Искупление 71. Птицы, солнце, дыхание любимого

http://www.proza.ru/2015/09/19/57

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

О, как убийственно мы любим,
Как в буйной слепоте страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!
       Федор Тютчев

По утрам Киру будили птицы. Они возились в густых тополиных кронах, шумно перепархивали с ветки на ветку, и на всю округу звенели беззастенчивые птичьи голоса.

Кира открывала глаза. Несмотря на ранний час, комната была полна света, на потолке играло кружево теней – то яркие утренние лучи прорывались сквозь густые, лениво шевелящиеся листья.

Кира снова закрывала глаза и с тихой улыбкой слушала глубокое, ровное дыхание мужа. Начинался ещё один день, окрашенный утренним Кириным настроением: птицы, солнце и дыхание любимого.

Кира жила так, как мог бы жить какой-то удивительный, экзотический и страшно ценный цветок из неведомых стран. В тёплой оранжерее его бы холили и лелеяли, ветерку бы дохнуть на него не давали, без конца любовались бы им, заботились и любили. А ему – дивному, невиданному чуду, оставалось бы только нежиться в атмосфере обожания и хорошеть, становясь день ото дня краше.

Казалось, в мире не существует горя, тоски, злобы и слёз. Виталий дал Кире возможность забыть обо всех проблемах и тяготах, которые существовали за стенами их квартиры.

Дороговизна? Продукты? Одежда? Было бы о чём говорить! Он освободил Киру от извечных женских забот – магазин, стирка, тяжёлая уборка. Он просто вручил телефонную книжку со множеством записей и сказал:

– Вот здесь все нужные телефоны на все случаи жизни. Один звонок – и к тебе приедут, уберут, отремонтируют, вернут в удобное тебе время, при этом будут искренне благодарны. Понятно?

Теперь Кира воспринимала подобные вещи, как само-собой разумеющиеся. Виталий предложил ей и от кухни освободиться, если она не любит готовить, но этому Кира решительно воспротивилась. Хотя и не считала себя фанаткой плиты и духовки, но пища должна быть домашней, в этом она была твёрдо убеждена. В квартире должно пахнуть готовящимся обедом, пирогами, должна шкворчать картошка на сковороде. У каждого в памяти хранятся эти запахи и звуки, они из детства. Это запах дома, уюта, покоя, мамы. Поэтому кухня стала Кириной вотчиной.

От одного только не смог уберечь её Виталий – от смерти матери. Почти три года Татьяна Ивановна не могла нарадоваться счастью дочки. Когда Виталий заговорил с ней о выезде в Швейцарию на постоянное житьё, она с лёгкой грустью, но решительно ответила, что, конечно, она поедет за ними куда угодно; нет, о чём тут думать, если он, Виталий, считает, что так будет лучше. Но полной определённости всё не было – Клавдия Львовна не хотела мириться с мыслью, что ей надо покинуть дорогие сердцу могилы.

Виталий с Кирой и маленьким Алёшкой, когда тому исполнился год, снова уезжали в Швейцарию и жили там некоторое время. А после того, как вернулись, Татьяна Ивановна смущённо призналась Виталию, что очень хочется ей побывать в их заграничном доме, и вообще, посмотреть, как там люди живут. И вскоре они отправились уже вчетвером. Назад Татьяна Ивановна не вернулась.

Антон потом говорил Кире, что сердце её разорвалось от счастья.

– Кира, это завидная доля – умереть не от горя, а от счастья.
– Но ведь умереть…
– Разве можно этого избежать? Если бы позволили выбирать, я бы себе именно такую смерть выбрал – в минуту радости, внезапно, среди дорогих моему сердцу людей.

Муж, сын, дом – это стало сферой, в которой жила Кира, крохотным тёплым островком в холодном и жестоком мире, оазисом тепла, нежности и любви. Кире казалось, что каждый день она влюбляется в Глебова снова и снова. Иногда она поражалась мысли, что за все прошедшие годы они ни разу не поссорились, и прекрасно понимала, что не её это заслуга, а Виталия. Он не дал ей повода рассердиться на него, обидеться на что-то. В минуты Кириной хандры и раздражительности он умел сделать так, чтобы она забыла о плохом настроении. А порой относился к ней, как к маленькой девочке и с удовольствием её баловал.
Но и для Киры, и для Виталия центром Вселенной, их Солнышком ненаглядным, звонким Колокольчиком был Алёшка. Шёл ему четвёртый год. Это был прелестный, забавный малыш, очень добрый и покладистый, но уже угадывались в нём черты отцовского характера: благородство и твёрдость. Отец с сыном друг в друге души не чаяли. Кира даже ревновала иногда Алёшку и сама без памяти любила его, и в нём – отца. У неё порой замирало сердце, когда она видела на детском милом личике такой же взгляд, как у Виталия – умный и проницательный.

Алёша почти не доставлял родителям проблем, рос на редкость крепким и здоровым. Была, наверно, в этом заслуга Антона – малыш ни разу не был в детской поликлинике. Антон, как и обещал, стал их домашним доктором.

http://www.proza.ru/2015/09/19/76