промысел 2 9 3

Начало:
http://www.proza.ru/2014/04/28/602

Предыдущая страница:
http://www.proza.ru/2015/09/18/1077


Эйст с Излучины давно сидел в круге. Зверь с рыжими перекрещивающимися полосами нашёл мальчика на рыбалке, привёл к пославшей женщине.

«Я знаю, что делать! – Маленький колдун взмахом руки призвал внимание. – Принеси, я дал тебе!»

Атт вынула длинный мешочек, встряхнула и высыпала на крышку плетёного короба звонкие пластинки.

«Смотри, охотник! Вот обозначающие звучание знаки: Глаз, Крыло, Бочка… Если правильно расставить, получатся слова».

Таблички выстроили рядком, подали в постель. Выяснилось: сложить слово целиком не возможно, потому что имеется лишь по одной букве. Мейс догадался, ножом Чернобрюхих распластал белую кору.

Раненый понял, взял острую палочку, провёл черту, и рука не дрогнула. Три знака легли рядом. Хозяйка круга глянула, отшатнулась. Имя Атт поразило больше, чем пропажа сестры и жуткая рана гостя.

«Мы с отцом были в вашем стойбище зимой?»
Догадалась женщина. Утвердительный ответ поставил восприятие окружающего с головы на ноги.

Завязался диалог. Хозяйка представила присутствующих:
«Вот мой муж и брат. Как называется ваше племя?»

«Айби».
«твоё имя, охотник?»
«Конни, сын Глейста с нижней отмели».
«Что ты хочешь сказать людям, Конни»?

Стало тихо. За объёмным стоном войлоков царапанья палочкой по влажной коре слышно не было. Знаки появлялись и тотчас сникали на водянистой поверхности, будто никогда не приходили в мир. Только весть о несчастье раскалённым углем чертила в душах зрителей контуры лютого ужаса.

Упоминание об охотнике и женщинах у грани Змеиной расщелины угодило в надежду стрелой догадки. Даже могил не будет, решила Атт. Наверняка трупы давно миновали синие Камни. После дочь Властелина Воды сбегала к Отмели Четырёх ножей и никого не нашла.

В сердцах людей, наблюдавших рождение и смерть символов, вскипали разные чувства. Мейсу хотелось грызть главную опору круга, выть, точно потерявший самку и выводок царапучий хищник.

Знания в беспомощности подобны балласту дырявой лодки: выкинешь – завалишься набок; Оставишь – уволочёт вниз. Эйст, единственный из троих, не потерял присутствие духа.

«Ты знаешь, как поступить, хранитель?»
«Знаю, вождь. И скажу, но прежде отдай огню отразивший слово пласт».

«Зачем? Знаки расплылись, ушли».
«Огонь заберёт неправду. Пусть жаркая стихия проглотит гнусные дела».

«Ведовство, малыш».
«Предосторожность, охотник. Забыл Бойта, изменившего себе?»

« Понятно: огласка опасна для Конни, только можно переосторожничать до неправдоподобия. Мы знаем имя выловленного охотника, откуда? Возникнет вопрос».

«Женщина сказала, Повелитель Воды подтвердил. Оба зимой ходили в Айби. Слова двоих достаточно».

«ты, Конни, сын Глейста, напуган, безъязык, беспамятен. – Подытожил Мейс. – тебе не важно, куда попал, кем сочли. Страх голода, - вот всё, что ты способен ощущать. Поиски пищи – главное занятие, тайные кладки объедков – основная цель.

Для тебя нет преград, «Малых Кругов», завязанных войлоков. Что слышать, - знаешь. Передать умеешь. Палочка с корой не нужна. Достаточно начертать пальцем знаки на руке той, которая кормит».

Раненый кивнул, согласился, хотел нечто уточнить, только Эйст повторил: глупцу незачем знать подробности.

Конни засмеялся и заплакал. Чувствовал: сердце переполнено, того и гляди, взорвётся благодарностью. Охотник был среди своих, надеялся на помощь. Эйсту верил безусловно, взглядом подтверждал понимание, согласие, повиновение. Хотелось пить, но устал делать усилия.

Мейс догадался, положил на разбитые губы срез мясистого листа. Атт влила в торчащую из носа трубку кисловатый отвар.

Вечером на площади большого костра вождь племени Синих Камней остановил вернувшегося с промысла ватажника:

«Айби? Я не ошибся? Ты – Айби, Донт?
«Да, охотник».
«Тогда посмотри. Жена говорит, что к нашему кругу приполз твой соплеменник».

Разумеется, стойбище вздрогнуло. Разумеется, только Донни и Волт не пытались заговорить со странным человеком. Наконец, убедившись в бессмысленности бесед, насельники Священной горы позволили Конни жить растением, перестали замечать.

Эйст дождался ночи, влез на одно из трёх облюбованных некогда Кином хвойных деревьев. Там, среди вечнозелёных густых ветвей таилось рукотворное жилище сумеречных птиц.

Присутствие пернатых хищников людей не настораживает. Верность братьев меньших считается свидетельством правильности выбора места для человеческого поселения.

При посвящении юному хранителю вручили средство экстренной связи, плоский короб. В нём, разъединённые перегородкой, под плетёной крышкой сидели на кладках две пары пернатых охотников.

Мальчик в пути, когда стан успокаивался, не вынимая из мешка, отодвигал с летков заслонки, тихим свистом вызывал питомцев, кормил с руки, позволял размять крылья.

И теперь хозяин регулярно делал так, но в основном птицы, родители и выводки, охотились самостоятельно, вылетали ночью, а с рассветом усаживались в гнёздах.

У Эйста было шестеро птенцов: два самца и четыре самочки. Учитель тайнописи «Верных» объяснил: самец верен месту, самка отлетает. Родители возвращаются к выводку или в лес, где родились.

Для первого полёта Эйст взял самок и взрослую пару. Сыновья отпущенной четы и другая остались взаперти.

Под крылом вожака стайки маленький колдун приклеил к перьям сложенный втрое лоскутик тонкой ткани. На нём соком чёрных ягод вывел строки, полученное от Конни известие.

Толи гуд отдалённого совокупления царапучих хищников, толи стон тронутой ветром небесной струны огласил стойбище. Караульные и загребальщик жара тихо вздрогнули, усилием воли подавили возникшую в сердцах щемящую тоску.

Кто знает, где берутся подобные звуки! Риторический вопрос имел однозначный ответ. Эйст долго тренировал звучание птичьего слова, веление исполнить предполагаемое человеком назначение одомашненных летунов. Теперь приказ был дан и выполнен.

Мальчик скользнул вдоль ствола, легче тени промчался по тропам к своему кругу.

На рассвете звончей звук. У реки меловой дух.
Рукоделье – удел рук. Тайна гибнет в устах двух.

Не забудет детей мать. Хищник с детства привык ждать.
У копытных своя стать. Людям всё не дано знать.

Ветер может весь день петь. Ластолапые рвут сеть.
Уголёк обречён тлеть. Лежебоке горька снедь.

Наверху облаков бег. Над водой мотыльков снег.
Круг скрепляет пучок слег. Утром кончится ночлег.

Долог осенью путь стай. Тупорылым корней дай.
Не заметил грызун край. Человек, свой удел знай.

Рыбу душит тугой лёд. Птицу лучше стрелять влёт.
В пресыщенье горчит мёд. Унывающих боль ждёт.

Избегает сосун нор. Не боится летун гор.
Бормотун на слова скор. Бесполезен крутой спор.

Пронесётся наплыв вод. Закруглится зимой год.
Только вечно реке течь, и пуста мудреца речь.

Так оно и шло. С рассветом выползали в невесть куда ведущий путь, жевали сочное змеиное мясо, привалов не делали. На каждом шаге приваливала обесцененность дыхания.

Звезда продолжала хранить. С наступлением вечера, Тонд замечал, некий защитный купол опускается на стоянку, громадные ладони будто собирают для живущих от вдоха до выдоха пустозвонную массу. Недвижный воздух перестаёт бежать с губ, точно опасающаяся гибели змея, позволяет выспаться, приносит пополнение сил.

Стражу распределили, только поняли: бесполезно. К исходу дня порядок устанавливало утомление. Лайп оказалась выносливей прочих. Даже охотника усталость ломала раньше, чем женщину.

В странном месте очутились люди: небо, камни, ветер, свет и ничего больше. День родится так же резко, как и умирает. Ночь бездонно глубока, звёзды близкие, глядят прицельно, алчно скалятся. Закаты пыльные. Восходы сухие. Встающее светило белое. Заревой полосы нет, а возникает обглоданный зубчатым окоёмом молниеобразный всплеск, будто ночь выплёвывает утро. Горизонт всегда разный.

Тонд долго не мог привыкнуть к стремительной смене очертаний рельефа впереди. Пики, вычурные скалы, залитые блеском долины и цепи острых зубцов возникали вдруг, всплывая из безводного марева, пугающе часто являлись не тем, чем были накануне.

Край света возник внезапно: крутой обрыв, а дальше облака. Прихотливо срезанная кромка скалилась острыми камнями, паутиной разношироких безнадёжных трещин звала глянуть вниз и сорваться.

Более гиблого места быть просто не могло, так считал охотник. Звезда, очевидно, иначе представляла вред и пользу или, кровожадная, намеренно приготовила людям последнее пристанище.

«я нашла! Смотри, Кайн! Иди сюда!»
Тонд не успел крикнуть, прыгнуть, удержать. Девочки, одна за другой, пропали в узкой расщелине. Охотник подошёл, глянул, остолбенел.

Прочная верёвочная лестница отвесно падала в синеватый полумрак. Сестёр уже не было видно. Зато обнаружился второй путь, перекинутая через вращающийся штырь верёвка. Внизу стояли такие же направляющие опоры, волосяная нить скользила легко, прочно смыкалась в ладонях.

Каждый житель склонов умел транспортировать груз с перекладины. Тонд обвил торцевую распорку верёвкой так, что стало можно уверенно сидеть, опустил лодку, устроился и начал перебирать руками.

Лифт помчался вниз, скоро догнал и перегнал девчонок. Довольно долго сзади было ясно, глядело небушко, но потом возник такой же серый, с розоватыми вкраплениями откос.

Щель расширялась книзу, напоминала прихотливо сплетённый короб. Справа наискось довольно далеко пролегла ясная дорога. Видимо там имелся бесполезный выход в открытый мир.

Стена то отдалялась, то приближалась к отвесному пути. Под ноги лучше было не глядеть. Охотник Мойи не привык выбирать, что лучше, а делал требуемое обстоятельствами.

Когда до желанного дна оставалось не более среднего древесного ствола, Тонд увидел сторожа тропы. Самец Амбо сидел в готовности, ждал падающую жертву.

Зверь, очевидно, долго голодал. Тонд на мгновение представил, что произойдёт, если нетерпение заставит хищника перегрызть верёвку. Такой поступок был бы разумен, только Амбо не спешил. Причина обнадёжила. Верёвочная тропа оказалась недоступной лютым зубам, кончалась выше, на узком, опоясывающем ущелье выступе.

Охотник упёрся ногами, примотал лодку к последней ступени лестницы. Мешок упал, зверь прыгнул, но промахнулся, потому что был привязан.

Человек тоже промахнулся. Острое лезвие не задело хищника, а лишь разрезало ремень. Неволя немила и камню, говорят в Бассейне Великой Реки. Амбо мотнул головой, вцепился в хлестнувший по носу обрывок уз, тонко взвизгнул, бросился вон из каменного мешка.

Эхо умножило тревожные звуки, вознесло к голубеющей небесной дороге, сбросило в пропасть минувшего.

Тонд пробежал по предельно узкому карнизу, шлифуя камни плечом, выглянул из-за округлого слома.

Продолжение:
http://www.proza.ru/2015/09/24/896