6. Маленький рудокоп

На следующий день над горой всё ещё висела широченная туча, и дождь лил как вода из переполненной губки. Принцессе ещё сильнее хотелось выйти из дому, и она едва не расплакалась, увидев, что погода по-прежнему ненастна. Но туман начал уже терять свой грязно-серый оттенок, в нём различались просветы; проходили часы — и эти просветы делались всё ярче, пока не засияли так, что было больно на них смотреть. А ещё позже, ближе к вечеру, солнце прорвалось на небо во всём своём великолепии, так что Айрин воскликнула, захлопав в ладоши:

— Гляди, гляди, Лути! Солнышко умылось. Посмотри, как оно ярко сияет! Дай же мне шляпку и веди на прогулку. Нянечка! Любимая нянечка! Как я счастлива!

Няня рада была угодить принцессе. Она и сама поспешила надеть шляпу и плащ, после чего повела свою питомицу из дому вверх по склону горы. Ведь дорога была такой каменистой и крутой, что вода на ней совершенно не застаивалась, поэтому всякий раз как только прекращался дождь, эта дорога почти сразу же оказывалась пригодной для прогулок. Облака рваными клочьями уносились прочь словно огромные, давно не стриженные бараны, чью шерсть солнце отбелило до боли в глазах. А в просветах между ними небо, только что омытое дождём, сияло наичистейшей голубизной. Деревья по краям дороги были увешаны каплями, искрящимися в солнечном свете как бриллианты. А вот кто не стал от дождя светлее и чище, так это ручьи, что стекали вниз по склону. Наоборот, они сменили свою кристальную чистоту на коричневый цвет грязи, но зато потерю в чистоте восполнили громкостью журчания — если не сказать, шума — ведь любой ручей, когда он разбух, уже не столь музыкален, как прежде. Но Айрин не переставала восторгаться бурными коричневыми потоками, извивавшимися вокруг неё, да и Лути разделяла её восторг — она ведь тоже истомилась в доме за три дня. Наконец она заметила, что солнце опустилось довольно низко, и сказала принцессе, что пришло время возвращаться. Она снова повторила это, потом снова, но всякий раз принцесса упрашивала её пройти ещё чуть-чуть вперёд — и ещё чуточку. Ведь спускаться вниз им будет гораздо легче, говорила принцесса, поэтому стоит им повернуть назад, как они сразу же будут дома. Так они шли всё вперёд да вперёд — то ради того, чтобы поближе взглянуть на нешуточный водопад, плавной дугой изливающийся над невредимой порослью папоротника, то ради того, чтобы подобрать с утёса блестящий камушек, а то для того, чтобы подсмотреть за какой-нибудь птичкой. Внезапно из-за спины надвинулась тень горной кручи и покрыла перед ними дорогу. Увидев её, няня вскрикнула, задрожала и, схватив принцессу за руку, развернулась и припустила вниз к дому.

— Почему мы так спешим, нянечка? — спросила бегущая рядом с ней Айрин.

— Нам сию минуту нужно быть дома.

— Но мы всё равно ещё много минут не будем дома.

К сожалению, это было правдой. Няня чуть не плакала. Они находились слишком далеко от дома. Им строжайше было приказано возвращаться в дом в следующую же секунду после захода солнца — а они оказались чуть ли не в миле выше по склону! Если его величеству, Айриному папе, об этом донесут, он непременно прогонит Лути, и разлука с принцессой разобьёт ей сердце. Неудивительно, что няня так торопилась. Но Айрин ни капельки не была испугана — она не знала, почему должна бояться. Девочка не переставая болтала, хотя болтать на бегу — занятие не из лёгких.

— Лути! Лути! Почему ты так быстро бежишь? Зубы у меня так и клацкают, и невозможно разговаривать.

— Так не разговаривай, — отвечала Лути.

Но принцесса не умолкала. То и дело она дёргала няню: погляди да погляди, — но Лути было не того, чтобы глядеть по сторонам, она бежала без оглядки.

— Погляди, Лути, ты разве не видишь этого забавного человечка, который выглядывает из-за скалы?

Лути только прибавила шагу. Скала, что привлекла внимание принцессы, стояла у самой дороги, и когда путники приблизились, то вместо человечка принцесса разглядела всего лишь каменную глыбу.

— Погляди, Лути! А там что за странное существо под тем засохшим деревом? Взгляни на него, Лути! Мне кажется, оно корчит нам рожи.

Лути приглушённо вскрикнула и побежала ещё быстрее — так быстро, что маленькие ножки Айрин уже не могли поспевать за ней, и принцесса с громким шлепком растянулась на земле. Уж очень круто свернула тропа, а они слишком быстро бежали! В общем, неудивительно, что Айрин принялась плакать. Няня готова была выйти из себя, но всё, что она могла позволить себе — это припустить вновь, как только поставила принцессу на ноги.

— Это кто ещё надо мной смеётся? — сказала принцесса, пытаясь сдержать слёзы. Коленки её саднили, дыхание прерывалось.

— Никто, дитя моё, — сердито ответила няня.

Но в этот момент где-то совсем рядом раздался взрыв злобного хихиканья, и хриплый невнятный голос, казалось, продребезжал:

— Неправда! Неправда!

— Ой! — взвизгнула няня и побежала так быстро, как только могла.

— Нянечка! Лути! Я больше не могу бежать. Давай немного пройдём шагом.

— Как же нам быть? — пролепетала няня в ответ. — Лучше я тебя понесу.

И она подхватила девочку, однако сразу почувствовала, что у неё не хватит силёнок  нести девочку бегом. Няня вновь поставила принцессу наземь, в отчаянии огляделась, громко всхлипнула и произнесла:

— Мы где-то неправильно свернули, и теперь я не знаю, где мы находимся. Мы заблудились, заблудились!

Ужас почти лишил её рассудка. Было слишком ясно, что они сбились с пути. Они оказались в какой-то узкой долине без всяких признаков человеческого жилья.

Айрин и не догадывалась, какая причина вызывает у няни столь сильный страх, ведь слугам строжайше запрещено было упоминать при девочке о гоблинах; однако, видя нянин испуг, принцесса тоже немного встревожилась. Но не успела она растревожиться по-настоящему, как услышала беззаботное посвистывание и опять успокоилась. Впереди появился мальчик, чей путь лежал из той долины прямо навстречу им. Он-то и посвистывал, а перед тем, как подошёл совсем близко, его свист сменился песней. И вот что запел мальчик:

«Дум! Бум! Дили-дон!
Молоточков перезвон!
Мы работаем в горах,
Нам во тьме неведом страх!
Тара-рара! Дуру-ду!
Добываем мы руду!
Раз, два, три! Вот так да!
Блещет золотом руда!
Где четыре, там и пять —
Нам легко её достать!
Шесть и семь, а следом восемь —
Мы у гоблинов не спросим!
Девять, десять, эге-гей —
Посильнее киркой бей!
Я весёлый рудокоп,
И меня боится коб!
Гоблин, гоблин, не ворчи,
Не шуми и не стучи!»

— Ты лучше сам не шуми, — довольно неприветливо произнесла няня, ибо одно лишь упоминание гоблинов в этот час и в этом месте бросало её в дрожь. К тому же мальчишка так дерзко о них отзывается! А вдруг они обидятся? Но услышал её мальчик или нет, а пения своего он не прекратил:

«Десять плюс ещё один —
Уж полно с рудой корзин.
До двенадцати дошли —
На поверхность их снесли.
До тринадцати бегом —
Много гоблинов кругом».

— Да тише ты! — пронзительно зашипела на него няня. Но мальчик, который был теперь совсем близко, продолжал:

«Жух-жах, ах, как жаль —
Первый гоблин убежал!
Гули-гули, вот герой —
Следом прочие гурьбой!
Гоблин, гоблин, га-га-га!
Необутая нога!
Тресь-лом, тресь-лом —
Через кручи в бурелом!»

— Так им! — сказал мальчик, поравнявшись с путниками. — Так им! Будут знать. Они терпеть не могут, когда поёшь, а этой песни прямо-таки не выносят. Сами-то они не умеют петь — голоса у них, что у ворон; вот им и не по вкусу, когда другие поют.

На мальчике был костюм рудокопа — с чудным колпачком на голове. Это был очень пригожий мальчик с глазами, тёмными как копи, в которых он трудился, и искрящимися, словно кристаллы горного хрусталя. Ему было лет двенадцать. Лицо его было бы красивым, вот только румянца ему не доставало, ведь он очень редко бывал на свежем воздухе и солнечном свету, а даже те растения, которые растут в темноте, выглядят бледными. Однако мальчик казался счастливым, весёлым и беззаботным — возможно, он воображал, будто одолел целую свору гоблинов; и когда он остановился, поравнявшись с принцессой и её няней, в его манерах не было ничего грубого или обидного.

— Я их заметил, когда поднимался сюда, — объявил он, — и я очень этому рад. Я знал, что они кого-то преследуют, но не мог догадаться, кого именно. Но пока я с вами, они вас не тронут.

— А ты кто такой? — спросила няня, задетая той фамильярностью, с которой мальчик заговорил с ними.

— Я сын Питера.

— Какого Питера?

— Питера-рудокопа.

— Не знаю такого.

— Всё равно я его сын.

— А с чего ты взял, будто гоблины тебя боятся?

— Потому что я не боюсь их.

— А какая разница?

— Если вы не боитесь гоблинов, то гоблины боятся вас. А я их не боюсь. В этом всё дело. Здесь, наверху, этого вполне достаточно. Под землёй всё по-другому. Под землёй даже такой песенкой их не проймёшь. Если кто-нибудь запоёт, они стоят и эдак жутко ухмыляются, и если тот забоится и пропустит хоть слово или скажет другое вместо того, которое нужно, они — ого-го! Уж они ему не спустят!

— А что они ему сделают? — спросила Айрин с дрожью в голосе.

— Не надо пугать принцессу, — вмешалась няня.

— Принцессу! — повторил маленький рудокоп и снял с головы свой чудной колпачок. — Прошу меня извинить, но вам ведь нельзя оставаться здесь так поздно. Каждый знает, что это против правил.

— Вот именно! — произнесла няня, вновь начиная плакать. — И я из-за этого непременно пострадаю.

— Ещё чего! — сказал мальчик. — Сами тогда будете виноваты. Принцесса — вот кто из-за этого пострадает. Надеюсь, они не слышали, что вы назвали её принцессой. А если слышали, то уж запомнят её — они ужас какие памятливые.

— Лути! Лути! — воскликнула принцесса. — Забери меня домой.

— Ты это, пожалуйста, перестань, — враждебно сказала няня мальчику. — Лучше скажи, что нам делать? Мы заблудились.

— Не следовало вам так поздно гулять. И с дороги вы бы не сбились, если бы не струсили, — ответил мальчик. — Пойдёмте. Я сейчас выведу вас на правильную дорогу. Могу я взять ваше маленькое высочество на руки?

— Возмутительно! — пробормотала няня, но не сказала этого слишком громко из боязни, что, рассердясь, мальчик в отместку расскажет о случившемся кому-нибудь в доме, а уж тогда вся история непременно достигнет королевских ушей.

— Нет, благодарю вас, — ответила Айрин. — Я прекрасно могу идти, только я не могу бежать так быстро, как няня. Лучше дайте мне вашу руку, а Лути пусть даст мне свою.

И она тут же устроилась между ними, держа каждого за руку.

— Теперь побежали, — сказала няня.

— Ни в коем случае, — ответил маленький рудокоп. — Хуже этого и придумать нельзя. Не побеги вы тогда, вы бы не сбились с дороги. А если вы побежите теперь, они сразу же бросятся за вами.

— Мне не хочется бежать, — сказала Айрин.

— Ты совсем не думаешь обо мне, — сказала няня.

— Думаю, Лути. Мальчик говорит, что они не тронут нас, если только мы не побежим.

— Это так, но если дома у нас узнают, что мы так поздно гуляли, меня прогонят, а это разобьёт мне сердце.

— Прогонят тебя, Лути! Кто прогонит тебя?

— Его величество, твой папа.

— Но я скажу ему, что это я во всём виновата. Ты ведь это подтвердишь, Лути.

— Станет он слушать!

— Тогда я заплачу и упаду перед ним на колени, и буду просить его не прогонять мою дорогую любимую Лути.

Няне успокоительно было слышать такие слова, и она больше ничего не сказала. Они шли, шагая как можно скорее, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не побежать.

— Мне хочется поговорить с тобой, — сказала Айрин маленькому рудокопу, — но получается так неудобно! Ведь я не знаю, как тебя зовут.

— Меня зовут Керди, маленькая принцесса.

— Какое забавное имя! Керди! А дальше?

— Керди Питерсон. А вас как зовут?

— Айрин.

— А дальше?

— Я не знаю, как дальше. Лути, как меня зовут дальше?

— У принцесс бывает только одно имя. Другие им не нужны.

— Тогда, Керди, ты можешь звать меня просто Айрин и никак дальше.

— Ну вот, дожили! — с негодованием промолвила няня. — Ни за что!

— А как же тогда он будет меня звать, Лути?

— Ваше королевское Высочество.

— Моё королевское Высочество! А что это такое? Нет, нет, Лути. Не хочу, чтобы меня так звали. Это имя мне не очень нравится — оно слишком длинное. Керди, зови меня Айрин.

— Хорошо, Айрин, — сказал Керди, украдкой поглядывая на няню. Ему доставляло удовольствие поддразнивать её. — Очень любезно с вашей стороны, что вы разрешили мне хоть как-то вас звать. У вас очень красивое имя.

Он ожидал, что няня снова встрянет, но, взглянув на неё, увидел, что та чем-то напугана. Няня уставилась на нечто, находящееся в нескольких ярдах впереди — как раз посреди тропинки, где та сужалась меж двух скал, так что пройти можно было только по одному.

— Но гораздо любезнее с вашей стороны взяться довести нас до дому, даже если нам и не по пути, — беспечно говорила Айрин.

— Пока что нам по пути, — возразил Керди. — А вот по ту сторону этих скал дорога поворачивает к дому моего отца.

— Надеюсь, вы не бросите нас, пока мы не будем в безопасности, — едва не возопила няня.

— Конечно, не брошу, — ответил Керди.

— О дорогой, добрый, любезный Керди! Я подарю вам поцелуй, когда мы придём домой, — сказала принцесса.

Няня хорошенько дёрнула её за руку — за ту самую, которую держала в своей руке. Но в этот момент нечто посреди тропы, выглядевшее словно здоровенный ком земли, сброшенный дождевым потоком, внезапно зашевелилось. Одну за другой выбросило оно четыре длинные конечности — вроде двух ручек и двух ножек, только было слишком темно, чтобы сказать с уверенностью, что это было на самом деле. Няня задрожала с головы до пят. Айрин покрепче ухватилась за руку Керди, а Керди вновь запел:

«Раз, два, три —
Бей, руби!
Четыре, пять —
Наступать!
Шесть, семь —
Нет проблем!
Девять, десять —
Нос не вешать!
Там не пушка,
Там лягушка —
Мелкота
Без хвоста!
Прочь с дороги,
Длинноногий —
Кыш, брысь,
Провались!
Свист! Гром!
Бой! Разгром!»

Произнеся последнее слово, Керди выпустил руку принцессы и бросился к загородившему проход существу, словно желая растоптать его. Существо дико подпрыгнуло и, подобно гигантскому пауку, вскарабкалось прямо на верхушку ближайшей скалы. Керди со смехом вернулся и вновь взял Айрин за руку. Она крепко-крепко ухватилась за него, но не издала ни звука, покуда они не оказались по ту сторону скал. Ещё несколько ярдов, и принцесса начала узнавать места, посреди которых они очутились, — и только тут посмела заговорить.

— Знаешь что, Керди? Мне не очень нравится твоя песенка: по-моему, она довольно грубая, — произнесла Айрин.

— Может и так, — отозвался Керди. — Я не задумывался над этим — сочинял и всё. Я её пою, потому что им она тоже не нравится.

— Кому не нравится?

— Кобам — мы их так называем.

— Ни слова больше! — вмешалась няня.

— Почему? — спросил Керди.

— Прошу, не надо. Пожалуйста, не надо.

— Ну, раз уж вы так вежливо меня просите, я, конечно же, не буду, хоть и не представляю, почему. Глядите! Вон там огни вашего большого дома — внизу под нами. Вы доберётесь туда за пять минут.

Керди оказался прав: без дальнейших приключений они дошли до дома, где никто так и не хватился няни с девочкой. Незамеченные никем из слуг, прокрались все трое к той двери, что вела на собственную половину принцессы. Няня кинулась было внутрь, даже не пожелав Керди спокойной ночи, но принцесса вырвала у неё свою руку и вернулась, чтобы обнять Керди за шею. Всё же няня была начеку; она попыталась оттащить девочку прочь.

— Лути! Лути! Я же обещала Керди поцелуй, — воскликнула Айрин.

— Принцесса не должна раздавать поцелуи. Это совершенно неприлично, — ответила Лути.

— Но я обещала, — настаивала принцесса.

— Это не тот случай — мальчик всего лишь рудокоп.

— Но это хороший мальчик, смелый мальчик, и он так нам помог. Лути! Лути! Я же обещала.

— Ты не должна была обещать.

— Лути, я обещала ему поцелуй.

— Ваше королевское Высочество, — сказала няня, внезапно напустив на себя чрезвычайно почтительный вид, — вы должны немедленно войти в дом.

— Нянечка, принцесса не должна нарушать своё слово, — сказала Айрин, отодвинулась подальше от двери и стала как вкопанная.

Лути не знала точно, что король сочтёт худшим — то, что принцесса не явилась домой сразу после захода солнца, или то, что она целует мальчика-рудокопа. Няня не догадывалась, что король, будучи таким же благородным, как и все прочие короли, посмотрел бы на вещи с совершенно иной точки зрения. Прогневался бы он, или нет, что принцесса целует мальчишку-рудокопа, — неизвестно, но вот уж чего бы он точно не одобрил, так это что принцесса нарушила своё слово хотя бы из-за всех гоблинов на свете. Но, повторяю, няня не была настолько благородной дамой, чтобы это сообразить, поэтому попала в затруднительное положение, ибо продолжай она настаивать, кто-нибудь услыхал бы принцессин плач и выбежал посмотреть, а тогда всё бы открылось. Но тут сам Керди пришёл няне на помощь.

— Не расстраивайтесь, принцесса Айрин, — сказал он. — Вы ведь не нарушите слова, если не станете целовать меня сегодня. Я приду в другой раз. Обещаю вам.

— О, Керди, благодарю тебя! — сказала принцесса и перестала плакать.

— Спокойной ночи, Айрин, спокойной ночи, Лути, — сказал Керди, развернулся и в минуту скрылся из виду.

— Хотела бы я на это посмотреть, — пробормотала няня, заводя принцессу в детскую.

— А ты и посмотришь, — сказала Айрин. — Будь уверена, Керди сдержит слово. Он обязательно придёт.

— Хотела бы я на это посмотреть! — повторила няня и больше ничего не сказала. Она не желала на ночь глядя вступать с принцессой в перепалку, разъясняя ей, что именно она имела в виду. И так здорово обрадованная, что пробралась в дом никем не замеченной да к тому же удержала принцессу от целования маленького рудокопа, она решила впредь быть повнимательнее. Её беспечность и так уже удвоила свалившуюся на неё заботу. Сначала единственным её страхом были гоблины, теперь же ей нужно будет оберегать принцессу ещё и от Керди.