрасневшие, она машинально теребит колечко, то снимая, то надевая его, потом окончательно снимает и кладёт в карман.

- Девочки, скорее.

Роза набирает в рот воды. Демонстративно медленно полощет рот, выплевывает. Подходит к Ире. Смотрит ей в глаза.

- Я все видела.

- Что?

- Все. Он вас не любит. Вы старая.

Роза медленно отходит от онемевшей Иры. Внезапно начинается кашель.

… Ирина Николаевна, вы не переживайте… Розка… она злая…

- Марина, ты, почему опаздываешь? (Через кашель.) Быстро в строй.

Марина убегает. Ира ополоснула лицо и пошла к построившемуся перед бараком отряду.

- 1-ый отряд. Внимание! Равняйся! На линейку, шагом марш. Звеньевой – речёвку: Раз, два, три, четыре…

7.

Линейка. Поднимается флаг. Звучит горн и барабан.
На трибуне Аркадий Исаевич что-то говорит. Но слов не слышно, словно птица смотрит и видит происходящее, тем более, неожиданно видеть снегиря летом, но это он, сидит на ветке и смотрит на происходящее, на жизнь, на время, на всё.
Заиграла музыка и отряды, проходят мимо трибуны, в столовую идут.
Роза из кустов смотрит на Аркадия Исаевича. Он спускается с трибуны и медленно, плавно, последним, идет к столовой. Из кустов, почти так же выходит Роза, на дорожке остановилась.

- Роза! Ты, почему здесь?

- Вы прочли?..

- Да…

- И?

- Давай поговорим об этом позже.

Мимо проходит Саша - на них оборачивается.

- Нет. Сейчас.

- Сейчас я не могу.

- Вы ведь ее не любите. Она не может вам нравится!

- Кто?

- Ирина Николаевна. Я видела вас сегодня ночью. Вы не можете ее любить! Это пошло!

- Послушай Роза…
- Жаль. Жаль, что вы этого не понимаете. Она больна и вы прекрасно об этом знаете, (кричит.) Она кашляет кровью и скоро умрет.

Неожиданно Аркадий Исаевич сморщивается и дает Розе пощечину.

На еврейском: «Замолчи!»

- А когда она умрет, вы останетесь один. Я подожду. А бить женщину по лицу – низость. А еще еврей.

8.

Столовая. За длинным столом рядком сидят: Роза, Марина, Наташа, Люся, Галя и Люся маленькая.

- Если кто трусит, может не ходить,- Роза говорила, опустив голову к тарелке, словно ничего не происходит.

- А если хватятся? - Люся, словно сошедшая с рождественских открыток кукольная девочка с вечно удивлённым выражением лица и искристой улыбкой таинственно прошептала, прикрыв рот ладошкой.

- Не хватятся, скажем, что гербарий собирать пошли.

- Лучше поспать где-нибудь, - Марина рассматривала себя в отражении в кружке с компотом.

- Посадят на хлеб и воду, - Галя, скорее пацанка, чем девочка, даже разговаривала как мальчик, и повадки такие же.

- Или туалет заставят вне очереди чистить, - Люся Маленькая, на самом деле была очень даже не маленькая, скорее наоборот, но что бы не путать люсь, этой девочке – гиганту, вечно голодной и медленной, дали такое прозвище.

Все засмеялись.

- Воспитатели, - с ехидностью произнесла Люся Маленькая и девочки стали смеяться в голос.

- Я сказала, кто трус, не носит бус, тот может не ходить, - Роза не смеялась, она говорила зло, почти не разжимая губ и всё время вертела ложку между пальцами, словно барабанная палочка.

- Это не честно. Я не трус. Я просто не понимаю зачем? – Наташа любила порядок и была самой рассудительной, при этом невероятная трусиха и ябеда.
- Это приключение, усмехнулась Роза, - романтическое.

- Могут из пионэров исключить, Люся Маленькая облизала пустую тарелку, вздохнула и поставила её с сожалением, на стол.

- Если бы знала, что вы такие, не связалась бы  с вами. Не пойдете -  одна пойду.  А когда вернусь, расскажу воспитателям, что вы курили,  Роза собрала свою посуду и отошла.

Девочки недоумённо между собою переглянулись.

- Если что, я так-то не курила, курение портит цвет лица! Марина залпом выпила компот, вздохнула и, взяв грязную посуду, пошла вслед за Розой. Остальные девочки потянулись вслед.

9.

…Лагерь! Встать! Подъем! Выходи строиться!

10.

Девочки идут по тропинке в лесу. Курят.

- А я люблю военных. Они такие строгие и пахнут кожей. Мой папа был военным, пока не погиб, - Марина отмахивает рукою дым от папирос девочек.

- Нет, военные они не домашние, лучше всего выходить замуж за директора завода, - Люся вздохнула о прошлой жизни, до ареста отца.

- Директора – все вредители, - отрезала Марина и выразительно посмотрела на Люсю.

- С чего ты взяла? – Люся почти плакала.

- Хлеб взяли? – Роза остановилась и посмотрела на подруг выжидательно.

- Я взяла, вздохнула Люся Большая и сглотнула набежавшую слюну

- И я, - Галя сплюнула на окурок, затушила.

- Взяли, взяли. Только зачем? – Марина воспринимала жизнь как дань поклонения своей красоте и обыденные вещи, иногда её пугали.

Шашлыки – (на еврейском) будем есть, - Роза загадочно улыбнулась и внезапно стало видно, что она удивительно прекрасна. Если бы не постоянное сосредоточенное лицо, словно тяжкие размышления, можно было бы сразу увидеть эту утончённую, девичью подростковую свежую красоту, отличную от Марининой внутренней наполненностью и нежностью.

- Жареное мясо – это так романтично. На пленере, - Марина любила всё красивое и слова, пусть ни совсем понятные, но, тем не менее, пленительные в своём произношении.

- А где мы мясо возьмем? – Люся захихикала и вытерла набежавшие от дыма слёзы.

- Увидите, - вновь насупилась Роза.

- Розка, ты чего командуешь?! – Люся Маленькая даже остановилась.

Останавливается и Роза.

- Потому что я сильно умная.

- А мы что же, получается дуры? - Галя встала за спиной Люси Маленькой.

- Я этого не говорила.

- А леща тебе? – Люся Маленькая насупилась и зачем-то вытерла подошвы сандалий об траву.

- Попробуй, - Роза стояла в полоборота к Люсе Маленькой и не мало не была смущена разницей в физической силе.

Девочки окружили Розу и Люсю Маленькую. Люся Маленькая на целую голову выше Розы и тяжелее раза в два - видно.

- Задавлю, - Люся Маленькая схватила Розу за платье.

Роза неожиданно делает Люсе Маленькой подножку и падает на нее. Садится сверху, прижав коленями руки -  и бьет – бьет – бьет Люсю Маленькую кулаками по лицу. Девчонки с криками бросаются к Розе и оттаскивают ее.
За руки держат. В стороне стоит Марина цветок целует – будущий – нераспустившийся – зеленый.

- Лежачего бить – низко.

Роза вырывается. Красные следы от пальцев – медленно исчезают. Смотрит.
Выхватывает из-под платья нож. Откуда? – никто не заметил.

- Ну, сучара, давай, кто стыкнется, а?!…Замаляю!

Кровь вытирает с губы разбитой.

- Ты чего? Люся Маленькая вытирая разбитую губу, неожиданно, испуганно, проворно вскочила.

- Ну? – Роза смотрела на девочек с ненавистью…

- Розка, с ума сошла? Галя чуть не плакала.

- С ума сошла. Нож брось, - совершенно спокойно, словно ничего не происходило, очень тихо проговорила  Люська

- Точно, сумасшедшая, - Наташа помогала Люсе Маленькой почистить платье со спины.

- Мгм. Идиот. Достоевский, - Роза улыбнулась, и было видно, что приступ ярости миновал и её начинала бить мелкая дрожь.

- Девочки, хватит ругаться. Прямо как маленькие, - Марина отбросила нераспустившийся цветок в сторону и сладко потянулась.

- Ладно. Забито – забыло. Поговорка. Пошли. Скоро уже, - Роза быстро спрятала нож и не оглядываясь пошла по лесу.

- Знаете,  здесь я вас подожду, - Марина  на траву села. К дереву прислонилась.  - Только вы недолго.

- И я никуда не пойду, - Люся Маленькая расправила плечи, словно ожидая очередного броска Розы.

- Фифы, - Роза сплюнула, отвернулась.

- Если ты такая смелая. Одна иди, - Люся принимала сторону несправедливо обиженных всегда, и за то её любили тоже.

- Значит со мной никто не пойдет?

Галя садится рядом с Мариной, обнимает ее.

- Нам и здесь хорошо, правда, девочки?

- Ладно. Я скоро. Ждите.

- Роза, погоди, я с тобой, - Наташа шагнула вслед за Розой и засмущалась отчего-то.

Откуда-то издалека доносятся гудящие самолеты. Вскоре показались и они, высоко. Девочки задрали головы – смотрят сквозь ветвь деревьев -  зачем?

- А лучшие из военных – это летчики, - Марина мечтательно закинула руку за голову и закрыла глаза.

11.

Возле деревянных арочных ворот с надписью «Лесной пионерский лагерь»  «Призыв» стоят две грузовые машины. Первой возле Аркадий Исаевич и военный, чуть подальше – в стороне – несколько воспитательниц.

-У нас 80 человек, плюс, обслуживающий персонал – 29, куда вы их?

- Садите детей, пешком взрослые пойдут.

- Дети не поместятся.

- Нет времени. Немцы. Максимум здесь будут к вечеру, а минимум -  никто не знает. Меньше говорить давайте. Ясно?

- Ясно, - Аркадий Исаевич головой кивает и убегает.

Двери водитель открывает, борта задние.
Колонной отряды подходят.
Погрузка начинается.

- Первыми младшие – четвертый и третий отряд, - Аркадий Исаевич смотрит на часы.

Шоферы и воспитательницы помогают забраться в кузов детям.

- Все?

Воспитатели отчитываются:

- Четвертый сел.

- Третий готов.

- Второй отряд. Приготовиться первому, - Аркадий Исаевич сверяет что-то в блокноте.

К Аркадию Исаевичу подбегает Ира.

- Аркадий Исаевич у меня нет шестерых девочек.

- Как это?

- Я весь лагерь оббегала.

Подходит Саша.

- Кого нет? - Аркадий Исаевич листает блокнот.

- Наташи, Галкиной, Люси Удовик, Люси Макаровой, Гали Должниковой, Марины Есипенко и Розы, - Перечисляет Саша.

- И где они?

- Роза сказала, что они гербарий собирать будут. Но на территории лагеря – их нет.

- Саша. Вы с отрядом. Ира, найдите их. Ждать никто не будет, - чётко командует Аркадий Исаевич, словно уже идёт бой.

- Закрыть борта, - военный махнул рукой и побежал к головной колонне.

-  Подождите, у нас тут не хватает, - крикнул ему вслед Аркадий Исаевич.

- Пять минут, военный не останавливаясь показал время на пальцах.

- Саша, собирай воспитателей, обслугу, - Аркадий Исаевич посмотрел пионервожатой прямо в переносицу, он где-то читал, что именно если смотреть в переносицу, собеседник становится более внимательным, что ли.

- А вы? – Саша впервые заметила, что на самом деле Аркадий Исаевич, привлекательный и сильный мужчина, и её кинуло в жар почему-то и она смущённо вздохнула, словно воздуха не хватало.
- Я вас там найду, - Аркадий Исаевич к машине второй подходит.

- Мама, ждите меня дома.

- Аркадий, ты куда?

Аркадий Исаевич отходит от машины, рукой машет - военному.
Машины уезжают. За машинами вслед – уходят оставшиеся воспитатели и работники лагеря.

12.

Роза и Наташа пробирались огородом, примыкающим почти к самому лесу – к низкому сарайчику  - под ногой Наташи щелкает ветка, девочки испуганно пригибаются.

- Тише ты, калда, - шипит Роза.

- А чего мы крадемся?

- Потому что…

Перебежками подобрались к самому сараю, присели возле задней стенки, из сарайчика доносилось похрюкивание. Роза достает из холщовой сумки, перекинутой через плечо – ХЛЕБ, и какой-то пузырек. Наташа с интересом смотрит за действиями Розы. Роза отламывает кусочек Хлеба, поливает его прозрачной жидкостью из пузырька. Пальцем землю сковырнула. Пузырек положила.
Приспала.

- Спирт? – одними губами вопрошает Наташа.

Роза не отвечает, пальцем ковыряет, а потом, чуть позже, прищепью с помощью, в ямку, руку туда засовывает, с намоченным хлебом. Неожиданно в ямке появляется свиной пятачок. Роза откладывает хлеб  - в ладошке – чуть подальше.

- Он сейчас сам вылезет.

И действительно довольно быстро сделав подкоп - наружу вылез поросенок. Роза дала ему еще хлеб – мокрый, серый и за собой повела. «Доверчивый поросенок» шел за рукой манящей. Оказавшись в лесу, Роза скормила остатки хлеба поросеночку, и пока он ел одним ударом, животное прикончила. Затем, этим же ножом, она выстругала палку, заточила один конец – и засунула палку поросенку в зад таким образом, что острый конец вылез изо рта.  На острие дымится Кровь. Наташу стошнило. Роза сунула ей в руки пузырек со спиртом.

- Глотни.

Наташа послушно глотнула. Из деревни шум какой-то донесся.

- Это нас?

- Вряд ли. Подожди, схожу, посмотрю, - и Роза быстро исчезла в кустах не слышно.

- Я с тобой, - охнула Наташа, и откинув брезгливо палку с поросёнком полезла в кусты.

С опушки леса – видно – как в деревню нескончаемым потоком бредут люди, и едут, грузовиками, телеги, повозки. В толпе виднеются и военные.

- Что это?

- Не знаю. Пошли, Роза двинулась вдоль опушки, не выпуская из вида дорогу и движение на ней людей и транспорта.

13.

Люся сидит у огня, угольки ворошит веточкой. Марина цветы, собирает, полевые. По тропинке идут Роза и Наташа, на плечах несут поросенка – на палке. К костру подошли, тушку на траву скинули.

- Ничего себе, - вскочила Люся.

- А где остальные? – Роза села на корточки и уставилась в огонь.

- Тут ручей – недалеко.  Купаются наверно.

Подходит Марина.

- Свинина?

Роза выбирает две ветки с рогатинами, втыкает их в землю.

Щас – объедение будет.

14.
Галя и Люся Маленькая лежат на траве голенькими – греются – на солнце – слабом.

- Нас наверно уже ищут, - Галя покусывала травинку, и не смотря на тревожное что-то внутри испытывала блаженство и от этого дерзкого побега, и от пьянящего, сладкого ощущения бесконтрольности и от лета и от ещё, непонятно чего.

Люся Маленькая посмотрела на солнце.

- До обеда обернемся. Рано еще.

- Откуда знаешь?

- По солнцу.

- А может, сходим, проверим ?

Можно.

Поднимаются, платьишки накидывают – уходят.

15.

За столом (странным) сидит Аркадий Исаевич бумаги какие-то рвет и кидает в урну -  железную – плетеную.
В окно Ира смотрит.

- Я думаю, война быстро закончится, а?

- С немцами быстро не бывает. Я сейчас закончу, и мы пойдем. Еще раз девочек поищем.

- А Роза вас любит.

- Не говори глупостей. Дети не могут любить по-настоящему в таком возрасте.

- А Джульетта? Джульетте было тоже четырнадцать, когда она полюбила.

Аркадий Исаевич разводит в сторону руками, левая чуть медленнее.
Лицо испачкано сажей, глаза слезятся от дыма.

- Скажи, я похож на Ромео?

И смеется.

- Вообще не очень.

- Ну, вот и все, можно идти, - Аркадий Исаевич устало поднялся.

- Но выше Роза?

- Что?

- Ну, вы…

- Что мы? Евреи? Ну и что?! И что, что она и я – евреи? А? Ира, давай договоримся на будущее – темы этой нет.

- Будущее? А будет оно?

- Будет-будет обязательно. Пошли. Если не найдем, нужно будет еще раз сходить к ручью.

16.

Люся Маленькая и Галя недоуменно ходят по пустому лагерю. Зашли в свой барак. Вещи раскиданы. Постояли на крыльце, пошли в клуб. В клубе – тоже пусто. Зашли в домик к Аркадию Исаевичу – увидели пепел в урне – железной – плетеной.  Галя перекрестилась.

- Они наверно в столовой, Люся Маленькая направилась туда.

Галя отрицательно качает головой.

- Они ушли.

- Ну, куда, ну куда они могли уйти?

- Не знаю.  Пойдем – может правда в столовой.

В столовой тоже никого.

- Надо девчонкам сказать. Пусть Розка что-нибудь придумает. Она умная, Люся Маленькая быстро заморгала.

- Она же побила тебя.

- Вот значит и главная. Побёгли.

17.

Аркадий Исаевич и Ира стоят у входа в лагерь. Звук мотоцикла.

- Здесь недалеко есть узкоколейка, может они туда пошли.

- Зачем?

- Ну не знаю, может покататься, на дрезине, захотели.

- Нет. Я думаю, что это Роза всех подбила. Она хочет вам отомстить.

Из-за поворота выезжает мотоцикл с коляской, еще один, еще.
Ира хватает Аркадия Исаевича за руку и бежит (Куда?). Автоматная очередь. Аркадий Исаевич и Ира падают. Мотоциклисты останавливаются возле тел. С мотоциклеток слезают. Офицер – главный (наверное) подходит к Аркадию Исаевичу и переворачивает его – ногой блестящей – почти без пыли – сапогом кожаным.

- Юде.

Солдаты засмеялись. Пальцем офицер показал на ворота.

- При-зыв.

Офицер и два солдата идут по лагерю пустому.

- Господин офицер. Это что?

- Лагерь.

- Что-то много у них лагерей. А есть нормальные дома?

- Конечно. Скоро ты увидишь их своими глазами.

- Мне больше Франция нравится, или Голландия – там лучше, второй солдат решил тоже отметиться в беседе.

- Россия очень богатая страна. Вы тоже можете стать богатыми – потому что скоро каждый немец будет богат, а почему? А потому – что на нас будут работать русские!

- И чего мы их раньше не завоевали?

- Раньше фюрера не было, - 2-й солдат вопросительно посмотрел на офицера, он был в возрасте, возможно даже застал 1-ю мировую и помнил чем закончилась та война, а может и нет, на его одутловатом веснушчатом лице не было ничего из чувств отображено.

- Это точно.

Офицер и солдаты останавливаются на пионерской площадке, смотрят на портрет Сталина – из цветов (удивились), на развевающийся красный флаг.

- Странно, наши флаги так похожи, - 1-й солдат по юности лет не переставал удивляться окружающему миру.

- А где все-то? – 2-й сделал разворот вокруг себя.

- Их, скорее всего, расстреляли, - офицер ни очень любил демократию .

- Звери.

- Коммунисты все звери и очень хитрые.

1-ый спускает флаг, срывает, на землю кидает, на гудрон.  Мочится – на него – долго (Ждал долго?).  2-ой осуждающе качает головой.

- Я в Москве учился и хорошо знаю этих людей. Они очень жестокие – никого не жалеют, даже детей собственных, - офицер о чём-то задумался, может Москву вспоминал, может родителей, может, пытался заглянуть в будущее.

- Да…, - 2-й солдат вспомнил, что не ел с утра и достал из кармана шоколад.

- Это лагерь для детей. Родители их были расстреляны, поставил точку в своих воспоминаниях офицер и сглотнул, заметив, как 2-й солдат с аппетитом ест шоколад.

- Свиньи. Русские свиньи, - теперь и 1-й солдат сглотнул, они почти синхронно сделали это с офицером, если бы это кто-то заметил, кроме снегиря сидящего меж веток, но снегири, как известно, не умеют смеяться.

- Нам пора (улыбнулся почему-то) идем, - офицер стряхнул с фуражки невидимую пыль.

Уходят.  На мотоциклетки садятся – уезжают. Ира от звука глаза открывает. Голову поворачивает, от боли стонет. Приподнимается.
И видит – на воротах висит Аркадий Исаевич.

18.

Роза отрезает кусок от поросенка, пробует. Марина смотрит на огонь – жир капает – вспыхивая. На голове у ней – венок – цветы – сорняки – красивые.
Люся и Наташа дремят.

- Отряд, подъем!  Свинячья голова! – кричит Роза и девочки вздрагивают.
Роза отрезает кусочки – девочкам раздает.

- Жалко соли нет.

Роза вынимает из сумки бумажный кулек и протягивает его Люсе.

- Подготовилась, - Марина встала, потянулась источающим негу телом.

- Мы как мальчишки, - Наташа пыталась оттереть приставшую к носочкам глину.

- Нет, Наташа, мы женщины и это так замечательно! – Марина улыбнулась, и девочки опять подивились её красоте.

- Это ты что ли женщина? – Роза из-под руки покосилась на Марину

- Тебе этого не понять.

По тропинке бегут Галя и чуть позади Люся Маленькая, подбегает Галя и чуть позже Люся Маленькая.

- Девочки…

Подбежала, отдыхивается – пытается.

- Девочки…

- Что случилось? – Роза встала, с ножа в траву капнул жир.

Люся маленькая подбежала.

- В лагере никого нет.

- Как никого? Наташа растерянно, зачем то, посмотрела в сторону, откуда прибежали девочки.

- Пусто. А у Аркадия Исаевича в кабинете полное ведро горелых бумаг. Все вещи пропали.

- Ахи – и в отряде вещей нет, вставила Люся Маленькая.

- Садитесь, поешьте, - Роза успокоилась внешне, а внутренне, как узнать? Предположительно лихорадочно пыталась понять что связывает людей на дороге и известие об опустевшем лагере, и, скорее всего, сделал правильный вывод.

- Ой, что будет?! – Запричитала Наталья.

- Не ной! Дай подумать.

Все девочки с ожиданием смотрят на Розу.

- Нужно в деревню идти. В милиции расскажем, все что видели, - выпалила Галя, разрушая затянувшееся молчание

- Что видели?

- Ну, что лагерь пустой.

- Значит так. Вы в деревню идите, а я в лагерь схожу, посмотрю, что к чему. Встречаемся здесь. Нигде не задерживаться. Ясно? – Роза вытерла нож, взяла отрезанный кусок, откусила.

- Можно я с тобой? – Наташа тоже взяла кусок мяса, дула, обжигаясь.

Расходятся. Роза и Наташа – в сторону лагеря. Люся Маленькая, Марина, Люся и Галя по направлению к деревне.

19.

Перекресток проселочный.  Остатки каменного креста. Вдоль дороги – лес, с другой стороны колосящиеся поля пшеницы. Далеко за полем поднимается черный дым. Доносится грохот канонады. По дороге едет велосипедист в форме НКВД, обернулся, ход прибавил.  А на перекрестке он сворачивает к виднеющимся вдалеке домам.

20.

В кабинете за столом секретарь горкома, и НКВДэшник – тот, что ехал на велосипеде. Секретарь поднялся, подошел к окну.

21.

Пустые улицы городка.  Даже собаки не лают. Тишина.

22.

- Что делать будем? – секретарь посмотрел на Нквдэшника.

- Слушай, Вилен, а ты когда-нибудь мечтал жить за границей? Там, - Рукой махнул.

- Что ты имеешь ввиду?

НКВДшник (смеётся)

- Ты стал как наши еврейские товарищи. На вопрос отвечаешь вопросом. Можешь не бояться.

- Отца моего – в 34-ом.

- Перестань. Я сделал все что мог.

- Да?

- Меня, между прочим, только за то, что я пытался вмешаться – тоже могли.
Палец к голове подвел – указательный – левой руки. – Расстрелять могли.

- Не кричи.

- А кто, кто ****ь тебя отмазал?  Кому благодаря, ты жив?

- Спасибо.

- То, что моя сестра стала твоей женой, еще права тебе не дает…

- Слушай, по-моему, не время.

- Не время.… Хотя... Нквдэшник Достает из нагрудного кармана лист бумаги и кладет его на стол перед секретарем.

23.

Роза и Наташа по пустому лагерю идут – на линейке пионерской остановились, на флаг смотрят – валяющийся. Наташа поднимает его.

- Мокрый.

- Высушим. Пошли.

Канонада – тихая – далекая. Самолеты летят над лагерем, над головами.
Роза задирает голову – аж в шее хрустнуло – смотрит.

- Немцы.

- Что?

- Война.

- Какая война?

- Что ты за дура?

24.

Марина и Люся входят в опустевший городок.  Люся Маленькая и Галя остаются ждать на опушке – неподалеку. Марина и Люся подходят к зданию райисполкома.  Внутрь заходят. Из-за одной из дверей доносятся голоса.
Марина прикладывает палец к губам. Слушает.

25.

… Вилен Семенович читает список.

- Всё спишем на немцев, - голос НКВДшника

- Сколько у тебя человек?

- Трое. И нас – два – и того – пять. Только нужно быстрее, немчура вот-вот здесь будет.  Машина в гараже, мои люди предупреждены.

- А оружие?

- У меня есть автомат – случайно достался. Так что когда все сделаем – никто не догадается – что это мы.

За дверью скрипнуло.  НКВДшник вынул из кобуры пистолет.  Подкрался осторожно к двери, открывает, и видит в конце коридора двух убегающих девочек. Стреляет.

- Они все слышали.
- Ерунда. Пошли, - Вилен взял список, со стола, оглядел прощально кабинет.


26.

Марина, Люся, Люся Маленькая и Галя – возле остатков костра. Огонь разожгли – угли раздули. Роза и Наташа – подбегают.

- Война, только не орите, - Роза протянула руки к костру.

- Уже знаем, - Марина виновато улыбнулась.

- Немцев видели?

- Нет. Мы с Люськой были в райкоме.

- И что?

- Что-то непонятное. Там какой-то военный и секретарь собираются кого-то расстреливать, а потом хотят все это списать на немцев.

- Что теперь делать? Наташа тронула Розу за плечо.

- Наверно лагерь эвакуировали (ан).

- Военный сказал, что немцы скоро будут здесь, Марина выделила слово «военные».

- Тут недалеко военный лагерь. Туда идти нужно – что-нибудь придумаем, решила Роза.

Собираются. Огонь тушат. Только что разгоревшийся.


Часть II.

27.

Раннее утро.
Женщина в сером пальто и берете темно-зелёном, проходит мимо одного подъезда, второго и заходит в третий, прикрытый дверью с прибитой снизу свежевыструганной дощечкой. Поднимается на второй этаж и смотрит на дверь с облупившейся краской возле звонков, часто пользуемых, открывает дверь квартиры не своим ключом, а со связки, большой, шумной до такой степени, что приоткрывается дверь  в коридоре, дерматиновая.
Женщина заглядывает в ближайшую комнату и видит пустую металлическую кровать у стены, где обоев и краски нет, и уходит в другую комнату.

28.

Женщина уже переодетая в зеленое стильное старое пальто подметает тротуар. Устала, остановилась, выпрямилась. Она некрасива и на ней лежит печать увядания осенняя и противоестественная. Женщина оглядывается иногда по сторонам, полумедленно позоворачивает голову, и чуть закашивает глаза, словно прицениваясь к  проделанной работе.
Достала из кармана папиросу закурила.

Шумит ветер.
Гнет верхушки деревьев в морозном воздухе.

29.

Женщина поднимается на этаж второй. Прислонилась лбом к двери отдышалась и открыла квартиурный вход.

30.

Женщина проходит мимо ближайшей комнаты. В проеме двери стоит мужчина в трусах образца армейского. Зевает, не прикрыв рта, и зубы видно нездоровые. Он проводил женщину взглядом, вернулся в комнату и улегся на кровать.

31.

Мужчина лежит и курит, закинув руку левую за голову. В зеркале отражается круглый стол с не стираной скатертью, дверка шкапа чуть поворачивается неслышно, и видно бюро, на нём статуэтка ангелочка фарфорового.  Если прибавить пару стульев, на одном из которых висит военная форма, низко опущенную лампочку в тряпичном колпачке и на витом шнуре, и гирлянду из открыток, то это и будет, вся обстановка.

32.

Мужчина поворачивается набок, свешивает руку, следит за мимо проходящим тараканом. Хватает тапок, неожиданно и с силой, со всей, припечатал насекомое.
На кровати прислонившись спиной к стене, еще немного посидел так, прикрыв глаза, затем посмотрел на будильник и, подождав когда маленькая стрелка станет ровно на шесть (большой нет), поднял руку вверх и крутанул ручку радио.

33.

Пока играл гимн, мужчина стоял, затянувшись резинкою трусов, подбородок к потолку. (Интернационал).

34.

Женщина сидит на табурете курит и водит пальцем по стеклу.

35.

На улице мокрый нудный снег.

36.

Мужчина, побритый, одетый в форму, затянутый поскрипывающими ремнями, ест кашу, а женщина смотрит на улицу, в колодец двора.
Мужчина отодвинул от себя пустую тарелку, и передвинул стакан с чаем в подстаканнике.

- Что? Женщина повернула голову.

- Спасибо. - Мужчина поднялся из-за стола.

Женщина снова отвернулась к окну.

37.

Через окно: - мужчина пересек скорым шагом двор.

38.

Женщина поднялась, собрала в раковину посуду. Вода тоненькой струйкой.
Женщина прошла в коридор, подошла к закрытой двери и постучала.

- Маша вставать пора…

39.

Женщина вышла из дома с метлой наперевес.

40.

Снег закончился. Женщина принялась неторопливо подметать тротуар.
Вскоре хлопнула дверь подъезда и выбежала девочка.

- Мам я побежала.

- Астаожнее, Маша.

41.

Осенью, когда немцы стояли уже под городом, сразу после уроков мы приходили в больничный городок, рассаживались на проходящие вдоль забора трубы теплоцентрали и курили.

42.

Вот он -  больничный городок, он стоит в памяти, не изменился ничуть. На трубах сидят два мальчишки лет десяти двенадцати, молча курят передавая папиросу по очереди друг другу.
Недалекий школьный звонок.

- Я на завод пойду.

- Прямо тебя кто-то возьмет.

- Запросто.

- Ну да…

- А про вас будет сказано…, это уже из-за забора девчачий голос.

Мальчишки вскочили на трубы и заглянули за забор. На безопасном от мальчишек расстоянии стоит девочка.

- Чего, чего?

- Будет сказано, что вы курите.

- Давай, беги.

- И скажу.

- Машка, получишь дюлей.

Мальчишки сели на место.

- Почему все девчонки такие гадины?

- По определению.

- По какому?

- По такому…

Вой воздушной тревоги и сразу зазвучали выстрелы зениток.

- За рекой.

43.

Во дворе домов, в «колодце», образованном стенами, играет Маша.
Она осторожно переворачивает прутиком полураздавленного жука.
Потом подцепляет его и несет через двор к тупику. В тупике сохнет белье, занимая почти все небольшое пространство.  Девочка, пригнувшись, проходит под простынями к кирпичному забору, возле которого растут чахлые кусты. На корточки. Кладет жука на землю. Отодвигает опавшие листья и достает осколок стекла. Прутиком делает ямку в земле, кладет туда жука и закрывает его стеклом. Еще отодвигает листья и видно, что под ними уже находится целое «кладбище». Маша вздохнула и закрыла могилки листьями. Поднялась, отряхнула коленки. Посмотрела на листья, чуть придавила их ботинком и ушла. Ветерок шевельнул листья. Пошел мелкий снег.

44.

Расставляются на дорогах «ежи», складываются мешки с песком, крутятся зенитки, проходят строем солдаты, несут заградительные дирижабли.

«Тогда из нас никто не предполагал, что война затянется, казалось, что скоро все закончится и фашисты будут разбиты».

45.

Коля и Женя, мальчики из больничного городка, останавливаются возле столпившегося народа. Протискиваются, что бы разглядеть что произошло, но их отгоняют.
И все же удается разглядеть лежащую на земле женщину. Залитое кровью зеленое пальто задралось и видно пристегнутые лямки чулок.  Неподалеку от тела валяется метла, насаженная на длинное древко.

- Прямо в голову.

Мальчишки выбираются из толпы.

- Видал?

- Ага. Зыко.

- Интересно, она молодая?

- Старухи шерсть носят.

- Много ты понимаешь.

- Поболе твоего.

- Да ладно…

- Что вечером делать будем?

- Пошли рыбачить.

- Точно. Ну, пока.

- За «пока» бьют бока и ломают ребра.

48.

На складе Мужчина (из квартиры женщины) с тетрадкой ходит вдоль стеллажей, на которых от пола до потолка громоздятся различные банки, коробки, мешки, бочки (надписи почему-то нерусские). Следом за ним ходит солдат.

- Семь коробок крабов в седьмую секцию, - командует Мужчина

Солдат помечает в своем блокноте.

- Двадцать сгущенки под выдачу… Рыба…рыба…так…рыбу пока выдавать не будем…коньяк, армянский – под выдачу…Тушенку записал?

- Сорок. И срок.

- Тридцати хватит.

- Праздник?

- У кого праздник, а у кого война. Из штаба придут, под роспись. Понял??

- Так точно понял.

49.

«Сосед, из соседнего подъезда служил на складе неприкосновенного запаса. В нем, до войны, во время, и после отоваривалось начальство. Говорили, что из этого склада получал продукты сам Жуков. Может врали».

50.

Женька сидит на полу и лепит пластилиновых солдатиков.  Достает из-под шкафа несколько коробок из-под конфет – открывает. Ровными рядами – солдатики.  Женька вынимает их, расставляет в боевые порядки и воюет.

51.

«Пластилиновые солдатики были нашим самым большим увлечением даже гораздо большим, чем конструирование самолетов и рыбалка во дворе многие строили крепости, объявляли войны и лупили противников деревянной палочкой с гвоздиком или швейной иглой на конце. Победителю доставалась половина солдат противника и еще принцесса (о ней позже) и у оставшихся солдат был пластилиновый член (и об этом позже) и еще он был обязан воевать на твоей стороне, в случае если кто-то более сильный объявит тебе войну. И вскоре случилось так, что две самые крупные армии оказались у меня и у Женьки».

52.

Август. Парк. Карусель. Под жалобные звуки крутится карусель с облезлыми лебедями, зайцами, с покрытыми свежей краской пожарными машинами, жалкая, маленькая карусель, в заезженном круге которой возвышается белая лошадь с красным седлом, настоящий рыцарский конь, оказавшийся здесь, безусловно, случайно.
Чуть в стороне от карусели стоит Мужчина, ему наверняка за пятьдесят.
Плотный, загорелый, большой, с тяжелыми кулаками в карманах куртки, сутуловатый, но не от немощи, а, наоборот, от избытка силы.
Он смотрит не моргая, точно не видя ничего, кроме вращающейся карусели. Рядом с ним стоят родители детей, катающихся на единственном аттракционе.
Хорошо одетая женщина, тревожась за свое гарцующее чадо, толкнула Мужчину, он не обратил на это внимания. Тогда другая, одетая победнее, тоже толкнула его. Он опять ничего не заметил.
Первая, ограничилась тем, что «косо» посмотрела на Мужчину, а вторая проворчала:

- Не можешь оторваться, урод, на мальчишек, троцкист, еврей, тебе глазеть мешают?!

Человек в куртке остановил свой взгляд на той, что ворчала, и  она прикусила язык. Отодвинулась, злобно показав желтые зубы.

- Ну и глаза у этого типа! Таких людей к детям близко нельзя подпускать.

Тут и в самом деле к человеку в канадке идет беленький мальчик с взлохмаченной головкой цвета меда, это Женя. Между ними происходит какая-то игра в недомолвки, Женя, как зачарованный, медленно, неровными шагами приближается к человеку в куртке. Мужчина словно сбрасывает с себя оцепенение, краем глаза глядит на мальчишку. Наклоняется к нему, улыбается. Женя подходит к Мужчине вплотную. Прохожие, особенно женщины, поглядывают на них. На площадке Мужчина и Женя глядят на карусель, и они уже трижды видели сходящих с круга ребят. Билетер – с огромным животом, кособокий дядька искоса подглядывает на странную пару, не решаясь вмешаться. И вот Мужчина кладет руку на плечо Жени, наклоняется, и что-то говорит ему на ухо. Женя несколько раз утвердительно кивает головой. Мужчина лезет в карман и дает ему деньги.
Женя взбирается на помост и очень быстро идет к большой лошади с красным седлом. Всякий раз теперь, когда карусель делает круг, мальчишка проносится мимо, смеется во весь рот. У него не хватает несколько зубов.
А вокруг мужчины растет беспокойство.

- Видели?..

- Такие ни перед чем не остановятся.

Карусель останавливается.
Женя спускается, слегка пошатываясь, он смеется и берет за руку своего нового друга. Мужчину и мальчика, которые идут совершенно не торопясь, сопровождает тихий гул голосов: одна женщина что-то шепчет на ухо другой, та – третьей… У выхода Мужчину останавливают два милиционера, предупрежденные негодующими мамашами. Светлоглазый человек не особенно удивлен.  Он спокойно показывает свои документы – справки.
Скорее взволнованы милиционеры, она в нерешительности разводят руками, советуются друг с другом, поглядывая на мужчину и мальчика, и ведут их в отделение, расположенное в нескольких метрах от входа в парк метро.

- Я ведь вам говорила?

- А я что?

53.

Начальник отделения, разглядывает вошедших, сквозь толстое стекло, он похож на огромного красноперого окуня, плавающего в жидком мареве накуренной дежурки.

54.

Один из милиционеров заходит в дежурку, и что-то говорит, протягивая бумаги Мужчины и кивая в его сторону. Начальник машет ему рукой и тут Мужчина подходит к стеклу, а затем, заходит внутрь аквариума.

55.

Женя садится на лавку и принимается разглядывать доску розыска.
Начальник рассматривает содержание бумажника.
Документы падают один за другим на стол – на дно – среди ракушек.
И вдруг, когда начальник клешней возвращает бумажник, из него выпадает фотография.

56.

Мужчина рывком бросается за медленно опускающейся в воде фотографией, но начальник опережает, Его. Отстраняется – вглядывается . не торопясь в фотографию. Вздрагивает. Торжественная улыбка на его лице сменяется изумлением. Слышно как идут часы. Начальник переводит взгляд с фотографии на мужчину, а потом на мальчика, возвращает фотографию.

57.

Мужчина выходит из дежурки, берет за руку мальчика и выходит на улицу.
Толпа возле отделения расступается, и Мужчина с Женей уходит.

58.

Квартира Кольки большая, просторная квартира из четырех комнат.
В большой – столовой, за накрытым столом сидят Колькины родители – пожилой мужчина с угрюмым взглядом и такая же, полная, страдающая одышкой мать. Еще за столом два военных – тоже пожилых и тоже угрюмых.

59.

Окна занавешены черной материей.

60.

- Что в школе? – едва слышится голос отца

- Нормалей, бодро рапортует Коля.

- Значицца так, когда уходит колонна?

- Через два дня, - первый военный не моргая смотрит на отца.

- Все втроем и поедете. Вопросы?

- Нет.

- Николай, а как же…, - мама тронула скатерть.

- Тема закрыта, - отец не любил споры, слёзы и прощания.

61.

Две санитарки сидят в разрушенном ДЗОТе. Одной лет 50, другой побольше. Обе светлоликие, даже можно сказать утонченные, несмотря на испачканные лица и усталый вид.

- Анастасия Александровна, я все хотела вас спросить… Почему вы тогда, в Крыму-у, не уплыли вместе со всеми?

- Не знаю, Лиза.

- Это же было так легко.

- Пожалуй…

Засмеялась.

- Знаете, Лиза, что я вспомнила?

- А-а, того мужчину с мальчиком?

- Вы помните?

- Мне до сих пор стыдно.

- Кто мог знать, что это его отец из лагеря вернулся. Переабилитировали…

Свист снарядов, и начинается обстрел.

62.

Женя стремительно поднимается по ступенькам, перепрыгивая сразу через несколько. Достает ключ, висящий на стене, из-под наличника, открывает дверь, улыбаясь…За дверью провал – до самого низа обрушенные перекрытия.

Ма-а-а-ма!

63.

Маша и Земфира – сморщенная татарка, дежурят на крыше.
Сидят молча на слуховом окне.

- Вам не страшно? – Маша смотрит на окрестные крыши.

- Не так много, дымит трубочкой Земфира.

- А как?

- Мандэ тудек, мандэ устек. Так бывает… Потом все равно наступит тепло.

Маша прижимается к Земфире.

- А наш сосед куда-то пропал, уже два дня как.

- Война.

- Он начальник продсклада.

- Твоя мама хорошая была, мы с ней вместе два года работали. Ты на нее похожа. Красивая.

Маша заплакала.

- Смотри…

На крышу падает зажигалка. Земфира вскакивает, хватает зажигалку щипцами деревянными и опускает ее в ванну детскую, жестяную, наполненную водой.

- Иди, не бойся. Шайтан Гитлер пугает.
- Я не боюсь.

Маша приближается к шипящей зажигалке, снимает варежки (со снежинкой на тыльной стороне голубой) и руки протягивает – греет. Звучит отбой воздушной тревоги.

- Все, пошли ко мне чай пить. На сегодня все.

- На сегодня…, - Маша бредёт за татаркой.

Земфира идет по жестяной крыше.

- Раньше в нашей квартире были тараканы, почему-то вспомнила Маша и заулыбалась неразрешимости мирового вопроса бытия.

- Ну…А сейчас? – Зефира даже остановилась.

- Куда-то ушли.

64.

«Каждый раз, когда мы ходили по домам, то хотелось тепла зимой и холода летом.  К весне из нашего класса осталось только четверо…».

65.

«Дверь в подъезде открылась с трудом, только тогда, когда мы все налегли на нее – значит – в этом – семиэтажном подъезде что-то есть.
Два дня назад здесь нас испугал холеный солдат со светлыми – почти прозрачными глазами, что-то было не так – и даже на его улыбку мы ответили меланхолическим бегом».

- Стойте, подождите, - Женя задыхался.

- Стой, - Коля сам себе дал отмашку.

Остановились, дыша паром, опершись о перила (металлические) перевязанными руками и бессмысленно глядя на Обводной канал.

- Пусто, - Маша осунулась, от дыхания шёл пар и от этого весь её облик выглядел как прозрачная акварель.

- Чего побежали? – Женя распрямился и присел на корточки. Прислонятся и садится было не желательно, можно было и не встать.

- Не знаю, - Маша повернулась и как-то неуловимо, краешками бледных губ, улыбнулась.

- Нужно вернуться, - Коля оторвал взгляд от Машиных губ, почему-то рассердился и посмотрел на Женю.

Подростки вдоль дома идут полуразрушенного (медленно).

- Холодно, - пробурчал Коля и покосился на Машу, никогда от неё он не слышал жалоб на холод, хотя Маша была худенькая и вся какая-то заморенная, что иногда возникало желание обнять её, прижать к себе и не отпускать уже никогда.

- Нужно погреться, - Женя оглядел выстуженные молчаливые камни домов.

- Не умничай.

- Вот, открыто, - указала Маша.

В зияющий провал подъезда, зашли, без дверей, перил, бумаги. Только голые каменные стены с сорванной штукатуркой и выдернутой паклей в межкомнатных перекрытиях.

- Сюда идите.

На 3-м этаже каким-то чудом сохранился подоконник. Под стеклом выщербленным – черного хода. Щепы схватились почти сразу, от первого поджига, а уже минут через пять – и соскобленная краска – со стен – оставшаяся потрескивала коптя. Кусок селедочного хвоста, сваренный в банке из под американского сухого молока – заправлен потом и стружкой.
Обжигается – вкусно. Коля поднялся.

- Я сейчас.

Ребята разомлевшие, почти внимания не обратили на него, когда он спускался на этаж ниже и зашел в квартиру ближнюю.
Капли от снега растворившегося – от тепла – отражают костерок.
Минут через пять Коля вернулся. Сел. Улыбнулся. Вытащил руку из-за пазухи.

- Вот.

В ладошке лежит запечатанная пачка «Герцеговина Флор».
Помолчали.

- Если поменять, то на три дня еды, - Женя считал моментально, переводя материальные ценности в пищевые.

Коля открыл пачку, папиросину достал – и прикурил от щепы.

- Ты…, - Маша застыла, словно что-то вспоминая.

- Сказано будет?

Засмеялись сначала пугливо, потом все громче и громче

- Скажу, скажу…,- Маша смеялась и слёзы текли по щекам.

Женя и Коля курят, передавая папиросину друг другу – грея ее в руках и пуская дым в рукава – и под подбородок.

- И мне, - Маша взяла папиросину.

- И на еду хватит, - Коля мечтательно прикрыл глаза.

66.

Застывший аквариум. Лед. С рыбками замерзшими и пузырьками воздуха.

67.

На сковороде жарятся человеческие пальцы, на вытопленном жире – помешиваются они – гвоздем.

68.

Солдат выносит ведро, кругом озирается. Неподалеку виднеются две фигуры – на белых ночей – фоне. Солдат вываливает ведро, неподалеку от стены, где – почти – над - самой землей – маленькое оконце – ровно в две папиросные пачки ( кто замерял?). Достает из кармана, солдат, флакончик, иностранный, не наш, с шланчиком, и «грушей» в плетеной сетке, брызгает – на мусор – который вывалил. Наклоняется и чиркает зажигалкой – патроном.
Горит.
Ананас.
Банка из под тушенки.
Корочки хлеба.
Кожура бананов.
Косточки винограда.
Обломки клешней раков.
Солдат уходит.
Двое, бегут к огню.
Один падает, а второй, подбежав, выхватывает горящие куски, тушит, сует в карман и вскоре, не заметив, сам загорается – и уже – обессиленный (сил нет) – горит. Упавший – ползет, приближается потом, рядом ложится, с костерком, на человеке, греется, и вяло закидывает уже мертвого товарищи снегом, вяло, вяло, вяло – разгибает скрюченные пальцы, несколько лоскутов банановой кожуры – вынимает – и, поднявшись – уходит – не оглядывается.
Вяло, медленно, вяло. Напевает что-то, улыбается.

69.

Солдат, что выносил мусор, отошел от маленького окошка у самой земли.
Он только что видел всю картину с огнем. Перекрестился, и при свете фонаря из гильзы, слюнявя химический карандаш вывел первые строчки на клочке бумаги.

70.

«24 января 1942 года. Мама, я жавой и ваюю….
Блеснул огонек на медали. Солдат утер пот, дрова поправил в печке.

71.

По лестнице поднимаются Маша и Коля.
Коля несет какой-то длинный сверток, Маша помогает с поклажей.

- Вот сейчас увидишь и поверишь.

- Настоящий офицер?

- Настоящий.

- А звание?

72.

Красноармейский боец, студеной ночью (чего его нелегкая понесла) вёл пленного немецкого солдата.
Кругом пусто – ни души.
Патрулей – нет.
Прохожих – нет.
Тёмно.
Снежно.
Немец, укутанный в шинелишку, идет, наклонив голову ветра против, под ноги смотрит.
Красноармейский боец – в полушубке, валенках, с детским насупленным лицом, поводит могучими плечами, иногда ремень поправляет автомата, улыбается – пленному убежать куда?

- Эй!

Немец остановился, не оборачивается, ежится, ждет – дальше что?
Боец подошел к дому, фонариком посветил на табличку с нумером и улицы названием – не видать – снегом облеплено – высоко – мокрым, только окончание «…ская».

- Тьфу. Стой тиха! Не шали, я счас…

73.

Немец через время повернулся.
Никого.
Исчез боец красноармейский. Растворился среди уличной снежности, только ветер бросается порывисто от одного темного дома, к другому.
Немец топчется на месте.

- Эй!

Тихо в ответ.
Немец похлопывает себя по бокам, горбится еще больше, ногами притопывает. Повертелся-повертелся, пошел в обратном направлении, в проулок свернул, еще, еще свернул… все – заблудился. Идти куда?
Увидел раскрытую дверь подъезда – зашел – не так метет. Поднялся на два пролета лестничных и сел, к стене прислонившись, на корточки – задремал.

74.

Трясут за плечо.
Открыл глаза.
Укутанная фигура.
Из щели между платком – только глаза – поблескивают – отсвечивает лунный свет из окна разбитого.

- Пошли.

Встал, с трудом, и – за фигурой. Еще несколько ступенек вверх.
… и оказались в квартире. Прошел, держась за руку неожиданного спасителя, в комнату. Посреди комнаты «буржуйка» стоит. Чайник кипит на ней.
Немец к печке подошел, на связку книг сел. Загудело в печке-буржуйке.
Чай наливается в кружки солдатские две – и одну немцу. Снят платок.
Закрыл глаза, открыл от толчка, увидел девчушку, потом кружку. Взял.
Отхлебнул. Замахал рукой – обжегся. Девчушка засмеялась, громко, открыто, звонко. Немец вздрогнул – смешного что? Огляделся по сторонам. Почти ничего не видно, мало света.

- Я одна во всем доме.

Поднялась, исчезла в темноте окружающей, только шаги мягкие. Зашуршала бумага. Немец чай прихлебывает. Маша вернулась, руку протянула – хлеб.

- Ешьте.

Отодвинулся немец от протянутого в руке хлеба головой.

- Ешьте, ешьте, вам нужнее, вы ведь там на фронте.

Немец не понял, кивнул головой, хлеб осторожно взял, понюхал зачем-то, стал есть медленно, отщипывая маленькие кусочки.

- Я месяц назад под бомбежкой очки потеряла, а запасных нет, плохо видно. Вы офицер?

Немец кивнул головой.

- Ой, а у меня папиросы есть, вы ведь наверно курить хочете? Или хотите – как правильно? Еще довоенные, представляете? Я сейчас…

Опять исчезла в темноте и из темноты:

- Папа курил. Жуткий курильщик, иногда по две пачки за день. А мама ругалась. Папа всегда много покупал. Он где-то в Сибири сейчас. Нас эвакуировать не успели. А мама погибла…

Девчушка протянула пачку папирос. Руками коснулись.

- Какой вы горячий.

Лоб потрогала.

- Да у вас жар. Раздевайтесь, я вам сейчас теплую одежду дам. Тоже отца.

И снова исчезла.



75.

Немец открыл глаза. Светло от окна наперекрёсток заклеенного.  Комната.
Мебель. Лежит под одеялами на кровати двуспальной. И вся мебель – старая, резная, темная. Один. Лежит. На спинке стула аккуратно повешен свитер, а на веревке, над буржуйкой, сушится его форма. Сапоги возле двери блестят.
Немец вздохнул, сел на кровати, встал, на нем чистое белье, рядом с кроватью, на ковре – тапочки – на ногах носки теплые. К окну подошел.
Улица пустая. Сплошная стена домов – слева – справа. Окна оставшиеся – заклеены – крестом. Дверь заскрипела. Обернулся. В комнату зашел страус.
Немец закрыл глаза, когда открыл – страус смотрел ему в зрачки.

- Вот! В доме соседнем нашли. Правда, здорово? А это мой друг – Колька.

Мальчик смотрит на мужчину исподлобья.
Маша отряхивает снег у двери.

- Что я тебе говорила?

76.

Немец протянул руку и потрогал стеклянные глаза чучела.

- Мы в комендатуру зашли, сказали, что офицера подобрали. Вы зря встали, вам еще полежать, сил набраться…

Ушла. Немец повернулся к окну.

77.

Пробежала собака – доберман – а навстречу ей – два красноармейских тулупа, идут, номера домов глядя. Скрылись в арке.

78.

Немец вернулся в кровать. Лег. Одеялом с головой накрылся. Коля смотрит на немца. В коридоре раздаются шаги.

79.

Комендатура. Входят Маша и Коля.

- Ну? – комендант посмотрел на вошедших.

- Я же не знала, что он немец.
- Где родители?

- В Сибири.

- Сидят?

- Нет, он сначала был секретарем горкома, а потом его директором завода назначили.

- А мать?

- Мама умерла.

- А ты? – комендант повернулся к Коле.

- Родители под бомбой погибли.

- Где пленный?

- Там, за дверью, - часовой кивнул головой.

- Детей накормить. И с первой же машиной. Отправить! Ясно?

- Так точно.


Часть III.
               
80.

Митрич, бородатый кривоногий мужик, поправил винтовки на плече.

- ***ня, Степка, не может быть, чтобы до наших не дошли.

- Уже сколько идем?

- Дней пять.

- Поди заблудились?

- «Поди, поди – не ****и».

- Митрич, а ты и до войны был матершинник?

- До войны я, брат ты мой, между прочим, завода директора на машине ездил.

- Ух ты.

- В самой Москве. В столице нашей родины.

- А где еще бывал?

- Да почитай всю страну за баранкой проездил.

- Здорово. А я из город только сталинский град видел, да и то, то, что осталось – разруха одна.

- Ничего. За****нем фашистов, поездишь.

- Да как же? Я же вон на обрубках?

- А к этому времени уже ноги искусственные будут, - Митрич, словно сказку рассказывает.

- Как это?

- А так, механизмические. Механизма – страшна штука хитрая. Ученая. Не по нашей шапке. Умом сразу не понять.

- Хорошо бы.

- Всё, устраиваемся на ночлег.

81.

Митрич снял  лямки самодельных салазок и сел в сугроб (салазки из винтовок) прислонившись к дереву. Пожевал снег. Поднялся.

- Ты полежи пока, а я пойду, гляну, пока светло, может чего…

Митрич скинул со спины вещмешок, передернул затвор винтовки…

82.

МЕДЛЕННО ПАТРОН ЗАШЕЛ В ПАТРОННИК.

83.

Митрич скинул со спины вещмешок, передернул затвор винтовки.
И пошел в лес, перед уходом он притащил несколько охапок валежника, быстро развел огонь, примостил каску со снегом.

- За огнем следи.

84.

Степка подкидывал в огонь ветки, вглядывался в наступающую темноту.
Где-то далеко послышался выстрел, потом еще один. Степка схватил винтовку, из салазок выдернул, насторожился.

85.

Хворост заканчивался. Степка отполз в сторону, опавшие ветки прособирал, вернулся, к костерку. Но и эти ветки скоро закончились. Степка снял с костерка каску котелок – отхлебнул и спрятал котелок за пазуху.

86.

Выглянула луна. Светлее стало. Месяц вот-вот разродится полнолунием.
Где-то что-то шелестело как-то с кем-то поскрипывало…и Степка вскидывал винтовку на каждый звук. Снег заскрипел.

- Стой, кто идет?

- Свои, Степаша, свои.

Из темноты выступила фигура Митрича, он тащит что-то тяжкое, тяжелое, темное. Подошел. Осмотрелся.

- Дровишек бы.., я сейчас, ты пока шкуру сыми.

- А хто это?! (шепотом). Хто?

- Волк.

И ушел обратно в темноту.

87.

Из леса что-то трещало, слышался надсадный кашель, потом стучало, а Степка все смотрел на оскалившего пасть мертвого волка.


88.

На матовых клыках отблеск огня.

89.

Митрич вернулся, положил ветки – и вновь запылал ярко костер.

- Ну, че расселся, сказано было.

- Не могу я…Не умею я… Митрич…

- Эх, Степка, Степка…

Митрич склонился над мертвым волком. В лесу раздался вой.

90.

- Чуют. Ты к костру ближе, поспи, а потом и я покемарю. Только дай на ноги твои гляну.

91.

Митрич подтянул Степку поближе к яркому костру и стал разбинтовывать кровяные тряпки. Глянул, нахмурился. Потрогал осторожно.

- Больно?

- Нет.

- ***во.

- Дак ничего.

- «Ничего». У тебя, брат – гангрена. ***во. Если дня через два до своих не выйдем – ****ец тебе.

- Как это?

- Так это.

Помолчали.

- Вот что, укоротить тебя надо.

- Как это?

Помолчали.

- Да что ты заталдычил. У тебя какой рост?

Митрич стал забинтовывать Степке ноги.

- Метр восемьдесят, с копейками. Я в деревне самый высоченный был. (Плачет.) Каланчой звали.

- Теперь не будут. Хотя ладно спи. Утром решим.

Митрич достал из голенища валенка нож раскосый и стал разделывать волка.

92.

Митрич покемарил пару часов, пока варилось мясо и светлело небо. Стёпка проснулся и подкидывал в огонь ветки.

93.

Проснувшись, Митрич снял с себя ремень, поясной, поточил нож, плюя на него, и положил лезвие на угли.

- Ты вот чё, на…

Протянул ветку.

- Зажми зубами.

- Зачем?

- Ежели тебя сейчас не укоротить – загнешься.

Степка заплакал.

94.

Молча выхлебали варево из котелка (красная звезда на каске почти облезла).
Митрич набрал снег, растопил, сполоснул каску, вновь наполнил снегом, дождался пока закипит вода.

- Ну, Степан, как по отчеству?

- Игнатьевич.

- Геройствуй, пора.

Митрич разбинтовал ноги, взял нож с раскаленным лезвием (по самому краю) и облокотился на колени, спиной прикрывая голени.

- Терпишка, братишка….

95.

Степка ничего не слышал, он потерял от страха сознание.

96.

Перерубленную кость Митрич припалил пылающей веткой рану. Стёпка пришел в себя и закричал, впиваясь зубами в толстую ветвь. Снова потерял сознание, пока Митрич «укорачивал» вторую ногу. Смешав снег с кипящей водой, Митрич обмыл култышки, и вновь перевязал тряпицами.

97.

Степка очнулся от какого-то равномерного стука. Открыл глаза – потолок увидел, близкий – слишком.

- Жив, курилка? Ну, если жив, будешь жить еще лет сто, - мужчина в белом халате равнодушно смотрел на раненого.

- Зачем так много?

- А ты шутник. Скажи спасибо другу своему, если бы не он, отдал бы ты богу душу.

- Я атеист. Митрич где?

- Здесь, в соседнем вагоне, чуть обморозился, да волки его руки подрали…

Степка не услышал последние слова, опять впал в беспамятство. Когда он открыл глаза, то увидел, что рядом с ним сидит Митрич.

- Митрич.

- Я.

- Как оно?

Степка улыбнулся.

- А я брат ****ец отъездился – ноги поморозил, сказали, что не чую. Но ходить-то могу, - Митрич закашлялся.

- Как же?

- ***ня скоро механистические будут, вот дождусь, когда они будут, поставлю и мы с тобой по всем городам, на машине механисти…

И в это время началась бомбежка.

98.

Война закончилась. В пристанционном буфете Степка на специальной подставке стоял за прилавком и торговал пивом и бакалеей.

- Так это в честь него у тебя наколка? - женщина ткнула пальцем с обкусанным ногтем в татуировку на руке, сложила бумажный пакет в сумку и отсчитала деньги.

- Ага а сам-то он где не знаю больше не свиделись может еще найдется.

Женщина взяла сумку и вышла из магазина Степка выглянул в окно и закурил между большим и указательным пальцем была пороховая наколка Митрич.

99.

Ну, очухался? Наконец-то, а то сколько можно валяться? А?

Открыв глаза, но еще все не ясно, нечетко, мутно. Тихий говор, белые стены. Огляделся. Палата. Раненые.

- Сколько сейчас времени?

- Семь, без десяти, а что?

- Давно я здесь?

- Месяц?..

- Понято.

- Ну, а как звать-та тебя? Звание? Часть?

- Меня… Как?

- Я тебя и спрашиваю – как?

- Не помню. Помню. Летел…

- Ну ладно, не боись. Отдыхай. Раз в себя пришел, значит дела на поправку.

Закрыл глаза, попытался заснуть.

- Слышь, Летчик?

Открыл глаза. На голос повернулся. Сосед. Лицо забинтованное.

- Слышь.

- Наши вчера Берлин взяли.

- …

- ****ец немцам. Кранты.

- Хорошо.

- Браток, по домам скоро. Сам-то откуда?

- … Не помню.

- Да, ****уло тебя. Меня тоже. У тебя чего нет?

- ЧЕГО?

- Ну, что отрезали?

Засмеялся невесело.

- Я, вишь, левша теперь, только левая сторона и осталась.

Показал обрубок правой руки и ноги.

- Ничо, королек, живы.

Закрыл глаза.
Сомкнул и разомкнул кулаки. Улыбнулся – руки целы, и тут же улыбка исчезла. Приподнялся. Ног нет. Откинул одеяло. Ног нет, под корень, подчистую, под самые яйца. Упал на подушку.

- Ноги.

- Обеих?

100.

Как только принесли тележку, Летчик сразу же попытался перебраться на нее. Упал. Взвыв.

- Привыкай, браток.

Снизу всё кажется гораздо больше, чем на самом деле, словно в детство вернулся. Чешутся ноги. Несуществующие. Бинты кровавятся, трет кожаный чехол. Голова кружится. Летчик падает, поднимается. Ряды коек. Ряды инвалидов. Ряды обрубков.

Кто-то кричит:

- Не хочу, не хочу…

Прибегает сестра, успокаивает, укол делает. На санитарку Летчик смотрит, словно что-то вспомнить пытается. Сосед. Другой. Без рук. С ногами.
Подошел, посмотрел, сверху вниз, мотнул головой в сторону крика:

- Лёха. Извелся. Ему хуже  – он конверт.

- Как это?

- Ни рук, ни ног.

- А мы?

- Нам полегче, такие же, все здесь - самовары.

- Кто?

- Самовары.

101.

Лётчик, и другие самовары загорают на берегу моря.  Госпиталь находится чуть дальше, за головой. В небо смотрит Летчик и курит. Высоко-высоко летит самолет. Санитарка подошла, улыбнулась, яблоко протянула. Понюхал.
Лётчик взял.

- Пахнет домом.

- Вспомнил?

Деревня. Дорога. Колхозный сад. Яблоки.

- Нет.

- Ничего, вспомнишь.

- Зачем?

- Надо.

- Наверно да.

Откусил. Рукой санитарка по голове провела. Ушла. Откусил еще раз Лётчик.
Слёзы выступили. Лётчик на руках подскочил к воде и поплыл. На спину лег.
Глаза закрыл. Гудит самолет.

102.

Быстро тележка ехала. Вокзал скоро. К перрону подкатил. Забраться помогли.

- Поезд куда?

Примостился у окна, смотрит Лётчик. Осень. Голая желтеющая степь.
Пустынно.

- … Под ним, Гертруда, забойная… - из тамбура песня.

Приближалось. Оглянулся Лётчик. В проходе показалась бескозырка.
Катит матрос в тельняшечке. На тележечке, от заплеванного пола, деревянными колодками отталкиваясь. Вещмешок за спиной, гармоника, появился напротив Лётчика – увидел тележечку на полу. Запел громче.

- … и всех, и себя проклиная…

Песня оборвалась.

- Здорово.

Вскочил ловко на полку.

- Куда?

- Не знаю.

- Понятно.

- Выпить? Хочешь?

-Можно.

Вещмешок развязал матрос. Фляжку достал, хлеба ломоть. Лётчик – банку консерв, яблоки, два.

- Сбежал?

- Сбежал.

Улыбнулся – невесело.

- Сделал правильно. Среди этих –

Кивок в сторону пассажиров, головой.

- Как-то лучше. Ну, подрачим?

Отхлебнул из фляжечки, прикрякнул, Летчику протянул.

- Медицина. Давай. Вздрачни.

Хлебнул Лётчик. Закусили. Помолчали. Прикурили. Женщина соседка – лицо сморщила.

- Это, гражданочка, ничего.

- К окну придвиньтесь.

- Приоткройте пошире.

Открыл окно Летчик и в купе засвистело. Ветер.

103.

Вокзал. Народ. Ноги, колеса, урны, чемоданы… Лётчик и матрос растерянно оглядываются.

- Вспомнил.

- Что?

- Вспомнил из города какого, я.

- Эй, подожди, слышь, Лётчик, ты куда, да погоди ты, с тобой я.

104.

- Отсюда полчаса – час.

- Ну.

- Боюсь.

- Я драчу от тебя.

- Поехали машину ловить.

105.

На вокзале патруль. Задерживают безногих. Грузят в воронки, увозят.
Снимают с поездов. Забирают с рынков. Отлавливают в метро.

106.

Вагон забитый инвалидами. Тесно. Накурено. Смрадно. Станции – еще прибывают. Уроды, инвалиды, с медалями, ветераны, молодые. Везут.
Гудит паровоз. Дремлют охранники – куда безногим бежать – не могут они.

107.

- Это что же?

- Указ.

- За что?

- А кому нравится, на нас смотреть. Вот –

Руку протянул по локоть обрубленную тряпкой завязанную, мокрую.

- Сволочь.

- Не помрем.

- Повоевали.

Смех нехороший.

- Я домой ехал.

- А я не стал – на ***.

- …Вернулся, жена уж за другим, а по мне похоронка.

- Значит так надо.

- Кому?! Кому – надо?

108.

Госпиталь – лагерь. В лесу. Подальше от глаз. Человек на пятьдесят – санитарка – монашка – одна – лагерь расположен в монастыре.

- Послал Господь наказание.

- Вот и молись.

Монашки злобные весь день, а ночами замаливают грехи – духовные и физические – замаливают.

109.

- А я в другом лагере был, в Казахстане. Два раза ловили.

- Ну, покатили.

110.

Безногий подкатил к магазину, лихо развернулся на тележке и вписался в нишу между ступеньками и урной. Закурил. Людей еще не было и Безногий  наслаждался тишиной, свежим воздухом смешанным с табачным дымом.
Обернулся на звук.

Матрос со свистом несся на тележке – ленточки засаленной бескозырки закушены, медали позвякивают на потёртой тельняшечке.
Матрос поравнялся с Безногим, тормознул колодками и остановился, почти перед самым носом Безногого.

- Пехота.

- Морфлот.

- Чего вчера не заскочил.

- Да с подшипниками возился.

- Я тут дня два назад тоже подрачил, сука, на развороте, чуть яйца не соскреб.

Инвалиды засмеялись. Драчун прикурил у Безногого.

- Ты к Летчику сегодня пойдешь?

- Чего ради?

- У него сёдня день рождения.

- Опять летать будет.

- Это уж как водится.

- А ты?

- Подрачу.

- Ну давай вместе.

- Бывай, а то я к Московскому опоздаю – публика самая жирная.

- Удачи.

111.

Драчун оттолкнулся – легко, сильно, и понесся вниз – по склону к железнодорожному вокзалу.

112.
- Уже на боевом посту?

- Здравствуйте, Роза.

- Здравствуй, здравствуй.

Роза открыла дверь магазина, выключила зазвеневшую сигнализацию. Вышла на крыльцо, закурила.

- Что-то вы сегодня рано.

- А чего нам незамужним?

- Кто мешает? Ты женщина видная.

- Слушай, ты приходи сегодня в гости, посидим, водочки выпьем. Часов в девять.

- Праздник что ли?

- Праздник – пить – гулять будем.

- Сегодня у летчика день рождения.

- Вот и повод. Бери друзей и приходи.

113.

Трое безногих инвалидов на тележках в пристанционном сквере.

- А я тебе говорю – лучше всего цветы.

- Лучше духи.

- Да где ты духи возьмешь?

- Духи я беру на себя.

114.

На лавочке перед домом Розы сидят вечные старухи, они кричат друг другу слова и кивают головами. Когда к подъезду подкатили Безногий и Летчик – старухи разом замолчали, и уставились на них.

- Ну, чего уставились?
- Сколько время?

- Рано еще.

Из кустов показался матрос.

- Не опоздал?

Летчик и Безногий покачали головами.

115.

Проезжая мимо старушек Матрос неожиданно остановился и ущипнул крайнюю за ногу.

- Здорово, девчонки!

Старушка вскрикнула. Соседки закричали. Матрос проскользнул в подъезд.

116.

Безногий откашлялся и постучал – до звонка никто из них дотянуться не смог бы. Роза открыла дверь, выглянула, опустила взгляд, и застыла, увидев мужчин.

117.

Безногий протягивал скромный букет, Летчик нервно приглаживал волосы, а Матрос подталкивал друзей в спину.

- Ну, прошу…

Роза пошла вглубь квартиры, а гости гуськом покатили вслед за ней по длинному коммунальному коридору.
Пока они громыхали подшипниками по дереву пола, грохот стоял невообразимый, распахнулись почти все двери комнат и соседи с удивлением смотрели на странную процессию.

118.

Скатерть постелили прямо на пол. Посуетились. Матрос что-то наигрывал на гармошечке, ему помогал летчик – получилось в четыре руки.

- Прошу к столу.

Выпили по первой.

- Да, чуть не забыл…

Матрос вынул из нагрудного кармана кителя замысловатый флакон духов.

- Вам, от нас.

Роза взяла флакон, открыла, понюхала.

- Трофейные. Настоящие.

Летчик и Безногий посмотрели на Матроса.

- По случаю достались… Чего смотрите-то…Честно…

- А у меня для именинника есть подарок.

Роза встала, взяла что-то со стола и протянула Летчику.

- Кто это?

- Петерс. Вы же летчиком были.

- Спасибо.

- Я сейчас.

Зашла за ширму. Одежда шуршала. Вышла в военной форме. Капитан.
Две красных звезды. Четыре ранения.

- Ну, давайте гулять!

119.

Снег. С дождем. Солдаты в окопах прячутся от воды как могут. В окопе воды по колено. Под плащ-палаткой укрыты двое. Курят, передавая цыгарку по очереди друг другу.

- Дождь никогда не кончится.

- И снег.

- Неужели опять сегодня пойдем?

- Командирам виднее.

- Прислали бы хоть танк один.

- Видать свободных нет.

- Неделю как застряли.

- ****ая высота. Ведь точно, неделю ее взять не можем.

- А побило сколько…

- Обещали пополнение прислать.

- А толку? Тоже полягут. И мы вместе с ними.

120.

Снег. По краям разбитой дороги бредут солдаты. Уставшие. Мокрые.

121.

Высота. Укрепления. В окопах мокнут немцы.

122.

Блиндаж. Старший лейтенант пьет чай. В блиндаж входит боец, снимает мокрую плащ-палатку, встряхивает, подходит к столу.

- Товарищ старший лейтенант! Отдельная женская штрафная рота 182-го особого заградительного полка прибыла в ваше распоряжение.

- Здорово, лейтенант…Не понял? Женская штрафрота?

- Так точно.

- Ни ***… себе! Они там чего, совсем ****улись…?

И тут старший лейтенант замечает на груди лейтенанта орден красной звезды. Лейтенант перехватывает взгляд.

- Сталинград.

- Ну…Смирнов! Смирнов!

В блиндаж спускается боец.

- Разместить пополнение.

- Есть.

123.

Высота. Немецкий офицер в перископ смотрит на окопы русских.

- К русским прибыло пополнение.

- Ерунда. Нас отсюда выбить невозможно.

124.

Снег. К двум солдатам, курящим под плащ-палаткой подошел боец. Незнакомый. Прислонился спиной к стене окопа.

- Братишка, оставь курнуть.

- Иди сюда.

Пожилой солдат приподнял край плащ-палатки.

- Новенький?

- Пополнение.

- Наконец-то.

- Ну, и чего у вас тут, если нас прислали?

Пожилой солдат присмотрелся к новенькому.

- Ты баба?

- А что, баба не человек? Соскучились поди по женскому обществу?

125.

Барак в женском лагере.

- Барак строится!

Женщины выстраиваются. В барак входит начальница лагеря. Проходит вдоль строя.  Останавливается посредине.


     - Гражданки осужденные. Все вы тут знаете, что сейчас, весь советский наш народ, войну кровопролитную ведет, с захватчиками фашистскими! От каждого из нас, и даже от вас, зависит судьба родины!
     Наше правительство, не глядя на ваши преступления, дает вам возможность смыть свой позор. Короче, поступила команда о создании отдельных женских заградительных отрядов. И тут вы можете кровью искупить свою вину. А каждый получивший ранение будет освобожден от наказания, и сможет начать нормальную, человеческую, социалистическую жизнь. Смерть фашистским оккупантам.

126.

Раннее утро. Трое под плащ-палаткой.

- Ладно мужики, не напрягайтесь. Я не кусаюсь.

- Погоди, а где твое оружие?

- Не положено.

- То есть как?

- А так. Только это.

Женщина показывает палку с примотанным к ней штыком.

- …

127.

Из женской зоны выходит колонна женщин и двигается по дороге.

128.

Вокзал. Погрузка в вагоны теплушки.

129.

Женщины пришивают к черным телогрейкам погоны.

130.
Состав едет в ночи.

131.

В вагонах спят, тесно прижавшись друг к другу. Возле печки сидит Роза.
Курит.

132.

Роза курит, а девочки спят возле костра.

- Ты чего не спишь?

- Так

-Холодно.

Роза подкидывает ветки в огонь.

133.

Опушка. В лес въезжает грузовик с людьми. С прицепом, телегой.
Останавливаются. Из кабины выходит НКВДшник. В руках у него «шмайссер». Из кузова выпрыгивают люди – женщины, дети, взрослые мужчины; из телеги старики. Всего человек пятнадцать и все с вещами.
Трое охранников в форме НКВД выстаивают их в линию. НКВДшник передергивает затвор.

134.

Расстрел.

135.

К еще живым НКВДшник подходит и достреливает, но уже из пистолета «вальтера», меняет «магазин» в автомате.

- Все…

Поворачивается к охранникам.  И неожиданно стреляет в них из автомата и пистолета.

136.

НКВДшник поднимает голову вверх, кружится и посвистывает, словно зверь.
Останавливается, внезапно. Подходит к машине, кладет горячий автомат на капот.

137.

Крупно: пятно ружейного масла на железе.

138.

НКВДшник стучит рукой по капоту. Мочится на колесо.

- Заснул?

Из кабины выползает Вилен Семенович.

- Нужно вещи проверить.

Вилен Семенович садится на подножку, закуривает, из пачки с надписью «Казбек».

139.

НКВДшник свистит (какую-то мелодию) и идет к убитым.

140.

Роза, спрятавшись неподалеку за кустарником, плачет, зажав в зубах ветку.

141.

НКВДшник раскрывает чемоданы, развязывает узлы, выворачивает карманы, срывает кольца, серьги, особое внимание к детям и женщинам. К носкам и нижнему белью. То, что нашел, кладет в рюкзак.

142.

Роза вскакивает, в лес бежит, не глядя.

143.

НКВДшник обернулся на шум.

144.

Воздух застыл.

145.

НКВДшник кинулся к машине, схватил автомат и побежал в лес.

146.

Погоня.

147.

НКВДшник стреляет.

148.

Роза бежит.

149.

Бежит НКВДшник. Спотыкается, падает.

150.

Роза бежит.

151.

НКВДшник с трудом поднимается, прихрамывая возвращается на опушку. Машины и Вилена Семеновича нет. Только телега.

- Сучара.

Поднимает рюкзак. Закидывает автомат в кусты, и возвращается по колее обратно, откуда приехали.

152.

Вилен Семенович въезжает в город, подъезжает к горкому. Останавливается.
Сидит в машине.
 
- Вилен Семенович…Вас повсюду ищут…

- Все эвакуировались.

- Немцы близко.
- Ну, и нам пора, - усмехнулся Вилен Семёнович.


153.

- А кто днем стрелял? Ты видела? Немцы?! – Люся Маленькая захлёбывалась словами.

- Не видела. Спи.

154.

Роза закрывает глаза.

155.

Поезд останавливается.

- Выходи строиться.

156.

Блиндаж. Старший лейтенант и Роза пьют спирт.

- Мы сами управимся.

- О как?

Роза выглядывает из блиндажа.

- Сашко, Сашко! (Свистит).

157.

Девушка из-под плащ-палатки прислушивается к свисту.

- Мне пора.

Уходит. Двое смотрят ей вслед.

158.

Ползут бойцы. Тихо, неслышно. Из окопов, за ними наблюдают солдаты, наши, прислушиваются – переживая.

159.

Стрельба. Взрывы мин. Пулемет. Две минуты прошло.

160.

Из блиндажа, пошатываясь выходит Старший Лейтенант. Стрельба смолкает.

- ****ец.

161.

Бойцы вслушиваются в тишину, внезапно наступившую, словно ничего и не было.

- Э-э-эй!…

- Рота, за мной! Ура!…Лейтенант старший, вскочил, хотел выбраться из окопа, зацепился ширинкой, рванул, и так бежал, безумно вращая глазами и огромный член, в прорехе болтался из стороны в сторону. Но до того ли, если в любую секунду смерть облизывается рядом.

Выскакивает из окопа, бежит, пистолет выскальзывает из руки, болтается на ремне. Хватает его, стреляет не глядя, падает, оскользнувшись, поднимается, бежит, за ним, с «ура» солдаты бегут, стреляют.

162.

Из немецких окопов тишина.

163.

Тела убитых женщин-бойцов и немцев. Старший лейтенант идет вдоль окопа. Придерживает рукой оторванный кусок штанов ткани. Стоны раненых.

- Санитары!

164.

Солдаты бродят среди убитых и раненых. Старший лейтенант подходит к блиндажу, аккуратному, чистенькому. На бруствере сидит Роза. Старший Лейтенант хочет войти в блиндаж.

- Не надо туда.
Старший Лейтенант заглядывает через плечо Розы и видит, как раненого немецкого офицера насилуют две женщины-бойца. Старший Лейтенант садится рядом с Розой, отворачивается.

- Дай спирт.

Старший Лейтенант протягивает флягу. Выстрел звучит. Старший Лейтенант вздрагивает.

- Теперь можно.

165.

Из блиндажа выходят две женщины-бойца. Идут по немецким окопам, оружие собирают. Солдаты шарахаются от них и со страхом смотрят. В глазах у женщин безумие.

166.

Тишина. Строятся – пять человек. Роза подходит к Старшему Лейтенанту.

- Товарищ Старший лейтенант. Ваше приказание выполнено. Высота 7-54 взята. 42 убитых, ранено 28. Живых шесть.

Снег.

167.

Легкий скрежет. По дороге, по снегу, касаясь плечами друг друга едет Матрос и Безногий. Остановились, попрощались и поехали каждый своей дорогой.  Откуда-то издалека доносится песня. (песня «Моряки»)

168.

- А девчонки погибли. До партизан мы добрались, только все не так получилось. Меня к штрафбату приписали, санитаркой прикрепили, а в Сталинграде я одна осталась вот и назначили командиром. Так всю войну и была командиром роты, Роза прикурила папиросу

- А НКВДшник? А секретарь? – Лётчик смотрел в сторону.

- Я больше их не видела.


Часть IV.

169.

Просыпающийся город.  Ранние машины, первые прохожие, птицы,
перспектива улиц, переплетение проводов, дребезжащий трамвай. Из двора выезжает трофейный «Опель», и вскоре исчезает за поворотом.

170.

По дороге, по которой разве что ездят на телегах, сверкая хромом, и отражая в стеклах осенний свет, катит четырехколесное чудо, с двигателем внутреннего сгорания.

171.

В кабине автомобиля Вилен Семёнович за рулем, на заднем сидении Антонина Ильинична – няня и Маша – девочка  которой с успехом можно дать и десять и четырнадцать лет, с худым и бледным лицом.

- Красота! Вот так жизнь проходит и ничего не замечаешь. Я до войны примерно в таких местах работал в Белоруссии. Антонина Ильинична, давненько не бывали в родных краях?

- С прошлой осени, год уж как.

- Маша, тебе как?

- Трясёт. Скоро уже?

Антонина Ильинична кивает головой.

172.

Стайка деревенских мальчишек с восхищением следит за приближающимся автомобилем.  Что-то обсуждают между собою, отчаянно жестикулируя.
Только один мальчишка – Лёша Миронов смотрит на машину равнодушно.
Лёша толкает ближайшего пацана.

- Хорош. Пошли, скоро уже темнеть начнет.

173.

Машина свернула к неказистому домику, почти на самой окраине деревни, и остановилась у ворот.  Все вышли размять ноги. Антонина Ильинична зашла в калитку. Рядом с машиной остановился велосипедист – библиотекарь
- Здравствуйте., Вилен Семёнович приподнял шляпу.

- Опель, - сам себе утвердительно произнёс библиотекарь.

- Опель, - Вилен Семёнович улыбнулся.

- Ясно.

Библиотекарь усмехнулся, и, разогнавшись, вскочил на велосипед, и поехал насвистывая.      

- А ты его знаешь? Маша посмотрела в сторону велосепедиста.

- Откуда?

- Ты же с ним поздоровался.

- В деревне так принято.

Вилен Семенович зашел в калитку и принялся открывать ворота.

174.

Мальчишки остановились неподалеку, и с любопытством стали разглядывать машину. Маша обернулась к мальчишкам, и хмыкнув, пошла к калитке.
Лешка быстро вытащил рогатку, яблочко дички и выстрелил в Машу.
Девочка вскрикнула. Мальчишки бросились бежать.

175.

Вилен Семенович во дворе.

- Маша, иди сюда.

176.

Рядом с колхозным садом, Лёшка и его друзья лежат в траве, стараясь разглядеть сторожа сквозь яблони. Лёшка опустил голову. В траве копошатся насекомые, неподалеку от его руки застыл кузнечик. Трава, чуть примятая, шевелится, распрямляется. Прокатилась волна ветра. Где-то недалеко громыхнуло.
Лёшка переворачивается на спину и замечает самолёт, следит за ним взглядом, закрывает глаза.

177.
В кабине самолёта мужчина с суровым лицом, вокруг – воздушный бой, трещат пулеметы, раздаются отрывистые команды по радио.
Самолёт задымился и мужчина с суровым лицом идет на таран фашистского самолета – и взрыв – и крик: «Чкалов!».

178.

- Чкалов, хорош ночевать, пошли.

Мальчишки крадучись перебегают дорогу и углубляются в сад.

179.

В доме Антонины Ильиничны уже почти все готово к ужину. Маша стоит у раскрытого окна.

- Ну, вот, Маша, поживешь здесь, с Антониной Ильиничной, - Вилен Семёнович расхаживал из угла в угол, словно мысли терзали его.

- Ладно, пап, ты не волнуйся, все будет хорошо.

Вилен Семенович заглядывает дочери в глаза. Отворачивается.

- Антонина Ильинична, а это у нас что? Ну-ка, ну-ка…

Отходит к столу. Маша направляется к двери.

- Куда это?

Маша смотрит на отца, тот кивает головой.

- Иди, иди, только не долго, скоро уже ужин будет, да и гроза собирается.

Маша выходит, Вилен Семенович смотрит на закрытую дверь.

180.

Открывается дверь и в коридор стремительно входит Вилен Семенович.
На нем маловатый больничный халат. Вилен Семенович идет по коридору и смотрит на номера палат. У одной, видимо нужной, он останавливается и тут начинается: бежит сестра, сторонятся больные, кто-то кричит.

- Быстрее…

- Да врача позовите….
- Умирает…

Вилен Семенович опешил, потом побледнел и прислонился к стене.
В палату вбегает врач, сестра, потом, так же стремительно они выкатывают из палаты кровать. Вилен Семенович со страхом смотрит на откинутую руку.
Старческую. Вздыхает несколько раз, хрустнул пальцами и зашел в палату.

181.

Через окно видно, как Маша спускается с крыльца. Вилен Семенович прижимается к стеклу лбом. Подходит Антонина Ильинична.

- Ничего, Вилен, ничего, все будет хорошо.

Вилен Семенович нервно закуривает, проводит по стеклу ладонью, словно стирает изображение.

- Я уж думал, что ...

182.

В палате тесно от больничных коек. На одной из кроватей лежит Маша.
Глаза закрыты. Лицо белое. Рядом с кроватью сидит Вилен Семенович и что-то тихо говорит Маше, но голоса не слышно, это из-за того, что где-то неподалеку проходит железнодорожный состав. Когда звук поезда смолкает, слышны последние слова Вилен Семеновича.

- … Антонина Ильинична говорит, что там хорошо. Вот, она тебе гостинец прислала.

Вилен Семенович осторожно кладет на тумбочку большое яблоко.

- А когда выпишут, махнем в деревню, а зимой в Москву. Ты хоть помнишь ее? Да нет, ты ведь совсем маленькая была, когда мы оттуда уехали в Ленинград.

183.

А в колхозном саду – сторож – высокий, жилистый одноногий мужик Митрич, уже давно приметил мальчишек и притаившись за деревом, зорко следит за пацанами, подкрадывающимся к деревьям.  Неожиданно он появляется у них на пути, вскрикивает, и когда мальчишки, опомнившись, убегают, срывает с плеча винтовку и дает им вслед залп. С двух стволов.

- Аля – улю…

184.

По дороге катит на велосипеде Библиотекарь, позвякивает звонок, грохочет гром.

185.

В небольшой луже, посредине дороги, сидят задами пацаны. Лёшка сидит на бугорке и похохатывает.

- Слышь, точно вам говорю – Митрич – враг народа, меня бабка предупреждала. (Передразнивая бабку) «Паастаожне с ним, шельма». Астаожне, - это Пашка, полноватый мальчик с бледным лицум.

- Да откуда она знает? – удивляется Сергей, вздахая и почёсывая рыжеватую голову.

- А сам не видишь?

Пашка морщась от боли продвигается поглубже в лужу.

- От соли еще никто не умирал. Ты, Пашка, точно не помрешь, - Лёшка улыбался.

- Это почему?

- А ты посмотри, сколько у тебя сала.

- Я, между прочим, не толстый, а коренастый – кость у меня широкая. Разницы не видишь? Ох и больно…

- Заживёт.

- Тебе, Чкалов, всегда везет.

- Это потому, что я не коренастый, а быстрый.

Смеются.

- Стемнеет скоро, дождь ночью будет, - Яша считался самым умным и потому, что носил очки, и потому, что был евреем.

- Что вечером делать будем? – Сергей завозился в луже.

- Можно картоху попечь, или пойти позырить на машину, - Пашка неопределённо хмыкнул, для него каждый день, как новая книга, и она обязательно должна быть наполнена приключениями и опасностями.

- Когда вырасту у меня чётче машина будет.

- Эх, везёт некоторым. Хоть целый день катайся…

- А слабо завесть? – Лёшка подначил друзей.

- А не слабо! – сразу «завёлся» Пашка.

- А что за девчонку привезли в этой машине? – Яша сменил тему, он не любил споры и необдуманные поступки, но чтобы не выглядеть слабаком всегда принимал участие в мальчишеских «акциях».

- Втюрился что ли? – Лёша улыбнулся Яше.

- Была нужда… Я патроны достал.

- Сколько?

186.

Маша открывает дверь автомобиля и забирается на переднее пассажирское сиденье, включает радио. Музыка.

187.

Мимо лужи на велосипеде проезжает Библиотекарь, увидел сидящих в ней пацанов, остановился, высморкался.

188.

- Ясно.

Засмеялся, вскочил в седло.

- Хозяйство не застудите, архаровцы…
 
189.

Лёшка проходит мимо дома Антонины Ильиничны и слышит доносящуюся со двора музыку. Останавливается, заглядывает в щель (ворот) и видит сидящую в машине Машу.
Дождь начинается. Сверкает молния росчерком отражаясь на черной полировке капота.

190.

Эшелоны с техникой, паровозы, станционная развязка.  Горящий самолет врезается в вагоны. Взрыв, взрывы, огонь…

191.

Грохочет гром, сверкает молния. Лёшка очнулся и побежал под дождем.

192.

Маша спит в машине.

193.

Лёшка забегает в дом. Просторная большая комната. В углу, отгороженная цветастой занавеской комната поменьше. Лёшка растапливает печь, ставит чугунок с картошкой, и подходит к занавеске, отодвигает ее. На кровати лежит маленькая худая женщина неопределенного возраста – ей с успехом можно дать и тридцать и пятьдесят. Болезнь застыла на измученном лице.

- Мам?

Женщина вздохнула (как будто ожила) и открыла глаза.

- Сейчас…

- Да ты лежи, я картошечку поставил, лежи.

- Отец то тоже картошечку… - И без слёз заплакала

- Мам, ну ты опять, мам…

- Всё, всё, всё…

Лешка опустил занавеску и подошел к одному из окон, выглянул.

194.

Из переполненной кадушки выливается вода, дождь прекращается, с крыши капает.

195.

Между окнами на бревенчатой стене – несколько фотографий под одним стеклом. Мать (молодая). Родители матери (тоже молодые). Родители отца (молодые). Свадебная фотография. Отец. Лёшка всматривается в фотографию отца. Они очень похожи (даже два шрама над левой бровью).
Еще одна фотография – отец рядом с самолетом.

В печи зашипела вода .

196.

Мальчишки идут по полю рядом с лесом, в руках у Лешки деревянный самолет с яркими звездами на крыльях.

197.

Маша вышла на улицу, увидела бредущих мальчишек, и незаметно, неслышно  (словно шпионов ловила) пошла за ними.

198.

Мальчишки приблизились к лесу. Зашли поглубже, по еле приметной тропинке. Идут молча, сосредоточенно. Через какое-то время они вышли на просторную поляну. Неподалеку виднеется полуразрушенный сарай.
Лешка вышел на середину поляны, размотал веревку и стал кружиться, осторожно разматывая нить на конце которой летел самолет. Мальчишки с восторгом смотрят на пролетающий гулошёпотом мимо них самолет.

199.

Маша подсматривает из-за дерева.

200.

На столе, в алюминиевой тарелке, с чернеющими сколами, дымится разварившаяся картошка, чуть отдельно несколько огурцов и помидоры, две мельхиоровые вилки, яйца вареные (одно крутится), крынка с молоком, скорлупа, круг надрезанного хлеба, крошки, солонка, граненый стакан с недопитым молоком. Ветер развевает занавески на раскрытых окнах.
За столом сидит Лешкин отец в обгоревшем лётном комбезе. Мать подает ему стакан с молоком. Отец выпивает его как водку, несколько капель на подбородке небритом. Мать улыбается.

- Мам, ты чего?
- Ничего, все хорошо.

В дверь стучат.

- Да, да.

201.

Лёшкина мать сидит за прибранным столом и перебирает старые письма, сложенные треугольником. Входит Митрич, неловко кланяется и ставит в угол мешок.

- Я тут, Ивановна, падежа принес немного.

- Да зачем…Проходи.

- Некода.  Ты это, Лёхе скажи, еще раз в сад полезут, я его хворостиной отстегаю. Прости господи. Ну, прощай…

Остановился на полувыходе.

- Ближе к осени гляну, дровишек помогу порубать, если чего.

- Спасибо тебе, Митрич, спасибо.

- Ну, ну…

202.

Лёшка смотал веревку и подошел к пацанам.

- Видали?

- Чётко! – Пашка держит самолет в руках.

- Сам делал?

- Батя на таком немцев крошил.

- А чего он без пропеллера? Сомнительно посмотрел на Лёшку Сергей.

- Не успел.

- Ну, чего, потопали? – Пашка засуетился в предчувствии приключения.

- У меня три, Сергей посмотрел на друзей  с некоторым превосходством.

- Два, вздохнул Пашка.

- Пять! – Яша с победным видом приподнял голову вверх, изображая «Героя».

- Вот ведь жидовская харя, - не вытерпел Пашка.

- А ты антисемит.

- Кто, кто?

- Антисемит.

- Это вроде антифашиста? – полуутвердительно сказал Сергей и посмотрел на Яшу.

- Ах ты гад, это я антифашист? – Вскрикнул Пашка, не разобравшись и
кидается на Яшу с кулаками. Лёшка и Сергей с криками «не по правилам, не по правилам» - кидаются и разнимают их.

Маша за деревом зажимает ладошкой рот и беззвучно хохочет. Пашка и Яша поднимаются с земли, глядя друг на друга из подо лба.

- До первой юшки.

- До второй.

В стороны разные расходятся. Лёшка и Сергей в середине отходят вглубь.
Взлетела птица. Лёшка обернулся.

- Атас, там кто-то есть.

Мальчишки побежали к дереву, где пряталась Маша. Она испуганно поднялась – обступили ее со всех сторон.

203.

Библиотекарь сидит в библиотеке и рассматривает тетрадку в косую линейку, в которую наклеены репродукции разных автомобилей.

- Опель, опель…

Листает тетрадь.
Так, ага…Вот…-

Читает.
За окном раздается сигнал автомобиля. Библиотекарь вскакивает и выбегает из библиотеки. А мимо крыльца библиотеки проезжает автомобиль с Вилен Семеновичем за рулем. Вилен Семенович замечает библиотекаря, останавливается, выходит из машины.

- Здравствуйте. Тут где-то почта должна быть?

- Модель 39 года.

- Что?

- Лошадиных сил маловато. Максимальная скорость 80 кило в час.

И довольный заходит обратно в библиотеку, садится у окна, и видит, как машина отъезжает.

- Так и запишем, согласился, 80 кило…

Достает из стола тетрадь, чернильницу, и осторожно обмакнув сверкнувшее золотом перо, начинает писать.

204.

- Ты чего за нами шпионишь?- Лёшка встал на пути Маши.

- Я не шпионю.

- Мозгляков ей, - тут же вынес приговор Пашка.

- Фофанов, добавил к приговору Сергей.

- Горячечных, - не успокаивался Пашка

- С девчонками ты мастак, - Яша был противником насилия, тем более над слабым полом.

- Чего, чего? – снова насупился Пашка.

- Давай, вали отсюда, пока пендюлей не надавали, - Лёшка бровь с двумя шрамами задвинулась, глаз как будто выкатился, ладошкой зажал, сплюнул.

- А у моего отца пистолет есть.
- Брешешь.

- Честное пионерское.

- У нас тоже…

Лешка дает Сергею затрещину.

- Да врет она!

- А притащить можешь?

- А что мне за это будет?

205.

Вилен Семенович говорит на почте по телефону. Телефонистка игриво поглядывает на него.

- Завтра с утра…Чтобы все были…Нормально?.. Ну, всё?..

Кладет трубку.

- А вы из города?

- Из города.

Улыбаются.

- Отдохнуть?

- Дочь привез.

- Сегодня в клубе кино давать будут, потом танцы, под патефонные пластинки, трофейные…

- Да ну…

206.

Мальчишки гуськом продвигаются вглубь леса, замыкающей идет Маша.
Через какое-то время они выходят на небольшую поляну. Посреди поляны стоит приземистое здание – не то барак, не то казарма. Лёшка уверенно идет по топкой земле, где-то сворачивает, где-то перепрыгивает через лужайку, блестящую, тяжкую, вязкую, зовущую…
Мальчишки в точности повторяют его движения. Вскоре все останавливаются у чернеющего входа в здание.

- Страшно?

Лица мальчишек поворачиваются по очереди – и все смотрят на Машу.

- Холодно. Я все время мерзну. Даже летом.

- Не ссы.

207.

Внутренние перегородки помещения разрушены, местами обвалился потолок, сквозь провалины почерневших досок – виднеется небо. Слегка накрапывает дождь.  Из щелей в полу сочится вода и растет черная с жирным блеском трава – аж блестит. Мальчишки рассаживаются на подоконниках.
Лёшка, присев на корточки, достает из кобуры пистолет (немецкая кобура)

- Вальтер.

- Красивый.

Лёшка передает пистолет Пашке.

- Фашистский

- Дай-ка…

Пашка нехотя передает пистолет Сергею. Сергей немного повертел его, а потом быстро, почти не глядя, разбирает его.

- Здорово – Яша каждый раз искренне восхищается всему чёткому и быстрому.

Сергей с ленцой, но так же четко собирает пистолет обратно.

- Пульнем?

- Папа заругает, если узнает, мне его надо обратно отнести, пока его нет.

- Давай, Яш, проводишь?

Яша внезапно покраснел.

Чего я?

- Ладно, я быстро. Пошли. Без меня не начинайте, - Лёшка погрозил всем кулаком.
 
208.

Библиотекарь подъехал к почте и увидел автомобиль, который с любопытством рассматривает детвора. Библиотекарь прислонил велосипед к забору, привязал раму веревкой и зашел внутрь.

- …ну, значит договорились.

Выходя, Вилен Семенович столкнулся с библиотекарем.

- Извините…Здравствуйте…

- Заднее правое колесо нужно подкачать.

- Тебе чего? Телефонистка равнодушно оглядела Библиотекаря.

- Сегодня вечером кино давать будут. Пойдем?

- Во скоко?

- В восемь.

- А что за фильм?

- Ясно, - отчего-то выкрикнул Библиотекарь и стремительно вышел.

209.

Маша и Леша сидят на завалинке возле дома Антонины Ильиничны.

- Не заметили?

- Да папка еще не вернулся. Мы как с Москвы приехали, так он почти всегда только о работе и думает, сейчас наверно на завод звонить ушел.

- А ты что, в Москве была?

- Я родилась там, только помню плохо. Мы оттуда в Ленинград переехали, а папу в Белоруссию послали…

- Ничего, я в Москве буду. В военных пойду. А батя у тебя кто?

- Завода директор.

Леша засмеялся.

- По машине видать.

- Так это ты в меня стрельнул!

- Случайно… А мать?

- Мама умерла.

- И у меня хворает. Батяня на фронте погиб, сука.

Плачет.

- Почти в самом конце, сука.

Вытирает слезы.

- Так и слегла. Летчик был. С Чкаловым учился.

Улыбнулся.

- Чуть героя не дали.

- Поэтому тебя Чкаловым зовут?

- Вроде…

- А я умереть могу.

- Ты чего?

- У меня с сердцем… Это после блокады…Врачи говорят…Я уж и в больницах несколько раз лежала. И сюда врачи прислали – воздух, говорят, нужен.

- Ты в блокаде была? Не страшно?

- Ни капельки не страшно.

210.
- Темнеет.

- Вечером кино в клубе, пошли с нами?

- Меня папа не отпустит.

- Да мы смоемся.

- Не знаю.

- Ну ладно, я забегу вечером.

Лёшка поднялся, взял самолет и пошел не оглядываясь. Маша посмотрела ему вслед, улыбнулась, прикусила губу и закрыла глаза.

- Чкалов…

211.

- Ну, хорош, ждать…Пашка отбросил в сторону сломанный прут.

- Целуются они там, что ли? – Сергей тоже притомился ожидать Лёшку, ему хотелось движения и действия и ещё чего-то неуловимого, но знакомого, как запах печёной картошки.

- Дурное дело нехитрое.

- А ты целовался? Яша посмотрел на Пашку снисходительно и покровительственно.

- Я?!…Да с Некифоровой, весной, знаешь сколько?

- Сколько?

- Час.

- Не бреши, Некиферова с матвеевскими ходит, - отмахнулся Мергей.

- А на спор?

- Давай.

- На твой ножик.

- Когда?
- Сегодня вечером кино будет…, - как бы между прочим встрял Яша.

- Вот сёдня.

- Идет. Разбивай.

- С разбивающего не берут, - Яша  разбивает руки.

- Да где Чкалов?

212.

Чкалов зашел в библиотеку.  Посмотрел на стеллажи и вздохнул. За перегородкой никого не было.

- Эй…

Из-за стеллажа, с тетрадкой в руке, появляется библиотекарь.

- Закрыто, чего тебе?

Книжку.

- Читать что ли умеешь? Какую?

- Что-нибудь про сердце. Про голод. Дисрофию…

Библиотекарь захохотал.

- Чего, чего?

- Про болезни сердца.

- Влюбился что ли?

- Как это? А… Нет…Мне медицинскую. Если есть.

Библиотекарь ушёл за стеллажи посмеиваясь. Принёс несколько брошюр и огромный анатомический атлас, дореволюционный с рисунками на вкладках цветных.

- Это всё.

Библиотекарь заполнил карточку.

- Распишись…

Лёшка расписался в карточке, взял стопку книг и вышел.

213.

Библиотекарь закинул руки за голову и захохотал. На стуле, отодвинувшись к стеллажам, затылком упершись в полувидневшиеся надписи ч…ов. Он даже не заметил, как в библиотеку вошла Телефонистка.

- Ты чего?

- А, товарищ Некифорова, Тамара Павловна, 14 дробь 1, задолженностей нет.

- Мы в кино идем?

- Да-да-да-да-да.

В библиотеку вбегает запыхавшись девочка лет 12-15.

- Ма, можно мы с девочками на танцы походим?

В десять дома как штык.

214.

Анатомический атлас человека. Мелькают страницы с цветными иллюстрациями. Пролистывается несколько страниц. Рядом с атласом несколько брошюрок. На одной из страниц атласа, мелькание, прекращается – и можно разглядеть человеческое сердце. Со всех сторон.

215.

Колышется свет. Под облаками, или над лицом. Где-то далеко лает собака, или волк, или человек, а потом начинают выть.Звук играющей грампластинки.

216.
Лёшка с матерью ужинают. Лёшка, одновременно с едой, читает  брошюру.

- Тут Митрич заходил.

Лёшка насторожился.

- И что?
- Яблок принес. Жалеет.

- Не надо нам жалости. Я яблок сам натаскаю.

- Опять в сад лазил?

- Настучал?

- Это что еще за выражение?

- Да он же враг народа. Все об этом говорят, в окружении был.

- Не смей так говорить!

Лёшка обиженно засопел и посмотрел на фотографию отца, отдельно висящую в «красном» углу.

- Был бы отец жив, он бы ему показал…

- Что за книжка?

-Медицинская.

- Ты чего? Раньше про войну читал…

- А… а… а…

- Темнишь…

- Это…ну… в общем… ты же баб Тоню знаешь?

- Какую?

- Рыбалко, ну у ней отец , еще дед Матвей…

- А-а-… Антонину Ильиничну?

- К ним девчонку привезли из города. У неё сердце больное – после блокады. А у нас воздух полезный – так врачи сказали.

В дверь постучали.  В комнату входит Маша.

- Мам, это Маша.

Лёшка покраснел. Маша хитро улыбнулась, заметив это. Церемонно подошла к лёшкиной матери, руку протянула, ладошкой вниз, ногти чуть опустив.

- Мария Виленовна Баскакова. Очень приятно.

Мать пожала руку, второй рукой накрыв ладонью и улыбнулась, да так, что внезапно стало видно, что она – еще совсем молодая женщина.

- Алевтина Ивановна Ширяева. Будете ужинать с нами, Мария Виленовна?

Маша смутилась.

- Можно, просто Маша. Нет, спасибо. Тут Антонина Ильинична, вам прислала.

Маша развернула завернутую в баночку банку и поставила на стол.

- Это дед Матвей делал – говорит от всех болезней.

Лёшка склонился к самому уху Маши и зашептал:

- Ты чего припёрлась?

- Давай угощай гостью, хватит шептаться.

217.

На площади, перед клубом, танцующие пары. Телеграфистка Тамара танцует с библиотекарем, и посматривает по сторонам, явно кого-то высматривая.

218.
Пашка, Сергей и Яша стоят в тени деревьев, и вытянув шеи, кого-то высматривают.

219.

Неподалеку от танцующих, закинув пиджак на плечо, стоит Вилен Семенович, он курит и смотрит на Тамару.

220.

Тлеющая папиросина с красной надписью «Казбек».

221.
Тамара заметила взгляд Вилена Семеновича, и сделала вид, что полностью поглощена танцем. Счастливо улыбается.

222.

По дороге к клубу идут Лешка и Маша. Лёшка старается идти в тени деревьев.

- Ты чего прячешься? Стесняешься?

- Вот ещё…

- Обиделся?

- Вот ещё…Пошли быстрее, пацаны наверно там, у деревьев…

- Как ты говоришь – «ссышь?»

- Вот ещё…

223.
ш
Лёшка и Маша подходят к мальчикам. Яша и Сергей демонстративно отвернулись.

- Ой, папка.

Она спряталась за спину Лешки.

- А Пашка где?

- Спроси у своей…, - фыркнул Сергей.

- Ты чего?

- Мы тебя часа два ждали, так без тебя и не начали, ты же вернуться обещал, - Яша посмотрел поверх  Лёшкиной головы, словно ответ на вопрос был там, хотя он и так, сразу понял отчего именно не пришёл Чкалов.

- Дела были. Да ладно, завтра сходим.

- Купился за пистолет. Эх ты…

- Да я тебе…

Сергей и Яша отвернулись от него.

- Да пошли вы…

Убегает.

- Мальчики, вы чего?

- Давай, чеши отсюда, пока дроздов не надавали, беги за Чкаловым…

Маша постояла, посмотрела на танцующих.

-Дураки…

Маша развернулась и пошла прочь.

224.

Лёшка, сидя на лавочке, в тени деревьев, увидел, как мимо него пробежала Маша, он поднялся, хотел окликнуть ее, потом передумал -  и сел обратно. Достал из кармана «козью ногу», чиркнул самодельной зажигалкой из патрона и закурил.

- Ничего, ничего.

К Сергею и Яше подошел вспотевший Пашка.

- Нет нигде.

- Чкалов объявился.

- Где?

- Только что ушел.

- С этой…

- Предатель-троцкист, - вынес приговор Пашкк

- Да пошёл он.

- Может дюлей ему навесить? Или ей – чего пристала? Подумаешь, у отца пистолет и машина…

- Вон, глядите – Некифорова, - Яша показал в сторону домов.

Неподалеку остановилось несколько девчат. Рядом с ними попыхивают самокрутками несколько взрослых пацанов.

- Ну, давай, - Сергей достал ножик и передал его Яше. -Уговор дороже денег. Сдрейфил?

- Я?! - Пашка решительно зашагал к Никифоровой.

225.

Лёшка затоптал окурок, и поднявшись, пошел в сторону, куда совсем недавно убежала Маша.

226.

- Белый танец, кто-то громко крикнул.

Тамара высвободила руку от Библиотекаря и подошла к Вилен Семеновичу.
Все с интересом обернулись на них.

- Можно?

Вилен Семенович растерянно огляделся, накинул пиджак, и вышел вместе с Тамарой на середину площадки опустевшей, от расступившихся пар.

227.

Заиграла музыка, и они заскользили – красиво, легко, словно никого и ничего вокруг не существовало.

228.

Библиотекарь, оттесненный, стараясь разглядеть, что происходит, начал протискиваться, сквозь плечи, спины, руки, столкнулся с Пашкой, так же пробивающемуся, неизвестно куда, автоматически дал ему подзатыльник, и наконец выбившись в передние ряды – увидел танцующих Вилен Семеновича и Тамару.

229.

Пашка, воспользовавшись моментом, вырвался из толпы, быстро подскочил к Никифоровой, которая тоже смотрела на танцующую мать и Вилен Семеновича и потому не заметившая Пашку, да и меньше он был ее на целую голову.  Пашка подпрыгнул, неловко поцеловал Никифорову в бровь и бросился бежать.

230.
Лёшка подошел к дому Антонины Ильиничны и решительно зашел в калитку. В дверь постучал. Открыл дед Матвей.

- Добрый вечер.

- Не вижу, Чкалов, ты что ли?

- Позовите Машу.

- Шустрый. Я такой же был. Только спит она. Легла рано. Завтра заходи.

- Завтра не могу, мне сейчас нужно.

- Сказано, завтра.

- Ладно…

231.

Народ расходится с танцев.

- Вилен Семенович, не проводите? – Тамара с вызовом посмотрела на Вилена.

- Отчего же? Провожу.

232.

Вилен Семенович и Тамара идут по темной улице. Следом за ними, таясь, идет библиотекарь, а за ним, Сергей, Яша и Пашка. Пашка толкает пацанов.

- Видали, видали?

- Тише ты.

- А чего мы за ними прёмся?

- Это же отец…городской…

- Чкаловской?

- Не ори.

- Стрельнём?

- Запросто.

233.

Лёшка перешел на противоположную сторону дома Антонины Ильиничны, сел на завалинку. Вскоре показался Вилен Семенович и Тамара.

234.

- А мы, вот тут, остановились, у Антонины Ильиничны…

- А я, вон в том доме живу, соседи. Зайдёте?

И они прошли мимо Лешки, не заметив его.

235.

Показался Библиотекарь. Он остановился напротив дома Антонины Ильиничны, огляделся, нагнулся… И внезапно закричал, схватившись за зад.

236.

Пашка, Яша и Сергей бегут, на ходу сворачивая рогатки. Лают собаки. Библиотекарь убегает.

237.

Лёшка быстро вынул рогатку и выстрелил камнем вслед Библиотекарю.

- Эй, сюда, вот он я, тута…

И бросился бежать в противоположную сторону. Через секунду в этом же направлении промчался Библиотекарь.

238.

Вилен Семенович курит у раскрытого окна. Отгоняет дым рукой, чтобы не так тянуло в комнату.

- Вы так много курите.

- Всё – последняя.  Вот ведь зараза, всю войну не курил, а как узнал, что жена погибла в блокаду, в самые первые дни…

- Водочки не желаете?

- А дочка?

- Шляется где-то с подругами, совсем взрослая стала, от рук отбилась, одна воспитываю, муж в Зимнюю погиб…

- Я завтра рано уеду.

Тамара встает, задергивает занавески.

- Комары.

- Вы, Тамара, красивая.

- Спасибо.

239.

В комнату, через окно залазит дочь Тамары, раздевается и ложится в кровать. Из другой комнаты раздается приглушенный разговор, девочка поднимается и выглядывает.

240.

За столом сидит Тамара и Вилен Семенович. Слова трудно разобрать.
Вилен Семенович что-то рассказывает, на столе остатки позднего ужина, полупустая бутылка. Вилен Семенович поднимается, достает пачку папирос.
Пусто. Комкает ее, машет рукой, словно соглашается, и выходит. Тамара сидит за столом. Молча, а потом чему-то улыбается.

241.

Лёшка подошел к своему дому.

- Чкалов…

- Ты чего тут?

- Тебя жду.

- Зачем?
- Так…

- Поздно уже. А хочешь, завтра пойдем картоху печь?

- Ага.

- Я тебе еще один секрет покажу.

- Холодно.

- Пошли, провожу, а то влетит тебе, и завтра никуда не отпустят.

242.

Звенит будильник.  В открытое окно доносится веселая воробьиная перепалка. Маша открывает глаза и глядит на будильник. Половина седьмого. Из комнаты доносятся голоса Вилена Семеновича, Антонины Ильиничны и деда Матвея. Маша откидывает одеяло и садится на кровать.

243.

Напротив Маши зеркало в черной резной раме. Маша поднимается, подходит к своему отражению – угловатый подросток с короткой мальчишеской стрижкой. Маша поворачивается в разные стороны, губы пучит, отходит от зеркала, возвращается, делает «загадочное» лицо, сводит руки вместе, чтобы образовалась складка между несуществующими грудями.

244.

Маша кладет кусочек льда на грудь, она, чуть приподнята, облокотившись…
…и тающая вода под одеялом собирается в ладошку, и пока она не успевает замерзнуть, Маша сливает ее в фарфоровую чашечку, засовывает ее подмышку, через какое-то время она делает несколько глотков и засыпает.

- Маша, Маша,  ты чего?

- Спать хочется.

- Смотри, что я принёс.

245.

Маша разочарованно вздыхает.

- Маша.

Маша подходит к окну и раздвигает шторы.

- Маша, ты встала?

- Встала, встала.

246.

В комнате последние сборы, перед отъездом Вилена Семеновича, по лицу его видно, что ночь у него была бессонной.

- На неделе загляну.

Кладет сверток на стол.

- Вилен, убери деньги.

- И не спорь.

Выкидывает папиросу. Потягивается.

- Воздух-то, прямо парное молоко. Присядем перед дорогой.

Все присаживаются.

- Слушайся Антонину Ильиничну.

Поднимается, дочь обнимает, выходит. Маша выходит вслед за отцом.

247.

- Чёрт.

- Глянь-ка, два колеса спустили, - Антонина Ильинична всплеснула руками.

- Тут вчера Чкалов крутился, - сплюнул Дед Матвей.

- Кто – кто?

- Фулиган.

- Это не он, - вступилась Маша.

- Откуда знаешь, ты ведь спала?
- Я не спала.

- Уши оборвать. Что его отец не порет?

- Погиб он у него…

- Хорошо запаски две. Дед Матвей, подсобишь?

- Знамо дело. Да, фулиганья развелось – страсть! По садам лазють, собак стрелят. Прям фашисты…

- Скажешь тоже.

Маша забежала в дом, и вскоре выскочила, одетая, и бросилась бежать.

- Маша, вернись!

- Мари-и-и-я!


248.

По дороге бредет стадо коров. Пять – семь – из редкого дома выгоняют корову.

249.

Лёшка выходит из сарая, осторожно несет в ведре молоко. В дом входит. Возвращается и выгоняет корову – та присоединяется к стаду. Лёшка замечает бегущую Машу.

250.

- Ты чего?

- Отцу кто-то колеса проколол, на тебя думают.

- Я этого не делал.

- Я знаю. Ты не можешь, ты не такой.

- Это библиотекарь, он вчера видел, как…

- Что?

- Ничего.

- Что видел?

- Я же сказал – ничего…

- Куда?

- Я хочу с твоим отцом поговорить.

- Не надо, Лёшечка, не надо, ладно? Он сейчас уедет.

- Надо.

251.

Парит. Деревня проснулась. Птицы поют. По дороге, то появляясь, то исчезая катит автомобиль. Высоко в небе гудит самолет.

252.

Лёшка смотрит вслед исчезающему автомобилю.

- Не успел.

- Ну и ладно, - Маша смотрит на автомобиль из под руки.

253.

Когда дед Матвей, уже почти закрыл ворота, к нему подходит участковый.

- Здоров, дед Матвей.

- И ты, Силантьич, здравствуй, чего так рано?

- Сигнал. Что тут у вас за машина была?

- А-а-а… Из города.

254.

Маша и Лешка медленно возвращаются к дому.

- А картошку будем сегодня печь?

- Я же обещал.

Возле самого дома Антонины Ильиничны она почти сталкиваются с выходящим участковым.

- Ширяев?

- Что?

- Тюрьма по тебе плачет. Только попадись мне еще, живо отправлю куда следует.

- За что?

- За то, сам знаешь. За сад… За яблоки…за многое.

Участковый оправил форму и зашагал по дороге. Под ноги ему, из-за забора, выскочила собака и принялась лаять, норовя укусить за начищенный сапог.
Участковый обманул собаку и пнул. Собака с визгом отскочила.

- Во всем должен быть порядок. Вот так.

255.

Тамара сидит у зеркала и расчесывает волосы. Из комнаты выходит дочь.

- Ты когда вчера вернулась?

- Когда надо.

- Да как ты разговариваешь? Шляешься с кем попало, думаешь я вчера не видела, как ты на танцах целовалась? Только принеси мне в подоле!

- На себя посмотри – бросаешься на первого же попавшегося…

- Ах ты…

Вскочила и дала пощечину дочери. Села. Заплакала.

256.

После прошедшего ночью дождя земля в овраге мокрая. Лёшка и Маша остановились на краю обрыва.

- А так слабо?
Лёшка быстро снимает сандалеты, и разбежавшись, скользит по глинозему вниз оврага, петляя, подпрыгивая, удерживаясь на ногах. Внизу остановился и помахал рукой.

- Давай!

Рукой машет.

257.

Маша нерешительно сняла сандалии, носочки – и тоже вниз. Она уже почти добралась до Лешки, но вдруг нога подвернулась, зацепившись за корень, и она кубарем подлетела к смеющемуся Чкалову.

- Ну, ты даешь!

- Если бы не это…вот все платье вымазала…почистить надо…

- Пошли, есть тут одно место, почистишься.

По дну оврага Лешка повел Машу к лесу.

258.

Стал накрапывать дождик. А когда дождь усилился, они побежали изо всех сил, но все равно промокли, пока добрались до спасительных деревьев.

259.

Маша и Лешка сидят в сарае, у костра, который Лешка развел в жестяном корыте. Лешка подбрасывает ветки в огонь.  Маша, дрожа, смотрит на огонь, положив голову на кулачки, и опершись на сдвинутые коленки.

260.

В прореху на крыше капает. Где-то далеко завыла собака.

261.

- Волки, Лёша, слышишь?

- Собаки.

- Собаки?  Говорят собаки воют к покойнику.

- Типун тебе на язык.

Лёшка поправляет угли, выкатывает веткой спекшуюся картошку, натыкает ее, дует, и протягивает Маше.

- На… Говорила, что бояться не будешь.

- Я и не боюсь. Просто никогда раньше в лесу не была.

Послышались голоса.

262.

Маша вскочила. В сарай, переговариваясь, вошли Яша, Сергей и Пашка – они увидели Лешку и от неожиданности остановились.

- Чего надо?

- А тебе тут место не заказано…

Сергей замечает Машу.

- А-а-а… Невеста…

Лёшка шагнул к нему и с силой ударил кулаком в живот. Пашка и Яша бросились на Лешку…Через секунду Маша пришла в себя и тоже бросилась в кучу с криком – «нечестно»…

263.

Вдруг, все вскочили на ноги, на земле лежит Маша.

- Чего это с ней?

Лешка осторожно поднял Машу, посадил ее на бревно, к стене прислонил.

- Маша…

- Сейчас.

264.

Маша лежит на кровати. Антонина Ильинична хлопочет возле нее – то поправляет подушки, то подоткнет одеяло, то занавеску от солнца прикроет, то…
- Да мне лучше, Антонина Ильинична…

- Лежи уже, егоза, чуть до инфаркта старуху не довела.

- Я не специально, а Лёша?

- Во дворе сидит… ничего, отец вернется, он ему всыпет по первое число.

- Он не виноват.

- Там видно будет,  виноват - не виноват…

- Нет, правда.

265.

Во дворе, рядом с поленницей, сидят Пашка, Яша и Сергей. Напуганные.
Лешка выходит из дома.

- Чё она?

- Да вроде нормально.

- А что с ней было?

- Сердце.

- Во, а помните, в прошлом году – дядя Степан умер. У него, говорили, тоже с сердцем что-то…

- Дурак ты.

- Да я просто.

266.

На крыльцо вышла Антонина Ильинична. На мальчиков посмотрела, улыбнулась. Руки на животе сложила. Лицо серьезное сделала. Мальчишки смотрят на нее.

- А ну, давайте, кыш отсюда…

267.

Антонина Ильинична вышла вслед за мальчишками, закрыла калитку и ушла.

268.

- Что делать будем?

- Пошли, постреляем.

- Чкалов, ты идешь?

- Да.

- Мир?

- Мир.

269.

Вилен Семенович сидит у себя в кабинете, бумаги просматривает.
Звонит телефон.

- Да… Что?.. Когда?.. Да… Хорошо… Сейчас выезжаю…

Вилен Семенович осторожно положил трубку, телефонную, черную.

270.

Запотевшие следы от пальцев с эбонитовой трубки исчезают.

271.

Вилен Семенович встал, подошел к окну. Закурил.

- Да что же это?..

Снял плащ. Вышел. Уже в коридоре были слышны его слова.

- Завтра.

272.

Антонина Ильинична положила трубку, телефонную, с рукояткой деревянной. Встречается взглядом с Тамарой .

- Тёть Тонь, чего врачи говорят?

- Да много они понимают… В Москву надо, может там…

- А Вилен Семенович сегодня приедет?

- Что? А тебе-то чего?

- Просто…

- Эх, Тамарка…

273.

Мальчишки в бараке. Лешка, присев на корточки, осторожно разворачивает холстину и достает «трехлинейку». Берёт у мальчишек патроны, заряжает.

- Кто первый?

- Тянем.

Пашка срывает несколько высохших стебельков, те, что остались с прошлого лета, не попавшие под дождь, подравнивает их, и один перекусывает пополам – делает коротким. Показывает всем. Отворачивается. Перемешивает стебельки. Поворачивается. Тянут по очереди. Короткая достается Яше – он первый и тянул.

- Эх-х-х, почему евреям всегда везет?

- Потому, что мы избранный народ.

- Кем?

- Кем надо...

274.

Сергей отходит к концу барака, разворачивает прислоненную к стене дощатую дверь. На двери контуром обозначена фигура человека.
На груди мишени, детским, корявым почерком, надпись – «МИТРЫЧ».

275.

От первого выстрела взлетают птицы.
Темнеет.

276.
Вилен Семенович помогает Маше залезть в автомобиль.

- Мне тут надо…

- Куда?

- Тут недалеко.

- Вилен, подожди, я варенья захвачу.

277.

Машина отъезжает от дома. Дед Матвей помахал рукой, на прощание, и опустился на лавку.  Как только машина скрылась за поворотом, к дому подбежала Тамара.

- А Вилен Семенович?..

- Уехали…

278.

Машина остановилась возле Лешкиного дома. Маша вышла и зашла внутрь.
Вилен Семенович повернул голову к Антонине Ильиничне.

- Это куда она?

- К Чкалову.

- К кому – кому?

- Я про него тебе рассказывала…

- Мне кажется, что ей уезжать не хочется…

- Не обращай внимания.

279.

Вернулась Маша. Молча залезла на заднее сиденье. Вилен Семенович завел мотор.

280.

Маша смотрит на проплывающий за окном унылый пейзаж.
Где-то рядом с лесом появилось несколько маленьких фигурок, и застыли, заметив уезжающий автомобиль. Когда машина уже почти скрылась, фигурки бросились бежать вслед, но никто в автомобиле – этого не заметил.
Внезапно пошел ливень. Вилен Семенович смотрит на Машу в зеркало.
Улыбнулся ей, и она улыбнулась ему, только как-то безрадостно.
Вилен Семенович включил радио.

281.

Лёшка идет под дождем домой. Под навесом, возле дома Антонина Ильиничны с велосипедом в руках стоит Библиотекарь. Когда Лёшка поравнялся с ним, Библиотекарь радостно улыбнулся.

- Пфыть…

И разведя руки в стороны, весело засмеялся.


ЧастьV.


282.

Яблони с опавшей листвой стоят обсыпанные снегом. Где-то закаркали вороны. Лает собака. Свистит поезд. Гудит самолет. Медленный снег, постепенно превращается в снегопад, такой обильный, что все становится белым, и уже ничего не видно, только слышно, как поскрипывают деревья.


Часть VI.


283.

Лёшка выходит из сарая, несет дрова.  Остановился, посмотрел на падающий снег и зашел в дом.

284.

Отрывной календарь на стене. Чья-то рука, отрывает листок с цифрой 30, и на следующем уже 1 декабря.

285.

Лёшкина мать сидит за столом, рядом Лёшка что-то пишет, макая перо в чернильницу непроливайку. За окном свист.

- Мам, я пойду…

- Смотри, не поздно.

Лёшка уходит.

286.

Мать закрывает Лешкину тетрадку, кладет ее на этажерку. Из тетрадки выпадает листок. Мать поднимает его, раскрывает – это вырванный из анатомического атласа рисунок человеческого сердца.

287.

Свеженасыпанный могильный холм. Двое мужиков, подровняли землю лопатами и ушли. Возле могилы две фигуры. Высокий мужчина и подросток.

288.

Чуть подальше стоят Яша, Сергей и Пашка.

289.

- Пошли, что ли?

Лёшка молча смотрит на еще осыпающуюся землю.

- Ну, ладно, ты побудь, а я вечером загляну.

И Митрич уходит.

290.

Где-то рядом доносится стук лома о мерзлую землю. Поблескивает костер.

291.

Руки над огнем с черными, траурными рамками под ногтями, кожа потрескавшаяся, шрамы.

292.

Лёшка сидит за столом. В доме не топлено. Лёшка смотрит на комнату, отгороженную занавеской. Занавеска закинута на веревку. Пустая кровать.
Лёшка встает и опускает занавеску.

293.

В дом входит Митрич, вздохивает, и растапливает печь, быстро, зло, тря ладонями глаза. (Слезы или дым - непонятно).

294.

Входит участковый.  Посмотрел на Митрича, кивнул ему головой и сел рядом с Лёшкой.

- Сегодня переночуй, а завтра, с утра тронемся.

295.

У Лёшки по щеке течет слеза. На подбородке капля застыла.

296.

- Ну, вот и ладно, договорились. (Мягко.) Я пойду, мне еще бумаги надо подготовить.

Уходит.

297.

Митрич закуривает. От уголька.

298.

Лёшка поднимает голову, смотрит на огонь.

299.

Огонь уже приблизился к кабине самолета. В кабине Лёшкин отец и Митрич.

- Прыгай!

- А ты?

- Это приказ! (Тише) Я после…

300.

Митрич вываливается из кабины.

301.

Дымящийся самолет исчезает из виду и вскоре, слышится глухой взрыв.

302.

В небе одинокий парашютист.

303.

- А мама знала?

Митрич кивнул головой.

- Так может он живой!

304.

У Лёшкиного дома «полуторатонка». Участковый заводит ручкой машину.
Выходит Лешка.

- Готов?

305.

Лёшка оборачивается на шаги. Подходит Сергей, Яша и Пашка. Неловкое молчание. Лёшка забирается в кабину. Мотор завелся. Участковый сел за руль и машина поехала.


Часть VII.


306.

Мальчишки в ватниках сидят в комнате, с двойными рядами кроватей и внимательно рассматривают новенького. Лёшка стоит у зарешеченного окна.
В комнату, прихрамывая, входит воспитатель – почти седой НКВДшник.

- Принимайте новенького. Бараношников, покажи новенькому место – вместо Маленковича… Через полчаса построение…

Бараночников подходит к Лешке, протягивает руку.

- Рома.

- Чкалов.

Мальчишки засмеялись.

- Пошли, Чкалов…

307.

Антонина Ильинична хлопочет у плиты. Звонок в дверь.

- Иду -  иду.

Антонина Ильинична открывает дверь, на пороге стоит Лешка.

- Господи.

308.

Поздний ужин. Антонина Ильинична собирает посуду.

- Спасибо, Антонина Ильинична. Леша, иди ложись, тебе там постелили, - Вилен посмотрел на мальчика и замер, словно увидел себя в его возрасте…

309.

Лёша заходит в Машину комнату и видит на стене её раскрашенный портрет.
Раздевается, ложится. Антонина Ильинична заходит, выключает свет.

- Спокойной ночи.

310.

Лёшка садится на кровати и видит в зеркале, как отражается Машин портрет.

311.

Вилен Семенович набирает номер телефона.

312.

Из подъезда выходит НКВДшник – воспитатель и ведет за руку Лешку.

- А вот теперь тебе ****ец, поедешь за побег, в спецшколу, крысенок…

313.

Вилен Семенович присаживается у окна и закуривает папиросу.

- Чего казнишься, дымишь…

- Брошу. Маша приедет и брошу.

314.

Лёшка и Маша едят печеную картошку. Костер еле теплится.

- Холодно.

- Сейчас раскочегарю.

Лёшка подправляет угли, накидывает сверху сухой хвои, раздувает огонь – и костер – постепенно разгорается. Лёшка трёт слезящиеся глаза.

- Счастливая…

- Я приеду.

- Я думаю, тебя в Москве оставят.

- Я тебе из Москвы «Кремль» привезу.

- Какой «Кремль»?

- Увидишь.

Лешка подходит к Маше и смотрит ей в глаза.

- Чего?

- Так, запоминаю.

Маша обнимает Лешку и целует его в губы.

315.

- Чкалов…

316.

Маша поднялась и поставила на порог дома Лёши «Кремль» - башню из плексигласа. Пошёл снег, крупный, мягкий, мокрый, последний, он падает на «Кремль».

317.

Крупно: «Кремль» постепенно превращается в настоящий.

318.

Просыпающийся город. Ранние машины, первые прохожие, перспективы улиц, переплетение проводов, почти тихо… и вдруг тишину нарушает песня…
- …все выше и выше и выше…
…стремится полет наших крыл…

По улице маршируют воспитанники детского дома.  В руках у них полотенца, а некоторые, те что сзади, те что постарше – обмотали полотенце вместо шарфа – шею.

319.

Среди воспитанников и Лёшка. Он идёт молча, не глядя по сторонам.

320.

Посигналив, строй детей, обгоняет автомобиль, и тут же послышалось:

- Мерседес…

- Фольксваген…

- Опель…

Лёшка вздрогнул, и выскочив из строя, оглянулся, озираться стал, затравленно.

- Где?

- Ты чего, Чкалов, трофейных машин не видел?

321.

Баня.  Пар. Визг.  Хохот. НКВДшник покрикивает на мальчишек.

322.

Лёшка быстро помылся и незаметно для воспитателя, выскочил в предбанник.

323.

Машин дом. Возле подъезда стоит Опель. Лёшка, на секунду остановился, а потом быстро заходит в подъезд.

324.

Звонок.

325.

Шаги послышались, замок скрежетнул - … и дверь открыл незнакомый мужчина.

- Слушаю.

- А Маша?

- Сейчас. (кричит вглубь квартиры).  Маша, к тебе! Заходи.

Приглашающий жест рукой. Из комнаты вышла девочка – Маша.

- Это не та… Мне нужна… А Вилен Семенович?

Мужчина рассмеялся.

- Вилен Семенович? В Москву перевели.

- Как в Москву?

- Так. На повышение. А тебе, наверное, его дочь была нужна, она у него тоже вроде Маша.

- Я ошибся. Простите.

326.
Лёшка стремительно развернулся и выбежал на улицу. Чуть задержался у автомобиля Опель. Дальше побежал.

327.

Возле самой бани, он чуть не сшиб инвалида на тележке.

- Извините.

- Ничего, сынок, бывает.

328.

Инвалид ловко обогнул Лёшку и покатил, сильно отталкиваясь от брусчатки деревянными колодками со стертыми кожаными подбивками.

329.

Лёшка долго смотрел вслед инвалиду, пока на его плечо не легла рука воспитателя-НКВДшника.

- Чкалов, ты меня достал.

- А кто это?

- Кто?

- Вон, безногий.

- Ха, это – летчик. Ну, всё, марш в строй.

330.

Маша сидит за столом и пишет письмо. В комнату входит Наташа Никифорова. Дочка Тамары.

- Смотри, что мне мама купила.

Наташа показывает банты – ленты – блестящие – белые – радостные.

- Для выпускного.

- Красивые.

- Ну ладно, я на каток.
- Наташ, письмо не отправишь?

- Давай.

331.

Когда Маша остается одна, она вынимает фотографию, на которой она, стоит на фоне кремля, ставит ее перед собой. В проволочной рамке.

- Здравствуй, дорогой Чкалов. Почему не отвечаешь?

332.

-… как только поправлюсь, обязательно приеду, обязательно!
Маша.

И раздался дружный смех. На лавочке, возле катка «Динамо», сидит Наташа, с подружками, и весело смеется, взмахивая письмом.

- Уже десятое, наверно.

- А если это любовь?

Они опять смеются.

- Пошли кататься.

Девочки встают.

333.

На лавочке остается распечатанный конверт и письмо. Звучит музыка.
От мелкого снега медленно расплываются написанные чернилами строчки.

334.

Чкалов притаился за прилавком, делая вид, что рассматривает товары, а сам внимательно наблюдает за Летчиком, торгующим на рынке «петушками».

335.

- А вот петуши, для детской души… Есть сахарная книжка, попробуй мальчишка. Самолет леденцовый, как воин образцовый… Это Лётчик на базаре торгует неспешно.

336.

Лёшка вынимает из кармана фотографию, смотрит то на нее, то на инвалида.

337.

Госпитали. Раненые. Операции. Выздоравливающие. Инвалиды. Безногие в электричках.

338.

- Чкалов, к тебе приехали.

Лёшка вскочил и побежал к воротам.

339.

Распахнулась дверь КПП.

- Ну, здорово, что ли, - запершило что-то у Митрича.

340.

Митрич и Лешка стоят на рынке.

- Вон, вон, посмотри…

Митрич, посмотрел в сторону, куда показывал Лешка, и даже в лице переменился.

- Ну, ну?!

- Погодь.

- Он?

341.

Митрич подошел к Летчику, тот говорил с Матросом. Выдохнул.

- Тебе чего, друг?

- Погоди.

- Паш?

- Спутал.

- Обознался.

- Бывает.

342.

Митрич подошел к Лёшке. Головой отрицательно покачал, Лешку за руку взял.

- Пошли, отведу тебя обратно, а то мне еще сегодня вернуться, засветло, надо. Да и тебя хватиться могут.

Они ушли.

343.

Укладывается чемодан.

344.

Перрон. Вагон. Гудок. Трогается поезд. Стук колес.

345.

Лёшка просыпается. Лежит с открытыми глазами. Где-то – далекий стук колес. Лешка достает из тумбочки «Кремль» и фотографию отца. Плачет.

346.

Митрич, Матрос, Безногий и Летчик – сидят в тесной комнатенке – чуть в стороне – возле окна – Роза. На столе чекушечки полные, пустые, недопитые, и нехитрая закуска.

347.

- Ну вот, а потом, после всего, сюда занесло.  Отсюда и забрали.

- Непонятно.

- Так. Всех, таких как мы.

Шевельнул культями.

- По всей стране прособирали  (засмеялся), чтобы людям про войну не особенно тоскливо вспоминать было.

- И я в лагере был, наш санитарный поезд разбомбили, попал в окружение, как говорится, в бессознательном состоянии.

- Давайте, мужики, за победу, за то… За нас...

Пьют, закуривают.

348.

Лётчик пьяный, в хлам, качается из стороны в стороны, словно дерево – на ветру.

349.

Матрос с Безногим о чем-то шепчутся.

- Точно его сын?

- Точняк.

- Вишь – боится он. Не хочет, облобузкой быть.

- А еще выпьем, ты тогда его в деревню и волоки, мы с ним были там.
А сынка попозже, привезешь.

Пьют.

- Не помню… Не помню… бормочет словно молится Лётчик

Падает.

350.

Голова Летчика на коленях у Розы. В дверях его ждут друзья.

- Увидимся, - прошептала словно последний выдох Роза.

351.

По дороге идет человек, сгибаясь под тяжестью ноши. Показалась деревня.
Человек осторожно опускает ношу на землю.

- Гляди.

352.

Лётчик смотрит на близкую деревню, вынимает что-то из вещмешка, приподнимается – и вдруг становится выше – протезы надел, пошагал.

353.

Лёшка медленно – медленно оборачивается.

354.

И мы стремительно уносимся ввысь, озираясь, глядя, и вглядываясь, наверное туда, где гудит невидимый самолет и видно снегирей опускающихся с высоты на землю.