Тосенька Глава 7

               
                Скитания

      Без еды, без теплой одежды, без денег. Две запасные пеленки для малышек, вот и всё. Шли трое суток, питаясь тем, что лес пошлет. Благо кавказский лес щедр: прошлогодние орехи, полусгнившие за зиму дикие, яблочки и груши, съедобные травы. И тем не менее, дети были счастливы. Санек, уплетая черемшу, промурлыкал:
         - Вкусно как!
         - Это тебе не сырые очистки.
В станицы заходить побаивались. Все-таки, не очень далеко ушли.
      
      Вечером третьего дня набрели на цыган. Табор был невелик, и было в нем тихо, угрюмо. Совсем не похоже на цыган. Ничего не спрашивая, женщины сразу переодели детей, а одежду, изорванную кустами непролаза, сожгли в костре. Старик с трубкой сказал Тосе:
          - Знаю, молодайка, откуда ты сбежала. о тебе тут уже сказки сочиняют. Как зовут тебя?
          - Антониной.
          - Тосенька, значит.
          - Ну вот, -  подумала Тося, - я и тут Тосенька. А ведь представилась, как Антонина, степенно так.
В этот вечер они впервые со дня ухода их Ростова поели вареную пищу. Тося спросила пожилую цыганку Зину:
          - Что случилось? Почему вы все такие печальные?
          - Кто сам пережил много, чужую беду, как дым чует, заговорила после долгого молчания Зина. Вот и ты сразу наше горе увидела. Вчера нарвались на фашистов. Это не немцы, румыны, наверное. У них язык с нашим схож. Наш Старшой быстренько запихал всех молодок в кибитки, забросал хламом. Так они, ироды, похватали детей и покидали в речку. А она видишь, какая бурная. Взрослому не выбраться. Детишки барахтаются, кричат, а они, как жеребцы ржут. Кино им! Сели на мотоциклы и умчались. Троих спасли, а четверо так и утонули. Ну чем им малютки помешали? - Зина утерла обильные слезы, - эти трое у Дойры в кибитке лежат. Наверное, тоже помрут. Все в жарУ. Так что, Тосенька, не с чего нам веселиться.

       Тосенька достала из-за пазухи заветный мешочек с лекарствами, направилась к кибитке Дойры. Уже к утру малышам стало легче: цыганский организм крепкий.

      Старая Дойра,поговорив на своем языке со Старшим, обратилась к Тосе:
          - Нам нечем тебе заплатить.
Тося попыталась что-то возразить, но Дойра прервала ее:
          - У цыган так не делается. Добро у нас должно быть добром отплачено. Иначе Бог накажет. Я тебя, чернобровая, научу ремеслу, с которым ты во время войны не пропадешь, в любой деревне желанной гостьей будешь. Уж детей-то накормят. Вижу я, дар у тебя к этому есть. Доверь своих детей нашим женщинам и пойдем со мной.

      Трое суток Тося не выходила из кибитки. Малышек кормила тут же. Дойра учила ее ГАДАТЬ. А на прощанье подарила ей цыганские карты:
          - Иди, Тосенька, иди, добрая душа. С нами тебе нельзя. Немцы цыган, как и евреев, убивают только за то, что мы - цыгане. Все хорошо запомнила?
          - Да, бабушка Дойра, все помню.

      От хутора к хутору, от станицы к станице бродила Тося с детьми.Люди за гадание платили едой, одеждой, пускали ночевать. Дойру в округе знали. СтОило лишь сказать, у кого гадать училась, молва облетала все селение, и в дом набивались солдатки. Связи с окружающим миром не было, всем хотелось знать о своих фронтовиках.
      
      В один из осенних хмурых вечеров семья осталась без крыши над головой. Начинал моросить нудный дождь. Ночевать никто не пустил. В крайней хате старушка сказала, махнув рукой:
          - И-и-и, милая, ходи-ка ты куда шла. У нас тута в соседнем хуторе такая вот бродяжка заночевала, и весь почитай хутор вымер. Заразу какую-то принесла. Оставалась одна надежда - дом на отшибе. На стук открыла крупная женщина с недобрым, тяжелым взглядом:
          - Чего надо?
Но, увидев маленьких годовалых двойняшек, прокричала в дверь:
          - Светка, вынеси хлеба и картошки!
Тосенька села, прислонившись к воротам спиной, устало распрямила плечи:
          - Спасибо,добрая женщина, но еда у нас есть. Нам бы переночевать, хотя бы в сарае. Правда, платить нечем. Могу погадать. Меня старая Дойра учила.
          - Да ну! - недоверчиво воскликнула женщина, - Она же никому гадание не передает, даже своим цыганкам.
          - А мне вот передала, да еще и карты свои подарила, - Тося показала видавшую виды колоду.
          - Ух ты, и вправду Дойры карты! Таких больше ни у кого нет, - женщина засуетилась, от смурного вида не осталось и следа, - проходите. Только кровати лишней у нас нет, на печь полезете все вместе. А меня Варварой кличут. А ты как зовешься?
          - Антонина я.
          - Тосенька, значит. Это не та ли обкомовская Тосенька, которая из плена с пятью детьми сбежала?
Мальчишки замерли от удивления. Но Варвара пояснила:
          - Тут о вашем побеге весь Северный Кавказ гуторит, - и заговорила шепотом, - а остальных-то партизаны освободили. Где они сейчас - не знаю.
 И вдруг, с неожиданным задором:
          - А ну, хлопцы, кто скорей на печку?
          - На печку! На печку! Скорей на теплую печку! Как Емеля! - запрыгал от радости Санек.
Варвара посочувствовала:
          - Намерзся, бедолага.Сейчас отогреешься. А завтра я баньку истоплю. Этот табор, где Дойра, вот тут, около моего дома, почитай, два месяца стоял. Они мне помогали шибко хорошо, а я их в бане мыла. Сдружились мы.

      Как работает "сарафанное радио", для Тоси остается загадкой, но уже через час в Варвариной хате было не протолкнуться от женщин. Сурово-спокойно занимали очередь и терпеливо ждали. У Тоси ком к горлу подступил: сколько же горя, и как сильна надежда! Ребятишки пригрелись на печке и уснули. Всем женщинам карта ложилась неплохо, и лишь хозяйке дома - сплошные вини. Тося молча подняла на нее глаза Варвара махнула рукой:
          - Сама вижу, кое-что в этом соображаю. Ну, да карты - одно, а жисть - другое. Бабы, айда чай пить.

      Налили в крУжки ароматный травяной чай. Неспешно заговорили:
          - У нас еще тихо. вон, сказывают, в Северино - всю молодежь вывезли.
          - А в Черкакшине всех девчат в доме с ихними офицерами закрыли, ну и....
          - Да понятно, что там было. Летом, поди немчат нарожают.
          - Придут наши парни с войны, на девчат и смотреть не захотят, да еще и немецкими подстилками назовут. А в чем их вина?
          - Которы шибко сопротивлялись, тех всех порешили, аж пятерых.

Разговоры были нерадостными.