Искупление 74. Гость

http://www.proza.ru/2015/09/19/87

«Может, это укоротит их дурацкое мероприятие, – подумала Кира и в это время в прихожей запел звонок. – Виталий!»
Радостная мысль подхватила её, вынесла в прихожую, она распахнула дверь. На площадке стоял незнакомый мужчина.

– Вам кого? – чуть удивлённо спросила она.
– Кира...
– Вахо! Господи... Неужели это ты?

За пять лет седина густо осыпала его виски. Короткие волосы едва прикрывали шрам на лбу справа. Но главное – глаза… Что они видели, чтобы так измениться?

– Какая ты стала…
– И ты тоже.
– О-о, я!.. – фраза осталась незаконченной.

– Ой, я растерялась совсем, на пороге тебя держу. Проходи, будь гостем.
– Подожди... – Вахо неуверенно переступил порог, дверь оставил открытой, – твой муж не станет сердиться? Я не гость. Я просто посмотреть на тебя пришёл.

– Я что, должна сказать «ну, посмотрел?» и закрыть за тобой двери? Ты что? Входи, пожалуйста.
– Твой муж недоволен будет.
– Во-первых, не говори ерунды, во-вторых, Виталия сейчас нет дома.
– Магнитофон, да? – повеселел Вахо, улыбнулся.

Кира нажала клавишу – фоном для разговора голос Глебова служить не мог.

– Ты одна? Зачем так неосторожно двери открываешь? Нельзя. Не делай так.
– А я не одна, с сыном, – улыбнулась Кира. – Он спит.
– Значит, сын у тебя?
– Алексей.
– Можно, посмотрю? Я тихо совсем, не потревожу.
– Хорошо, – пожала Кира плечами, открыла дверь в детскую.

Из тёплого сумрака дохнуло сонной тишиной и запахом малыша. Вахо шагнул, вдруг замер, закрыл глаза.
– Нет… Прости… Не надо.

Кира внимательно посмотрела на него, прикрыла двери.
– Знаешь, идём на кухню. Ты голоден? Я тебя накормлю.
– Нет, есть не хочу. Хочу выпить. Можно?
– Можно.

Вахо наполнил стопку и сразу выпил.
– Всё, больше не надо ничего, – остановил он Киру. – И бутылку убери.

Она села напротив.
– Откуда ты?
– С войны.
– Ведь ты не хотел!?

Вахо молча развёл руками.
– Но почему? Что с тобой случилось?

Он молча крутил в пальцах пустую стопку, наконец, проговорил:

– Не спрашивай. Рассказывать страшно.
– Когда приехал? – помолчав, спросила Кира.
– Сегодня.
– Снова к другу?

Вахо тяжело поднял глаза, угрюмо проговорил:

– Нет друга. Похоронил я его. Там.
– Бог мой! Почему? Он тоже, грузин?
– Нет, он русский был. Я виноват, я позволил ему со мной идти.

– Но ведь он сам захотел, да? Значит, настоящий друг был, раз беду твою разделить захотел. Значит, так надо было.
– Не знаю, – помотал Вахо седой головой. – Ничего не знаю. Я живой, а его нету.

– Как странно, – горестно проговорила Кира. – Ты говорил о нём, и он уже как будто не совсем чужим стал. И вот его нет, а я и не знаю, каким он был.

Вахо вынул из нагрудного кармана маленькое фото с обмятыми краями. На Киру смотрел светловолосый молодой мужчина с хорошим, открытым лицом. Он стоял, привалившись к стене, на груди автомат, на нём лежат руки – большие кисти устало опущены.

– Что вы делаете, мужчины? – покачала Кира головой. – Ты к родным его приехал?

– Нет. Мать с отцом, слава Богу, не дожили. Жена… Она его живого предала. Сын есть. Маленький. Так плохо мне, Кира! Глаза у меня другие стали, хорошего совсем не видят. Или вправду вокруг одна грязь и паскудство. Порвалось во мне что-то, жить не хочу. Я к тебе приехал. Ты не пугайся. Мне только увидеть тебя и всё. Увидеть, что осталось в этом поганом мире что-то, из-за чего стоит жить. Я вот посижу, посмотрю на тебя, мне и довольно, я уйду.

– Опять воевать?
– Нет, я свою войну закончил.
– Это хорошо, правильно. Тебя ждут. Там ведь мать, жена. Ты им нужен.

Он хмыкнул, подтвердил:
– Жена.
– Вы что, расстались? – Он покачал головой. – Но ты любишь её?

Он ответил не сразу, потом, глядя в стол, проговорил:
– Думал, люблю. Потом понял, что любовь, это совсем другое.

Он поднял глаза, в упор посмотрел на Киру. Она не отвела глаза, смотрела прямо и строго. Вахо горько усмехнулся, первым отвернулся.

– Теперь у меня одни долги. Перед ней, перед детьми, перед сыном Ивана. Я знаю, мне поэтому жить надо, раз пуле не нужен оказался. Только я не смог сразу к ним.
– Вахо, почему ты воевал? Ты же не хотел.

Он тяжело вздохнул, помял лицо рукой.

– Не хотел, да. Неправда, что Бог посылает убивать. Человек не имеет права отнимать жизнь у другого. Меня наказал за это – друга отнял. Это хуже, чем самому умереть. Но если мать говорит, что душа отца страдает неотмщённая… Если невестка плачет и глаза отводит... Разве я шкуру свою в Сибири спасал? Ты, Кира, скажи – ты подумала хоть одну минуту, что я уехал, потому что трус, за шкуру свою дрожал? Честно скажи!

– Нет, Вахо.
– Мальчишка, сын брата, пять лет… На улице с пацанятами играет, и я слышу, говорит, что подрастёт немного и поедет в Грузию, убийцу отца найдёт. И мне стало казаться – я их предал, я в их смерти виноват, я виноват, что живу. Традиции нарушать трудно. Я не смог. Не смог дальше жить с чувством вины. Сейчас вины нет, кровь смыла. Но легче мне не стало.

Он замолчал. Долго сидел, опустив голову. Кира ждала. Она чувствовала, что ему надо выговориться, сказать кому-то всё, что камнем давит на сердце.

http://www.proza.ru/2015/09/19/724