Сыны Всевышнего. Глава 92

Глава 92. Средство от стресса


Прежде чем вернуться в свою квартиру, Руднев попросил её освятить. Того, как это происходило, ему не забыть уже никогда: едва священник взмахнул кропилом, рухнуло в комнате всё – даже люстра. Когда пыль рассеялась, на полу лежала груда обломков, словно вынесенных океанской волной на пустынный берег после кораблекрушения.

– Продолжать? – настороженно поинтересовался совершающий обряд батюшка.

Руднев отрешённо кивнул: только что его надежда вернуться домой рассыпалась в прах.

Священник на всякий случай бросил ещё один вопросительный взгляд – на Викентия Сигизмундовича. Тот переглянулся с Авериным и тоже успокаивающе кивнул: «мол, всё нормально!». Остальные присутствующие сохраняли невозмутимое выражение на лицах и смотрели, кто в пол, кто в потолок, стараясь не встречаться друг с другом взглядами.

Двинулись дальше. Мебель скрипела и угрожающе качалась, стёкла дребезжали, зеркало покрылось сетью трещин, с тихим шелестом осыпалась с потолка извёстка, но в целом дом устоял. Тем не менее, с мечтами о скором переезде Андрею Константиновичу пришлось распрощаться и немедленно заняться ремонтом.

Оно и к лучшему – думалось ему в перерывах между кафельно-цементными заботами – встреча с Повелителем откладывалась на неопределённый срок. Конечно, он не стал ни с кем делиться этой скромной радостью, но душу эта мысль всё-таки грела.

– Андрей Константинович, в этой комнате что у нас будет? – встряхивая кудрями, энергично интересовался Ливанов. Он оказался незаменимым помощником в бытовых вопросах и, практически, тянул весь ремонт на себе.

Господин адвокат, окидывая задумчивым взглядом самую большую и светлую комнату в своей квартире, решительно отвечал:

– Детская.

– Здорово, – сдержанно улыбался Павлуша. А Радзинский, крепко стискивая будущего зятя в объятиях, выражал своё одобрение раскатистым смехом и горячим поцелуем в макушку.

– Тогда тебе понадобится кабинет, – резонно замечал на это Ливанов. И Андрей Константинович соглашался. Действительно, в своей прежней холостяцкой жизни он не нуждался в месте уединения для своей работы. Теперь – другое дело.

Обвенчаться с Надеждой они запланировали сразу после Пасхи: такое решение было духовно логичным (зачем же жениться перед Великим Постом?), с астрологической точки зрения момент был также на редкость удачным, да и справлять свадьбу весной несравненно приятнее, чем стылым январским, или слякотным февральским днём.


***
Панарин, к которому временно перебрался Андрей Константинович, сегодня опять хандрил и делал настойчивые попытки напиться.

– Руди, у меня нервная работа! Как, по-твоему, я должен снимать стресс? – раздражённый и растрёпанный доктор протянул руку, чтобы схватить бутыль с благородным французским коньяком, которая стояла за спиной у Руднева, но тот снова перехватил его за запястье.

– Помедитируй. – Андрей Константинович раздвинул губы в вежливой улыбке, аккуратно придерживая Женечку другой рукой за локоток.

– Какого чёрта ты раздаёшь мне такие советы!!! – рявкнул потерявший терпение доктор. Господин адвокат сразу схватился за сердце и, согнувшись, сдержанно зашипел со страдальческим выражением на лице.

Панарин тут же забыл про коньяк и испуганно захлопотал вокруг приятеля.

– Лучше? – сочувственно спросил он, уложив Руднева на диван и торопливо проходясь пальцами по сердечному меридиану. – Странно, – он слегка нахмурился, открывая глаза. – Всё вроде в порядке… Руди, а ты, часом, не притворяешься?

Руднев на это замечание оскорблено поджал губы и взглянул так обиженно, что несчастный доктор даже покраснел от стыда: всё-таки два инфаркта подряд – это вам не шутка!

– Извини, затмение какое-то нашло, – скорбно пожаловался Панарин, сиротливо стоящий около дивана на коленях, и вдруг уткнулся лицом в рудневскую рубашку где-то в районе желудка. – Если бы ты знал, как мне тошно!

Андрей Константинович положил Женечке на голову свою ухоженную руку и принялся ласково перебирать его волосы, поощряя к дальнейшим душевным излияниям.

– У меня такое впечатление, что я сбился с курса, – с тоской завздыхал доктор, опаляя горячим и влажным дыханием рудневский бок. – Плыл, плыл в нужном направлении и вдруг заблудился в тумане.

– А конкретнее? – мягко уточнил Руднев, подозрительно прищуривая при этом глаза и настораживаясь.

Панарин резко сел на пятки и неожиданно выпалил:

– Только тебе скажу. Не могу больше!

– Что? – с ужасом спросил Андрей Константинович, приподнимаясь на локте.

– Не знаю, как объяснить. Наверное, у меня внутри изъян какой-то. Очень серьёзный. Вроде производственного брака, – сбивчиво заговорил Панарин. – Я бьюсь, как рыба об лёд, а в итоге прихожу к тому, с чего начал! Так не бывает! Так не должно быть!!! – Женечка вскочил, нервно размахивая руками, и принялся беспорядочно метаться по комнате.

– Говори уже, в чём дело, – строго прикрикнул на него Руднев, садясь на диване.

– Я и говорю: кем я был, тем и остался! Неужели не понятно?! – психанул Женечка. Держатели полок в книжном шкафу, стоящем за его спиной, вдруг кракнув, подломились и книги лавиной посыпались наружу, выдавливая своей тяжестью стеклянные дверцы. Панарин едва успел отскочить в сторону, но всё-таки запрыгал на одной ноге, потирая ушибленную толстенным фолиантом голень.

– Факты, идиот! Факты!!! – не выдержал Андрей Константинович.

– Факты тебе нужны? – разозлился Панарин. – Пожалуйста! Я живу в полной уверенности, что раскаялся – понимаешь? Я расслабился и тихо умиляюсь на свой духовный подвиг. А тут такой облом!!! Каждый раз, засыпая, я теперь погружаюсь в тот самый мрак, из которого вынырнул когда-то. И я чувствую себя там своим! И снова из меня вылезает всё то, от чего, мне казалось, я избавился навсегда. Я понимаю, что могу убить безо всякого сожаления, что мне нравиться манипулировать людьми, что меня это развлекает!.. И опять вернулось то постоянное ощущение скуки, которое угнетало меня тогда – скуки и невероятной силы, которая распирает тебя изнутри и которую не знаешь, куда приложить. Так и тянет покуролесить!.. Как будто не было всех этих лет. Как будто всё было напрасно. Тут не только напиться, тут, знаешь, застрелиться хочется!..

Женечка резко замолчал, словно подавился словами, и со злостью пнул попавшуюся под ноги медицинскую энциклопедию.

– Киса, ты так и не сказал ничего конкретного, – трезво заметил Андрей Константинович. Он встал и быстро подошёл вплотную к Панарину. – Жень, ты никогда не был бандитом, – негромко, но твёрдо сказал он. – Тебе не наплевать было на людей. Ты просто был …как пьяный, и не отвечал за свои действия. Но когда ты понимал, что натворил, тебя мутило, тебе было плохо, тебе не нравилось зло само по себе. Зачем ты сейчас на себя наговариваешь? И что бы там ни мучило тебя сейчас по ночам – Жень, это морок, это обман. Поверь, это пройдёт. А отчего так получилось – это второй вопрос. Мы, разберёмся, Жень. И всё будет хорошо. – Руднев шагнул в сторону, схватился за горлышко бутылки и красноречиво протянул коньяк Женечке. – Только учти: я без закуски не буду…

Женечка, открыв рот, изумлённо таращился на бутылку, но почему-то не делал попытки её забрать. А потом и вовсе – судорожно вздохнул и порывисто Руднева обнял.

– Хорошо, что ты вернулся. Знаешь, мне всё равно – плохой ты, хороший, колдун или добрый волшебник. Ты всё равно самый близкий мне человек на свете. Я это сразу понял – тогда, когда мы встретились. Вот. Давно хотел сказать…

Андрей Константинович, усмехаясь, обнял Женечку в ответ и тихо фыркнул в панаринские кудри:

– Кому ты это говоришь! Со мной было то же самое…